Французы (Дорошевич)/ДО
Французы : Франко-русская повѣсть |
Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ II. Безвременье. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. — С. 139. |
I
правитьКакъ-то въ срединѣ іюля я прочелъ въ «Figaro[1]»:
«Вчера въ Парижъ пріѣхалъ изъ Крыжополя русскій генералъ Пупковъ».
А «Gaulois[2]», который конкурируетъ съ «Figaro[1]» изъ всѣхъ силъ, сообщалъ:
«Россія и Франція! Вчера ровно въ 8 час. 20 мин. утра съ экспрессомъ прибылъ въ Парижъ нашъ гость, знаменитый русскій генералъ Пупковъ. Генералъ пріѣхалъ прямо изъ извѣстнаго города Крыжополя, гдѣ онъ имѣетъ свою резиденцію».
«Intransigeant[3]», сообщая ту же новость, добавлялъ:
«На вокзалѣ при встрѣчѣ не было никого изъ правительства. Отлично спятъ эти измѣнники, которые называются министрами!»
Въ 3 часа, по обыкновенію, вышла «La Patrie[4]», — и весь Парижъ огласился воплями:
— Подробности о генералѣ Пупковѣ! Требуйте «La Patrie[4]»! Подробности о генералѣ Пупковѣ!
На бульварахъ чувствовалось возбужденіе.
— Ну, теперь, когда генералъ Пупковъ пріѣхалъ, все объяснится! — говорили за столиками.
«La Patrie[4]» расходилась въ двойномъ количествѣ экземпляровъ, и когда я вернулся домой, моя консьержъ была вся въ слезахъ.
— Что случилось?
— Ахъ, сударь, что будетъ съ нашей бѣдной Франціей! Куда ведетъ ее теперешнее правительство! Сударь, я родилась въ этомъ домѣ. Я живу здѣсь 50 лѣтъ! Я — наслѣдственная консьержъ этого дома! Моя мать была здѣсь консьержъ, а за нею я. Я видѣла все въ своей жизни. Имперію, республику, осаду. Въ нашемъ домѣ помѣщался штабъ прусскихъ уланъ. При коммунѣ здѣсь было управленіе 11 округа. Затѣмъ, я видѣла, какъ вонъ у того забора версальцы разстрѣливали коммунаровъ. Меня самоё хотѣли повѣсить на этомъ фонарѣ. Я все пережила съ нашей великой Франціей. Но что будетъ теперь? Къ чему приведетъ насъ это правительство? Ахъ, сударь, видно — вы не читали «La Patrie[4]».
И она подала мнѣ омоченную слезами «Бесѣду со знаменитымъ генераломъ Пупковымъ».
«Наши утренніе confrères’ы[5] сообщили уже о пріѣздѣ въ Парижъ выдающагося и знаменитаго, доблестнаго генерала Пупкова.
Прочитавъ это извѣстіе, мы, конечно, отправили сейчасъ же всѣхъ нашихъ особыхъ спеціальныхъ корреспондентовъ по министерствамъ.
Увы! Ни въ одномъ министерствѣ не знали даже о пріѣздѣ генерала Пупкова. Фактъ!
— Мы сами только что узнали объ этомъ изъ утреннихъ газетъ! — отвѣчали министры.
Правительство, — какъ мужъ, — обо всемъ узнаетъ послѣднимъ. И такимъ людямъ ввѣрена судьба Франціи!
Генералъ Пупковъ пріѣзжаетъ въ Парижъ, а правительство ждетъ утреннихъ газетъ, чтобъ узнать объ этомъ событіи, которое, несомнѣнно, взволнуетъ нашихъ добрыхъ сосѣдей по ту сторону Рейна. Бѣдный Эльзасъ!
Въ виду такихъ обстоятельствъ, мы рѣшили лично посѣтить генерала Пупкова и застали его въ скромномъ номерѣ 5-го этажа Grand-Hôtel[6]’я.
Достойна всяческой похвалы эта удивительная скромность русскихъ! Какой контрастъ съ нашими министрами, разъѣзжающими не иначе, какъ въ отдѣльныхъ вагонахъ!
