Ганс Христиан Андерсен править
Штопальная игла править
Источник текста: Ганс Христиан Андерсен — Сказки Г. Хр. Андерсена
Издание: Т-ва И. Д. Сытина
Типо-лит. И. И. Пашкова, Москва, 1908 г.
Переводчик: А. А. Федоров-Давыдов
Была однажды штопальная игла, которая считала себя необычайно тонкой; как будто она была обыкновенной швейной иголкой.
— Смотрите только, держите меня крепче! — говорила штопальная игла пальцам, которые ее придерживали. — Не уроните меня! Если я упаду на землю, меня, наверно, никогда больше не найдут, ведь я такая тонкая.
— Но это еще не так страшно, как кажется, — сказали пальцы, охватив ее поперек корпуса.
— Смотрите, я иду со свитой! — сказала штопальная игла и потянула за собой длинную нитку; но на конце нитки не было узла.
Пальцы направили иглу как раз в туфлю кухарки, верхняя кожа на ней порвалась, и ее нужно было зашить.
— Это слишком грубая работа! — сказала штопальная игла. — Я ни за что не пройду сюда; я сломаюсь, я непременно сломаюсь!
И действительно, она сломалась.
— Ведь я это предсказывала!.. — сказала штопальная игла, — я слишком тонка для такой работы!
— Ну, теперь она уже никуда не годится! — сказали пальцы, но они всё же были принуждены ее держать; кухарка накапала сургуча на иглу и заколола ею спереди свой платок.
— Так, теперь я обратилась в булавку для галстука! — сказала штопальная игла. — Я ведь знала, что мне предстоит стать важной особой; кто хорош, всегда будет хорошим! — при этом она засмеялась про себя. По штопальной игле никогда нельзя заметить, когда она смеется. На груди кухарки она сидела так важно, точно помещалась в придворной карете и важно посматривала во все стороны.
— Позвольте мне спросить, вы сделаны из золота? — спросила иголка, воткнутая по соседству с нею. У вас прекрасная внешность и оригинальная головка, только жаль, что она так мала! Вы должны потрудиться подрасти; не всякий имеет голову из сургуча!
При этих словах штопальная игла так гордо подняла голову вверх, что выпала из платка как раз в трубу для стока помоев, которую полоскала кухарка.
— Теперь мы отправимся путешествовать, — сказала себе штопальная игла. — Лишь бы только я не затерялась!
Но она, действительно, затерялась.
— Я слишком тонка для этого света, — сказала она, лежа на дне сточной канавки. Но я знаю себе цену, и это всегда доставляет некоторое удовольствие!
И штопальная игла сохранила свою гордую осанку и хорошее расположение духа.
Много всякой всячины проплывало над нею: стружки, соломинки, обрывки старых газет.
— Посмотрите-ка, как они несутся, — говорила штопальная игла, — они и не знают, что лежит под ними! Я тут лежу, я тут застряла! Смотрите, вон плывет стружка, которая ни о чем больше не думает, как о самой себе! Вон мчится соломинка!.. Как она вертится, как она кружится! Не думай же только о себе, ты легко можешь удариться о камень. Вон плывет клочок газеты! Все уже давно забыли, что на нем написано, а он всё-таки важничает. Я сижу терпеливо и тихо. Я знаю, кто я, такою же я и останусь.
В один прекрасный день что-то упало совсем рядом с нею; новый сосед блестел так великолепно, что штопальная игла подумала, что это бриллиант; в сущности, это был простой осколок бутылки, но так как он издавал такой сильный блеск, штопальная игла заговорила с ним и представилась, как булавка для галстука.
— Вы, вероятно, бриллиант?
— Да, что-то в этом роде…
И так каждый подумал про другого, что он — большая драгоценность, и они заговорили о высокомерии и чванстве всего света.
— Я была в ящике одной барышни, — сказала штопальная игла, и эта барышня была кухарка; на каждой руке у неё было по пяти пальцев; я никогда не встречала кого-нибудь чваннее этих пальцев! А ведь они существовали только для того, чтобы вынимать меня из ящика и снова класть туда.
— А они были очень знатные? — спросил бутылочный осколок.
— Знатные? — переспросила игла, — нет, но за то очень чванны! Это были пять братьев, все прирожденные «пальцы»; они гордо держались друг возле друга, хотя были разного роста. Крайний, большой палец был короток и толст; он обыкновенно держался особняком, и у него был только один сустав в спине, так что он мог делать один поклон, но он говорил, что если у какого-нибудь человека его отрубят, этот человек уже не будет годиться для военной службы. Второй палец «лакомка», всегда лез во всё сладкое и кислое, указывал на солнце и на луну и нажимал на перо во время письма. Долговязый — третий смотрел на всех остальных свысока. Четвертый носил всегда золотой пояс вокруг тела, а маленький Шалунишка ничего не делал и очень гордился этим. Всё это как было пустым хвастовством, так и осталось, поэтому я и ушла от них!
— А теперь мы сидим здесь и сверкаем, — сказал бутылочный осколок.
В эту самую минутку в канаву хлынула струя воды, которая поднялась выше краев канавы и увлекла с собою и бутылочный осколок.
— Так, теперь и он поплыл, — сказала штопальная игла. — Но я остаюсь на месте, я слишком тонка; и в этом-то моя главная гордость, очень похвальная гордость! — И она продолжала гордо лежать на месте, и голова её была полна великих мыслей.
— Я почти готова поверить, что родилась от солнечного луча, так я тонка! Мне также кажется, будто солнечные лучи постоянно, постоянно отыскивают меня под водою. Ах, я так тонка, что далее моя мать не может меня найти. Если бы у меня еще был мой старый глазок, который обломился, мне кажется, я была бы способна заплакать; но нет, я бы не сделала этого, — плакать не подобает высокопоставленным особам…
Однажды двое уличных мальчишек ползали по канавке и рылись в накопившемся там соре, разыскивая старые гвозди, монетки и прочий хлам… Это была грязная работа, но они находили в ней удовольствие.
— Ай! — закричал вдруг один, которому штопальная игла впилась в палец, — вот так штука!
— Я не штука, а барышня, — заметила штопальная игла, но никто не обратил на это внимания. Сургуч соскочил, и она вся почернела. Но черный цвет заставляет казаться стройней, и она думала, что она стала еще тоньше, чем прежде.
— Смотри-ка, вон плывет яичная скорлупа, — сказали мальчики и воткнули штопальную иглу в яичную скорлупу.
— Белые стены, а я сама черная, — сказала штопальная игла, — это очень идет одно к другому, пусть теперь на меня полюбуются. Лишь бы только мне не заболеть морской болезнью, тогда меня стошнит.
Но она не заболела, и ее не стошнило.
— Отличное средство против морской болезни-обладать стальным желудком и помнить, что представляешь собою нечто выше человека! Теперь моя морская болезнь прошла. Да, вообще, чем выше происхождение, тем больше можешь совершить в жизни…
— Крак! — сказала яичная скорлупка, потому что через нее переехало колесо.
— Боже, как это давит! — воскликнула штопальная игла, — теперь-то я наверно заболела! Я ломаюсь!
Но она не сломалась, хотя по ней прокатилось колесо; она лежала плашмя во всю длину и, вероятно, лежит там еще и теперь…