Тысяча вторая ночь (По; Русский инвалид)/ДО

Тысяча вторая ночь.
авторъ Эдгаръ По (1809-1849)[1], переводчикъ неизвѣстенъ
Оригинал: англ. The Thousand-and-Second Tale of Scheherazade, 1845. — Перевод опубл.: 1856. Источникъ: Русскій инвалидъ. 1856. № 119 (31 мая), №120 (1 іюня)

ФЕЛЬЕТОНЪ.
_____________


ТЫСЯЧА ВТОРАЯ НОЧЬ.


Подъ этимъ заглавіемъ напечатанъ въ предпослѣднемъ нумерѣ Illustration весьма игривый и остроумный разсказъ, будто-бы отысканный въ старинной восточной рукописи. Авторъ заставляетъ Шехеразаду разсказывать халифу послѣднія приключенія Синбада-морехода. Въ разсказъ этотъ входятъ всѣ чудеса и открытія, совершенныя въ послѣднее время, начиная пароходомъ, который показался неустрашимому мореходу невиданнымъ звѣремъ, и оканчивая новѣйшимъ изобрѣтеніемъ дамскаго туалета — кринолиномъ. Халифъ, раздраженный тѣмъ, что Шехеразада такъ играетъ его легковѣріемъ, рѣшается исполнить клятву, которую откладывалъ тысячу и одну ночь, и осуждаетъ на смерть сказочницу за то, что она дерзнула утруждать его слухъ такою страшною небывальщиною. Разсказъ показался намъ такъ оригиналенъ и занимателенъ, что мы рѣшились помѣстить его въ нашей газетѣ.

_____________

Пересматривая замѣчательное и малоизвѣстное Арабское сочиненіе, я, говоритъ авторъ, къ удивленію моему, открылъ, что литературный міръ жестоко ошибается на счетъ участи сказочницы Шехеразады, и что развязка Тысячи и одной Ночи по крайней мѣрѣ весьма не полна, если ужъ нельзя назвать ее невѣрною.

Читателямъ извѣстно, что въ обыкновенныхъ переводахъ Арабскихъ сказокъ, халифъ, имѣя основательныя причины ревновать свою первую супругу, не только предаетъ ее смерти, но еще клянется бородой и Магометомъ, вступать ежедневно въ бракъ съ красивѣйшею дѣвицей своего халифата, а на слѣдующее утро отдавать ее въ руки палача, — и халифъ нѣсколько лѣтъ сряду буквально исполнялъ свою клятву.

Однажды, послѣ обѣда, явился къ нему великій визирь, дочь котораго, дѣвица Шехеразада, рѣшилась освободить страну отъ кровавой подати, взимаемой съ красоты, или погибнуть героиней своего намѣренія.

И такъ, она отправила отца своего, великаго визиря, къ халифу, чтобы предложить ему свою руку. Халифъ съ удовольствіемъ принимаетъ предложеніе (онъ давно думалъ о Шехеразадѣ, но боялся визиря), однакожъ предупреждаетъ, что ни для визиря и ни для кого на свѣтѣ не измѣнитъ данному обѣту. Шехеразада настоятельно желаетъ быть супругою халифа, вопреки самымъ благоразумнымъ увѣщаніямъ отца, и желаніе ея исполнилось.

Остальное извѣстно: хитрая Шехеразада начала разсказывать своему супругу разныя удивительныя исторіи, стараясь всегда прерывать разсказъ на самомъ интересномъ мѣстѣ, чтобы возбудить любопытство и заставить слушать продолженіе — точь въ точь Александръ Дюма, Сю и компанія въ романахъ-фельетонахъ — и такимъ образомъ протянула свою жизнь на тысячу и одну ночь, по прошествіи которыхъ, говорятъ, халифъ отмѣнилъ страшную клятву.

Заключеніе это очень утѣшительно для нѣжныхъ нервовъ и чувствительныхъ сердецъ; но неудобно въ томъ отношеніи, что, подобно многому множеству благополучныхъ драматическихъ развязокъ, оно болѣе отрадно, нежели справедливо, и открытая нынѣ Арабская рукопись даетъ возможность исправить ошибку.

«Милая сестрица», говоритъ Шехеразада въ тысяча-второй ночи, (привожу разсказъ слово въ слово), «милая сестрица, такъ какъ теперь халифъ соблаговолилъ отмѣнить ненавистную дань, и я избавилась отъ страха, то упрекаю себя въ одномъ: зачѣмъ я не досказала до конца исторію моряка Синбада. Съ путешественникомъ этимъ случилось много приключеній, любопытнѣе даже тѣхъ, которыя разсказаны мною, и, если вы еще не спите, я сію-минуту поправлю дѣло.»