Знаменитому русскому генералу угодно было насъ принять. Ему 60 лѣтъ, — но на видъ не болѣе 50, вѣроятно, благодаря его скромной жизни. Какъ Наполеонъ, онъ небольшого роста и обладаетъ пріятной полнотой. Намъ показалось, что генералъ Пупковъ не совсѣмъ свободно владѣетъ нашимъ языкомъ. Но, быть-можетъ, это небольшая дипломатическая хитрость: какъ бы затрудняясь подбирать слова, генералъ даетъ себѣ время обдумать отвѣтъ.
— Цѣль вашего пріѣзда въ Парижъ, ваше превосходительство? — спросили мы.
— Осмотрѣть выставку! — отвѣчалъ генералъ, тонко улыбаясь.
Мы поняли эту улыбку и, чтобъ не настаивать на щекотливой темѣ, перевели разговоръ:
— Во Франціи знаютъ и любятъ Крыжополь, ваше превосходительство! — сказали мы.
— Благодарю! — отвѣчалъ генералъ.
— Не стоитъ благодарности, Если это не тайна, не потрудитесь ли вы сказать, ваше превосходительство, сколько жителей въ этомъ великомъ и дружественномъ городѣ?
— 515 человѣкъ, не считая гарнизонной команды.
Очевидно, это первоклассная крѣпость. Иначе зачѣмъ бы генералу Пупкову имѣть тамъ резиденцію?
Не желая показаться нескромными, мы откланялись коменданту знаменитой крѣпости и спѣшимъ подѣлиться весьма важными дипломатическими свѣдѣніями, которыя намъ удалось добыть. О, русскіе дѣятели умѣютъ молчать! Добродѣтель, которою не могутъ похвастаться члены нашего правительства!»
— Ну, не бѣдная Франція? — воскликнула консьержъ, когда я кончилъ чтеніе «артикля».
За обѣдомъ у Ledoyen[7] ко мнѣ подлетѣлъ самъ хозяинъ. Во фракѣ, съ розеткой Почетнаго Легіона въ петлицѣ, сіяющій:
— Я только что имѣлъ честь самъ служить генералу Пупкову! О, я сразу его узналъ по портрету, напечатанному въ «La Presse[8]». Кроки, — но узнать сразу можно. О, такія лица узнаются среди тысячъ! Удивительная личность, и какъ ѣстъ! О, вы можете быть совершенно спокойны: генералъ Пупковъ удовлетворенъ! Онъ самъ сказалъ «удовлетворенъ». Monsieur[9], кажется, русскій журналистъ?
— Ну?
— Не будетъ ли monsieur[9] любезенъ дать въ свой журналъ телеграмму? Я даже приказалъ записать меню для monsieur[9]. Генералъ Пупковъ имѣлъ закуски, какъ супъ — крутъ-о-по, филе-соль au vin blanc avec des écrevisses[10]. Пожалуйста, телеграфируйте: avec des écrevisses[11]. Спеціальность нашего дома. Caneton Rouannaise au sang![12] О, какая утка! Coupe St.-Jack[13] генералъ Пупковъ спросилъ даже два раза. Ваши читатели будутъ въ восторгѣ. Россія порадуется за своего генерала. И все это орошено Château Leoville Poyféré[14] 1878 года. Я даже сдѣлалъ скидку въ счетѣ. Подалъ 30 франковъ всего!
Онъ вздохнулъ:
— Что дѣлать! Я французъ и патріотъ! Приходится дѣлать скидки. Я надѣюсь, что обѣдъ генерала Пупкова обратитъ вниманіе правительства, и слѣдующій правительственный завтракъ будетъ поручено сдѣлать мнѣ. Чортъ возьми, должны же цѣнить.
Тутъ онъ нагнулся ко мнѣ и сказалъ на ухо:
— Теперь генералъ Пупковъ отправился въ «Café des Ambassadeurs[15]». Конечно, объ этомъ вы не телеграфируйте. А впрочемъ… Я сообщаю это только вамъ!
