ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА
ТИТЪ АНДРОНИКЪ.
правитьТрагедія «Титъ Андроникъ» была нѣсколько разъ издана при жизни Шекспира. Первое, дошедшее до насъ, изданіе in quarto вышло въ 1600 году, при чемъ въ титулѣ книги сказано, что трагедія много разъ исполнялась различными труппами. Написана пьеса была гораздо ранѣе, что доказывается помѣщеніемъ ея заглавія въ регистрѣ книгъ, предназначенныхъ къ напечатанію еще въ 1593 году. Но есть данныя, говорящія за еще болѣе раннее происхожденіе. Такъ, Бенъ Джонсонъ, въ замѣткѣ, напечатанной въ 1614 году, говоритъ, что «Титъ Андроникъ» дается на сценѣ уже около 25 или 30 лѣтъ. Если принять это свидѣтельство, несмотря на неполную точность даты, опредѣляемой лишь словомъ около, то надо заключить, что пьеса не могла быть написана ранѣе срока 1585—1590 годовъ. А такъ какъ первыя литературныя произведенія Шекспира (нѣсколько комедій и 1-я часть хроники: «Король Генрихъ VI») написаны послѣ 1590 года, то, слѣдовательно, «Титъ Андроникъ» (если только пьеса эта написана Шекспиромъ, что очень сомнительно) долженъ считаться первымъ произведеніемъ автора. Упомянутыя выше изданія трагедіи, въ форматѣ in quarto, напечатаны безъ имени Шекспира, и потому мнѣніе, что Шекспиръ былъ ея авторомъ, основывается на иныхъ свѣдѣніяхъ, изъ которыхъ главнѣйшія состоятъ въ томъ, что трагедія упоминается въ перечнѣ Шекспировыхъ пьесъ, изданномъ Френсисомъ Мересомъ въ 1598 году, и что «Титъ Андроникъ» напечатанъ въ полномъ собраніи сочиненій Шекспира in folio 1623 года, изданномъ друзьями и товарищами покойнаго поэта, Геммингомъ и Конделемъ.
Если бъ какой-нибудь почитатель Шекспира, желая нагляднѣй понять характеръ реформы, какую Шекспиръ сдѣлалъ въ основномъ строѣ поэзіи вообще, вздумалъ для этой цѣли сравнить его произведенія съ какой-нибудь англійской драмой, написанной до него, то такой почитатель не могъ бы выбрать для сравненія лучшаго образца, какъ именно эту трагедію, несмотря на то, что ее приписываютъ Шекспиру. Разница между обоими сравниваемыми предметами оказалась бы такъ велика, что если бъ пьеса не была помѣщена товарищами поэта въ полномъ собраніи его сочиненій, то едва ли бъ могла прійти кому-нибудь мысль считать ее произведеніемъ Шекспира. О подлинности пьесы писалось, очень много и за и противъ, при чемъ даже защитники Шекспирова авторства единогласно приходили къ заключенію, что пьеса должна, быть признана чудовищной и не напоминающей руку Шекспира рѣшительно ни въ чемъ. Послѣднее заключеніе совершенно справедливо, но приговоръ, будто въ пьесѣ нѣтъ рѣшительно никакихъ достоинствъ, слѣдуетъ признать слишкомъ одностороннимъ и далеко не вѣрнымъ. Если мы будемъ смотрѣть на пьесу съ точки зрѣнія той реформы, какую Шекспиръ сдѣлалъ въ строѣ поэзіи вообще, а также сравнимъ ее съ духомъ и характеромъ собственно Шекспировыхъ произведеній, то, конечно, трагедія окажется и нелѣпой и чудовищной. Но совсѣмъ иное получится впечатлѣніе, когда, забывъ Шекспира, мы поставимъ ее въ рядъ со множествомъ другихъ драматическихъ произведеній до-шекспиЕовской драматической литературы и будемъ ее сравнивать съ ними, ели при подобномъ анализѣ мы тоже найдемъ, что пьеса грѣшитъ въ самыхъ основахъ художественнаго творчества какъ по содержанію, такъ и по концепціи, то, съ другой стороны, мы не будемъ въ состояніи отказать пьесѣ и въ очень значительныхъ достоинствахъ, обличающихъ, что ее написалъ человѣкъ, безусловно талантливый и, сверхъ того, не новичокъ въ дѣлѣ, а напротивъ — литераторъ опытный и умѣлый, чья бѣда состояла только въ томъ, что онъ писалъ въ такое время, когда великая Шекспирова реформа въ строѣ поэзіи не была еще произведена, и потому авторъ долженъ былъ поневолѣ подчиняться господствовавшимъ тогда взглядамъ и вкусамъ. Такой выводъ играетъ, повидимому, въ руку защитникамъ Шекспирова авторства, представляя имъ возможность указать на хорошія стороны пьесы и привести ихъ въ доказательство, что Шекспиръ былъ ея авторомъ; но, напротивъ, именно эти-то достоинства пьесы, какъ я постараюсь доказать, и говорятъ скорѣе за противоположное, давая для отрицанія Шекспирова авторства, пожалуй, даже болѣе вѣскіе аргументы, чѣмъ свидѣтельствуютъ въ пользу этого отрицанія слабыя стороны произведенія.
