Ты убийца (По; Живописное обозрение)/ДО
| ← Бочка амонтильядо. | Ты убійца. |
| Оригинал: англ. "Thou Art the Man", 1844. — Перевод созд.: 1895, опубл: 1895. Источникъ: Избранныя сочиненія Эдгара Поэ съ біографическимъ очеркомъ и портретомъ автора. № 7 — (іюль) — 1895. Ежемѣсячное приложеніе къ журналу «Живописное обозрѣніе». С.-Петербургъ. Контора журнала: Спб., Невскій просп., № 63-40. С. 186—200. |
ТЫ УБІЙЦА.
правитьЯ намѣренъ сегодня быть Эдипомъ рэтльборской загадки. Я разскажу вамъ, — такъ какъ я одинъ могу сдѣлать это, — всю тайну той штуки, которая произвела рэтльборское чудо, то единственное, достовѣрное, всѣми признанное, неоспариваемое и неоспоримое чудо, которое искоренило невѣріе среди рэтльборцевъ и обратило къ истинно великосвѣтской ортодоксальности низменные умы, дерзавшіе, до того времени, впадать въ скептицизмъ. Это событіе, — о которомъ непригодно говорить легкомысленнымъ тономъ, — случилось лѣтомъ 18…. года. М-ръ Варнава Шотльуорти, одинъ изъ самыхъ богатыхъ и уважаемыхъ жителей Рэтльбора, пропалъ изъ городка и при такихъ обстоятельствахъ, которыя заставляли подозрѣвать что-то недоброе. Онъ выѣхалъ верхомъ изъ Рэтльбора въ субботу, рано поутру, заявивъ, что отправляется въ сосѣдній городъ, миль за пятнадцать, и воротится къ ночи въ тотъ же день. Черезъ два часа послѣ его отъѣзда, лошадь его воротилась одна и безъ кожаныхъ сумокъ, которыя были привязаны сзади, къ сѣдлу. Лошадь была поранена и вся въ грязи. Все это, понятнымъ образомъ, крайне встревожило всѣхъ друзей старика, и когда онъ не воротился и въ воскресенье, всѣ жители бросились толпою розыскивать его трупъ.
Болѣе всѣхъ, и энергичнѣе всѣхъ, хлопоталъ при этомъ закадычный другъ Шотльуорта, м-ръ Чарльзъ Гудфелло, извѣстный въ просторѣчіи подъ кличкою «Старый Чэрли». Не знаю, зависитъ ли это отъ изумительнаго совпаденія, или же наши имена имѣютъ незамѣтное вліяніе на наши свойства, но вполнѣ несомнѣнно, что не существуетъ ни одного «Чарльза», который не былъ бы открытымъ, честнымъ, прямымъ, добродушнымъ, чисто сердечнымъ малымъ, съ яснымъ, звонкимъ голосомъ, ласкающимъ всякій слухъ, и глазами, которые смотрятъ вамъ прямо въ лицо, какъ бы говоря: «У меня чистая совѣсть, я никого не боюсь и не способенъ ни на что дурное». И на сценѣ, всѣ хорошіе, беззаботные молодцы называются всегда «Чарльзъ». И хотя «Старый Чэрли» появился въ Рэтльборо не болѣе какъ за полгода тому назадъ, и никто не зналъ ничего о его прошлой жизни, ему не стоило никакого труда познакомиться съ почетнѣйшими людьми въ городѣ и завоевать себѣ общее расположеніе. Всякій довѣрилъ бы ему на слово тысячу и даже болѣе; а женщины были готовы для него просто на все. И это единственно потому, что онъ получилъ, при крещеніи, имя Чарльза, что и снабдило его тою счастливою физіономіей, которая слыветъ за «лучшее рекомендательное письмо».
