МНогїе какъ изъ древнихъ, такъ и изъ новыхъ писали о Миѳологїи, то есть, о баснословїи. Нѣкоторые собрали имена и различныя названїя боговъ и богинь; другїе изъяснили оныхъ родословїе; иные о знатнѣйшихъ ихъ дѣлахъ подали извѣстїе; изображенїя каждаго представили; храмы, жертвоприношенїя, сво́йства и силу ихъ показали; опредѣлили, которые каждому изъ нихъ птицы, звѣри и дерева̀ собственны; какїя одежды и украшенїя всякому приличествуютъ, объявили; наконецъ означили изобрѣтенныя ими науки, художества и орудїя. Есть и такїе, которые Героевъ и Героинь житїя, браки, дѣтей, путешествїя, подвиги и прочїя обстоятельства подробно описавъ, въ сочиненїяхъ своихъ потомкамъ оставили. О чудныхъ и ужасныхъ приключенїяхъ, невѣроятныхъ преображенїяхъ и превращенїяхъ почерпнутыхъ изъ временъ въ предѣлахъ исторїи невключенныхъ находимъ мы разныя книги. Сколько въ свѣтъ издано многоразличныхъ толкованїй на басни, то естественныхъ, то историческихъ, то нравоучительныхъ; сколько имѣемъ мы мнѣнїй о происхожденїи многобожїя; сколько возраженїй на мнимыя языческихъ боговъ чудеса, ложныя ихъ прореченїя, и на оказанное имъ втуне божественное почитанїе. Наипаче достойно здѣсь упомянуть о тѣхъ, которые разсѣянныя повсюду до древняго баснословїя принадлежащїя части, не инако какъ сожалѣнїя достойный Еитъ, раздробленные и раскиданные суровою Мидїею неповиннаго Авсирта члены, прилѣжно собирая составили цѣлую систему, или цѣлое Миѳологїи тѣло. Сїи писатели неусыпными своими трудами заслужили себѣ великую похвалу у искусныхъ и знающихъ людей, просвѣтили бывшее чрезъ толь долгїя лѣта̀ во тьмѣ сїе ученїе, и прїобрѣли имени своему безсмертную славу. Всѣ просвѣщенные народы пользуются преизрядными ихъ сочиненїями, во всѣхъ порядочно учрежденныхъ училищахъ толкуютъ ихъ книги, любители наукъ читаютъ оныя съ крайнимъ[1] удовольствїемъ. Однако сего всего не довольно, чтобъ заградить уста хулителей сей науки: не взирая на пользу ея и красоту, ругаютъ оную и поносятъ вездѣ непристойными словами, и безполезною называютъ. А во утвержденїе своего мнѣнїя приводятъ нѣкоторыхъ изъ числа̀ ученыхъ людей, которые прилѣжа къ вышнимъ, какъ они говорятъ, наукамъ, Миѳологїю, не имѣя вовсе объ ней яснаго понятїя, и не проникнувъ внутренняго ея состава, или презираютъ, и за бездѣлицу и сказки дряхлыхъ старухъ, выдуманныя для потѣхи малымъ ребятамъ почитаютъ, или углублены мыслями своими въ хрустальныя небеса, въ солнечныя пылинки, въ потаенныя качества, въ превращенїе круговой поверхности въ четыреугольникъ, въ нераздѣлимыя количества, и въ пустоту наднебесную молчанїемъ своимъ а иногда и высоковажною усмѣшкою соглашаются на ругательства ихъ. Но чтобъ неосновательное сїе многихъ мнѣнїе опровергнуть, и достоинство Миѳологїи, сколько возможно, возстановить и укрѣпить, намѣренъ я здѣсь вкратцѣ о пользѣ Миѳологїи любопытнымъ и правду любящимъ читателямъ предложить. Не сыщетъ никто въ семъ сочиненїи ни громкихъ словъ, ни замысловатыхъ рѣчей, ни красно и искусно сплетеннаго сло́га; но одну только истинну простыми словами изображенную, которая, какъ Еврипидъ говоритъ, не требуетъ никакихъ украшенїй. Лжѣ свойственно прикрывать наготу свою̀ свѣтлыми и златотканными одеждами, а истинна напротивъ того и въ черномъ сїяетъ вретищѣ.