Чтобъ объяснить эту послѣднюю мысль, я попрошу вспомнить, что было сказано въ вступительной статьѣ къ настоящему изданію о характерѣ до-шекспировской поэзіи вообще и о той реформѣ, какую Шекспиръ въ ней сдѣлалъ. Характеръ этотъ состоялъ въ томъ, что тогдашніе поэты не понимали двухъ основныхъ правилъ поэзіи: во-первыхъ, что содержаніе всякаго поэтическаго произведенія должно состоять изъ цикла событій, естественно вытекающихъ одно изъ другого, и, во-вторыхъ, что поступки выводимыхъ лицъ точно такъ;же должны быть результатомъ правильно связанныхъ между собой психологическихъ стимуловъ. Послѣдствіемъ такого ошибочнаго взгляда вышло то, что поэты, желая какъ можно болѣе поразить воображеніе читателей, увлекались изображеніемъ самыхъ невѣроятныхъ событій и поступковъ, нисколько не заботясь о логической между ними связи. Произведенія, построенныя такимъ образомъ, кажутся намъ (требующимъ отъ поэзіи совершенно иного), конечно, ложными и чудовищными. Но не надо забывать, что талантъ поэта высказывается не только въ томъ, что имъ изображено, но также (и, можетъ-быть, еще больше) въ томъ, какъ выполнилъ онъ свою задачу. Истинный поэтъ можетъ выказать свой талантъ въ произведеніи, построенномъ даже на ложной основѣ. Онъ можетъ понравиться и увлечь читателей внѣшней формой, прелестью слога или стиха, вѣрностью и мѣткостью отдѣльныхъ мыслей, а равно обрисовкой отдѣльныхъ положеній или чертъ характеровъ, несмотря на то, что эти положенія и черты не будутъ между собой въ правильной связи. Разсматривая произведенія предшествовавшихъ Шекспиру и современныхъ ему драматурговъ, мы видимъ, что если они безусловно ошибались въ выборѣ и концепціи того, что изображали вообще, и что произведенія ихъ съ этой точки зрѣнія часто дѣйствительно заслуживаютъ названія чудовищныхъ, — то, съ другой стороны, многіе изъ этихъ поэтовъ выказали не только недюжинный, но часто даже высокій талантъ, выражавшійся, въ дѣйствительно художественномъ выполненіи деталей того, что они изображали. Если принять сдѣланное однимъ англійскимъ поэтомъ сравненіе Шекспира съ солнцемъ, а современныхъ ему драматурговъ — съ обращающимися около него звѣздами, то надо признать, что все-таки это были звѣзды, изъ которыхъ многія должны безспорно назваться звѣздами первой величины. Таковы были Марло и Гринъ, въ чьихъ произведеніяхъ чуются даже задатки Шекспировой реформы. Равно нельзя пройти молчаніемъ и нѣкоторыя другія имена, какъ, напримѣръ, Лоджа, Нэша, Кидда. Горячая фантазія, широкій поэтическій полегъ мысли и великолѣпный стихъ встрѣчаются въ ихъ произведеніяхъ очень часто, несмотря на то, что основная мысль и концепція предмета ихъ произведеній невѣрны въ самой основѣ. Но реформировать такое ложное направленіе въ литературѣ могъ только геній, а не талантъ. Трагедія «Титъ Андроникъ», разсматриваемая съ такой точки зрѣнія, представляетъ типичнѣйшій образецъ этого рода произведеній. Содержаніе ея чудовищно до невѣроятія. Если публика тогдашняго времени любила и требовала отъ сцены изображенія всевозможныхъ ужасовъ, то можно съ увѣренностью сказать, что авторъ удовлетворилъ въ настоящемъ случаѣ самому прихотливому вкусу. Предъ глазами зрителей происходятъ на сценѣ цѣлыхъ тринадцать убійствъ, изъ которыхъ нѣкоторыя даже утонченно иллюстрированы собираніемъ крови зарѣзанныхъ въ особые