На утро, однако, объ этомъ зналъ весь Парижъ.
Въ 22 газетахъ въ отдѣлѣ театральныхъ «publicités[16]» сообщалось слово въ слово одно и то же:
«„Café des Ambassadeurs[15]“, съ своей. программой внѣ конкуренціи, продолжаетъ служить мѣстомъ для rendezvous[17] всего избраннаго общества. Вчера концертъ этого знаменитаго учрежденія удостоилъ своимъ посѣщеніемъ славный генералъ Пупковъ. Великій полководецъ остался совершенно удовлетворенъ и много аплодировалъ гг. Полюсу, Полэну, а также несравненной г-жѣ Отеро, которая все такъ же хороша, какъ и въ позапрошломъ году».
Въ слѣдующей замѣткѣ сообщалось, что «знаменитый гость Франціи посѣтитъ сегодня „Scala[18]“, программа которой отличается также необычайной изысканностью».
А въ другомъ отдѣлѣ publicités[16] сообщалось:
«Всѣ газеты сообщаютъ, что пріѣхавшій теперь въ Парижъ знаменитый герой Пупковъ отличается необыкновенно свѣжимъ цвѣтомъ лица. Мы готовы сообщить читателямъ причину этой моложавости знаменитаго генерала. Генералъ Пупковъ не моется другимъ мыломъ, кромѣ мыла принцевъ Конго. Въ продажѣ вездѣ!»
Въ полдень ко мнѣ, запыхавшись, влетѣлъ пріятель-confrère[19], французскій журналистъ, сотрудникъ самой республиканской изъ республиканскихъ газетъ. Сосланный когда-то даже за крайность убѣжденій въ Каледонію.
Не снимая шляпы, упалъ въ кресло, съ трудомъ отдышался и трагически воскликнулъ:
— Ничего!.. Рѣшительно ничего!.. Онъ молчитъ!
— Кто молчитъ?
— Другъ мой, — схватилъ мою руку confrère[19], — я обращаюсь къ вашей дружбѣ. Я требую отъ нея жертвы. Поѣзжайте сейчасъ же къ генералу Пупкову…
— Да я вовсе не знаю генерала Пупкова!
Confrère[19] вытаращилъ на меня глаза.
— Что-о?.. Повторите!.. Вы шутите?.. Но этакими вещами не шутятъ… Вы? Не знаете? Генерала? Пупкова?
— Клянусь, даже имя-то его услыхалъ въ первый разъ здѣсь!
Confrère[19] поблѣднѣлъ.
— Какъ? Вы русскій, и не знаете именъ всѣхъ вашихъ генераловъ?!
— Другъ мой, гдѣ жъ ихъ всѣхъ знать? Генералы весьма многочисленны. На это книжка особая есть и довольно толстенькая. Кому нужно, тѣ и справляются. А мнѣ зачѣмъ?
Confrère[19] смотрѣлъ на меня съ ужасомъ:
— Зачѣмъ вамъ генералы?! Да вы… вы…
Онъ закрылъ окно, чтобъ насъ кто-нибудь не услыхалъ съ улицы, и сказалъ почти шопотомъ:
— Да вы… вы — либералъ!
Я покатился со смѣха.
— Особенно хорошо звучитъ это страшное обвиненіе въ вашихъ устахъ.
Confrère[19] взбѣсился, сорвался съ мѣста и зашагалъ по комнатѣ:
— Чортъ возьми!.. То мы!.. А вы… Вы — совсѣмъ другое дѣло!.. Зачѣмъ вамъ быть либералами? Чего вамъ надо? Съ васъ совершенно довольно!.. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!.. Это невозможно!
Онъ схватился за голову.
— Довольно, что мы… А вы не имѣете права либеральничать. Это чортъ знаетъ, что такое! Нѣтъ, нѣтъ! Такъ продолжаться не можетъ! Вотъ monsieur[9] Лепинъ… Мы недовольны monsieur[9] Лепиномъ. Онъ скоро слетитъ у насъ съ мѣста. Его надо отправить къ вамъ. Онъ это умѣетъ ловить! Онъ всѣхъ васъ переловитъ, милые друзья, и туда… какъ это у васъ отлично называется… chez Makar[20]!