Повелитель правовѣрныхъ начиналъ дремать, сестра Шехеразады также не очень-то обрадовалась предложенію, но Шехеразада, вѣроятно, не замѣтила этого и продолжала слѣдующее:

«Наконецъ, подъ старость — повѣствуетъ Синбадъ устами Шехеразады — насладившись до̀ма нѣсколькими годами спокойствія, захотѣлъ я посмотрѣть невѣдомыя страны; связалъ въ узелъ товары, которые были подороже и меньше занимали мѣста, велѣлъ поденщику нести за собой пожитки, и пошелъ на берегъ, поджидая корабля, чтобы отправиться съ нимъ въ какую-нибудь землю, гдѣ я не бывалъ прежде…

«Сложивъ пожитки на песокъ, мы сѣли подъ деревьями и смотрѣли на море, въ надеждѣ, что придетъ какой-нибудь корабль: просидѣли нѣсколько часовъ и — напрасно. Напослѣдокъ мнѣ почудился какой-то страшный шумъ; носильщикъ также началъ вслушиваться, и подтвердилъ мои слова. Шумъ усиливался, и мы уже не сомнѣвались, что предметъ, отъ котораго происходилъ шумъ, приближается къ намъ. Дѣйствительно, на горизонтѣ обозначилось черное пятно, и вскорѣ мы увидѣли огромное чудовище. Оно плыло большею частію туловища поверхъ воды съ непостижимою быстротою, отбрасывало грудью широкія складки пѣны и оставляло позади себя длинную свѣтящуюся борозду въ морѣ.

«Черезъ нѣсколько минутъ, чудовище приблизилось къ намъ на такое разстояніе, что мы ясно могли разсмотрѣть его наружность. Оно было вышиною съ три величайшія дерева, еслибъ поставить ихъ одно на другое, и занимало пространство величиною съ аудіенцъ-залу твоего дворца, о прекраснѣйшій и великодушнѣйшій изъ халифовъ! Туловище его было не такое, какъ у обыкновенной рыбы, но твердое какъ скала, черное какъ уголь; на всей части, плывшей надъ водою, не было ничего кромѣ узенькой кровавой полосы, опоясывавшей туловище. Животъ — мы разсмотрѣли его, когда чудовище поднялось надъ волнами — былъ весь покрытъ металлическою чешуей, такого цвѣта, какъ бываетъ мѣсяцъ въ туманную погоду. Спина была плоская и почти бѣлая, и изъ нея выходили три шипа, длиною въ половину всего тѣла чудовища.

«У отвратительнаго существа этого не было видимаго рта; за то природа дала ему восемьдесятъ глазъ, которые торчали изъ своихъ впадинъ, какъ глаза стрекозы, и были размѣщены вокругъ всего тѣла, двумя параллельными рядами, одинъ выше, другой ниже кровавой полосы, которая какъ будто служила имъ бровью. Два или три изъ этихъ ужасныхъ глазъ были болѣе прочихъ и казались вылитыми изъ чистаго золота.

«Хотя животное приближалось къ намъ, какъ я сказалъ, чрезвычайно быстро, но, кажется, оно двигалось помощію какой-нибудь волшебной силы, потому что у него не было ни плавательныхъ перьевъ какъ у рыбъ, ни перепончатыхъ ногъ какъ у утокъ, ни крыльевъ какъ у чайки. Голова и хвостъ его были совершенно одинаковой формы, и только, неподалеку отъ послѣдняго, находились два маленькія отверстія — вѣроятно ноздри, изъ котораго чудовище испускало тяжелое дыханье, съ изумительною силой и пронзительнымъ, противнымъ шумомъ.

«Мы несказанно перепугались; но удивленіе наше даже превзошло страхъ, когда мы увидѣли на хребтѣ чудовища безчисленное множество животныхъ, во всемъ похожихъ на людей, съ тою только разницей, что они были не въ обыкновенной человѣческой одеждѣ, а въ какой-то безобразной и неудобной оболочкѣ, похожей на саванъ, которая такъ плотно прилегала къ кожѣ этихъ несчастныхъ существъ, что они едва могли шевелить членами и, кажется, чувствовали ужаснѣйшую боль. На головахъ у нихъ были какіе-то квадратные ящики, похожіе на чалмы, но вскорѣ я разсмотрѣлъ, что они были очень тяжелы и крѣпки, и заключилъ, что огромная тяжесть ихъ назначена для того, чтобы придерживать головы на плечахъ этихъ странныхъ существъ. На шеѣ у нихъ были надѣты черные ошейники — вѣроятно знаки рабства, но только гораздо тѣснѣе и шире тѣхъ, какіе мы надѣваемъ на собакъ, такъ что несчастныя жертвы рѣшительно не могли повернуться головой ни въ какую сторону, не поворачиваясь, въ то же время, и всѣмъ тѣломъ, и потому вѣчно смотрѣли себѣ на носъ.

«Подойдя почти къ самому берегу, гдѣ мы сидѣли, чудовище вдругъ выбросило, и на великое разстояніе, одинъ изъ своихъ глазъ — и глазъ этотъ лопнулъ съ ужаснымъ пламенемъ, и изъ него столбомъ поднялся густой дымъ и шумъ, подобный грому. Когда же дымъ разсѣялся, мы увидѣли, что, возлѣ головы чудовища, одно изъ непостижимыхъ животныхъ поднесло ко рту трубу и испускало рѣзкіе и непріятные звуки, которые, пожалуй, мы сочли бы за разговоръ, еслибъ они не выходили только носомъ.

