Шумит кустарник… На утес (Скотт; Пушкин)

Шумит кустарник… На утес…
автор Вальтер Скотт (1771—1832), пер. Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837)
Оригинал: англ. «The Lady of the Lake» («Дева озера»), созд.: 1810. — См. Стихотворения 1830 / Переводы Пушкина. Перевод созд.: 1830, опубл: «Русская Старина», 1884, май, стр. 351. Источник: ФЭБ ЭНИ «Пушкин»[1] • Перевод фрагмента из первой песни поэмы.

По ПСС 1937—1959:

* * *


Шумит кустарник... На утес
Олень веселый выбегает,
[Пугливо] он подножный лес
С вершины острой озирает,
Глядит на светлые <луга>,
Глядит на синий свод небесный
И на днепровские брега,
Венчанны чащею древесной.
Недвижим, строен [он] стоит
10 И чутким ухом шевелит......

Но дрогнул он — незапный звук
Его коснулся — [боязливо]
[Он шею] [вытянул] и [вдруг]
[С вершины прянул].


1830

По ПСС 1956—1962:

* * *


Шумит кустарник… На утес
Олень веселый выбегает,
Пугливо он подножный лес
С вершины острой озирает,
Глядит на светлые луга,
Глядит на синий свод небесный
И на днепровские брега,
Венчанны чащею древесной.
Недвижим, строен он стоит
10 И чутким ухом шевелит…

Но дрогнул он — незапный звук
Его коснулся — боязливо
Он шею вытянул и вдруг
С вершины прянул…


1830

По статье Д. П. Якубовича, 1930
а. Текст черновика:

* * *


Шумитъ
    [Кусты]
[На] кустарникъ... На утесъ —
              веселый [рогатый]
[онъ]
Олень [пугливый] выбѣгаетъ
подножный
     [Пугливо] онъ [окрестный] [поля]
[Недвиженъ*], [онъ окрестный] лѣсъ
Съ вершины острой озираетъ
     [Легко]
[и] строенъ [стройно] [он]
[Возвелъ]
     Недвижимъ [Надъ бездной], [недвижимъ] стоитъ
И [..] чуткимъ ухомъ*
[Чуть] [робкимъ] шевелитъ......
123
[вдругъ*] [Но] [..] [вдругъ] — [в]незапной
[И дрог] дрогнулъ онъ — [дальной] звукъ
             [къ] [..]
[Его* потрясъ*] [и он] [и вдругъ] —
                                                                        [безпокойно]
[Онъ поднялъ] [онъ] [нерзб.]
[Съ вершины прянулъ] [боязливо] —
[.] [Онъ поднялъ шею] —
                            [вытянулъ]
                                                и [вдругъ]
[Онъ шею про]


1830

По статье Д. П. Якубовича, 1930
б. Расшифровка черновика:

* * *


Шумитъ кустарникъ... На утесъ
Олень веселый выбѣгаетъ
[Недвиженъ], онъ подножный лѣсъ
Съ вершины острой озираетъ.
Недвижимъ, строенъ онъ стоитъ
И чуткимъ ухомъ шевелитъ...
Глядитъ на свѣтлые луга,
Глядитъ на синій сводъ небесной
И на Днѣпровскіе брега
10 Вѣнчанны чащею древесной —
[Вдругъ] дрогнулъ онъ — [незапной] звукъ
Его потрясъ — [онъ боязливо]
[Съ вершины прянулъ.][2]


1830

Примечания

  1. Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 16 т. — М.: Художественная литература, 1948. — Т. 3. Стихотворения, 1826—1836. Сказки. — С. 216.
  2. Возможно чтение последних трёх строк:
    Но дрогнулъ онъ — внезапной звукъ
    Его коснулся [и онъ вдругъ]
    [Съ вершины прянулъ]. (Прим. Д. П. Якубовича)
«ШУМИТ КУСТАРНИК... НА УТЕС»
(Стр. 216 и 804)
При жизни Пушкина напечатано не было.
Черновой автограф в тетради ЛБ № 2367, л. 49 и 48 об.
Опубликовано В. Е. Якушкиным в описании рукописей Пушкина — «Русская Старина», 1884, май, стр. 351. Правильная композиция наброска начиная со слов: «Шумит кустарник...» (а не со слов: «Глядит на светлые луга…») дана Морозовым в его втором издании собрания сочинений Пушкина, т. II, 1903, стр. 38. Транскрипция текста, сделанная Д. П. Якубовичем и H. В. Измайловым, опубликована в статье Якубовича «К пушкинскому наброску „Шумит кустарник"» — «Пушкин и его современники», вып. XXXVIII— XXXIX, 1930, стр. 122—123.
Печатается по автографу.
Датируется предположительно 12 марта — 23 апреля 1830 г.
Опубликовано в 1884 г. (см. выше).
В собрания сочинений Пушкина входит, начиная с первого издания под ред. Морозова, 1887. (Т. З.)

Ссылки

Из статьи Д. П. Якубовича, 1930:
Вплотную под черновиком — рисунок: медведь на привязи, на задних лапах. Подобный рисунок можно было бы ожидать где-нибудь в черновиках «Цыган». Дата написания отрывка может быть определена только очень приблизительно положением между черновиками «Египетских Ночей»; по замечанию П. О. Морозова «по содержанию м. б. отнесено к кавказским впечатлениям» (1829). Написание слова «олень», а не «елень» ведет, как будто, скорей к 1828—1829 гг., когда это слово встречается у Пушкина с такой, а не церковно-славянскои огласовкой, между тем как в первую половину 20-х гг. обычно у Пушкина — «елень».1
Каково происхождение и смысл пушкинского наброска? Нам представляется, что в нем можно видеть близкую вариацию одного места из поэмы Вальтер-Скотта «Дама Озера». Ряд соображений заставляет склоняться к этому предположению.
Образ оленя, вообще, любим Пушкиным, но в других местах встречается у него как шаблонно-эпизодический штрих, чаще всего кавказского горного пейзажа. В «Кавказском Пленнике»

(1820 г.—февраль 1821 г.)