— Куда Макаръ телятъ не гоняетъ?
— Вотъ, вотъ! Vous êtes tous de chez Makar! Tous![21] Вся ваша такъ называемая «интеллигенція»!
— Да если ловить-то некого и не за что?
— Онъ найдетъ за что! Онъ найдетъ!.. А, какъ это вамъ понравится?.. Вы у Мильерана на вечерѣ были? — строго спросилъ меня confrère[19].
— Былъ! А что?
Онъ снова схватился за голову:
— Если бъ это знали — Мильеранъ погибъ! Мильеранъ скомпрометированъ! Вы, вы, иностранецъ, погубили нашего министра! Онъ смѣется! Онъ еще смѣется!
Хохотъ разбиралъ меня все больше и больше.
— Послушайте! Ну, будь я даже изъ либераловъ либералъ, — да вѣдь вашъ Мильеранъ-то соціалистъ!
Лицо confrère’а[19] стало холодно и сурово.
— Французскій соціалистъ не можетъ быть въ дружбѣ съ русскимъ либераломъ. Какъ мнѣ ни жаль, но я долженъ объ этомъ написать въ «Journal des Débats[22]!»
Онъ отступилъ и сказалъ ледянымъ тономъ:
— Другъ мой! Я васъ любилъ. Я васъ искренно любилъ. Вы помните, сколько разъ я приглашалъ васъ къ себѣ обѣдать, — и вы отлично помните, всегда бывало лишнее блюдо къ обѣду. Всегда! То соль, то тюрбо, то жиго. Но я заблуждался. Отнынѣ я прошу васъ не считать меня въ числѣ вашихъ знакомыхъ. Прощайте!
И онъ ушелъ, даже не протянувъ мнѣ руки, а на подъѣздѣ оглянулся, не слѣдитъ ли кто-нибудь за нимъ.
Въ два часа на бульварахъ камло вопили:
— Генералъ Пупковъ подъ стѣнами Пекина! Покупайте «Petit Bleu[23]».
Что за чортъ! Вчера обѣдалъ у Ledoyen[7], а сегодня подъ стѣнами Пекина очутился!
Купилъ газету, — оказалось опять «интервью».
Спеціальный корреспондентъ газеты обратился къ генералу Пупкову съ вопросомъ:
«— Что стали бы вы дѣлать, генералъ, если бы очутились подъ стѣнами Пекина?
— Что приказало бы начальство! — отвѣтилъ намъ доблестный генералъ.
— Вотъ отвѣтъ, достойный военнаго! — добавляла радикальная газета. — Какой урокъ для генераловъ Мерсье, фрондирующихъ противъ правительства!»
Въ 8 часовъ вечера я присутствовалъ въ залѣ Ваграмъ на банкетѣ націоналистовъ «въ честь русскаго генерала Пупкова».
За входъ брали 5 франковъ «съ холоднымъ ужиномъ и шампанскимъ». Но многихъ пропускали и за три франка и за два:
— Онъ славный патріотъ!
Въ залѣ… какая смѣсь одеждъ и лицъ!
Какой-то подвыпившій, обшарпанный субъектъ билъ по плечу графа de St.-Julien[24] и говорилъ:
— На американкѣ женился? Молодчина! Милліонъ годового дохода? Молодчина! А моя-то, — всего по 40 франковъ въ день приноситъ!
На что графъ, чтобы перемѣнить разговоръ, отвѣчалъ:
— Вы тоже за короля? Франціи нужна власть. Неправда ли?
На предсѣдательскомъ мѣстѣ сидѣлъ Рошфоръ съ высохшей головой, мерцала глазами madame Gyp[25], меланхолически каталъ изъ хлѣба шарики и готовился къ спичу Франсуа Коппе, съ лицомъ стараго актера на пенсіи.