сосуды. Живымъ людямъ, рѣжутъ языки, отрубаютъ руки, готовятъ изъ мяса дѣтей пироги, которыми угощаютъ ихъ родителей, словомъ — бурная фантазія автора разыгралась такъ, что итти дальше было уже невозможно. Равна такую же чудовищную нелѣпость видимъ мы и въ изображеніи характеровъ. Лица пьесы не люди, а какіе-то манекены, сочлененные изъ самыхъ разнокалиберныхъ частей, не идущихъ одна къ другой. Нѣжный отецъ вдругъ ни съ того ни съ сего собственными руками убиваетъ родного сына, провинившагося противъ отцовскихъ легитимистическихъ взглядовъ, и затѣмъ простираетъ жестокость до того, что не позволяетъ, даже похоронить его въ семейномъ склепѣ. Дикій варваръ мавръ, способный только на злодѣйства, оказывается вдругъ нѣжнымъ отцомъ своего ребенка. Честная и чистая дѣвушка, встрѣтившись съ развратной царицей, обрушивается на нее наборомъ самыхъ неприличныхъ, циническихъ насмѣшекъ. Словомъ, вездѣ видно то направленіе до-шекспировской литературной эпохи, когда авторы искали поразить и увлечь читателей исключительно подборомъ самыхъ невѣроятныхъ событій и поступковъ. Но иное представится намъ, если мы, оставя въ сторонѣ, этотъ основной рисунокъ произведенія, взглянемъ, какъ авторъ разработалъ его детали и въ какую заключилъ ихъ внѣшнюю форму. Если, читая монологи Тита Андроника надъ несчастьями, постигшими его дочь, мы будемъ съ тѣмъ вмѣстѣ представлять себѣ Лавинію съ ея отрубленными руками и отрѣзаннымъ языкомъ, то, конечно, этотъ ужасный, неэстетическій образъ испортитъ для насъ все впечатлѣніе; но, устранивъ мысленно этотъ образъ и оставивъ вмѣсто него просто понятіе о несчастьѣ дочери, мы увидимъ, что горестный отецъ изливаетъ свои мысли по поводу своего несчастья въ такихъ высокихъ, трогательныхъ, словахъ, что личность его становится подъ пару другому печальнику, испытавшему такое же горе — королю Лиру, дальнѣйшія единичныя положенія, въ какихъ является Титъ Андроникъ, выражены не менѣе превосходно и тоже напоминаютъ сумасшедшаго Лира. Такова сцена, съ черной мухой, или когда помѣшавшійся Титъ пускаетъ въ небо стрѣлы съ жалобами богамъ на свои несчастья. Въ изображеніи другихъ лицъ также встрѣчаются нерѣдко превосходныя черты. Таковъ, напримѣръ, мавръ Ааронъ. Разсматриваемый въ цѣлости — это, конечно, не болѣе, какъ манекенъ, долженствующій, по мысли автора, возбуждать лишь ужасъ своею страстью къ злодѣйствамъ и крови. Но въ деталяхъ и въ этомъ лицѣ проскальзываютъ черты, обличающія руку опытнаго и талантливаго художника. Таковы его циническія насмѣшки надъ богами; рѣшительность, съ какой онъ выполняетъ свои намѣренія, и наконецъ тотъ крикъ природы, съ какимъ онъ, будучи даже такимъ злодѣемъ, бросается, какъ звѣрь, на защиту своего ребенка. Много такихъ, превосходныхъ самихъ по себѣ и въ то же время прекрасно изображенныхъ, отдѣльныхъ чертъ можно найти и въ другихъ лицахъ. Что касается внѣшней формы драмы независимо отъ ея содержанія, то не можно назвать безукоризненной во всѣхъ отношеніяхъ. Вся пьеса отъ начала до конца написана прекраснымъ бѣлымъ стихомъ, безъ всякихъ недостатковъ и недочетовъ въ версификаціи, что въ произведеніяхъ Шекспира перваго періода его творчества можно подмѣтить нерѣдко. Многіе монологи проникнуты музыкальностью и силой, не уступающими тому, что мы находимъ даже въ самыхъ лучшихъ Шекспировскихъ пьесахъ.