Великое человѣческому роду дарованїе божїе, умъ мыслящїй и разсуждающїй не только о всѣхъ видимыхъ, но и отъ зрѣнїя нашего сокровенныхъ вещахъ, не только о вещественныхъ тѣлахъ, но и о духахъ веществу вовсе непричастныхъ: не меньшїй во истинну даръ и слово, безъ котораго мы, можетъ быть, не столь различествовали бы отъ прочихъ звѣрей. Есть и въ нихъ, хотя не на такой степени, какъ въ человѣкѣ, понятїе, разсужденїе и память; имѣютъ они между собою отъ естества знаки, которыми одинъ другому показать и изъяснить желанїя своѝ и страсти могутъ и умѣютъ: однако лишены сло́ва изображающаго удобно всѣ мысли человѣческія и всѣ оныхъ малѣйшїя части, преимущество какъ въ вышепоказанныхъ ума дѣйствїяхъ, такъ и въ семъ уступаютъ человѣку. И для того отецъ бывшихъ всѣхъ и будущихъ стихотворцевъ Омиръ не могъ людей назвать лучшимъ и отмѣннымъ отъ другихъ именемъ, какъ только симъ, что они умѣютъ дѣлить голосъ свой на мѣлкїя части. Отъ сихъ двухъ ввожденныхъ намъ свойствъ произошли науки, въ которыхъ состоитъ человѣческое блаженство. Науки насъ отъ самаго малолѣтства будто млекомъ и сотомъ питаютъ, въ цвѣтущемъ возрастѣ обуздываютъ страсти наши, и прямый путь къ добродѣтели показываютъ, а въ старости изможденныя силы тѣ́ла и разума нашего ободряютъ и оживотворяютъ. Сїи благородныя ума и сло́ва человѣческаго отрасли рожденїе свое, сколько намъ изъ древности извѣстно, имѣли въ Азїи, откуда чрезъ путешествїя и странствованїя любопытныхъ и разумныхъ мужей перешли пото́мъ въ Грецїю; а изъ Грецїи разлились по пространнымъ Римскимъ областямъ, въ которыхъ чрезъ нѣсколько сотъ лѣтъ вездѣ распространившись, наконецъ стали увядать такъ, что и со всѣмъ было исчезли. Наступили внезапно темныя и варварскїя времена; вся почти Европа помраченная невѣжествомъ подъ игомъ незнанїя стенала, пока опять изъ Грецїи, гдѣ еще нѣкоторые ихъ остатки, какъ скрытыя въ пепелѣ таились искры, ва́рварами въ Италїю не были изгнаны. Достойное удивленїя приключенїе! Варвары причину подаютъ къ истребленїю варварства. Въ Италїи впервые благополучной для нихъ вѣкъ возобновился, пото́мъ начали вездѣ приходить въ прежнее свое достоинство, и такъ вся Европа вскорѣ просвѣтилась. Нѣтъ теперь въ ней ни одного государства, гдѣ бы не процвѣтали науки, и общаго благополучїя не умножали. Произвели древнїя времена остроумныхъ Философовъ, краснорѣчивыхъ Ораторовъ, прилѣжныхъ и безпристрастныхъ Историковъ, сладостныхъ Стихотворцевъ[2], и нынѣшнїе производятъ. Сколько осталось намъ Греческихъ и Латинскихъ писателей, коихъ сочиненїя всему свѣту прїятны и любимы, сколько и теперь имѣемъ Францусскихъ, Италїанскихъ, Аглинскихъ, Нѣмецкихъ, Гишпанскихъ, Шведскихъ, Датскихъ, Голландскихъ, Польскихъ и нашихъ Россїйскихъ книгъ, изъ которыхъ иныя въ переводахъ, а иныя въ самихъ подлинникахъ читаемъ, и чтенїемъ ихъ наслаждаемся. Весьма мало сыщется, я думаю такихъ, кои бы не употребляли времени на чтенїе полезныхъ и увеселительныхъ книгъ. Но къ совершенному разумѣнїю безчисленнаго ихъ множества на разныхъ языкахъ сколь полезна и сколь нужна Миѳологїя, тотъ подлинно знаетъ, кто взявъ какую нибудь по пра́виламъ[3] благоразумїя и искусства сочиненную книгу, не съ великою и почти невѣроятною скоропоспѣшностїю оную прочитываетъ, или лучше сказать, пробѣгаетъ не взирая ни на какїя, которыя въ ней могутъ случиться, трудности и препятства, но съ зрѣлымъ рассужденїемъ о всемъ томъ, что ему не извѣстно или не понятно покажется, прилѣжно старается получить довольное знанїе и въ тонкость постигнуть. О древнихъ не упоминаю, въ которыхъ вездѣ, ежели такъ сказать можно, царствуетъ баснословїе. Не увидите не только у Стихотворцевъ, отъ которыхъ какъ отъ нѣкоего источника всѣ басни для разныхъ причинъ вымышлены, умножены и украшены, но и у Ораторовъ, Историковъ, Географовъ, Натуральной исторїи писателей и Философовъ, не