Умирающий (Полонский)
См. также одноимённые страницы.| ← Старик | Умирающий | Ночью → |
| См. Стихотворения 1870—1885. Источник: Я. П. Полонский. Полное собрание стихотворений. — СПб.: Издание А. Ф. Маркса, 1896. — Т. 2. — С. 331—336. |
- Википроекты
Любил он книги, но и грубыми делами
Не брезгая, шагал в одном ряду с дельцами.
Враги, которым он порой лукаво льстил,
За злой язык его преследовать не смели;
Любя как эгоист, он женщин не щадил,
И женщины пред ним благоговели.
Не верил я в его возвышенные цели,
Но в нем еще кипел остаток юных сил
И подкупал меня… Как вдруг его сразил
Мучительный недуг.— Застав его в постели,
Я не узнал его цветущего лица:
С него сбежали жизни краски,
Оно, как бледное подобье маски
Из алебастра, снятой с мертвеца,
Не улыбалось… Долго сидя
Глядел я и молчал, конец его предвидя.
— «Прости»,— коснувшись до его руки,
Сказал я,— «может быть, тебя я беспокою…
Распоряжайся мной!..» — Всё это пустяки!—
Промолвил он, пошевелив рукою.—
Я снова замолчал. Так иногда молчат,
Когда, в день горестной утраты,
Глядят на солнечный закат.
Да что и говорить, когда не говорится!..
Когда ж я встал, чтоб с ним по-дружески проститься,
Он на меня глазами покосил,
И острый блеск его загадочного взгляда
Остановил, смутил меня.— «Не надо…
Не уходи… Не будь так приторно уныл»,—
Сказал он.— «Я, брат, умираю…
Ну, что ж!— кому жалеть!— Не покидаю
Ни славы, ни потомства, ни жены…
Я знаю, что мои минуты сочтены —
И… веришь ли?— не то, что апатичен,
А тих, спокоен. Боль моя с утра
Затихла, и могу я мыслить,— а вчера
До жалости я был труслив и неприличен,—
Как малое дитя стонал,
Визжал, как зверь в тисках, и корчился от боли.
Теперь я размышляю и, хоть слаб,
Хочу решить вопрос: свободен я иль раб?—
И, если раб, то у кого в неволе?
Кто был вчера моим бездушным палачом?
Увы! такой вопрос меня не беспокоил
В те дни, когда я был здоровым молодцом
И, чтоб натешиться любовью,— куры строил;
Теперь он стал зерном моих предсмертных дум,
И вот какой ответ мутит мой слабый ум:
Палач, что подвергал меня колотью
И жег, и рвал меня, и мучил, как злодеи,
Был то, что все мы называем плотью,—
Сплетеньем мускулов, жил, мяса и костей,—
И вот, та плоть, которую я холил
И услаждать себя неволил,
И почитал единосущным с «я»,
Началом и концом земного бытия,—
Та плоть, которую любил я,— повалила
Меня, как лютый зверь, как жертву прикрутила
К постели и заставила стонать…
Заклятому врагу не дай Бог испытать
Того, что испытал я!— Ужасы сраженья,
Суд инквизиции, казнь, пытки, заточенье —
Мне кажется… я мог бы их назвать
Такими же болезнями… Там дело
Чужих, жестокости послушных рук,— а тут
Жестокость собственного тела!
Поймешь ли ты меня, иль нет,
Но думать так невольно учит
То, что меня безбожно мучит
И повергает в полубред.
Мы все — проточный путь материальных
Частиц, теснящихся кругом.
Мы заставляем их участвовать в своем
Стремленьи созидать мир мыслей идеальных,
Минутных радостей и дум всегда печальных…
А им не всё-ль равно,— я гений иль дурак,
Лакей иль властелин, богач или бедняк,—
Тревожусь, радуюсь, блаженствую иль плачу!—
Для них я ровно ничего не значу;—
Они не я, во мне им нужды нет.
И я, когда придет мгновенье расквитаться
С земной природою,— не буду в них нуждаться,
Как не нуждается в движеньи тени свет.—
Прощай!.. Уже враги неведомого духа,
Ничтожные, как прах, опасные, как яд,
Проникли в кровь мою, внедряются, спешат
Хозяйничать… Негодные для слуха,—
Непризванные помогать
Мне звуками природу наполнять,—
Негодные к тому, чтоб я,— источник зренья,—
С их помощью в цвета преображать
Мог невесомого эфира сотрясенья,—
Случайные враги пока еще живых
Присущих мне частиц, освобождают их
То медленно, то быстро и всецело
От подневольной службы в пользу тела;
И глохнет, слепнет и страдает то,
Что для одних — душа, а для других — ничто.
Так, собственного разложенья
Свидетель,— я гляжу на все свои мученья,
Как на слепое, роковое мщенье
Стихийных, вечных сил,— за то, что я живу
Во времени и жить их заставляю;
За то, что, в призраки влюбленный,— наяву
Я эти призраки обнять желаю;
За то, что все мы — жалкие рабы,
Рабы бесчувственной природы,
Рабы изменчивой судьбы,
Рабы измышленной свободы
И плоти собственной рабы!
За то, что с детства до порога
Могилы, мы дышать не можем без оков…
Не мнил я быть рабом у Бога —
И стал рабом Его рабов…
— Не возражай! Мне это напевает
Та смерть, которая меня освобождает.
Блажен, кто верит до конца,
Кого не тешит временная слава,
И чья любовь ко всем дает святое право
Сказать:— «Я сын Небесного Отца»…
Но я не из числа блаженных:
Униженных и оскорбленных
Я братьями своими не считал;
По-рабски тешился, по-рабски и страдал…»
................
Тут, приподняв свои худые плечи,
Скрестил он пальцы рук, замолк и опустил
Ресницы. Признаюсь, меня он изумил:
Не ждал я от него такой мудреной речи
И странно было мне, что он не проронил
Ни слова о делах, ни слова о несчастной,
Что стала жертвою молвы
По милости его настойчивости страстной,
Ни слова о родных, товарищах… Увы!
Смерть, вея холодом, в лицо ему глядела
И обесцвечивала всё,
Что греет, чем светло земное бытие.