«Звуки эти относились ко мнѣ, но я не могъ отвѣчать, потому что не понималъ ихъ смысла, въ замѣшательствѣ обернулся къ носильщику, остолбенѣвшему отъ ужаса и спросилъ, что̀ бы это было за чудовище, чего хочетъ оно, и какія существа кишатъ на его хребтѣ. Носильщикъ отвѣчалъ, на сколько позволялъ ему испугъ, что слышалъ разсказы объ этомъ морскомъ звѣрѣ; что это ужасный демонъ, со внутренностями изъ сѣры и огненной крови, созданный злыми духами на пагубу человѣческому роду; что на спинѣ у него водятся гады, подобные тѣмъ, какіе мучатъ кошекъ и собакъ, но только несравненно крупнѣе и злѣе, и что гады эти приносятъ свою пользу, хотя гибельную, именно укушеніемъ своимъ распаляютъ ярость чудовища, и заставляютъ его рычать и дѣлать все то зло, какого желаютъ злые духи.

«Услышавъ это объясненіе, я бросился со всѣхъ ногъ, безъ оглядки, и вскарабкался на гору; носильщикъ бѣжалъ такъ же скоро, хотя почти въ противную сторону, такъ что подъ конецъ скрылся съ моими пожитками. Полагаю, что онъ сберегъ ихъ въ цѣлости; впрочемъ не могу хорошенько разъяснить этотъ пунктъ по той причинѣ, что я болѣе не встрѣчалъ носильщика.

«Рой полулюдей высадился въ лодкахъ на берегъ, и погнался за мною по пятамъ. Наконецъ меня поймали, связали по рукамъ и по ногамъ, отдали чудовищу, и оно тотчасъ же уплыло въ море.

«Тогда только я горько раскаялся въ своемъ безуміи. Для чего покинулъ я мирную кровлю и подвергалъ свою жизнь такимъ приключеніямъ! Но уже поздно было оплакивать прошлое. Я старался извлечь лучшее изъ своего положенія, заискивалъ благосклонность получеловѣка, державшаго въ рукѣ трубу, повидимому, начальника прочихъ, и, спустя нѣсколько дней, дѣла мои такъ поправились, что онъ началъ оказывать мнѣ разные знаки своего расположенія, а потомъ принялся учить меня реву, который, по чванству, называлъ разговоромъ. Вскорѣ, я уже бѣгло объяснялся съ нимъ на этомъ языкѣ, и далъ понять, что мнѣ очень хотѣлось бы поглядѣть свѣтъ.

— «Я очень радъ, любезный Синбадъ, что ты славный малый», однажды послѣ обѣда сказалъ мнѣ начальникъ полулюдей: «мы намѣрены вскорѣ предпринять такъ называемое кругосвѣтное путешествіе, и такъ какъ тебѣ желательно осмотрѣть свѣтъ, то я безплатно дамъ тебѣ мѣсто на спинѣ звѣря».

Когда султанша Шехеразада довела разсказъ до этого мѣста — говоритъ Арабскій авторъ — халифъ повернулся съ лѣваго бока на правый и сказалъ:

— Удивляюсь, милая султанша, что ты до сихъ поръ молчала о послѣднихъ приключеніяхъ Синбада. Они чрезвычайно занимательны.

Послѣ этого замѣчанія, прекрасная Шехеразада, сказываютъ, продолжала исторію въ слѣдующихъ выраженіяхъ.

Синбадъ повѣствовалъ: — «Я поблагодарилъ получеловѣка за обязательность, и вскорѣ очутился на хребтѣ чудовища, какъ у себя дома. Оно разсѣкало океанъ съ изумительною быстротою, хотя поверхность океана была не плоская, какъ въ нашей части свѣта, а, напротивъ, круглая какъ граната, такъ что мы, можно сказать, то и дѣло поднимались и опускались.»

— Очень странно, перебилъ халифъ.

— Однакожъ справедливо, возразила Шехеразада.

— Сомнѣваюсь, замѣтилъ халифъ: впрочемъ продолжай.

— Съ удовольствіемъ. — «И такъ, чудовище — продолжалъ Синбадъ — то поднимаясь, то опускаясь, какъ я сказалъ, достигло острова, въ нѣсколько сотъ миль окружностью, построеннаго посреди моря крошечными существами, похожими на гусеницу (1).

— Гм! замѣтилъ халифъ.

Шехеразада, не обративъ вниманія на это восклицаніе, продолжала:

«Оставивъ этотъ островъ», сказалъ Синбадъ: «мы пристали къ другому, поросшему каменнымъ лѣсомъ, но такимъ твердымъ, что самые лучшіе наши топоры разлетались въ дребезги, когда мы попробовали было рубить деревья (2)

— Гм! отозвался халифъ; но Шехеразада преспокойно продолжала повѣствовать отъ лица Синбада.