увидите почти ни одной страницы, на которой бы не было именъ изъ Миѳологїи взятыхъ и заключающихъ въ себѣ пространныя размышленїя, но естьли оныя читателямъ не будутъ[4] извѣстны, то не будутъ они чувствовать тѣхъ прїятностей и красотъ, которыя возвели древнихъ на самую высочайшую степень мудрости и ученїя, и славѣ ихъ даровали вѣчность. И для того многїе будучи ужѐ увѣрены о превосходныхъ качествахъ Греческихъ и Латинскихъ писателей, и языки разумѣя, отъ чтенїя ихъ не могутъ получить себѣ пользы и желаемаго увеселенїя. Правда что довольное искусство въ разныхъ наукахъ требуется къ отвращенїю сего препятства, просвѣщенный благороднымъ воспитанїемъ умъ, обхожденїе съ разумными людьми; однако и Миѳологїя непослѣднее между прочими занимаетъ мѣсто. Желалъ бы я знать хотя одного человѣка, которой бы не преткновенно могъ читать и разумѣть ихъ книги, не упражняясь въ Миѳологїи. Но можетъ быть новые писатели и безъ нее вразумительны? Никакъ. Они послѣдуя стопамъ древнихъ учителей и истинныхъ натуры подражателей, узнавъ преимущества ихъ баснословїя, удержали оное, и украсили имъ также и своѝ сочиненїя. Тѣже имена боговъ и богинь у нихъ находимъ, которыя были у древнихъ, хотя со всѣмъ для другой причины; полубоги, Нимфы, Сатиры и Силваны, названїя разныхъ животныхъ и бездушныхъ вещей, преизрядныя подобїя и сравненїя по большой части не изъ древняго ли баснословїя приняты? И такъ тщательному и любопытному читателю незнающему Миѳологїи и новыхъ авторовъ книги не меньше причинятъ трудности. Темны ему покажутся многїя мѣста̀, неприличное а иногда и противное вообразитъ себѣ оныхъ знаменованїе, и какъ бы съ предъидущимъ и послѣдующимъ смыслъ ихъ согласить недоумѣвать станетъ. Чтожъ касается до нѣжныхъ рѣчей, великолѣпныхъ словъ, остроумныхъ замысловъ и прочихъ склада красотъ зависящихъ отъ Миѳологїи, то смѣло могу сказать, что оныхъ безъ довольнаго въ ней знанїя и со многимъ трудомъ открыть не возможно. Представимъ себѣ въ примѣръ сїе слово: АРГОНАВТЫ. Оно одно, но цѣлая подъ онымъ разумѣется исторїя, которую изъ Греческихъ Аполлодоръ Родїйскїй, а изъ Латинскихъ стихотворцевъ Каїй Валерїй Флаккъ пространно описали. Должно при семъ словѣ знать, кто они были, и кого предводителемъ имѣли; кто начальникъ ихъ путешествїя, какїя онъ причины представлялъ совѣтуя имъ сей путь воспрїять, и съ какимъ тайнымъ умысломъ; кто изъ боговъ и богинь вспомоществовали имъ въ семъ предпрїятїи, кто напротивъ того препятствовалъ, и для чего; кто состроилъ корабль, какое оному имя, и кто на немъ былъ кормщикъ; откуда они въ путь отправились, чрезъ которыя моря̀ проѣзжали, какїя преодолѣвали трудности, къ которымъ приставали островамъ, гдѣ на матерую землю выходили, что съ ними тамъ достопамятное здѣлалось; кто отъ нихъ отсталъ, и какъ послѣ опять соединился; кто умеръ на пути, что происходило по прїѣздѣ ихъ къ уреченному мѣсту, какъ они были приняты, и какимъ образомъ намѣренїе свое произвели въ дѣйство, какъ возвратились въ отечество, и что пото́мъ воспослѣдовало. Сїе все вкратцѣ мною сказанное, и еще далеко больше изъ пространной сей матерїи надлежитъ знать тому, кто хочетъ имѣть точное понятїе объ Аргонавтахъ. И другїя Миѳологическїя слова̀ толковать короче почти нельзя за тѣмъ, что одна басня соединяется со многими другими.