Рошфоръ постучалъ по тарелкѣ и крикнулъ:
— Concitoyens[26]!
И Франсуа Коппе поднялся.
— На столъ! На столъ!
Франсуа Коппе извинился передъ madame Gyp[25] и взлѣзъ на столъ.
— Concitoyens[26]! Вы помните, что деликатность не позволила намъ пригласить на этотъ оппозиціонный банкетъ самого генерала Пупкова!
— Долой министерство измѣны!
— Министерство безчестія!
— Фашода!
— У-лю-лю!
— Тише! Гражданинъ Коппе хорошо говоритъ!
— Онъ будетъ маркизомъ при королевствѣ.
— Vive l’armée![27]
— Concitoyens[26]! Это не мѣшаетъ намъ, націоналистамъ, добрымъ французамъ, собравшимся здѣсь безъ различія, партій, взглядовъ…
— Vive le roi![28]
— Vive l’empereur![29]
— Vive la commune![30]
— Vive l’apmée![31]
— …поднять за здоровье нашего дорогого гостя, гостя Франціи, славнаго русскаго генерала Пупкова, стаканъ… не шампанскаго! О нѣтъ! Шампанское пусть пьютъ министерскіе…
— Долой кастрюли!
— Долой министерство!
— Стаканъ кинкина, доброй кинкина!
— Кинкина Дюбуа! Лучшее средство отъ несваренія желудка! Называется націоналистской! Въ продажѣ вездѣ! — рявкнулъ чей-то громовой голосъ.
— Ура! — закончилъ Коппе и замахалъ руками.
— Ура!
— Vive Dubois![32]
— Да здравствуетъ кинкина!
— Долой министерство!
И среди этихъ восторженныхъ криковъ собраніе единодушно вотировало заключеніе:
— «Собраніе добрыхъ гражданъ, сошедшихся въ количествѣ 5,000 человѣкъ»…
— Пишите семь!
— Всего только двѣ! — крикнулъ кто-то, его отколотили.
— … «7,000 человѣкъ, въ залѣ Ваграмъ, выражая свое недовѣріе правительству и негодованіе Вальдеку-Руссо, привѣтствуетъ, съ кинкиной Дюбуа (въ продажѣ вездѣ) въ рукахъ, славнаго и знаменитаго генерала Пупкова».
— Ура!
А на утро Рошфоръ писалъ подъ заголовкомъ:
— «Новая измѣна министерства Дрейфуса.
Министерство безчестія, министерство измѣны, министерство Вальдека-Эйфеля и выгнаннаго всѣми соціалистскими комитетами измѣнника Мильерана совершило новый актъ предательства, несомнѣнно, продиктованный этимъ панамистамъ изъ Берлина. Оно стремится разрушить нашъ союзъ; вотъ ужъ пять дней, какъ знаменитый генералъ Пупковъ нашимъ гостемъ, здѣсь, въ Парижѣ, и они не прислали ему ни одного приглашенія ни на одинъ изъ ихъ отвратительныхъ завтраковъ или обѣдовъ, гдѣ подаютъ тухлую провизію, отравляютъ добрыхъ гражданъ и только разводятъ въ Парижѣ дисентерію, могущую подорвать успѣхъ нашей великолѣпной выставки».
А на слѣдующій день «Figaro[1]» печаталъ:
«Сегодня нашъ знаменитый гость генералъ Пупковъ будетъ присутствовать на раутѣ у министра X, куда онъ получилъ спеціальное, почетное приглашеніе. Франція можетъ спать спокойно за такимъ правительствомъ. Министерство отлично знаетъ, что ему дѣлать. Негодованіе одного изъ нашихъ утреннихъ собратьевъ совершенно неосновательно. Если генералъ Пупковъ и не получилъ въ эти дни ни одного приглашенія на великолѣпные завтраки и обѣды, которыми наше правительство изумляетъ всю Европу, то просто потому, что въ эти пять дней не было ни одного правительственнаго праздника. Министры были заняты день и ночь государственными дѣлами на благо страны».