«Пройдя этотъ островъ, мы достигли страны, гдѣ была пещера, углубленная на тридцать или на сорокъ миль въ нѣдра земли. Въ этой пещерѣ находилось гораздо больше дворцовъ, нежели во всемъ Дамаскѣ и Багдадѣ, и всѣ были они обширнѣе и великолѣпнѣе Багдадскихъ и Дамасскихъ. На сводахъ дворцовъ висѣло несмѣтное множество драгоцѣнныхъ камней, похожихъ на алмазы, но величиною больше людей, а внутри, между цѣлыми улицами башенъ, пирамидъ и храмовъ, текли предлинные ручьи, черные какъ эбеновое дерево, и въ нихъ роились безглазыя рыбы (3)

— Гм! пропустилъ сквозь зубы халифъ.

«Потомъ проникли мы въ ту часть моря, гдѣ стояла, высокая гора, по ребрамъ которой текли потоки растопленнаго металла, иные длиною въ шестьдесятъ и шириною въ двѣнадцать миль (4); между тѣмъ какъ изъ вершины ея вылетало такое множество пепла, что онъ совершенно стеръ солнце съ лица неба, распространилъ черную ночь, и мы, стоя въ полутораста миляхъ отъ горы, не могли различить у себя подъ носомъ самаго бѣлаго предмета (5)

— Гм! повторилъ халифъ.

«Отъ этого берега чудовище плыло далѣе, пока мы не встретили земли, въ которой все казалось сдѣланнымъ навыворотъ; такъ, напримѣръ, мы видѣли озеро, и на днѣ его, болѣе нежели на сто футовъ подъ поверхностью воды, стоялъ прегустой лѣсъ (6)».

— Ого! воскликнулъ халифъ.

«Въ нѣсколькихъ сотняхъ миль оттуда, мы очутились въ такой странѣ, гдѣ атмосфера могла своею плотностью поддерживать желѣзо или сталь, какъ наша держитъ пухъ (7)».

— Тра-дери-дера! пробормоталъ халифъ.

(Окончаніе завтра).

(1) Кораллы. (Здесь и далее, за исключением отмеченного, примечания автора.)
(2) «Одна изъ достопримѣчательнѣйшихъ рѣдкостей природы есть безспорно окаменѣлый лѣсъ, близъ источника Пасиньо. Лѣсъ этотъ заключаетъ въ себѣ нѣсколько сотъ деревъ, которыя всѣ стоймя превратились въ камень. Нѣкоторыя изъ нихъ, еще растущія, окаменѣли отчасти. Изумительный фактъ, заставляющій натуралистовъ измѣнить нынѣшнюю теорію окаменѣнія". Кеннеди. — Сперва извѣстію этому не хотѣли вѣрить и перестали считать его вымысломъ съ тѣхъ поръ, какъ открытъ совершенно окаменѣлый лѣсъ, близъ истоковъ Шайенны, которая беретъ начало изъ Черныхъ Горъ, въ Скалистомъ Хребтѣ.
      Едва-ли найдется на всемъ земномъ шарѣ картина, великолѣпнѣе окаменѣлаго лѣса близъ Каира, все равно, смотрѣть-ли на нее съ точки зрѣнія геологіи, или живописи. Миновавъ гробницы халифовъ, какъ-разъ по ту сторону городскихъ воротъ, путешественникъ отправляется къ югу, черезъ пустыню, почти подъ прямымъ угломъ съ Суэцскою дорогой, и, сдѣлавъ миль десятокъ по низкой и безплодной долинѣ, покрытой пескомъ, дресвой и ракушками, такой прохладной какъ-будто море сбыло съ нея только вчера, путешественникъ переходитъ черезъ небольшіе песчаные пригорки, бѣгущіе, въ незначительномъ разстояніи, параллельно дорогѣ, — и здѣсь глазамъ его открывается зрѣлище, невообразимо странное и унылое. Вокругъ него, на нѣсколько миль, лежатъ кучами обломки деревъ, обратившіеся въ камень, и звучать, какъ чугунъ, подъ подковами лошади: совершенно лѣсъ, поваленный на земь. Деревья, темно-коричневаго цвѣта, но прекрасно сохранили свою форму; иные куски длиною въ пятнадцать футовъ и толщиной отъ трехъ до шести дюймовъ; всѣ обломки лежатъ такъ плотно, что между ними едва пробирается Египетскій оселъ, и всѣ сохранились въ такомъ видѣ, что — будь это въ Шотландіи или въ Ирландіи — подумалъ бы, что идешь по огромной высохшей торфяной ямѣ, вырытыя деревья которой гніютъ на солнцѣ. Корни и составныя части вѣтвей, во многихъ мѣстахъ, сохранились почти безъ всякаго поврежденія, а на иныхъ даже видны скважины, проточенныя червями. Тончайшіе проводники соковъ и нѣжныя частицы сердцевины совершенно уцѣлѣли. Древесина совершенно окаменѣла, такъ что рѣжетъ стекло и принимаетъ прекраснѣйшую полировку. — Asiatic Magazine.