Я сказалъ уже, что м-ръ Шотльуорти былъ однимъ изъ самыхъ первыхъ людей въ Рэтльборо и, безъ всякаго сомнѣнія, самымъ богатымъ, а «Старый Чэрли Гудфелло» находился въ самыхъ дружескихъ, можно сказать, братскихъ, отношеніяхъ съ нимъ. Жили они по сосѣдству и хотя м-ръ Шотльуорти рѣдко навѣщалъ Чэрли и ни разу не обѣдалъ у него, но это не мѣшало ихъ дружбѣ, потому что «Старый Чэрли» не пропускалъ дня, чтобы не забѣжать три или четыре раза провѣдать своего пріятеля, при чемъ зачастую оставался позавтракать, выпить чашку чая, или даже пообѣдать; и высчитать, сколько вина выпивалось при этомъ двумя стариками, было бы даже трудно, Чэрли особенно любилъ Шато-Марго, и м-ръ Шотльуорти услаждался, по-видимому, глядя на то, какъ другъ его проглатываетъ бутылку за бутылкой. И вотъ, однажды, когда друзья порядочно нагрузились, м-ръ Шотльуорти хлопнулъ «Стараго Чэрли» по плечу и сказалъ:
— Клянусь, я не встрѣчалъ во всей моей жизни лучшаго малаго, чѣмъ ты, «Старый Чэрли»! И если это вино такъ нравится тебѣ, ты получишь отъ меня въ подарокъ корзину Шато-Марго… Не отнѣкивайся; сказано и будетъ!.. И чтобы мнѣ провалиться (м-ръ Шотльуорти любилъ поклясться, хотя рѣдко шелъ далѣе «чтобы мнѣ провалиться», или «прахъ побери», или «свинья меня заѣшь») если я не напишу сегодня же вечеромъ въ городъ, чтобы тебѣ выслали двойную корзину этого винца, да и самаго лучшаго сорта… Ты получишь его на-дняхъ, именно когда будешь всего менѣе ожидать!
Я передаю о такомъ щедромъ намѣреніи м-ра Шотльуорти для доказательства всей сердечности отношеній, существовавшихъ между двумя друзьями.
Въ воскресенье утромъ, когда стало очевиднымъ, что съ м-ромъ Шотльуорти случилось несчастіе «Старый Чэрли» былъ пораженъ болѣе всѣхъ. Услышавъ, что лошадь воротилась домой безъ хозяина, безъ мѣшковъ у сѣдла и вся окровавленная отъ пистолетной пули, пробившей ей грудь насквозь, хотя и не сразившей бѣдное животное наповалъ, онъ поблѣднѣлъ, какъ смерть, и затрясся, точно въ жесточайшей лихорадкѣ.
Сначала, онъ былъ такъ подавленъ горемъ, что былъ не въ состояніи что-нибудь предпринять или указать путь дѣйствій другимъ; онъ даже совѣтовалъ прочимъ пріятелямъ м-ра Шотльуорти не спѣшить розысками, а повременить недѣлю, другую, пожалуй и мѣсяцъ или два, въ надеждѣ, что пропавшій еще воротится и объяснитъ самымъ естественнымъ образомъ, почему онъ прислалъ свою лошадь впередъ. Я полагаю, что всѣ замѣчаютъ эту наклонность къ промедленію, къ выжиданію чего-то, у людей, удрученныхъ большимъ горемъ. Ихъ разумъ какъ-бы тупѣетъ, или имъ претитъ всякая дѣятельность и ничего не хочется имъ такъ, какъ лежать въ постели и «няньчиться съ своею бѣдою», какъ выражаются наши старушки, то-есть оставаться погруженными всецѣло въ свою печаль. Рэтльборцы были такъ проникнуты уваженіемъ къ уму и опытности «Стараго Чэрли», что большинство изъ нихъ было готово «выждать пока что», какъ онъ выражался, и на томъ, вѣроятно, и порѣшили бы всѣ, не вмѣшайся въ дѣло племянникъ м-ра Шотльуорти, молодой человѣкъ очень легкомысленнаго образа жизни и, вообще, репутаціи незавидной. Фамилія его была: Пеннифазеръ. Онъ и слышать не хотѣлъ объ откладываніи дѣла и настаивалъ на необходимости розыскать тотчасъ же «трупъ убитаго». Это было его подлинное выраженіе, и м-ръ Гудфелло тогда же тонко замѣтилъ, что оно было «странно», чтобы не сказать болѣе. Слова «Стараго Чэрли» произвели тотчасъ впечатлѣніе на толпу, и одинъ изъ присутствующихъ спросилъ, какимъ образомъ м-ру Пеннифазеръ могли быть такъ извѣстны