II
правитьНа раутѣ у министра X бродило то странное и удивительное общество, которое только и можно встрѣтить, что на парадныхъ раутахъ у французскихъ министровъ.
Владѣлецъ колоссальнѣйшихъ въ мірѣ свиныхъ боенъ, въ Чикаго, американецъ, рекомендовавшійся не иначе, какъ:
— Братья Смиссъ и К°.
Онъ бродилъ, пристально оглядывалъ встрѣчныхъ и бормоталъ по своей странной привычкѣ:
— 80 кило… 85 кило… Ого! Сто кило, — никакъ не меньше!
— Простите за нескромный вопросъ, — спросилъ я, здороваясь съ мистеромъ «бр. Смиссъ и К°», — что это вы постоянно шепчете?
— А вы замѣтили? — спохватился онъ. — Прескверная привычка! Никакъ не могу отвыкнуть! Отъ всего отвыкъ. Трубку курить отвыкъ, табакъ жевать отвыкъ, на полъ плевать отвыкъ, на стѣны плевать отвыкъ, въ потолокъ плевать отвыкъ, встрѣчныхъ по спинѣ ударять отвыкъ, — а вотъ отъ этого отвыкнуть не могу. А вѣдь я не сегодня-завтра — тесть герцога. Настоящій герцогъ: отель въ Сенъ-Жерменѣ, замокъ въ Вандеѣ, 3.000.000 франковъ долгу, и у матери любовникъ-аббатъ. Теперь выхлопатываетъ удостовѣреніе, что его предки дѣйствительно участвовали въ крестовыхъ походахъ. Не достанетъ удостовѣренія, — не надо… 60 кило, не больше… Не надо, говорю! Покупать кожаный товаръ, такъ покупать хорошій. Братья Смиссъ и К° другого не покупаютъ! Кожаный товаръ долженъ быть первый сортъ: съ аттестатами зять!.. Сто десять кило!..
— Да, но что вы бормочете? Что значатъ эти «сто десять кило»?
— Вѣдь вотъ подите же! Въ лучшемъ обществѣ вращаюсь. Все, что долженъ дѣлать высокопоставленный американецъ… 90 кило… продѣлалъ. Съ Миланомъ въ карты игралъ. 12 картинъ купилъ, большія картины, въ самой маленькой 2 метра длины… 85 кило… Поль Бурже у насъ бываетъ. Онъ о моей дочери даже психологическій этюдъ написалъ. Какую-то новую черточку въ ней открылъ. О, Поль Бурже! Онъ занимается только избранными натурами. А избранныя натуры начинаются съ 200,000-франковаго годового дохода. Ростанъ моей дочери два стиха изъ своей драмы посвятилъ. Это мы все можемъ… 96 кило… А вотъ отъ этой привычки отучиться не могу… 75 кило всего на все… Это я еще въ молодости привыкъ. На бойнѣ сидѣть и всякую проходящую мимо свинью на глазъ опредѣлять: сколько вѣситъ. Удивительно наметался… Хотите держать пари, что вотъ въ этомъ джентльменѣ не менѣе 120 кило? Желаете? На 1,000 долларовъ пари?
Ходилъ тутъ съ выжидающимъ лицомъ сэръ Вильямъ Уилькоксъ. Сэръ Уилькоксъ присутствовалъ на знаменитомъ пожарѣ въ Bazare de Charité[33], — и это его такъ заинтересовало, что съ тѣхъ поръ его можно видѣть вездѣ: на первыхъ представленіяхъ новыхъ оперъ, на представленіяхъ укротителей звѣрей, на скачкахъ, — вездѣ, гдѣ можно ждать какого-нибудь несчастья.
Сэръ Уилькоксъ разглядывалъ полъ и говорилъ:
— Отлично натертъ полъ. Очень возможно, что кто-нибудь споткнется и сломаетъ себѣ ногу! Или вдругъ кто-нибудь крикнетъ «пожаръ!» На скользкомъ-то полу!
Онъ даже вздрагивалъ отъ предвкушенія.