(3) Мамонтова пещера, въ Кентукки.
(4) Въ Исландіи, въ 1783 году.
(5) «Послѣ изверженія Геклы, въ 1766 году, облака этого рода произвели такую темноту, что въ Глаумбѣ, лежащей болѣе нежели въ пятидесяти миляхъ отъ горы, надо было идти ощупью, чтобы не оступиться. При изверженіи Везувія въ 1794 году, въ Казертѣ, находящейся въ четырехъ миляхъ отъ волкана, нельзя было ходить днемъ, безъ факеловъ. 1 Мая 1812 года, облако волканическаго пепла и песку, выброшенное волканомъ съ острова Св. Винкентія, произвело такой мракъ, что невозможно было днемъ различить бѣлый платокъ въ шести дюймахъ отъ глаза.» Мюррей, Phil. Edit, стр. 215.
(6) При землетрясеніи, 6ывшемъ, въ 1790 году, въ Каракасѣ часть гранитной почвы обрушилась, и оставила послѣ себя озеро, глубиною от 80 до 100 футовъ, и въ 2,400 футовъ въ поперечникѣ. Обрушилась же часть лѣса Арипао, и деревья нѣсколько мѣсяцевь стояли подъ водою совершенно зеленыя." Мюррей, тамъ же, стр. 221.
(7) Самую твердую сталь можно стерѣть въ столь мельчайшій порошокъ, что онъ будетъ плавать в воздухѣ.


«Продолжая путь по тому же направленію, говоритъ Синбадъ устами Шехеразады, мы вступили въ страну, роскошнѣйшую во всемъ мірѣ. Здѣсь змѣится рѣка въ нѣсколько тысячъ миль длиною, глубины же недосягаемой, и прозрачная какъ янтарь. Рѣка эта была шириною миль въ шесть, а берега ея, возвышавшіеся отвѣсно, по обѣимъ сторонамъ, чуть-ли не на тысячу двѣсти футовъ, были увѣнчаны вѣчно зеленѣющими деревьями, съ вѣчно-душистыми цвѣтами, и дѣлали всю эту страну великолѣпнымъ садомъ… Однакожъ рыхлая зѣмля эта называлась царствомъ Ужаса, и каждый, кто вступалъ въ нее, подвергался неизбѣжной смерти (1)

— Эге! произнесъ халифъ.

«Мы поспѣшно удалились изъ этого царства, и, спустя нѣсколько дней, прибыли въ другое, гдѣ съ изумленіемъ увидѣли сонмища уродливыхъ животныхъ, съ рогами, какъ будто поддѣльными. Противные звѣри эти роютъ себѣ въ землѣ обширныя пещеры, въ видѣ воронокъ, съ каменными стѣнами, расположенными такъ, что онѣ обваливаются подъ всѣми проходящими по нимъ животными другой породы, и низвергаютъ их в пещеру этихъ рогатыхъ чудовищъ, которыя немедленно высасываютъ изъ нихъ кровь, а потомъ съ презрѣніемъ выбрасываютъ ихъ трупы на огромное разстояніе отъ пещеръ смерти (2)

— Бааа! протяжно простоналъ халифъ.

«Далѣе, мы увидѣли страну, чрезвычайно богатую растеніями, но росли они не просто на землѣ, а въ воздухѣ (3); нѣкоторыя питались остатками другихъ растеній (4), или даже соками живыхъ животныхъ (5); иныя сверкали огнемъ (6), а были и такія растенія, что сами собой переходили с мѣста на мѣсто (7)».

— Вотъ еще! замѣтилъ халифъ.

«Изъ этой земли мы вскорѣ вступили въ другую, гдѣ пчелы и птицы такъ отлично знаютъ математику, и такія ученыя, что у нихъ каждый день учатся мудрейшіе люди государства. Разъ властитель этой страны предложилъ на соисканіе награды двѣ наитруднейшія задачи — и онѣ тотчасъ были рѣшены, одна пчелами, другая птицами; но какъ царь скрылъ оба эти рѣшенія втайне, то люди должны были долго ломать надъ ними головы, написали многое множество книгъ, и только спустя цѣлыя столѣтія удалось, наконецъ, математикамъ добиться того, что съ разу рѣшили птицы и пчелы (8)

— Вотъ тебѣ разъ! воскликнулъ халифъ.

«Едва потеряли мы изъ виду это государство, какъ очутились возлѣ пещеры, изъ которой вылетѣла и пронеслась надъ нашими головами стая птицъ, въ милю шириной и въ двѣсти сорокъ миль длиною, такъ что, хоть птицы пролетали по милѣ въ минуту, однакожъ все стадо пронеслось надъ нами не прежде какъ черезъ два часа (9)

— Удивительно! замѣтилъ халифъ.