Если, разобравъ и оцѣнивъ трагедію такимъ образомъ, мы вздумаемъ рѣшить вопросъ, былъ ли Шекспиръ ея авторомъ, то, повидимому, будемъ имѣть данныя, говорящія и за и противъ. Если нелѣпость содержанія, а также отсутствіе въ пьесѣ правильной постановки и развитія характеровъ слишкомъ явно препятствуютъ счесть пьесу вышедшей изъ-подъ пера Шекспира, то, съ другой стороны, ея прекрасная внѣшняя форма, напротивъ, допускаетъ предположеніе, что трагедію все-таки написалъ Шекспиръ. Отсутствіе въ пьесѣ спеціальныхъ, одному Шекспиру свойственныхъ, достоинствъ можно приписать въ этомъ случаѣ молодости поэта, не успѣвшаго еще достигнуть въ этомъ первомъ своемъ произведеніи той силы и того полета, какіе онъ обнаружилъ потомъ. Мнѣніе это, при первомъ взглядѣ, можетъ дѣйствительно показаться какъ-будто основательнымъ, но мнѣ кажется, наоборотъ, что упомянутыя выше безспорно замѣчательныя достоинства пьесы именно и говорятъ скорѣе противъ признанія Шекспирова авторства, чѣмъ за него. Выше было уже замѣчено, что хорошія стороны пьесы (т.-е. ея внѣшняя форма) хороши настолько, что даже превосходятъ то, что мы находимъ въ позднѣйшихъ Шекспировыхъ произведеніяхъ перваго періода его творчества. Вслѣдствіе -этого естественно возникаетъ вопросъ: какимъ же образомъ могло случиться, что авторъ, проявившій замѣчательнымъ образомъ свой талантъ (хотя бы только во внѣшней формѣ), вдругъ пошелъ въ своихъ послѣдующихъ произведеніяхъ въ этомъ отношеніи назадъ? Если анализъ внѣшней формы Шекспировыхъ пьесъ показываетъ, что онъ не владѣлъ вполнѣ этимъ, сравнительно болѣе легкимъ, элементомъ творчества въ произведеніяхъ, написанныхъ даже позднѣе, то какъ же могъ начинающій писатель явиться въ этомъ отношеніи безукоризненнымъ въ пьесѣ, написанной раньше? Такой взглядъ можетъ, мнѣ кажется, въ значительной степени поколебать мнѣніе о Шекспировомъ авторствѣ, и если принять эту мысль, то доказательствомъ, что пьеса написана Шекспиромъ, останется исключительно тотъ фактъ, что она помѣщена Геммингомъ и Конделемъ въ полномъ собраніи его сочиненій. Фактъ этотъ по своей реальности, убѣдителенъ, повидимому, до такой степени, что многіе комментаторы приписываютъ пьесу Шекспиру, основываясь исключительно на немъ, не входя ни въ какія иныя изслѣдованія, а если допускаютъ уступку, то не идутъ далѣе предположенія, что Шекспиръ въ этомъ случаѣ, подобно тому, какъ и во многихъ другихъ, только передѣлалъ чужую, неизвѣстную намъ пьесу, а потому и имѣетъ право считаться авторомъ той редакціи, какая напечатана въ собраніи Гемминга и Конделя. Но противъ такого предположенія говоритъ тоже самое, что сказано выше о превосходной внѣшней формѣ пьесы, превосходящей даже позднѣйшіе труды автора. Вопросъ, почему болѣе раннее произведеніе передѣлано лучше, чѣмъ позднѣйшія, всплываетъ самъ собою, и такимъ образомъ мнѣніе о передѣлкѣ оказывается стоящимъ тоже на шаткомъ основаніи. Мнѣ кажется, что загадочный вопросъ о помѣщеніи пьесы въ изданіи Гемминга и Конделя можетъ быть объясненъ съ вѣроятностью иначе. Шекспиръ, какъ извѣстно, вступивъ, по прибытіи въ Лондонъ, въ труппу актеровъ, скоро сдѣлался поставщикомъ для нея пьесъ. Но чтобъ сдѣлаться въ труппѣ такимъ нужнымъ лицомъ, надо было прежде серьезнаго авторства заявиться еще и иными способностями, а именно: выказать умѣнье чутко понимать, что будетъ имѣть на сценѣ успѣхъ и что нѣтъ; судить, что пригодно для постановки и по силамъ актерамъ, словомъ — надо было показать себя искуснымъ, умѣлымъ режиссеромъ. Представьте же себѣ, что, взявъ на первый разъ чужую, написанную неизвѣстнымъ (можетъ-быть, даже умершимъ) авторомъ пьесу, молодой Шекспиръ, зная вкусы публики, счелъ пьесу достойной для постановки и затѣмъ, не перерабатывая ея литературно, только приноровилъ для своей сцены или, иначе говоря, поставилъ ее, какъ режиссеръ. Дѣло удалось, пьеса публикѣ (какъ это достовѣрно извѣстно) понравилась, и такимъ образомъ постановка эта, сдѣлалась для молодого сценическаго дѣятеля исходнымъ пунктомъ его будущей карьеры. Вслѣдствіе этого легко могло случиться, что въ интимномъ кругу друзей-актеровъ пьеса стала называться: «Шекспировъ Титъ Андроникъ», хотя публично это и не признавалось. Послѣднее доказывается тѣмъ, что пьеса, издававшаяся нѣсколько разъ еще при жизни Шекспира, ни-разу не была издана подъ его именемъ. Зато, когда поэтъ умеръ, и товарищи приступили къ изданію его сочиненій, то очень можетъ быть, что память о первомъ счастливомъ сценическомъ дебютѣ покойнаго побудила ихъ включить и эту пьесу въ число его произведеній. Сдѣлать это было тѣмъ легче, что въ то время драматическая литература далеко не считалась такой самостоятельной, какъ нынче. Пьесы тогда больше компоновались изъ чужихъ источниковъ, чѣмъ создавались самостоятельно, и часто успѣшная постановка пьесы на сценѣ приносила автору или антрепренеру гораздо болѣе славы, чѣмъ ея изданіе, какъ литературнаго произведенія.