Уже приюта между скал
Елень испуганный искал,2
или ближе («Кавказ»):
Там ниже мох тощий, кустарник сухой;
А там уже рощи зеленые сени,
Где птицы щебечут, где скачут олени.
На фоне Кавказа в «Путешествии Онегина»: «Стоит олень, склонив рога» (кстати рядом рифмы: утеса — черкеса). В стихотворении «Ты прав мой друг» и в «Сказке о Зензевее» около ключей кавказских «бьется лань пронзенная стрелой» и царевна «резва как лань кавказских гор». Позже, опять-таки на фоне «бездн» и «крутых скал» Кавказа, дважды появляется в «Галубе» сравнение с «пойманным оленем», который «Все в лес глядит, все в глушь уходит», и с «раненым оленем», который «бежит, тоскуя безотрадно».3 Однако, во всех этих примерах, олень, сам по себе, так же мало интересует поэта, как, скажем, лань в выражениях «И лани быстрые стремленья», или «коня и трепетную лань», или «как лань лесная боязлива».

Не то в интересующем нас отрывке, — здесь олень не отвлеченный образ, не сравнение, не беглая экзотическая деталь, кладущая «couleur locale» на фон «романтической поэмы», но — самоцель. Олень — так мог бы называться отрывок. Олень на вершине, спасающийся от врага, — такова подсказываемая тема.

Подобным пластический образ в русской литературе, хронологически близкой, встречается у двух поэтов: у Лермонтова и Жуковского.1 Поэма Лермонтова («Измаил Бей») не могла быть известна Пушкину — 19 строк ее, посвященных оленю — «царю лесов» «с ветвистыми рогами»,2 были написаны значительно позже. Строки об олене у Жуковского, несмотря на их текстуальную близость к пушкинским, также появились лишь в 1831 г. Но знаменательно, что и эти два, кажется, единственные, образа оленя восходят к поэме Вальтер-Скотта. Жуковский, в заключительных стихах своего перевода из II песни «Marmion» (о котором Пушкин писал: «Жуковский написал пропасть хорошего и до сих пор все еще продолжает переводить одну песнь из Marmion; славно»), давал такую картину:
В Шевьотскую залегший тень,
Вскочил испуганный олень,
По ветру ноздри распустил,
И чутко ухом шевелил,
И поглядел по сторонам
И снова лег...3
Вот эти то образы оленей, с неизбежностью исходящие от английской литературы, заставляют внимательнее присмотреться и к наброску Пушкина. У Вальтер-Скотта олень неотъемлемая, характерная краска шотландских гор и, поэтому, неотъемлемый «персонаж» почти всех его поэм и романов. После «Мармиона» (1808) шотландский поэт возвращается к нему постоянно: охота на оленей в «Уоверли»; охотники гонят оленя сквозь кустарники в сравнении «Квентин Дорварда»; символ оленя играет особую сюжетную роль в «Пертской Красавице»; мотив погони за оленем встречается в «Сен-Ронанских водах»; в «Карле Смелом» герцог говорит пословицами об олене; момент погони за оленем поэтизирован в драме «Halidon-Hill»; в стихотворении «Дикий Охотник» оленю на крутизнах и вершинах посвящен ряд строф, а в «Опасном Замке» олень выростает в образ раненой, но восстающей Шотландии. Но особенно внимательно и длительно остановился на грациозном образе Вальтер-Скотт в «Lady of the Lake» (1810) и, кажется, именно оттуда этот силуэт «горного короля» на вершине запомнился Пушкину, пленив его и сказавшись на его собственной русской вариации. Привожу аналогичные строфы:
Вальтер-Скотт:

«Lady of the Lake»


I
1The Stag at eve had drunk his fill,
Where danced the moon on Monan’s rill,
And deep his midnight lair had made
In lone Glenartney’s hazel shade;
5But, when the sun his beacon red
Had kindled on Benvoirlich’s head,
The deep-mouthed blood-hound’s heavy bay
Resounded up the rocky way,
And faint, from farther distance borne,
10Were heard the clanging hoof and horn.
Строфа особенно важная:
II
1As chief who hears his warder call,
«To arms! the foemen storm the wall»,
The antler’d monarch of the waste
Sprung from his heathery couch in haste.
5But, ere his fleet career he took,
The dew-drops from his flanks he shook;
Like crested leader proud and high,
Tossed his beamed frontlet to the sky;
A moment gazed adown the dale,
127
10A moment snuffed the tainted gale,
A moment listen’d to the cry,
That thickened as the chace drew nigh;
Then, as the headmost foes appeared
With one brave bound the copse he cleared
15And, stretching forward free and far,
16Sought the wild heaths of Uam-Var.1
а далее:
V
1The noble Stag was pausing now,
Upon the mountain’s southern brow,
Where broad extended, far beneath,
The varied realms of fair Menteith.
5With anxious eye he wander’d o’er
Mountain and meadow, moss and moor,
And pondered refuge from his toil,
By far Lochard or Aberfoyle.
But nearer was the copse-wood gray,
10That waved and wept on Loch-Achray,
And mingled with the pine-trees blue
On the bold cliffs of Ben-venue.
Fresh vigour with the hope returned,
With flying foot the heath he spurned,
15Held westward with unwearied race,
16And left behind the panting chase.


1810)