Исторїя представляетъ намъ нача́ла, укрѣпленїе и распространенїе государствъ, подаетъ основательныя пра́вила, и показываетъ въ самомъ дѣлѣ збывшїеся примѣры ко управленїю цѣлыхъ народовъ, описываетъ прехвальныя и вѣчной славы достойныя дѣла̀ мужей знаменитыхъ, опредѣляетъ точное время, когда, какимъ образомъ и кѣмъ населены ужасныя пустыни и непроходимыя дубравы, когда пагубными непрїятельскими войнами, или междоусобными раздорами цвѣтущїя предъ тѣмъ разрушились царства. Сїя толь нужная, полезная и прїятная наука не можетъ достигнуть къ совершенству безъ Миѳологїи. Причину сему легко узнать можно, естьли приведемъ на память то, что перьвые писатели были стихотворцы, и что всѣхъ земель исторїя приближаясь къ своимъ началамъ теряется наконецъ въ Миѳологїи. Гдѣ сыщемъ мы о древнѣйшихъ народахъ извѣстїя; откуда узнаемъ ихъ происхожденїе, правленїе и случившїяся въ немъ перемѣны; кто объявитъ намъ имена, родословїе, добрыя и худыя поступки ихъ владѣльцевъ; отъ кого увѣдомимся, гдѣ и кѣмъ изобрѣтены и заведены различныя науки и художества; кѣмъ состроены часто въ исторїяхъ упоминаемые города̀, храмы и прочїя удивительныя зданїя? Миѳологїя насъ изъ сего недоумѣнїя вывесть, и въ толикой тьмѣ нѣкоторой свѣтъ пода́ть можетъ. Въ ней обрѣтаемъ мы Троянскую исторїю баснями предъ невѣжами нѣсколько закрытую, а предъ глазами разумныхъ людей великолѣпно украшенную. Финикїянъ морскїя путешествїя въ отдаленныя страны, преселенїе одной ихъ части въ Вїотїю, а другой въ Африку, и созданїе городовъ тамъ Ѳивъ, а здѣсь Кархидона остались бы на вѣки въ забвенїи, есть ли бы въ баснословныхъ повѣстяхъ не были сохранены. Ѳивейскїя плачевныя приключенїя, убїенїе отца, бракосочетанїе матери, въ незнанїи кровосмѣшенїе сына, востанїе двухъ родныхъ братьевъ другъ на друга, отчаянное ихъ сраженїе и прочїя всѣ бѣдственныя слѣдствїя, на конецъ паденїе всего Царскаго дома Стихотворцы читателямъ въ басняхъ, какъ на нѣкоторомъ позорищѣ, смѣшивая съ правдою вѣроятные хотя неистинные вымыслы, такъ ясно представили, что безъ страха и отвращенїя объ оныхъ нельзя[5] и помыслить. О благополучномъ состоянїи Аркадскихъ жителей, которое подъ именемъ златаго вѣка нынѣ во всей подсолнечной прославляется, столько бы мы знали, сколько о древнихъ Камчадальскихъ и Американскихъ дѣйствїяхъ, ежели бы не имѣли басенъ. Не упоминаю о прочихъ бывшихъ близъ Аркадїи на томже[6] полуостровѣ Пелопоннисѣ, какъ то о Лакедемонянахъ, Коринѳянахъ, Аргїянахъ и Пилїянахъ, о многихъ островахъ Кикладскихъ и другихъ на Средиземномъ морѣ вездѣ разсѣянныхъ. Представьте себѣ въ мысляхъ вашихъ Миноя, Радаманѳа, Идоменея, Дедала, Коривантовъ, гору Иду и другїя имена въ третьей книгѣ Виргилїевой Енеиды помянутыя, не принадлежатъ ли оныя къ истолкованїю исторїи Критской? Аѳины славою своею до небесъ превознесенныя, и весь свѣтъ приведшїя во удивленїе о первыхъ своихъ временахъ, Царяхъ и о храбрыхъ Герояхъ только тѣ имѣютъ преданїя, которыя находятся въ баснословїи. И хотя изъ сихъ примѣровъ явно, что Миѳологїя исторїи много способствуетъ; однако для яснѣйшаго доказательства еще одинъ предложить заблаго[7] разсуждаю. Большая часть писателей въ томъ согласны, что древняя исторїя простирается до четвертаго вѣка по́слѣ Рождества Хрїстова, въ которомъ Римское государство раздѣлилось на двѣ части, то есть на Восточное и Западное. Изъ чего слѣдуетъ, что изъ древнихъ временъ нѣтъ ближайшей къ нашему вѣку исторїи какъ Римская. Ктожъ будетъ и о томъ сомнѣваться, что въ ней больше подлинныхъ извѣстїй находится, нежели въ другихъ. Однако чѣмъ ближе къ началамъ оныя приступаемъ, тѣмъ яснѣе видимъ, что и она изъ Миѳологїи какъ изъ общаго всѣхъ исторїй источника происходитъ. Откуда взяли историки Аборигиновъ, Іана, Сатурна, Пика, Фавна, Евандра, Кака, Латина и Енея, которой хотя и не въ одно время жилъ съ Дидоною, однако для застарѣлой и непримирительной взаимной между Римлянами и Карѳагенянами ненависти будто огорченїемъ Боговъ съ самаго ихъ начала вкорененной совокупленъ съ нею отъ Латинскаго Омира нарочно для того, чтобъ онъ ее разгнѣвалъ, принудилъ къ самоубїйству, и жестокою своею поступкою всѣялъ въ сердца̀ сихъ двухъ народовъ сѣмена свирѣпой той вражды, которая пото́мъ усилившись безчисленное множество людей съ обѣихъ сторонъ погубила, и не только Сицилїю, Гишпанїю, Галлїю, Италїю, Африку, но и пространныя моря̀ кровїю убїенныхъ обагрила.