всѣ подробности исчезновенія его богатаго родственника, и онъ могъ такъ прямо и утвердительно говорить, что дядя его «былъ убитъ». Вслѣдъ за этимъ поднялись нѣкоторые споры и колкости между бывшими на лицо, но преимущественно между самимъ «Старымъ Чэрли» и Пеннифазеромъ, что не было новостью, впрочемъ, потому что эти два лица положительно не ладили между собою въ теченіе послѣднихъ трехъ или четырехъ мѣсяцевъ, но, на этотъ разъ, дѣло дошло до того, что Пеннифазеръ сшибъ съ ногъ «Стараго Чэрли» за то, что онъ «позволилъ себѣ слишкомъ хозяйничать» въ домѣ, гдѣ жилъ онъ, Пеннифазеръ. Говорятъ, что Гудфелло обнаружилъ, при этомъ случаѣ, удивительную сдержанность и христіанское отношеніе къ ближнему. Онъ поднялся на ноги, оправилъ на себѣ платье и не попытался даже хватить молодого человѣка подобнымъ же образомъ, а только пробормоталъ, что «найдетъ время отплатить за это» выраженіе, естественное въ пылу гнѣва, не значившее ничего особеннаго и, безъ сомнѣнія, тотчасъ же забытое самимъ тѣмъ, кто его произнесъ. Какъ бы то ни было, вопросъ былъ, въ настоящую минуту, не въ этомъ, а въ настояніяхъ племянника розыскать его дядю, на что и рѣшились жители города. Само собой разумѣется, что они находили наилучшимъ раздѣлиться на кучки, изъ которыхъ каждая искала бы съ своей стороны, для лучшаго успѣха общаго дѣла. Но, не знаю уже теперь какимъ путемъ, «Старый Чэрли» доказалъ имъ всю несообразность такого плана, — доказалъ всѣмъ кромѣ Пеннифазера, — и было рѣшено, что поиски будутъ производиться всею гурьбою, подъ предводительствомъ самого Чэрли.
Что касается до этого, то лучшаго вожака нельзя было и выбрать, такъ какъ «Старый Чэрли» славился своимъ рысьимъ глазомъ. Но, хотя онъ водилъ свой отрядъ по такимъ трущобамъ и такимъ дорогамъ, о которыхъ ни кто по сосѣдству даже понятія не имѣлъ, прошла цѣлая недѣля, не подвинувъ дѣла ни на шагъ. Никакого слѣда пропавшаго Шотльуорти не оказывалось. Впрочемъ, «никакого слѣда» надо понимать не буквально. Слѣдъ былъ, именно оставленный копытами лошади (онъ распознавался, благодаря особой формѣ ея подковъ); видно было, что бѣдный старикъ отъѣхалъ мили на три отъ Рэтльборо по большой дорогѣ, ведущей въ сосѣдній городъ, но здѣсь слѣды поворачивали въ проселокъ, тянувшийся, черезъ небольшой перелѣсокъ и укорачивавшій путь на полмили. Руководствуясь слѣдами, люди дошли до прудка съ стоячей водою, полузакрытаго камышами. Слѣды копытъ исчезали здѣсь. Но, повидимому, на этомъ мѣстѣ происходила борьба, и какое-то большое тѣло, больше чѣмъ человѣческое, было протащено отъ дороги къ прудку. Обыскали баграми весь прудокъ, но не нашли ничего и всѣ хотѣли уже идти назадъ, когда небо внушило м-ру Гудфелло мысль, спустить воду изъ этого прудка. Такое предложеніе было принято съ единогласнымъ одобреніемъ и всѣ спѣшили поздравить «Стараго Чэрли» съ его находчивостью. Работа была выполнена очень скоро и съ успѣхомъ, и когда дно нѣсколько обнажилось, то среди ила показался черный, бархатный камзолъ, который былъ тотчасъ же признанъ всѣми за принадлежавшій м-ру Пеннифазеру. Этотъ камзолъ оказался изорваннымъ и испачканнымъ кровью, и многіе изъ присутствовавшихъ припомнили тотчасъ, что видѣли его на молодомъ человѣкѣ именно въ то утро, когда уѣхалъ м-ръ Шотльуорти, а другіе свидѣтельствовали съ той же увѣренностью, что въ остальное время того дня Пеннифазеръ былъ уже въ другомъ камзолѣ. Не находилось, наконецъ, ни одного человѣка, который видѣлъ бы на Пеннифазерѣ «этотъ» камзолъ послѣ рокового дня.