Предлагая такой взглядъ на пьесу, я, конечно, далекъ отъ мысли поддерживать его во что бы то ни стало; но мнѣ кажется, онъ во всякомъ случаѣ правдоподобнѣе разрѣшаетъ тѣ загадочные вопросы о Шекспировомъ авторствѣ, какіе настоящая трагедія возбуждаетъ въ умѣ каждаго, кто ее прочтетъ. Вопросъ о сомнительности пьесы возникаетъ при этомъ самъ собой. Помѣщеніе ея во всѣхъ собраніяхъ сочиненій Шекспира дѣлается больше по рутинѣ, чѣмъ изъ убѣжденія, что пьеса вышла изъ-подъ его пера. Но при всемъ томъ прочесть пьесу можетъ съ пользой для дѣла всякій серьезный изучатель Шекспира. Онъ ясно увидитъ изъ нея, чѣмъ была поэзія вообще (а драматическая въ особенности) до Шекспира, и на какой путь обратилъ ее великій реформаторъ. Интересъ, возбуждаемый этой загадочной пьесой, поддерживается до сихъ поръ. Въ послѣднее время вышли два изслѣдованія Фуллера и Крауфорда, изъ которыхъ первое посвящено изысканію источниковъ пьесы, а второе — опредѣленно времени, когда она написана, и попыткамъ доказать, что Шекспиръ былъ дѣйствительно ея авторомъ. Фуллеръ полагаетъ, что сюжетъ заимствованъ изъ одной старинной голландской драмы, въ которой изложенъ тотъ же сюжетъ. Крауфордъ же указываетъ, что въ драмѣ есть нѣсколько мѣстъ, явно перефразированныхъ изъ вышедшей въ 1593 г. поэмы Пиля, посвященной восхваленію Ордена Подвязки, дѣлая выводъ, что драма не могла быть написана, какъ думаютъ нѣкоторые, ранѣе этого года. Доказательство Крауфорда относительно времени происхожденія пьесы дѣйствительно очень вѣско, но добавленіе аргумента, будто авторомъ былъ Шекспиръ, уже далеко не такъ убѣдительно. А потому этотъ загадочный вопросъ нельзя считать разрѣшеннымъ даже этими позднѣйшими изслѣдованіями.
Сатурнинъ, сынъ умершаго римскаго императора.
Бассіанъ, его братъ.
Титъ Андроникъ, благородный римлянинъ.
Маркъ Андроникъ, его братъ.
Луцій, Квинтъ, Муцій, Марцій, сыновья Тита Андроника.
Луцій, малолѣтній сынъ Луція.
Публій, сынъ Марка Андроника.
Эмилій, благородный римлянинъ.
Аларбъ, Деметрій, Хиронъ, сыновья Таморы.
Ааронъ, мавръ.
Вождь римскій.
Трибунъ.
Вѣстникъ.
Клоунъ.
Тамора, царица готовъ.
Лавинія, дочь Тита Андроника.
Кормилица съ чернымъ ребенкомъ.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
правитьСатурнинъ. Патриціи, защитники моихъ
Законныхъ правъ! — должны вы отстоять
Съ оружіемъ въ рукахъ права наслѣдья,
Которыхъ представитель я! Носилъ вѣдь
Покойный мой отецъ корону Рима.
Я — сынъ его, и старшій! Оживите жъ
Въ моемъ лицѣ его высокій санъ!
Не попустите, чтобъ въ столь юный возрастъ 1)
Я былъ лишенъ такъ нагло своего!
Бассіанъ. Вы, римляне, — сторонники моихъ
Безспорныхъ правъ, друзья мои и братья!
Коль скоро былъ сынъ цезаря пріятенъ
Столицѣ славной вашей, если дорогъ
Вамъ Бассіанъ, — то вы должны занять
Немедленно дорогу въ Капитолій 2),
Въ пріютъ священный этотъ благородства
И правоты. Пусть возсіяетъ правда
Въ свободномъ вашемъ выборѣ. Мечомъ
Должны вы мнѣ пробить туда дорогу!
Маркъ Андр. Вы, принцы, чья кичливость ищетъ дерзко
Встать во главѣ при помощи интригъ
И рукъ друзей, — узнайте, что народъ,
Чью представляемъ здѣсь мы власть и силу 3),
Рѣшилъ избрать владыкою надъ Римомъ
Андроника, почтеннаго давно
За доблести и за услуги Риму
Прозваньемъ славнымъ: «кроткій». Гражданина
Честнѣй его и вмѣстѣ съ тѣмъ храбрѣе
Мы не отыщемъ въ городѣ своемъ.