Теперь вникнемъ во святилище и другихъ наукъ, въ которое, по мнѣнїю многихъ, тѣмъ только входъ отворенъ, кои одну которую нибудь изъ нихъ избравъ во всю жизнь свою̀ за оною слѣдуютъ, хотя то не рѣдко случается, что и таковыя увидѣть оныя ли́ца, и благосклоннымъ ея взоромъ пользоваться не удостоиваются для того, что на рабынь, сверстницъ, подругъ и наперстницъ госпожи своей гордымъ и презрительнымъ взираютъ окомъ. Я говорю объ Астрономїи, Фисикѣ и Исторїи натуральной. Первая Астрономїя, сколько одолжена Миѳологїею, изъ того довольно явствуетъ, что она всѣхъ планетъ имена, раздѣленїе неизчетной сїяющихъ на тверди небесной огней громады на созвѣздїя, и всѣхъ ихъ, также и знатнѣйшихъ частей названїя отъ Миѳологїи получила, и хотя ненавистники всѣ силы своѝ на то употребили, чтобы взятыя изъ Миѳологїи слова̀ въ сей звѣздочетцевъ наукѣ истребить, однако не могли достигнуть къ своему намѣренїю. Былъ нѣкто Іулїй Шиллеръ, которой послѣдуя совѣту Бе́ды, проименованнаго Почитаемымъ, изъ баснословнаго, какъ онъ самъ говоритъ, Христїянское небо здѣлать старался, и для того перемѣнилъ всѣмъ созвѣздїямъ названїя; вмѣсто древнихъ въ соблазнъ по его мнѣнїю приводящихъ именъ далъ Святыя и Божественныя, однако не имѣлъ никакого успѣха въ дерзновенномъ своемъ предпрїятїи[8]. Нѣкоторые новому его вымыслу удивлялись, иные за ревность къ благочестїю похваляли, многїе смѣялись и презирали, а другїе негодовали, что онъ желая священныя вещи больше прочихъ почтить меньше, нежели надлежало, имъ че́сти здѣлалъ; да и въ подозрѣнїе себя привелъ, будто онъ такимъ образомъ, какъ подъ медомъ желчь, подъ святостью скрыть хотѣлъ злочестїе. Я не утверждая ни одного изъ сихъ мнѣнїя, предложу здѣсь всякому на разсужденїе нѣкоторыя имъ выдуманныя созвѣздїй названїя. Большую медвѣдицу называетъ онъ Святымъ Архангеломъ Михаиломъ; Дракона младенцами избїенными отъ Ирода; Делфина водоносомъ въ Канѣ Галилейской; Андромеду гробомъ Христовымъ; овна Святымъ Апостоломъ Петромъ; быка Святымъ Андреемъ; Орїона святымъ[9] Іосифомъ обручникомъ пренепорочной дѣвы, и прочая подобнымъ образомъ. Ерардъ Вейгелъ видя Шиллерову неудачу, оставивъ богословїю обратился къ политикѣ, и для сысканїя себѣ у высокихъ особъ милости, и у всѣхъ людей похвалы вознамѣрился выдумать новое небо, которое онъ назвалъ Гералдическимъ, и вмѣстилъ въ оное гербы Европейскихъ Государей, Князей и прочихъ людей. Напримѣръ большую медвѣдицу превращаетъ онъ въ слона Королевства Датскаго, лебедя въ руту съ мечами двора Саксонскаго, Плїяды въ Пиѳагорову таблицу, которую онъ за гербъ купеческой почиталъ. Однако сїи новости всѣмъ славнымъ Астрономамъ не понравились; и такъ Миѳологическїя имена и до сего времени остались въ употребленїи, не только для того, что давно ужѐ въ обыкновенїе вошли, и во многихъ древнихъ и новыхъ книгахъ находятся, но и для точнаго нѣкоторыхъ съ тѣми вещами, которыя чрезъ нихъ означаются, подобїя, также для изображенїя сво́йства тѣхъ временъ и погодъ, которыя случаются, когда они надъ оризонтомъ видимы, или когда восходятъ и заходятъ. Сїе восхожденїе и захожденїе звѣздъ есть троякое, какъ то, вечернее, мїрное и солнечное. Древнїе Стихотворцы наипаче въ книгахъ о земледѣлїи, о праздникахъ, и почти вездѣ, такъ часто оныя употребляли, что отъ чтенїя ихъ весь народъ восхожденїе и захожденїе звѣздъ такимъ же образомъ какъ и они означали, которому обыкновенїю послѣдовали писатели о домостроительствѣ, деревенской жизни и прочїе. Отъ чего по́слѣ и Астрономы принуждены были Пїитическое восхожденїе и захожденїе изъяснить, и въ книгахъ своихъ особливую для онаго главу опредѣлить, которую и понынѣ видимъ мы во всѣхъ Астрономїяхъ.
О пользѣ Миѳологїи въ Фисикѣ развѣ тотъ будетъ сомнѣваться, кто не знаетъ, что Стоики и другїе Философы баснословїе почитали за науку о естествѣ вещей, и о происхожденїи ихъ; о сво́йствахъ и перемѣнахъ случающихся въ натурѣ. Во свидѣтельство призываю я Стоической Философїи въ новѣйшїя времена возобновителя Іуста Липсїя, которой въ толкованїяхъ своихъ на четвертую книгу Сенеки о благодѣянїяхъ пишетъ такъ: Стоики толковали стихотворческїя басни о естественныхъ вещахъ, много въ томъ упражнялись, и заключали въ нихъ всѣ таинства Натуры. Чтожъ? надлежитъ ли ихъ за то обвинять? Нѣтъ, не думаю. Да и Омиръ уповательно тѣже мысли имѣлъ. Лукрецїй послѣдователь Епикура въ началѣ книгъ своихъ о Натурѣ вещей призывая и описывая Венеру, не ясно ли намъ показываетъ, что онъ подъ именемъ сей Богини разумѣетъ всемїрную нѣкоторую Фисическую по своей Философїи силу всѣмъ вещамъ бытїе и пребыванїе дающую. Исїодово родословїе Боговъ въ самомъ началѣ не что иное есть, какъ Философское мнѣнїе, какимъ образомъ сей мїръ сотворенъ. Знали подлинно творцы басней, что солнце есть огненное тѣло, отъ чего бываютъ громы и землетрясенїя, происходятъ источники и рѣ́ки, раждаются вѣтры, для чего жители горячаго пояса черны, какая причина затмѣнїя солнечнаго и луннаго, что тому виною, что возы небесные, изъ которыхъ большой Грекамъ, а малой Финикїянамъ въ мореплаванїи путь показывалъ, никогда какъ прочїя свѣтила не заходятъ, что нѣкоторыя неподвижныя звѣ́зды исчезаютъ, и знанїе свое не въ систематическихъ сочиненїяхъ, но въ басняхъ предложили простому народу къ увеселенїю, а учащимся къ пользѣ. Напрасно бы было пространными доказательствами сїе все здѣсь утверждать, имѣя толкованїя многихъ преизрядныхъ писателей ясно намъ показующїя, что въ басняхъ скрыта естественная наука. Больше всѣхъ въ семъ дѣлѣ трудился Наталисъ Комесъ въ десяти книгахъ о Миѳологїи или изъясненїи басней.
Часть Фисики есть Исторїя Натуральная, которая разсматриваетъ сво́йства всѣхъ животныхъ, растущихъ и камней. Но кто лучше оныя изобразилъ, какъ Овидїй въ своихъ превращенїяхъ, которыя со внутреннимъ увеселенїемъ всякъ читаетъ? Не позабылъ онъ свойствъ и натуры каждаго, не преминулъ ни одной ихъ части, которой бы точно и подробно не описалъ, преображая искусно Боговъ и людей въ звѣри, птицы, рыбы, дерева и въ бездушныя вещи. Представимъ себѣ въ мысляхъ нашихъ Ликаона превращеннаго въ волка, Филомилу въ соловья, Прокну въ ластовицу, Тирренскихъ корабельщиковъ въ морскїя сви́ньи, Дафну въ лавровое дерево, Аглавру и Ватта въ камни: представимъ и ясно увидимъ, ложно ли то, что сказано здѣсь о Назонѣ. Кого не удовольствуетъ Виргилїй обширнымъ описанїемъ пчелъ, великодушныхъ вождей ихъ, сїи его собственныя слова̀, и всего народа нравовъ и упражненїй, различныхъ сонмовъ, и бываемыхъ между ими сраженїй. Великое вспомоществованїе дѣлали бы намъ въ изученїи Исторїи Натуральной тѣ о превращенїяхъ писатели, изъ которыхъ отторгнувъ малыя только частицы, собралъ Антонинъ Либералисъ: но одни лишь имена ихъ намъ остались извѣстны, а книги, къ сожалѣнїю нашему въ прахъ стерло ѣдкое время скрежещущими своими зубами. Безъ Плинїевыхъ книгъ, которыя племянникъ его въ письмѣ къ Тациту не въ похвалу отъ ласкательства, но по справедливости называетъ пространными, учеными и не меньше различными какъ сама натура, не могла бы прїити Исторїя Натуральная къ такому совершенству, въ каковомъ она нынѣ блистаетъ, но къ разумѣнїю оныхъ не обходимо потребна Миѳологїя.
Но что я вижу? Не сладкой ли сонъ отягощаетъ зрѣнїе мое? не мечта ли воображаетъ въ мысляхъ моихъ сїе прїятное позорище? является сама Богиня, рукою помаваетъ, и простерши перстъ свой указываетъ мнѣ великолѣпное зданїе пречуднымъ художествомъ сооруженное, и благосклоннымъ взоромъ недоумѣнїе мое ободряя говоритъ: Вниди въ храмъ мой, дверь сїя никогда не затворяется, возри на искусство рукъ человѣческихъ; увидишь[10] въ немъ живописи Апелла и Зевксиса, узришь[11] Фидїевы статуи, посмотришь[12] на изваянныя изображенїя, приведутъ тебя въ удивленїе славнѣйшихъ всѣхъ живописцевъ картины, достопамятныхъ каменосѣчцевъ и ваятелей рукодѣлїе; моимъ совѣтомъ все оное здѣлано, и для прославленїя имени тѣхъ, кои надъ тѣмъ трудились, внесено въ сей храмъ, въ которомъ оно хранится, и увеселяетъ любителей моихъ, а ненавистниковъ сердца̀ терзаетъ. Я вижу о Богиня! сколько сїи и другїя художества тобою одолжены, примѣчаю, коликое ты имъ дѣлаешь[13] вспомоществованїе, и что на верьхъ славы прилежащихъ къ нимъ возводишь[14]: но кто можетъ по достоинству словами изобразить твое въ семъ дѣлѣ участїе, кто подробно описать всѣ твои преимущества? Давно ужѐ оныя всему свѣту извѣстны, и ежедневными опытами утверждены. Того ради обращаюсь къ наукамъ, и предложивъ вкратцѣ о естественной богословїи заключу нравоученїемъ.
О богѣ разсуждать, признавать, что онъ сїю населенную людьми и другими животными землю такъ какъ и всѣ прочїя планеты съ ихъ спутниками создалъ, что солнце и блистающїя въ неизмѣримомъ отдаленїи собственымъ[15] своимъ свѣтомъ звѣ́зды его творенїе, удивляться премудрости, величеству и силѣ божїей, утверждать что онъ святъ, праведенъ, безначаленъ и безконеченъ, о провидѣнїи его не сомнѣваться, учитъ насъ естественная Богословїя: а какимъ образомъ сїя влїянная въ сердце наше наука у многихъ народовъ подъ баснями скрыта превратилась на конецъ въ многобожїе, Миѳологїя намъ показываетъ. Страхъ и надежда отъ невѣжества, жесточайшїе рода человѣческаго тиранны[16] произвели у язычниковъ толикое Боговъ множество, что не осталось на небѣ, на землѣ и въ преисподней ни одного мѣ́ста, которое не было бы ими наполнено. Рожденїе человѣка на свѣтъ, воспитанїе, совершенной возрастъ, старость и смерть коликому числу Боговъ они поручили; въ земледѣлїи, купечествѣ, во время войны, во всѣхъ наукахъ и художествахъ, на пиршествахъ, въ путешествїи и при всѣхъ прочихъ случаяхъ сколько разныхъ Боговъ почитали? Однако на послѣдокъ видя себя отягощенныхъ многобожїемъ, и въ сомнительномъ[17] своемъ богопочитанїи нѣкоторую отраду получить желая раздѣлили ихъ на различные чины, честьми неравными почтили, и установили одного надъ всѣми правителя, которому оказывали бо́льшее нежели прочимъ почтенїе. Великую силу имѣетъ истинна, она и скрываема предъ разумными утаиться не можетъ. Орфей изъ древнѣйшихъ прежде Омира бывшихъ Стихотворцевъ утверждаетъ сїе явственно въ одномъ стихѣ, въ которомъ онъ говоритъ, что Юпитеръ, Плутонъ, Аполлонъ и Дїонисъ знаменуютъ единаго Бога имя. И Сенека въ вышепомянутой книгѣ также пишетъ, что Богъ можетъ имѣть столько различныхъ названїй, сколько въ немъ есть свойствъ. Впрочемъ есть ли о суевѣрномъ древнихъ язычниковъ многобожїи и по мнѣнїю простаго ихъ народа разсуждать станемъ, такъ и тогда будетъ оно намъ не безполезно. Увидѣвъ какую они честь вымышленнымъ Богамъ отдавали, бо́льшую воздавать будемъ истинному Творцу всей селенной: познавъ ложныя ихъ чудеса, темныя къ уловленїю душъ человѣческихъ прореченїя, непристойные праздники, нескладные обряды, ощутимъ въ мысляхъ нашихъ несказанную радость и принесемъ Всевышнему благодаренїе, что онъ отъ всѣхъ тѣхъ заблужденїй насъ избавилъ, и свѣтомъ истинны просвѣтилъ.
Толикая отъ Миѳологїи вездѣ разливается польза! Но въ нравоученїи столь она нужна, что безъ нея нравоученїе непрїятно[18], безсильно и почти бездушно будетъ. Какъ искусной и о здоровьѣ ближняго своего пекущїйся врачъ[19] горкїя но спасительныя лѣкарства растворяетъ въ сахарѣ, такъ прозорливые Миѳологїи нравоученїе для бо́льшей всѣмъ пользы подъ баснями скрыли. Одни пра́вила[20] къ исправленїю человѣческаго житїя въ сухихъ силлогисмахъ предложенныя, и доказанныя не могутъ таковаго намъ подать[21] наставленїя, какое подаютъ искусно выдуманныя басни, въ коихъ представляется какое нибудь лице живое, или оживотворенное, котораго добродѣтелямъ подражать, и пороковъ оному приписанныхъ убѣгать удобнѣе устремляемся, видя щастливыя съ одной, и злополучныя съ другой стороны̀ слѣдствїя, и память ихъ простершуюся до поздыхъ потомковъ. Исторїя, кто нибудь скажетъ, справедливые намъ всѣхъ добродѣтелей и пороковъ примѣры представляетъ, и больше къ нравоученїю способствовать можетъ нежели Миѳологїя. Но историки часто въ повѣстяхъ своихъ другъ съ другомъ несогласны, и многїя знатныхъ мужей дѣла̀ называютъ порочными приписавъ имъ злое намѣренїе, которыя отъ другихъ почитаются за добродѣтельныя: а въ баснословїи характиры[22] всѣхъ лицъ пребываютъ непремѣнны. Александра Великаго иные похваляя другимъ въ примѣръ храбрости, великодушїя и милости приводятъ, напротивъ того нѣкоторые зовутъ его тиранномъ[23], разбойникомъ, грабителемъ всей селенной: а Геркулесъ, Ѳисей и прежде ихъ Іакхъ трудами своими для искорененїя пагубныхъ чудовищъ, и спасенїя многихъ народовъ подъятыми заслужили безсмертїе и славу никогда незыблемую. Исторїя пользуетъ насъ пришедшихъ ужѐ въ совершенной возрастъ, и опредѣлившихъ состоянїе жизни нашей; а Миѳологїя отъ младыхъ еще, какъ Греки говорятъ, ногтей въ нѣжномъ младенческомъ сердцѣ, какъ на мягкой какой матерїи божественное подобїе добродѣтелей изображаетъ, и ни въ какомъ состоянїи безполезна быть не можетъ. Не то ли совѣтуетъ намъ Платонъ, когда во второй книгѣ о гражданствѣ пишетъ такъ: Надлежитъ, чтобъ кормилицы и матери сказывали дѣтямъ избранныя басни, и больше о томъ старались, чтобъ въ сердца ихъ баснями добродѣтель вкоренить, нежели тѣло ихъ нѣжить. Причину сему объявляетъ Горацїй, говоря: чѣмъ новой скудельной сосудъ однажды напоенъ будетъ, тотъ духъ въ немъ долго останется. Есть еще другой способъ наставленїя, примѣрами живущихъ съ нами въ одно время людей къ добрымъ дѣламъ поощрять, а отъ худыхъ отвращать, къ которому принадлежитъ Сатира. Но Миѳологїя и предъ симъ имѣетъ преимущество. Не сопряжена она ни съ ласкательствомъ, ни съ обидою, и въ ненависть насъ привесть ни у кого не можетъ. Въ разсужденїи сего всего тотже Горацїй въ письмахъ своихъ Омира похваляетъ сими словами. Писатель Троянской войны, говоритъ онъ, предлагаетъ намъ, что честность и злонравїе, отъ чего человѣку польза и вредъ бываетъ, обильнѣе и лучше Хрисиппа и Крантора: изъ которыхъ перьвой былъ основателемъ Стоической Философїи, а второй ученикомъ Платоновымъ и знатнѣйшимъ между Академиками. Не басни ли описуютъ непостоянство щастїя и мужественно оное сносить увѣщеваютъ? Не басни ли отводятъ отъ свирѣпства, отъ клятвопреступленїя и сквернаго сластолюбїя? Кто дружество, вѣрность, храбрость, щедролюбїе и прочїя добродѣтели вкореняетъ въ умѣ нашемъ? Басни. Кто пороковъ мерзость такъ живо въ мысляхъ нашихъ представляетъ, что и воспоминовенїе ихъ страшно и ужасно кажется? Тѣже басни. Однимъ словомъ нѣтъ ни единаго похвальнаго дѣ́ла, ко исполненїю котораго не побуждали бы насъ басни. Нѣтъ ни единаго беззаконїя, отъ котораго бы насъ басни не отвращали.
Однако упорные сей науки ругатели, можетъ быть, скажутъ, что Миѳологїя причину подастъ къ возобновленїю древняго языческаго многобожїя; что между нею и Исторїею такое различїе, какое между истинною и лжею; а хотя и призна́ются, что нача́ла Исторїи въ Миѳологїи искать должно, однако и то будутъ утверждать, что она истинныя приключенїя великою помрачила тьмою; что Миѳологїя къ изученїю другихъ наукъ ненужна, для того что въ нынѣшнїя времена всѣ науки и художества въ особливыхъ книгахъ пространно изъяснены; на конецъ что баснословїе древнее не только къ исправленїю нравовъ, но еще больше къ поврежденїю оныхъ служитъ. Можно на всѣ сїи возраженїя пространно отвѣтствовать, но чтобъ читателямъ прежними моими доказательствами о пользѣ сей науки довольно увѣреннымъ не причинить скуки, сколько возможно, короткой дать отвѣтъ заблаго разсуждаю. Многобожїя опасаться въ толь просвѣщенныя времена не надобно; да и о Богахъ баснословныхъ съ почтенїемъ единому истинному Богу приличнымъ говорить никто не совѣтуетъ. Чтожъ до Исторїи касается, то правда, что она истинныя приключенїя описываетъ, но и Миѳологїя не со всѣмъ ложныя, но отъ словеснаго преданїя принятыя[24], и вѣроятныя сокровенныя подъ баснями. И лучше ли намъ о начаткахъ исторїи ничего не знать; или изъ разныхъ примѣтъ догадываться объ истиннѣ, и изъ мрачности выводить оную на свѣтъ. Не прекословлю и въ томъ, что кто хочетъ основательно другимъ наукамъ обучаться, тому непремѣнно надлежитъ избрать Систематической порядокъ, долгое время и неусыпное прилѣжанїе: но тѣ частицы изъ наукъ, которыя въ Миѳологїи разсѣяны, удобнѣе намъ извѣстны быть могутъ, и для прїятности писателями въ тѣхъ мѣстахъ употребленной тверже въ памяти останутся. Впрочемъ таковы всѣ науки, что одна безъ помощи другой быть не можетъ. Напослѣдокъ[25] извѣстно, что басни учатъ насъ исправлять нравы, но злоупотребленїе[26] и добрыя вещи превращаетъ въ худыя. Виновны ли въ томъ благоуханные цвѣты, когда змѣя изъ нихъ не полезные, но вредительные высасываетъ соки? Въ томъ намѣренїи и я предложилъ здѣсь о пользѣ Миѳологїи, чтобъ читатели обучаясь и упражняясь въ оной на подобїе трудолюбивыхъ пчелъ, то только изъ нее собирали, что знанїе ихъ умножить, нравоученїе имъ пода́ть и благополучїя ихъ причиною быть можетъ.