Дѣло принимало худой оборотъ для Пеннифазера и возникавшія противъ него подозрѣнія перешли въ очевидность, когда онъ страшно поблѣднѣлъ и не нашелся совсѣмъ, что отвѣтить на предложенные ему вопросы. Тотчасъ-же тѣ немногія лица, которыя знались еще съ нимъ, не смотря на его распутство, отступились отъ него и стали требовать еще громче, чѣмъ его явные и давнишніе недруги, чтобы его немедленно посадили подъ стражу. Но тутъ-то и выказалось во всемъ своемъ блескѣ великодушіе м-ра Гудфелло. Онъ заступился горячо и краснорѣчиво за юношу, напирая нѣсколько разъ въ своей рѣчи на то, что онъ, Гудфелло, охотно прощаетъ свою обиду этому молодому джентльмэну, — «наслѣднику достойнаго м-ра Шотльуорти», — обиду, нанесенную ему, Гудфелло, «въ гнѣвномъ порывѣ». — Я прощаю ему отъ всей души, говоритъ «Старый Чэрли», и вмѣсто того, чтобы настаивать на подозрѣніяхъ, которыя, къ сожалѣнію, возникаютъ противъ м-ра Пеннифазера, буду стараться изъ всѣхъ силъ, употреблю все свое слабое краснорѣчіе на то, чтобы… чтобы… смягчить, по возможности, на сколько позволяетъ мнѣ совѣсть, несчастный оттѣнокъ этого дѣла… М-ръ Гудфелло продолжалъ говорить съ полчаса въ томъ-же духѣ, къ большой чести своего сердца и ума, — но горячность и доброта часто не удачны въ своихъ выраженіяхъ; онѣ вовлекаютъ усердствующаго на чью-нибудь пользу въ промахи, въ обмолвки, такъ что, при самыхъ благихъ намѣреніяхъ, такой адвокатъ часто болѣе вредитъ своему кліенту, нежели обѣляетъ его. Такъ и въ данномъ случаѣ, хотя «Старый Чэрли» серьезно старался на пользу подозрѣваемаго лица, и произносилъ каждое слово вовсе не съ цѣлью возвыситься въ глазахъ своихъ согражданъ, оно попадала не въ цѣль и только усиливало общія подозрѣнія, доводя до ярости негодованіе толпы противъ Пеннифазера. Однимъ изъ самыхъ непростительныхъ промаховъ оратора было наименованіе заподозрѣннаго «наслѣдникомъ почтеннѣйшаго м-ра Шотльуорти». Никто не помышлялъ о такомъ отношеніи до тѣхъ поръ. Помнили только, что старикъ грозилъ племяннику года два тому назадъ, лишить его наслѣдства (другихъ родныхъ у него не было), и всѣ думали, что это дѣло уже и покончено, до того были просты жители Рэтльборо! Слова «Стараго Чэрли» заставили ихъ подумать, что угроза дяди такъ и могла остаться только угрозой. И непосредственно изъ этой мысли выросъ вопросъ: «Cui bono?..» вопросъ, усиливавшій подозрѣніе противъ молодого человѣка еще болѣе, нежели находка его камзола. При этомъ случаѣ, ради того, чтобы быть хорошо понятымъ, я замѣчу, что простое и краткое латинское выраженіе: «Cui bono?» переводится и истолковывается всегда неточно. «Cui bono» во всѣхъ забористыхъ романахъ, — напримѣръ, въ издаваемыхъ мистриссъ Горъ (авторъ «Сесиль»), которая приводитъ цитаты на всѣхъ языкахъ, начиная съ халдейскаго и кончая чикасавскимъ (при чемъ она руководится, въ случаѣ нужды, систематичнымъ сводомъ Бекфорда) — во всѣхъ этихъ сенсаціонныхъ романахъ — Бульвера, Диккенса и прочихъ, — два краткія латинскія слова переводятся: «ради какой цѣли?» (что выражалось-бы словами: «quo bono»), между тѣмъ какъ, по точному переводу, слѣдуетъ разумѣть: «кому на пользу?» Это юридическая фраза, примѣнимая въ случаяхъ, подобныхъ описываемому, то есть, такихъ, въ которыхъ вѣроподобіе личности убійцы совпадаетъ съ вѣроподобіемъ выгоды, которую онъ можетъ извлечь изъ совершоннаго преступленія. Въ данномъ случаѣ «cui bono?» весьма говорило противъ Пеннифазера. Его дядя, сдѣлавъ завещаніе въ его пользу, грозилъ ему измѣнить свою волю, однако, какъ оказывалось, не привелъ въ исполненіе этого намѣренія. Если-бы завѣщаніе было измѣнено, то единственнымъ поводомъ къ убійству могло быть мщеніе со стороны племянника; но и тутъ его удержала-бы надежда снова заслужить расположеніе дяди. Но при наличности завѣщанія и угрозы, висевшей надъ головой молодого человѣка, было ясно, что боязнь лишиться наслѣдства могла вовлечь его въ ужасное преступленіе. Такъ рѣшили, весьма основательно, почтенные граждане Рэтльбора.