Сенатъ послалъ ему ужъ приказанье
Оставить мечъ, которымъ при пособьи
Своихъ, не меньше доблестныхъ, дѣтей
Привелъ въ такой онъ страхъ и ужасъ готовъ,
Что покорилъ ихъ римлянамъ навѣкъ.
Ужъ десять лѣтъ прошло, какъ храбро взялся
За дѣло онъ, и сколько разъ громилъ
Съ тѣхъ поръ мечомъ на славу Рима гордость
Его враговъ! Пять разъ, покрытый кровью,
Онъ возвращался съ лаврами домой,
При чемъ не разъ несли предъ нимъ во гробѣ
Сокрытый прахъ сраженныхъ въ славной битвѣ
Его дѣтей! Теперь, отягощенный
Добычей вновь, готовъ Андроникъ славный
Вернуться въ Римъ. Мы просимъ потому
Васъ именемъ того, чей тронъ хотите
Вы замѣстить, а также и во имя
Священныхъ правъ, какими почтены
Въ странѣ у насъ сенатъ и Капитолій,
Столь чтимые и вами, — удалитесь
Безъ распрей прочь. Велите разойтись
Своимъ друзьямъ; возстановленья жъ нашихъ
Законныхъ правъ илъ заслуженныхъ вами
Наградъ за ваши доблести должны
Вы мирно ждать съ покорностью и кротко.
Сатурнинъ. Умѣлъ, трибунъ, меня ты успокоить.
Бассіанъ. Равно и я довѣриться готовъ
Твоимъ словамъ, правдивый Маркъ Андроникъ.
Въ моимъ глазахъ стоятъ такъ высоко
Достойный Титъ съ своими сыновьями,
А болѣе еще того — съ прекрасной
Лавиніей, сокровищемъ, какого
Цѣннѣе въ мірѣ нѣтъ, и предъ которой
Склоняюсь я, что распускаю тотчасъ
Я всѣхъ своихъ друзей и довѣряю
Свое все счастье жребію, какой
Присудитъ мнѣ народъ, правдиво взвѣсивъ
Его своею волей. (Приверженцы Бассіана уходятъ).
Сатурнинъ. Распускаю
Равно и я, друзья мои, васъ всѣхъ
И приношу отъ сердца благодарность
За вашу помощь мнѣ. Народа воля
Пускай рѣшитъ, что должно ожидать
Меня впередъ. (Сторонники Сатурнина уходятъ).
Молю, чтобъ славный Римъ
Былъ и ко мнѣ такъ точно благосклоненъ,
Какъ преклоняюсь предъ его рѣшеньемъ
Покорно я. Велите же открыть
Ворота мнѣ.
Бассіанъ. Прошу о томъ же васъ
И я, другой смиренный соискатель.
Военачальникъ. Дорогу, римляне! Вернулся къ намъ
Нашъ славный Титъ Андроникъ, честь и гордость
Родной страны! Смирилъ побѣдоносно
Враговъ онъ дерзкихъ Рима, очертивъ
Мечомъ границы наши и повергнувъ
Къ ногамъ отчизны тѣхъ, кто вздумалъ ей
Противиться.
Титъ Андр. Привѣтъ тебѣ, великій Римъ!.. Великій
И въ скорбный часъ 4). Какъ къ пристани корабль,
Отвезшій кладъ и приходящій снова
Въ родной свой портъ съ неменьше цѣннымъ грузомъ, —
Такъ возвращается теперь Андроникъ
Съ челомъ, обвитымъ лаврами побѣдъ!
Слезами онъ привѣтствуетъ отчизну
Въ знакъ радости, что видитъ вновь ее!
Взгляни жъ, защитникъ стѣнъ Капитолійскихъ б),
Привѣтливо на славный нашъ обрядъ!
Я въ половину равенъ былъ съ Пріамомъ
Числомъ дѣтей: — имѣлъ ихъ двадцать пять;
И вотъ все, что осталось мнѣ! Почти же
Своей любовью, Римъ, живыхъ; а мертвыхъ
Сопроводи съ положеннымъ обрядомъ
Въ могильный склепъ, гдѣ скрытъ ихъ предковъ прахъ!
Вѣдь только здѣсь позволили мнѣ гбты
Сложить мой мечъ!. Былъ вынужденъ врагами
Я позабыть заботливость отца,
Дозволивши, чтобъ дорогія души
Скитались долго такъ безъ погребенья
Средь дикихъ скалъ, гдѣ протекаетъ Стиксъ 6).