«Еще не успѣли мы опомниться отъ этихъ птицъ, какъ пришли въ ужасъ отъ птицы другаго рода: она была несравненно больше даже утесовъ, какіе доводилось мнѣ видѣть при первыхъ моихъ путешествіяхъ.. какъ бы сказать?.. да вотъ, великолѣпнѣйшій изъ халифовъ, больше самыхъ большихъ куполовъ твоего сераля! Чудовищная птица была безголовая, съ круглымъ, раздутымъ и пестрымъ животомъ, должно быть, наполненнымъ какою-то блестящею жидкостью. Чудовище несло въ своихъ когтяхъ по воздуху домъ, съ котораго оно сорвало крышу, и внутри дома ясно видѣли мы двоихъ людей. Что чувствовали несчастные, видя свою страшную участь — легко себѣ представить! Мы кричали изо всѣхъ силъ, чтобы испугать птицу и заставить ее выпустить изъ когтей добычу; но она только свиснула и бросила на голову намъ тяжелый мѣшокъ… Мѣшокъ этотъ былъ наполненъ пескомъ.»

— Какая чепуха! сказалъ халифъ.

«Немедленно послѣ этого приключенія, мы увидѣли голубую корову, съ четырьмя стами рогъ, и на спинѣ у ней лежала огромная и твердая земля (10)».

— Помнится, я читалъ объ этомъ въ какой-то книгѣ, замѣтилъ халифъ.

«Мы прошли подъ этимъ материкомъ, лавируя между ногами коровы, и, черезъ нѣсколько часовъ, очутились въ странѣ, по-истинѣ удивительной, — какъ сказывалъ мнѣ получеловѣкъ, именно на его родинѣ. Это очень возвысило получеловѣка въ моихъ глазахъ, и я началъ раскаяваться, что обошелся съ нимъ фамильярно, и даже презрительно; потому что земляки его вообще могущественные волшебники и въ головахъ у нихъ водятся черви (11), которые, вѣроятно, своими движеніями причиняютъ сильную боль и возбуждаютъ воображеніе».

— Какая нелѣпость! сказалъ халифъ.

«У этихъ волшебниковъ были разныя, очень странныя, домашнія животныя, такъ, напримѣръ, лошадь съ желѣзными костями и кипящею кровью. Вмѣсто овса, кормили ее черными камнями, и однакожъ, не смотря на скудную пищу, она была такъ сильна и легка, что тащила за собой ноши, тяжелѣе величайшаго изъ здѣшнихъ храмовъ, и притомъ съ быстротою, недоступною для большей части птицъ». (12)

— Пустяки! сказалъ халифъ.

«Я видѣлъ также, между этими людьми, безперую курицу, но ростомъ болѣе верблюда: вмѣсто мяса и костей у ней были желѣзо и кирпичъ; кровь у ней, какъ у лошади (которой впрочемъ она сродни), была горячая, и курица эта ѣла только дерево в черные камни. Часто она выводила въ сутки по сту цыплятъ, и, получивъ жизнь, они прятались на нѣсколько недѣль въ желудокъ матери (13)

— Тра-лла-ла! запѣлъ-было халифъ.

«Одинъ изъ этихъ могучихъ волшебниковъ создалъ человѣка изъ мѣди и дерева, и одарилъ его такимъ умомъ, что, въ шахматной игрѣ, онъ могъ бы побѣдить все человѣческое племя, кромѣ великаго халифа, Гаруна-аль-Рашида (14). Другой волшебникъ сдѣлалъ, изъ этихъ же матеріаловъ, такое геніяльное существо, что оно въ одну секунду рѣшало задачи, надъ которыми пятьдесятъ тысячъ ученѣйшихъ людей бились бы цѣлый годъ (15). Видѣлъ я волшебника еще удивительнѣе: онъ сдѣлалъ сильную машину — не то человѣка, не то звѣря — но съ свинцовымъ мозгомъ, перемѣшаннымъ съ чѣмъ-то чернымъ, похожимъ на смолу, и приводилъ эту машину въ движеніе пальцами, но такъ быстро и съ такой невообразимой ловкостью, что безъ труда могъ бы написать, въ одинъ часъ, двадцать тысячъ копій корана, и съ такимъ совершенствомъ, что между всѣми копіями не было бы разницы на самотончайшій волосокъ. Изумительная сила этой машины одинаково можетъ производить и добро и зло.»

— Забавныя вещи! сказалъ халифъ.

«У одного изъ чародѣевъ текла въ жилахъ кровь саламандры: онъ садился въ пылающую печь и спокойно курилъ въ ней трубку, въ ожиданіи пока поспѣетъ обѣдъ (16). Другой могъ превращать самые простые металлы въ золото, даже не наблюдая за нимъ во время операціи (17). У третьяго было такое тонкое осязаніе, что онъ сдѣлалъ безконечную невидимую проволоку (18). Четвертый былъ надѣленъ такою быстротой воспріимчивости, что считалъ всѣ отдѣльныя движенія упругихъ тѣлъ, дѣлавшія девять сотъ милліоновъ дрожаній въ секунду (19)

— Нелѣпости! сказалъ халифъ.