На основаніи этого, Пеннифазеръ былъ тутъ-же арестованъ, послѣ чего всѣ, поискавъ еще немного, повели его обратно въ городъ. Дорогою, случилось еще нѣчто, подтвердившее общія подозрѣнія. М-ръ Гудфелло, шедшій впереди всѣхъ, вдругъ сдѣлалъ нѣсколько быстрыхъ шаговъ еще далѣе, остановился и поднялъ изъ травы какой-то мелкій предметъ. Поглядѣвъ на него, онъ хотѣлъ уже запрятать его въ карманъ, но движеніе его было замѣчено, нѣсколько человѣкъ успѣли подбѣжать къ нему, и онъ былъ вынужденъ показать испанскій ножъ, который человѣкъ двѣнадцать признали за принадлежащій Пеннифазеру. Да на черешкѣ его былъ и выгравированъ его вензель, а лезвіе было запятнано кровью!
Нечего и говорить, что это разгоняло послѣднія сомнѣнія, и что Пеннифазеръ былъ немедленно преданъ суду. Положеніе его еще ухудшилось его отвѣтами при допросѣ. Спрошенный о томъ, какъ онъ проводилъ утро того дня, въ который пропалъ м-ръ Шотльуорти, онъ нагло заявилъ, что былъ на охотѣ, именно неподалеку отъ того прудка, въ которомъ былъ найденъ его камзолъ, благодаря догадливости м-ра Гудфелло.
«Старый Чэрли» выступилъ впередъ и попросилъ, со слезами на глазахъ, чтобы и его подвергли допросу. Онъ говорилъ, что сознаніе своего долга, какъ къ Богу, такъ и къ ближнимъ, не дозволяетъ ему умалчивать долѣе… До сихъ поръ, началъ онъ, искреннее расположеніе къ юношѣ (не смотря на перенесенныя отъ него оскорбленія) заставляло его, Гудфелло, прибѣгать ко всякимъ предположеніямъ, способнымъ умалять подозрѣнія, возникавшія съ такою силою противъ м-ра Пеннифазера, но теперь, онъ не могъ болѣе колебаться, онъ долженъ былъ высказать все, иначе сердце разорвется у него въ груди! Заявивъ это, «Старый Чэрли» началъ разсказывать, что, наканунѣ своего отъѣзда въ городъ, почтенный м-ръ Шотльуорти, въ присутствіи его, Гудфелло, объявилъ своему племяннику, что ѣдетъ на другой день туда, чтобы помѣстить очень большую сумму денегъ въ «Банкъ фермеровъ и промышленниковъ», причемъ, въ дальнѣйшемъ своемъ разговорѣ, выразилъ свою твердую рѣшимость уничтожить прежнее завѣщаніе и не оставить молодому человѣку ни одного фартинга. Онъ, свидѣтель, торжественно спрашивалъ теперь у подсудимаго, такъ-ли было это или нѣтъ?.. Къ большому удивленію присутствовавшихъ Пеннифазеръ отвѣтилъ, что дядя говорилъ это дѣйствительно.
