Фридрих Великий в Страсбурге
правитьФридрих, вступив на престол, хотел видеть Париж. Под предлогом осмотра войск, находившихся в Вестфалии, оставляет он Берлин и едет инкогнито в Страсбург. В свите его, между прочими, находились граф Вартенслебен и молодой паж, известный ныне генерал Меллендорф. Все были одеты очень просто, лакеи без ливрей; никто не мог вообразить, чтоб маленький человек в сером фраке был Фридрих, король прусский. Остановившись в трактире С. Духа, велел он трактирщице приготовить хороший ужин и, если можно, пригласить несколько французских полковников. Трактирщица логически доказывала ему, что с офицерами особливо с полковниками французскими нельзя обходиться так вольно. Фридрих упрямился, шумел; трактирщица принуждена была повиноваться, пошла в военный кофейный дом — искать полковников; по счастью некоторых нашла и объявила им странное требование своего гостя. Прихотливость немецкого барона показалась забавною; смеялись; заключили, что он чудак, которого любопытно узнать и трое дали обещание ужинать в трактире. В назначенный час они являются, находят, к великому удивлению своему, что немецкий барон любезен и чрезвычайно остроумен; садятся за стол; начинают рассуждать о французской военной службе; господин барон говорит, как режет! Одно выражение, довольно колкое, не полюбилось молодому полковнику Н*, пылкому и отменно умному, который сидел против короля: он сам отвечал колкостью; барон разгорячился; полковник также: начался жаркий спор, едкие остроты сыпались; наконец дошло до того, что вспыльчивый француз готов был швырнуть в барона бутылкою, а товарищи Фридриха закричать: это король прусский! Но другой француз, сидевший рядом с королем, начал мигать своему товарищу, старался остановить его выразительными знаками, хмурился, кивал головою: спорщик сделался неподвижен, потупил глаза и замолчал. Барон успокоился, переменил материю, по-прежнему сделался мил и забавен. Встав из-за стола, полковник Н* спросил у товарища своего, что хотел он сказать ему своими знаками? — «Бьюсь об заклад, отвечал последний, что этот барон какой-нибудь переодетый принц. Заметил ли ты у него за стулом молодого человека? Он никому, кроме барона, не служит; я хотел отдать ему тарелку, но он ее не принял, а сказал другому слуге: возьми у полковника тарелку и подай ему другую. Это меня удивило; я начал за ним замечать. Стали хвалить рейнвейн; так называемому барону захотелось его отведать: молодой человек кинулся, принес бутылку и стакан; я также хотел выпить рюмку; молодой человек опять сказал слуге: подай рейнвейну господину полковнику. Одним словом, я уверен, что этот мальчик паж, а путешественник какой-нибудь принц или тому подобное. Теперь понимаешь, для чего я тебе мигал, когда ты спорил; я опасался, чтобы твоя вспыльчивость не приключила тебе чего-нибудь неприятного!» — Барон, прощаясь с гостями своими, очень ласково пожал руку полковника Н*, и они расстались друзьями.
Между тем один французский гренадер, который видел барона, когда он выходил из кареты, и узнал в нем прусского короля, донес об этом открытии своему капитану. Капитан велел ему молчать, и побежал к маршалу Бр…о, страсбургскому губернатору, которому объявил, о том, что слышал. Маршал, прося его хранить тайну, пригласил барона с товарищами его к себе обедать; между тем приказал явиться к себе гренадеру, которого спросил; уверен ли ты, что этот барон точно король прусский? "Совершенно уверен, отвечал гренадер: я недавно дезертировал из прусской службы; находясь в гвардии, которой обыкновенные квартиры в Потсдаме, я всякий день имел случай видеть короля на вахтпараде. Он очень часто сам учил наш полк, иногда сам меня поправлял; короче, я готов присягнуть, что это он, Фридрих, король прусский! Слушай, сказал маршал: если ты меня обманул, то будешь сидеть в тюрьме; если же нет, то получишь луидор. Он нынче у меня обедает: я приму его в этой комнате! Ты должен войти в мой кабинет, и можешь видеть его сквозь эту стеклянную дверь, рассмотри его прилежнее, я выйду к тебе из-за стола, и узнаю от тебя, ошибся ли ты или нет; поди! — Король приезжает, садятся за стол; приходит слуга, шепчет на ухо маршалу; он встает, просит позволения на минуту отлучиться, и идет к гренадеру, который подтверждает сказанные им слова, получает обещанный луидор и уходит. Возвращение маршала в залу было очень кстати: говорили о такой материи, которая не нравилась барону, именно о дворе ганноверском. Графиня Бр…. о, супруга маршала, не знавшая тайны, рассказывала о своей молодости, которую провела при этом дворе, вместе со своим отцом, бывшим французским министром в Ганновере, и называла Фридрихову мать женщиною гордою. Король защищал ее и спорил; в это время возвратился маршал, и разговор переменили. Фридриху предлагают посетить театр; он соглашается, говоря что будет иметь удовольствие проводить туда графиню. После стола маршал, разговаривая с королем, имел неосторожность сказать: Sire!… Monsieur le Baron!… (Ваше Величество!.. Барон!) Никто не вслушался, но слова сии произвели свое действие: король оскорбился! И долго спустя не мог он рассказывать без досады об этом случае. «Маршал глупец! говорил он; ему бы надобно было или не открывать моей тайны, или отдать мне все почести, приличные королю!» — Несмотря на то, поехал он с графинею в театр, но пробыл там недолго, и сказав, что имеет важные дела, возвратился в свой трактир, где подали ему письма от прусского министра, находившегося в Париже. По-видимому заключалось в них что-нибудь важное: Фридрих принужден был отложить свое путешествие, и на другой же день выехал из Страсбурга.