«Еще одинъ чародѣй заставлялъ трупы своихъ друзей, посредствомъ невидимаго тока, поднимать руки, шевелить ногами и даже плясать (20). Еще у одного былъ такой могучій голосъ, что его слышали изъ конца въ конецъ земли (21). Еще у одного были такія длинныя руки, что онъ могъ, сидя въ Дамаскѣ, писать письмо въ Багдадѣ, или въ какомъ угодно мѣстѣ (22). Иной приказывалъ молніи сойти къ нему съ небесъ — и молнія являлась на призывъ. Иной бралъ два рѣзкіе звука — и она сливались въ молчаніе. Иной двумя яркими лучами производилъ совершенную темноту (23). Одинъ дѣлалъ ледъ въ раскаленной печи (24). Другому вздумалось, чтобы солнце сняло съ него портретъ — и солнце рисовало (25). Третій взялъ эту звѣзду вмѣстѣ съ луной и планетами, свѣсилъ ихъ съ величайшею точностью, и узналъ изъ чего онѣ составлены. Вообще, весь этотъ народъ съ такой изумительной ловкостью владѣетъ тайнами волшебства, что здѣсь даже кошки, собаки безъ всякаго труда видятъ предметы вовсе не существующіе, или тѣ, которые за двадцать милліоновъ лѣтъ до рожденія самого народа стертые съ лица творенія (26)

— Бредни! сказалъ халифъ.

«Жены и дочери этихъ несравненныхъ магиковъ», продолжала Шахеразада, ни мало не смущенная безпрестанными и грубыми замѣчаніями своего супруга, «жены и дочери этихъ превосходныхъ чародѣевъ были бы верхомъ красоты и совершенства, еслибъ только не преслѣдовала ихъ несчастная привычка, отъ которой до сихъ поръ не въ состояніи предохранить ихъ даже власть мужей и отцовъ.»

— Что-жъ это такое? спросилъ халифъ.

«Какой-то злой геній вбилъ въ голову этимъ совершеннымъ женщинамъ, что красота заключается въ такихъ выпуклостяхъ, которыя излишкомъ своимъ, дѣлаютъ женщину чрезвычайно похожею на двугорбаго верблюда…»

— Довольно! вскричалъ халифъ: не могу больше слушать, и не хочу! У меня смертельно разболѣлась голова… Притомъ же, начинаетъ разсвѣтать… А сколько, бишь, времени мы состоимъ въ супружествѣ? 3наете, меня начинаетъ безпокоить совѣсть. Къ тому же, этотъ двугорбый верблюдъ… Неужели вы считаете меня за болвана?… Во всякомъ случаѣ, сударыня, извольте встать, и прикажите, чтобъ на васъ надѣли петлю…»

Слова эти — сколько извѣстно мнѣ изъ Арабскаго автора, огорчили и изумили Шехеразаду; но она знала, что халифъ не любитъ измѣнять своимъ клятвамъ — и безмолвно покорилась. Шахеразада утѣшилась по крайней мѣрѣ тѣмъ — покуда надѣвали на нее веревку — что ей осталось разсказать еще очень многое, и что свирѣпый мужъ ея уже получилъ справедливое наказаніе, лишивъ себя удовольствія слушать непостижимыя приключенія.
(L’Illustration).