Herr[34] Шпитцбубе, фабрикантъ патентованныхъ подтяжекъ изъ Берлина, ходилъ самъ не свой и, встрѣтившись, горячо пожалъ мнѣ руку:
— О, fife la rebubligue[35]! На балу у министра! Настоящій министръ! Я жалъ даже руку г-жѣ супругѣ министра и спрашивалъ ее о здоровьѣ. Жаль только, что не будетъ президента!
Мнѣ показалось даже, что я замѣтилъ въ толпѣ знакомаго проводника Кука, который водилъ группу туристовъ и показывалъ достопримѣчательности среди публики.
Чувствовали себя всѣ преглупо. Статистами въ пьесѣ, которая должна ошеломить публику.
Вѣдь всѣ мы были здѣсь, — чтобъ на завтра въ министерскихъ газетахъ появилось:
«Раутъ у министра X собралъ 2,000 человѣкъ. Среди присутствующихъ…»
Г. министръ ходилъ съ кѣмъ-то изъ своихъ избирателей и говорилъ ему:
— Пища превосходная! Все, о чемъ я пожалѣю, когда падетъ кабинетъ, — это поваръ въ министерствѣ. Нѣчто поразительное. Не говоря уже, конечно, о свѣжести провизіи. Canetons Rouannais! Poulardes de Nantes aux truffes. Pré salé.[36] Все это отличныя вещи, — и мы ихъ ѣдимъ! Пища — превосходна!
И, замѣтивъ подслушивавшаго репортера, онъ добавилъ громко и дѣлая красивый жестъ рукою:
— Эта Африка не идетъ у меня изъ головы!
Въ эту минуту колоссальный гайдукъ, весь въ красномъ, на весь залъ завопилъ:
— Son excellence le général de Poupkoff![37]
Музыка грянула маршъ, толпа разступилась. Министръ бросилъ избирателя и поспѣшилъ. Супруга министра оставила дамъ и спѣшила за мужемъ, оправляя платье.
По паркету, весь красный, подавленный, переконфуженный, словно боясь вотъ-вотъ провалиться сквозь землю, растерянно шелъ симпатичный бритый старичокъ во фракѣ, со Станиславомъ на шеѣ.
— 90 кило! — увѣренно пробормоталъ около меня мистеръ «братья Смиссъ и К°», а англичанинъ смотрѣлъ на старичка влюбленными глазами:
— Не упадетъ ли?
— Я счастливъ, я счастливъ, ваше превосходительство! — усиленно громко, чтобъ слышали репортеры, привѣтствовалъ министръ генерала Пупкова, смотрѣлъ на него съ любовью, но не зналъ, что сказать, и помолчавъ, добавилъ:
— Не пройдемъ ли къ буфету? Пища превосходна!
— Вы русскій?! — подбѣжалъ ко мнѣ старичокъ со Станиславомъ, такъ черезъ полчасика, схвативъ меня за руку, какъ хватаются только утопающіе.
— Русскій!
— Ради Бога!.. Тутъ никто кругомъ не понимаетъ по-русски?
— Вѣроятно, никто.
— Объясните мнѣ, какого чорта имъ отъ меня надобно!?
На глазахъ у него стояли слезы.
— Въ газетахъ, говорятъ, что-то пишутъ! Я по-французски мерси съ бонжуромъ. Что они тамъ городятъ? Ради Бога, дайте вашъ адресъ. Позвольте завтра къ вамъ зайти. Отпустите душу на покаяніе. Что тамъ про меня понаписано? За что въ газеты попалъ?
На слѣдующее утро я читалъ статью Корнели въ «Figaro[1]»:
«Всѣ попытки вызвать у насъ междоусобную войну разбиваются о мудрыя дѣйствія нашего кабинета. Междоусобной войны не будетъ. Вчера генералъ Пупковъ былъ на раутѣ у министра X, и этимъ всѣ недоразумѣнія устранены. Кабинетъ доказалъ, что онъ понимаетъ, что такое генералъ Пупковъ, и что его сердцу близокъ Крыжополь»…
Въ эту минуту ко мнѣ влетѣлъ самъ виновникъ новой побѣды кабинета.