Въ это время стало извѣстно, что лошадь м-ра Шотльуорти пала, вслѣдствіе полученной раны, и м-ръ Гудфелло предложилъ вскрыть ее тотчасъ-же, съ цѣлью найти поразившую ее пулю. Это было сдѣлано и, ради полнаго подтвержденія вины подсудимаго, «Старый Чэрли» порылся старательно въ трупѣ лошади и нашелъ, въ грудной клѣткѣ у нея, пулю большого калибра, которая совершенно подошла къ ружью Пеннифазера, между тѣмъ какъ была слишкомъ велика для всего огнестрѣльнаго оружія, находившагося въ Рэтльборо и окрестностяхъ. Для еще большаго доказательства, на этой пулѣ былъ открытъ тонкій желобокъ, шедшій въ вертикальномъ направленіи къ обыкновенной спайкѣ; и этотъ желобокъ приходился какъ разъ къ случайному узенькому выступу на двухъ отливныхъ формочкахъ, которыя Пеннифазеръ признавалъ за свои. Послѣ находки пули, слѣдователь нашелъ излишнимъ допрашивать еще новыхъ свидѣтелей, и Пеннифазеръ былъ преданъ суду, причемъ не было допущено взятіе его на поруки, хотя м-ръ Гудфелло горячо возставалъ противъ такой строгости и самъ предлагалъ внести за подсудимаго какой угодно залогъ. Такое великодушіе со стороны «Стараго Чэрли» соотвѣтствовало вполнѣ его благородному, вполнѣ рыцарскому образу дѣйствій впродолженіе всего его житья въ Рэтльборо. Въ настоящемъ случаѣ, достойный человѣкъ такъ увлекся состраданіемъ къ молодому преступнику, что забывалъ даже о томъ, что вѣдь у него, Гудфелло, не было и на одинъ долларъ капитала!
Дѣло Пеннифазера было назначено къ слушанію въ первую-же сессію уголовнаго суда. Приговоръ было не трудно угадать заранѣе. Публика громко выражала свое негодованіе къ подсудимому, и новыя показанія, которыя крайне щекотливая совѣсть м-ра Гудфелло не позволяла ему утаить, произвели такое подавляющее впечатлѣніе, что присяжные, даже не удаляясь для совѣщанія, произнесли: «виновенъ по первому разряду», послѣ чего былъ прочитанъ смертный приговоръ, и несчастный юноша былъ отведенъ въ тюрьму, гдѣ долженъ былъ ожидать исполненія неумолимой кары правосудія.
Но благородное поведеніе «Стараго Чэрли» возвысило его еще болѣе въ глазахъ всѣхъ его согражданъ. Его полюбили въ десять разъ болѣе прежняго; было понятно, поэтому, что, желая отблагодарить всѣхъ, наперерывъ угощавшихъ его, онъ рѣшился отступить отъ своей крайней обычной скупости, — къ которой вынуждала его и ограниченность его средствъ, — и сталъ собирать часто у себя своихъ знакомыхъ. Эти собранія отличались большимъ оживленіемъ; оно затуманивалось немного лишь при случайномъ напоминаніи о роковой участи племянника того почтеннаго человѣка, котораго такъ оплакивалъ гостепріимный хозяинъ, чтившій въ немъ своего задушевнаго друга. Однажды, достойный м-ръ Гудфелло былъ пріятно изумленъ полученіемъ слѣдующаго письма
Согласно заказу, полученному нами два мѣсяца тому назадъ отъ нашего уважаемаго покупателя, м-ра Bapнавы Шотльуорти, имѣемъ честь препроводить вамъ сего-же утра, по вашему адресу, двойной ящикъ Шато-Марго, подъ маркою Антилопы и за синей печатью. На ящикѣ № и надпись: Чарльзу Гудфелло, сквайру, въ Рэтльборо. Отъ Г. Ф. Б. и К°. Шато-Марго. А.= № 1. — 6 дюжинъ бутылокъ (½ гросса).
Іюня 21 дня 18…
PS. Ящикъ будетъ доставленъ вамъ съ фурманомъ на слѣдующій день по полученіи вами сего извѣщенія. Просимъ передать наше почтеніе м-ру Шотльуорти».
За смертью м-ра Шотльуорти, м-ръ Гудфелло потерялъ всякую надежду на полученіе обѣщаннаго Шато-Марго, и потому такой даръ теперь былъ сочтенъ имъ за особую милость Провидѣнія. Онъ былъ въ восторгѣ и пригласилъ большое общество къ себѣ на ужинъ, чтобы воздать честь щедротамъ добрѣйшаго Шотльуорти. Но собственно самъ онъ не упоминалъ вовсе о «добрѣйшемъ Шотльуорти», дѣлая свои приглашенія. Онъ счелъ за лучшее умолчать о томъ, что получалъ вино въ подарокъ. Онъ просто звалъ своихъ пріятелей отвѣдать отличнаго Шато-Марго, выписаннаго имъ самимъ изъ города, еще мѣсяца за два тому назадъ и ожидаемаго получиться на завтра. Я часто дивился тому, что «Старый Чэрли» не захотѣлъ объявить, что вино подарено ему его покойнымъ другомъ; причина этого умолчанія для меня не совсѣмъ понятна, хотя, несомнѣнно, она была очень основательна и возвышенна.
Завтрашній день наступилъ, и въ квартирѣ м-ра Гудфелло собралось большое и весьма почтенное общество. Право, явилось сюда чуть не полгородка; въ числѣ гостей былъ и я, но, къ великой досадѣ хозяина, ящикъ съ Шато-Марго былъ доставленъ лишь поздно вечеромъ, когда приглашенные уже порядочно угостились за великолѣпнымъ ужиномъ, предложеннымъ м-ромъ Гудфелло. Но все-же ящикъ прибылъ, — страшно громадный ящикъ, и такъ какъ всѣ гости были въ самомъ веселомъ расположеніи духа, то и рѣшили единогласно, что его слѣдуетъ поставить на столъ и вскрыть тотчасъ-же.
Сказано — сдѣлано. Я подсоблялъ тоже, и ящикъ былъ мигомъ установленъ среди бутылокъ и рюмокъ, изъ которыхъ многія и пострадали при этомъ. «Старый Чэрли», значительно подвыпившій и съ весьма побагровѣвшимъ лицомъ, усѣлся съ комическимъ достоинствомъ во главѣ стола и отчаянно застучалъ по стакану, призывая общество «сохранять благочиніе во время вскрытія сокровища». Послѣ порядочнаго галдѣнья, порядокъ былъ, кое-какъ, водворенъ и, какъ часто происходитъ въ подобныхъ случаяхъ, наступила вдругъ полная тишина. Меня попросили снять крышку, на что я, какъ водится, согласился «съ величайшимъ удовольствіемъ». Я запустилъ долото, ударилъ по немъ нѣсколько разъ молоткомъ, крышка внезапно отлетѣла, но, въ ту же минуту, изъ-подъ нея выскочилъ, принявъ сидячее положеніе, трупъ самого убитаго м-ра Шотльуорти, окровавленный и уже почти разложившійся. Онъ посмотрѣлъ нѣсколько мгновеній своими тусклыми и ввалившимися глазами на сидѣвшаго насупротивъ его «Стараго Чэрли», проговорилъ шепотомъ, но совершенно ясно и грозно: «Ты убійца!» и потомъ, свалившись въ сторону, какъ-бы въ полномъ удовлетвореніи, остался распростертымъ на столѣ.
Нельзя описать послѣдовавшую съ тѣмъ сцену. Нѣкоторые изъ гостей, въ паническомъ страхѣ, кинулись вонъ черезъ двери и окна; многіе, самые здоровые и крѣпкіе люди, попадали въ обморокъ. Но послѣ перваго, неудержимаго крика ужаса, остававшіеся еще въ комнатѣ обратили глаза на м-ра Гудфелло. Если-бы я прожилъ тысячу лѣтъ, то и тогда не забылъ-бы выраженія той смертельной тоски, которая изображалась на его блѣдномъ лицѣ, такомъ красномъ и оживленномъ за минуту передъ тѣмъ. Онъ просидѣлъ нѣсколько мгновеній неподвижно, какъ мраморная статуя; взглядъ его, совершенно безжизненный, казался обращеннымъ внутрь, въ самую глубь жалкой его, убійцы, души. Потомъ, вдругъ, этотъ взглядъ какъ-бы ожилъ вновь для внѣшняго міра, и «Старый Чэрли» вскочивъ съ своего мѣста, повалился головою и руками на столъ, рядомъ съ трупомъ и началъ громко и отчетливо каяться въ преступленіи, за которое былъ присужденъ къ смерти молодой Пеннифазеръ.
Сущность его исповѣди заключалась въ слѣдующемъ: онъ прослѣдилъ верхомъ за своею жертвою до прудка, поразилъ здѣсь выстрѣломъ лошадь, нанесъ смертельный ударъ м-ру Шотльуорти прикладомъ своего пистолета, обобралъ съ убитаго деньги; потомъ, считая лошадь убитой, протащилъ ее съ трудомъ въ тростники, взвалилъ трупъ убитаго къ себе на сѣдло и отвезъ его далѣе въ чащу лѣса. Камзолъ, ножъ, бумажникъ и пуля были подложены имъ самимъ туда, гдѣ они были найдены, съ цѣлью отмстить Пеннифазеру. Рубашка и косынка, запятнанныя кровью, были тоже подсунуты имъ самимъ въ постель молодого человѣка. Къ концу страшнаго рассказа, рѣчь преступника стала несвязною и глухою. Произнеся послѣднее слово, онъ поднялся, отступилъ прочь отъ стола и упалъ… Онъ былъ мертвъ…
Средства, которыми было вынуждено это своевременное признаніе у м-ра Гудфелло, были очень просты, хотя и дѣйствительны. Слишкомъ развязныя показанія его съ самаго начала дѣла не нравились мнѣ и возбудили мои подозренія. Пеннифазеръ ударилъ его въ моемъ присутствіи, и злобное выраженіе, хотя только промелькнувшее на лицѣ обиженнаго, вселило во мнѣ полную увѣренность въ томъ, что онъ исполнитъ данное обѣщаніе отплатить оскорбителю. Вслѣдствіе этого, я смотрѣлъ на всѣ продѣлки «Стараго Чэрли» совершенно съ другой точки зрѣнія, нежели почтенные граждане Рэтльборо. Я понималъ, что все отягчающія обвиненіе свидетельства, прямыя или косвенныя, исходили единственно отъ самого м-ра Гудфелло. Но мне окончательно открыла глаза пуля, найденная имъ въ трупѣ лошади. Жители Рэтльборо позабыли, но я не забылъ, что въ груди животнаго оказывались двѣ раны: одна, черезъ которую пуля вошла, и другая, черезъ которую она вылетѣла прочь. Если-же эта пуля отыскалась въ трупѣ, то, очевидно, она была подложена туда тѣмъ, кто «будто-бы» нашелъ ее. Запятнанныя кровью рубашка и косынка подтверждали мои подозрѣнія, потому что, при тщательномъ изслѣдованіи, пятна оказывались сдѣланными не кровью, а краснымъ виномъ. При такихъ данныхъ, да еще при обращеніи м-ра Гудфелло въ щедраго и гостепріимнаго человѣка, я сталъ сильно подозрѣвать въ убійствѣ его самого, хотя и не сообщалъ никому своихъ предположеній, а только сталъ втайнѣ розыскивать трупъ м-ра Шотльуорти, направляя свои поиски, понятнымъ образомъ, въ мѣста совершенно противоположныя тѣмъ, по которымъ водилъ всѣхъ м-ръ Гудфелло. И въ концѣ дѣла, черезъ нѣсколько дней, я добрался до изсохшаго, почти заросшаго тростникомъ, ручейка, въ которомъ и нашелъ то, что искалъ.
Между тѣмъ, я слышалъ самъ тотъ разговоръ, при которомъ старикъ Шотльуорти обѣщалъ своему пріятелю въ подарокъ партію Шато-Марго. Я рѣшился дѣйствовать на основаніи этого. Добывъ полосу крѣпкаго, китоваго уса, я пропустилъ ее черезъ горло покойнику и уложилъ тѣло въ старый ящикъ изъ-подъ вина, пригнувъ голову трупа къ туловищу, причемъ, разумѣется, пригибался и китовый усъ; заколотить крышку стоило мнѣ большого труда, но за то я былъ увѣренъ, что лишь только будутъ вынуты гвозди съ одного бока, крышка отлетитъ въ сторону и трупъ выпрямится въ одно мгновеніе. Наладивъ все, я сдѣлалъ на ящикѣ вышеприведенную надпись и отправилъ м-ру Гудфелло извѣщеніе о посылкѣ. Мой слуга долженъ былъ подвести ящикъ къ дому м-ра Гудфелло по условленному мною знаку. Въ отношеніи словъ, которыя долженъ былъ произнести трупъ, я полагался вполнѣ на свой чревовѣщательный талантъ, а относительно дѣйствія ихъ разсчитывалъ на совѣсть убійцы.
Полагаю, что нечего болѣе объяснять. М-ръ Пеннифазеръ былъ тотчасъ-же освобожденъ; онъ получилъ дядино наслѣдство и воспользовался перенесеннымъ опытомъ для того, чтобы исправиться и зажить спокойно и счастливо.