(1) Страна Нигера. См. Simmond’s colonial Magazine.
(2) Мурашанъ. Слово «чудовище» одинаково примѣняется и къ маленькимъ ненормальнымъ существамъ и къ большимъ; прилагательное же «обширный» — есть чисто относительное. Пещера мурашана обширна сравнительно съ норкой обыкновенной красной мирмики. Порошинка кремня — тотъ же камень.
(3) Epidendron Flox Aeris растетъ прильнувъ поверхностью корней къ какому-нибудь дереву или другому предмету, но не извлекаетъ изъ него пищи, и живетъ единственно воздухомъ.
(4) Паразиты, какъ, напримѣръ, удивительная raflesia Arnaldii.
(5) Шувъ упоминаетъ о классѣ растеній, которыя родятся на живыхъ животныхъ: это водоросли, plantæ epizoæ. Г. Вилльямсъ представилъ Національному Институту Новозеландское насѣкомое съ слѣдующимъ описаніемъ: готтъ, очевидно гусеница или червякъ, съ выходящимъ изъ головы растеніемъ, водится у подошвы дерева рата. Необыкновенное насѣкомое это ползетъ по деревьямъ рата и перрири, до самой верхушки, потомъ начинаетъ сверлить стволъ, спускается до корня, и здѣсь умираетъ, а изъ головы его выходитъ растеніе. Тѣло насѣкомаго сохраняется въ совершенной цѣлости, и дѣлается тверже, нежели у живаго. Туземцы приготовляютъ изъ него краску, которою наводятъ узоры на тѣлѣ.
(6) Въ рудникахъ и натуральныхъ пещерахъ водится грибъ, издающій яркій фосфорическій свѣтъ.
(7) Скабіоза и валлиснерія.
(8) Пчелы, съ тѣхъ поръ какъ существуютъ на землѣ пчелы — давали своимъ ячейкамъ стороны и углы именно въ томъ числѣ и видѣ, какія, по законамъ математики, наиболѣе способствуютъ прочности строенія. — Механика долго билась надъ устройствомъ крыльевъ вѣтряной мѣльницы, и наконецъ пришла к убѣжденію, что самымъ лучшимъ образомъ для нихъ будутъ крылья птицы.
(9) Между Франкфуртомъ и территоріей Индіаны видѣли стаю голубей, шириною въ милю; стая летѣла четыре часа. Если предположить скорость полета по милѣ въ минуту, то длина всей стаи будетъ двѣсти сорокъ миль, что̀, считая по три голубя на одинъ квадратный метръ, даетъ 2,230,272,000 голубей. — Путешествіе въ Канаду и Соединенные Штаты, лейтенанта Ф. Галля.
(10) Земля покоится на голубой коровѣ, у которой четыреста рогъ. — Коранъ.
(11) «Энтозоа, или кишечные черви, неоднократно попадались у людей въ мускулахъ и въ мозгу». — Физіологія Уайтта, стр. 143.
(12) На Большой Западной желѣзной дорогѣ, между Лондономъ и Эксетеромъ, паровозы достигли скорости семидесяти Англійскихъ миль въ часъ. Поѣздъ, вѣсомъ въ 90 тоннъ, прибылъ из Паддингтона въ Диджотъ (53 Англійскія мили) въ 51 минуту.
(13) Eccalobeion.
(14) Автоматъ Мельцеля — шахматный игрокъ.
(15) Числительная машина Баббеджа.
(16) Чебертъ, и сотня другихъ фокусниковъ.
(17) Электротипъ.
(18) Волластовъ приготовилъ для своего телескопа платиновую проволоку, толщиной въ одну восемнадцатитысячную часть дюйма. Ее можно было видѣть только въ микроскопъ.
(19) Ньютонъ доказалъ, что сѣтчатая оболочка глаза, под вліяніемъ фіолетоваго луча, дѣлала въ секунду 900,000,000 дрожаній.
(20) Вольтовъ столбъ.
(21) Электрическій телеграфъ.
(22) Печатный приборъ электрическаго телеграфа.
(23) Если два красныхъ луча, выходящихъ изъ двухъ свѣтлыхъ точекъ, будутъ приняты въ темной комнатѣ на бѣлую поверхность, и притомъ разность въ длинѣ ихъ будетъ равна 0,0000158 дюйма, то они дадутъ свѣтъ, вдвое болѣе яркій, нежели одинъ лучъ. То же самое явленіе замѣтимъ, если разность длины принятыхъ лучей будетъ равняться той же дроби, взятой 2¼, 3¼ раза, то свѣтъ не превзойдетъ яркостью одного луча; при разности в 2½, 3½... раза больше дроби свѣтъ совершенно пропадаетъ. Подобныя явленія представляютъ фіолетовые лучи, когда разность длины ихъ составляетъ 0,0000157 дюйма; для остальныхъ лучей разность должна быть тѣмъ больше, чѣмъ ближе лучъ къ красному.
       Тѣмъ же законамъ подчинены и звучныя волны.

(24) Накалите платиновый тигель на спиртовой лампѣ, и налейте въ него сѣрной кислоты: хотя эта кислота, при среднихъ температурахъ, летучѣе всѣхъ другихъ тѣлъ, но, въ данномъ случаѣ, ни одна капля ея не испарится; окруженная собственной атмосферой, она не прикоснется к стѣнкамъ тигля. Налейте теперь на нее нѣсколько капель воды: кислота тотчасъ войдетъ въ прикосновеніе съ раскаленною поверхностью тигля и обратится въ пары такъ быстро, отнимая теплоту у воды, что послѣдняя, въ слѣдствіе мгновеннаго охлажденія, обратится въ кусокъ льда!
(25) Дагерротипъ.
(26) Хотя свѣтъ проходитъ в секунду 167,000 миль, однако отдаленіе отъ земли 61 звѣзды Лебедя (единственная звѣзда, расстояніе которой отъ насъ опредѣлено) до такой степени велико, что необходимо болѣе десяти лѣтъ, чтобы лучъ свѣта, пройдя это пространство, могъ упасть на землю. Для звѣздъ, находящихся еще на большей высотѣ, требуется двадцать, даже тысячи лѣтъ, чтобы онѣ могли быть нами замѣчены; такъ что нѣтъ ничего невозможнаго и невѣроятнаго, что нѣкоторыя звѣзды, видимыя нами, давно уже погасли.
       Гершель (отецъ) доказываетъ, что свѣту звѣздъ, самыхъ отдаленных и по этому, едва видимыхъ въ его большой телескопъ, нужно 3,000,000 лѣтъ, чтобы дойдти до зѣмли. Если это справедливо, то для нѣкоторыхъ звѣздъ, усмотрѣнныхъ посредствомъ прибора лорда Росса, нужно было по крайней мѣрѣ двадцать пять милліоновъ лѣтъ, чтобы явиться на видимомъ горизонтѣ.


  1. В публикации "Русского инвалида" автор указан не был, однако в предисловии было указано, что рассказ переведён с французского языка, из журнала L’Illustration. (Прим. ред.)