Онъ почти безъ чувствъ повалился въ кресло:
— Можно мнѣ теперь въ Россію вернуться?
— Почему же?
— А что понаписали? Мнѣ вѣдь перевели. Знакомый сейчасъ въ кафе перевелъ. Господи!
Онъ схватился за голову.
— И дернула меня нелегкая въ отелѣ «генераломъ» назваться. Вѣдь я для прислуги. Прислуга чтобъ была услужливѣе.
— Такъ вы и не генералъ?
— Дѣйствительный статскій совѣтникъ я, поймите! Дѣйствительный статскій совѣтникъ! Чортъ его знаетъ, какъ по-французски перевести: дѣйствительный да еще статскій да еще совѣтникъ. Я и сказалъ просто: генералъ. А я и въ военной службѣ-то никогда не былъ. Откуда они меня въ герои произвели? Въ пробирной палаткѣ я, сударь мой, служилъ, въ пробирной! Какое ужъ тутъ геройство? И вдругъ… Господи! Господи!..
Дѣйствительный статскій совѣтникъ заплакалъ:
— Въ отставку вышелъ, въ Крыжополѣ поселился, вотъ, думалъ, на выставку поѣду, посмотрю… Мечталъ…
— Ну, что жъ особеннаго? Франко-русскія отношенія… ошибка…
— Помилуйте, легко ли? Министровъ изъ-за меня ругали!
— Ну, это у нихъ…
— Гнать ихъ хотятъ! И что за манера? Ну, пріѣхалъ, я понимаю, художникъ знаменитый, писатель, музыкантъ, ученый…
— Ахъ, ими французы у насъ не интересуются, — они только нашими военными.
— Что жъ дѣлать теперь? Что дѣлать?
Тутъ какъ разъ ко мнѣ пришло нѣсколько знакомыхъ французовъ. Я разсказалъ происшествіе.
— Messieurs… donnez moi Ieçon… que faire?..[38] Фэръ-то кё? — взмолился бѣдняга.
— Напечатать опроверженіе! — предложилъ я.
— Невозможно! — пожали плечами сразу всѣ французы. — Кто жъ напечатаетъ! Вѣдь изъ генерала Пупкова сдѣлали орудіе всѣ: и министерскіе, и націоналисты, и радикалы, и католики. Всѣ объ его генеральствѣ печатали. Кто жъ опровергать будетъ?
— Я уѣду! — воскликнулъ г. Пупковъ.
Французы поблѣднѣли:
— Избави Боже! Націоналисты скажутъ, что министерство васъ оскорбило!
— Ну, такъ останусь навсегда!
— Да! Но министерскіе теперь отъ васъ не отстанутъ. Недоразумѣніе будетъ все запутываться.
— Я зарѣжусь! — внѣ себя завопилъ несчастный.
Французы схватили его за руки:
— Избави васъ Богъ! Рошфоръ напишетъ, что васъ зарѣзалъ Вальдекъ-Руссо!
Бѣдняга былъ близокъ къ помѣшательству. Да, слава Богу, нашелся одинъ разсудительный французъ:
— Хотите, чтобъ газеты оставили васъ въ покоѣ? Отлично! Объявите, что вы пріѣхали просить разрѣшеніе на открытіе во Франціи… ну, хоть фабрики ваксы. Хотите конкуренцію нашимъ фабрикантамъ дѣлать. Никто больше о васъ не упомянетъ ни слова!
Примѣчанія
править- ↑ а б в г фр. Le Figaro
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ а б в г фр. Отечество
- ↑ фр.
- ↑ фр. Грандъ-Отель
- ↑ а б фр.
- ↑ фр.
- ↑ а б в г д фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ а б фр.
- ↑ а б фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ а б в г д е ё ж фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ а б фр.
- ↑ а б в фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр. Vive le roi! — Да здравствуетъ король!
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ нѣм.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр.