Три языка (Гримм; Снессорева)
См. также одноимённые страницы.| ← Косточка-певунья | Три языка | Умница Эльза → |
| Оригинал: нем. Die drei Sprachen. — Источник: Братья Гримм. Народные сказки, собранные братьями Гримм. — СПб.: Издание И. И. Глазунова, 1870. — Т. I. — С. 216. |
В каком-то уголке Швейцарии жил старый граф, у которого был только один сын, да и тот такой несмышлёный, что, как ни учили его, никак и ничему не могли его научить. Вот и говорит ему отец:
— Послушай-ка меня, сын любезный: все силы и средства я употребил уже, чтобы вбить тебе хоть что-нибудь в голову, а всё пользы нет. Теперь я решился расстаться с тобою на некоторое время и отдать тебя на попечение знаменитому учителю, который, говорят, великий мастер своего дела; надеюсь, что он будет иметь больше успеха, чем я.
Вследствие такого мудрого решения, отвезли молодого графа в далёкую сторону, где он и оставался целый год в учении у того знаменитого учителя. По окончании года возвратился он под родимый кров. Отец и говорит ему:
— Ну что же, сын любезный, расскажи-ка мне, чему ты научился?
— Государь-батюшка, — отвечал юноша, — я научился понимать собачий язык.
— Господи, прости мои согрешения! — закричал отец. — Неужто ты ничему больше не научился, кроме собачьего языка? Ну, если так, то уж я лучше пошлю тебя к другому учителю, в иную страну.
Молодого графа отвезли в другой город, и когда, через год ученья у нового учителя, возвратился он к отцу, отец опять поспешил его допрашивать.
— Скажи же, сын любезный, чему ты теперь научился?
— Государь-батюшка, я научился понимать язык птиц, — отвечал молодой граф.
Пуще прежнего рассердился старый граф.
— Несчастный! — закричал он. — Ты бесполезно растратил величайшую драгоценность в мире — время! Ты ничему не научился и не краснея осмеливаешься являться ко мне на глаза! Но запомни хорошенько, что я теперь тебе скажу. В последний раз я прощаю тебя и допускаю новый опыт. Ступай теперь к третьему учителю, но если ты и у него ничему полезному не научишься, то пеняй уж на себя и знай наперёд: я откажусь от тебя и не признаю своим сыном!
И у третьего учителя молодой граф провёл целый год как и у прежних. Когда возвратился он домой, старый граф в третий раз спрашивает его:
— Сын мой, чему ты научился?
— Любезный батюшка, — отвечал сын, — в этот год я научился понимать язык лягушек.
Услыхав такие слова, старый граф не вспомнил себя от ярости, вскочил с места, созвал людей и отдал им такой приказ:
— Видите ли вы этого человека? Теперь он не сын мне больше. Не хочу я видеть его. Уведите его в лес и убейте там.
Верные слуги повиновались барскому приказанию и завели молодого графа в самый дремучий лес, но убить его не могли из жалости, а только оставили его в лесу, сами же, застрелив лань, вырезали у неё язык и глаза и принесли их отцу, в доказательство, что исполнили его приказание.
Оставшись один, бедняга пошёл вперёд, всё прямо, куда глаза глядят. Шёл, шёл и видит пред собою высокий за́мок. Устал он сильно и стал проситься на ночлег.
— Изволь, — отвечал хозяин за́мка, — я приму тебя, но с тем, что ты переночуешь в старой башне. Только знай наперёд, твоя жизнь будет там в большой опасности, потому что та башня наполнена дикими собаками, которые не перестают ни днём, ни ночью выть и лаять, так что каждый день, в известный час, бросают им туда, по жребию, человека на съедение, и собаки в миг терзают его на куски.
Весь край был повержен в печаль и отчаяние от такого общественного несчастья, однако никто не осмеливался освободить несчастных людей от жестокой казни. Но молодой граф, видно, ничего не боялся и даже как будто обрадовался, выслушав такую весть.
— Поведите меня поскорее в башню, где воют дикие собаки, и дайте мне что-нибудь с собою для утоления их голода, а я уверен, что они мне никакого не сделают зла.
Видят люди, что неизвестный странник во что бы ни стало хочет идти в башню, и потому приготовили пищу голодным зверям и повели странника в башню.
Когда молодой граф бесстрашно вошёл туда, ни одна собака не бросилась на него, но все перестали выть, радостно замахали хвостами и стали есть пищу, которую он принёс, ему же не сделали ни малейшего вреда. Когда, на другой день, он вышел из башни, все люди не могли надивиться чуду, как это он остался жив и невредим. Он же прямо прошёл к владетелю за́мка и сказал ему:
— Собаки объяснили мне на своём языке, зачем они живут в этой башне и причиняют столько вреда всему краю. Дело в том, что эти собаки заколдованы и должны стеречь клад, зарытый в башне, до тех пор, пока кто-нибудь не вынет клада, а вынут клад — так все собаки успокоятся. На своём же языке они научили меня, каким образом вынуть этот клад.
Все присутствовавшие при этом донесении обрадовались несказанно и возблагодарили Бога, а владетель за́мка обещал усыновить его, если он достанет клад.
Без большего труда, наученный собаками, молодой граф вынул клад — дикие собаки исчезли, и весь край вздохнул свободно, освободившись от этой казни.
Прошло несколько времени, вдруг пришло ему желание совершить путешествие в Рим. Дорогою ему надо было проезжать мимо болота, где лягушки что-то сильно расквакались. Молодой граф высунул голову из кареты и внимательно слушал их. Поняв, что они говорили на своём языке, он впал в глубокое раздумье.
Наконец приехал он в Рим в то самое время, когда умер Папа, а между кардиналами вышло несогласие, кого бы выбрать на место покойника. Вот и решили кардиналы выбрать того, на ком явлено будет чудесное указание свыше. В то самое мгновение, как был произнесён ими этот приговор, входит в храм молодой граф, и вдруг, откуда ни возьмись, прилетели две белоснежные голубицы и сели к нему на плечи.
В этом явлении кардиналы признали волю самого неба и тотчас же спросили у молодого незнакомца, согласен ли он сделаться Папой.
Колеблется молодой граф и думает в страхе: достоин ли он такого высокого сана? Но голуби заворковали, советуя ему без страха принять этот сан, почему он немедленно и произнёс согласие.
Тут же совершилось его избрание и возведение на Папский престол, и при этом он вспомнил то, что услыхал дорогою от лягушек, и что его так сильно озадачило, а именно, что он будет избран в Папы. После этого он должен был совершить обедню, а сам ни слова не знал, что надо говорить, но два голубя всё ещё сидели у него на плечах и подсказывали ему на ухо всё, что следовало.