Положимте жъ теперь ихъ возлѣ братьевъ,
Почтивъ безмолвьемъ память ихъ, и пусть
Уснутъ борцы за родину спокойнымъ
И мирнымъ сномъ.
О ты, пріютъ, въ которомъ
Мои сокрылись радости, жилище
Добра и благородства! сколько близкихъ
Моей душѣ твои замкнули стѣны,
Чтобъ не отдать ихъ вновь мнѣ никогда!
Луцій. Изрубимъ мы славнѣйшаго изъ готовъ
Теперь въ куски, чтобъ сжечь его огнемъ,
Какъ жертву должную ad manes fratrum 7)
Предъ этой усыпальницей ихъ тѣлъ.
Пусть не тревожатъ скорбныя ихъ тѣни
Насъ, требуя обряда похоронъ.
Титъ Андр. Я отдаю славнѣйшаго изъ всѣхъ
Для этой жертвы вамъ. Вотъ старшій сынъ,
Постигнутой несчастьями царицы.
Тамора. Минуту стойте, братья!.. Титъ! великій
И славный Титъ! будь милосердъ! смягчись
Слезами скорбной матери о сынѣ!
Коль скоро ты любилъ своихъ дѣтей
То мнѣ мой сынъ вѣдь дорогъ точно такъ же!
Иль мало вамъ, что были мы позорно
Проведены по улицамъ столицы,
Своимъ стыдомъ украсивъ твой тріумфъ,
Какъ плѣнники? Ужель пролить хотите
Моихъ дѣтей безжалостно вы кровь
За то, что бились доблестно они
За родину? Вѣдь если почитаешь
Въ своихъ ты дѣтяхъ доблестью сражаться:
Такъ за царя и честь родной страны,
То оцѣни же качества такія
Равно въ моихъ. Не обагряй жестоко
Семейный гробъ твой кровью! Если хочешь.
Ты быть богамъ подобенъ, то начни
Имъ подражать, явивши милосердье!
Въ немъ высшій знакъ величья и добра!
Отдай, молю, мнѣ первенца и сына!
Титъ Андр. Умѣрь, царица, горесть и прости
Поступокъ мой. Ты предъ собою видишь
Живыхъ и рядомъ мертвыхъ. Были въ жизни
Они родные братья; — потому
Признать должны законнымъ мы желанье
Живыхъ отмстить за падшихъ. Обреченъ
Твой сынъ на смерть, чтобъ успокоить души
Взывающихъ о мести за себя.
Луцій. Эй! взять его!.. Тащите на костеръ.
И будемъ мы рубить его мечами,
Пока онъ весь не распадется въ прахъ.
Тамора. Безбожный, дикій приговоръ!
Хиронъ. Бывали ль
Такъ злобны даже скиѳы?..
Деметрій. Не должны
И сравнивать вы безсердечныхъ римлянъ
Со скиѳами. Аларбъ погибъ, а мы
Должны дрожать подъ игомъ страшнымъ Тита.
Но будь спокойна, мать! Повѣрь, что боги,
Пославшіе свою святую помощь
Царицѣ Трои отомстить за зло
Ѳракійскому тирану 8), точно такъ же
Дадутъ возможность и тебѣ, Таморѣ,
Царицѣ славныхъ готовъ (лишь бы только
Они остались готами), воздать
За кровь такой же кровью.
Луцій. Совершенъ
Обычай римскій нашъ: Аларбъ изрубленъ.
Горятъ его куски священной жертвой,
И дымъ летитъ высоко къ. небесамъ.
Должны теперь мы скрыть въ могилу братьевъ
И память ихъ почтить громовымъ звукомъ
Военныхъ трубъ.
Титъ Андр. Пусть будетъ такъ. Послѣдній
Воздастъ Андроникъ душамъ ихъ привѣтъ.
Почійте здѣсь, сыны мои, въ покоѣ!
Воители родимой стороны!
Да не смутитъ во снѣ здѣсь мирномъ вашемъ
Васъ тяжкій гнетъ людскихъ скорбей и золъ!
Не тронетъ васъ здѣсь злобный ядъ измѣны!
Вражда и зависть васъ не посѣтятъ!
Шумъ грозныхъ бурь не потревожитъ тихій
Пріютъ, гдѣ миръ молчанья вы нашли!
Миръ и почетъ да осѣнятъ покровомъ
Вашъ славный гробъ! (Входитъ Лавинія).
Лавинія. Миръ и почетъ равно
Да осѣнятъ и доблестнаго Тита!
И да живетъ онъ долго, долго въ славѣ,
Стяжанной имъ. Предъ этою могилой
Безцѣннымъ братьямъ воздаю слезами
Я скорбный долгъ; а предъ тобой, отецъ,
Съ восторгомъ лью я радостныя слезы,
Привѣтствуя возвратъ твой славный въ Римъ.
Благослови жъ меня рукой побѣдной,
Чью доблесть чтитъ весь нашъ великій Римъ!
Титъ Андр. Сберегъ ты, добрый Римъ, утѣху старыхъ
Моихъ годовъ! Прими зато мою
Признательность! Живи, мое дитя,
На много лѣтъ! Дни славные отца
Переживеть твоя пусть добродѣтель.
Маркъ Андр. Привѣтъ тебѣ, возлюбленный мой братъ,
Достойный Титъ, воитель славный Рима!
Титъ Андр. Благодарю тебя, трибунъ достойный
И добрый братъ.
Маркъ Андр. Привѣтъ сердечный мой
Племянникамъ, вернувшимся въ отчизну,
А также тѣмъ, которымъ рокъ судилъ
Со славой пасть. Хоть доблестью равны
Всѣ тѣ, чей мечъ разилъ враговъ отчизны, —
Но счастливымъ Солономъ названъ тотъ,
Надъ кѣмъ успѣлъ замкнуться ужъ тяжелый
Могильный сводъ. Лишь мертвый торжествуетъ
Надъ всѣмъ, чѣмъ насъ разитъ рука судьбы 9)!
Народъ, кому всегда былъ вѣрнымъ другомъ,
Андроникъ, ты, прислалъ черезъ меня
Тебѣ священный палліумъ 10). Почтенъ
Стоять въ ряду ты вмѣстѣ съ сыновьями
Покойнаго царя и быть въ числѣ
Избранниковъ на тронъ. Надѣнь же этотъ
Почетный плащъ, какъ долженъ candidatus,
И помоги, чтобъ избранъ былъ глава
Безпомощному Риму.
Титъ Андр. Славный тѣломъ,
Ждетъ Римъ главы достойнѣе, чѣмъ можетъ
Имъ быть старикъ, изношенный годами
И слабостью. Когда бъ надѣлъ я точно
Почетный этотъ знакъ, то что за польза
Была бъ въ томъ вамъ? Взведенный на престолъ
Сегодня вашимъ голосомъ, я завтра
Прощусь и съ нимъ и съ жизнью и лишь только
Надѣлаю хлопотъ избраньемъ новымъ.
Служилъ я Риму честно сорокъ лѣтъ,
Держалъ почетно мечъ его и двадцать
Родныхъ дѣтей принесъ ему на жертву —
Воителей, пролившихъ славно кровь
За родину. Такъ поднесите жъ мнѣ
За все почетный посохъ, какъ награду
Моимъ годамъ!.. Владыки скипетръ мнѣ
Не по рукѣ. Держать его, какъ твердо
Держалъ почившій цезарь, я не въ силахъ.
Маркъ Андр. Ты цезаремъ все жъ будешь, славный Титъ.
Сатурнинъ. Какъ можешь ты, трибунъ высокомѣрный,
Пророчить такъ?
Титъ Андр. Терпѣнье, Сатурнинъ.
Сатурнинъ. Я справедливости прошу у римлянъ. *
Вы обнажить, патриціи, должны
Свои мечи и ихъ держать открыто,
Пока не будетъ избранъ Сатурнинъ
На римскій царскій тронъ. Тебя жъ, Андроникъ,
Скорѣе въ адъ отправлю я, чѣмъ дамъ
Похитить такъ сердца моихъ согражданъ.
Луцій. Надменный Сатурнинъ! Всталъ на дорогѣ
Ты самъ того добра, какое сдѣлать
Тебѣ желаетъ благородный Титъ.
Титъ Андр. Будь сдержанъ, Сатурнинъ, — я возвращу
Тебѣ сердца согражданъ, пусть бы даже
Пришлось мнѣ силой этого достичь.
Бассіанъ. Я чту тебя, Андроникъ; говорю
Безъ лести такъ и буду чтить до смерти,
Когда захочешь поддержать мои ты
Права на тронъ голосованьемъ близкихъ
Твоихъ друзей. Я буду благодаренъ
Зато тебѣ навѣкъ; а благодарность
Считаютъ люди съ сердцемъ величайшей
Изъ всѣхъ наградъ.
Титъ Андр. Сограждане, и вы,
Почтенные трибуны! передайте
Мнѣ ваши голоса на право выбрать
Властителя. Согласны ль ввѣрить ихъ
Вы дружески Андронику?
Трибунъ. Тебѣ
Въ угоду мы согласны это сдѣлать.
Почтить готовы мы возвратъ твой славный
Въ великій Римъ согласьемъ утвердить
Избранника, какого ты назначишь.
Титъ Андр. Сердечно благодаренъ я, трибуны,
За это вамъ, — и вотъ о чемъ усердно
Я васъ прошу: владыкой Рима долженъ
Быть Сатурнинъ, какъ первенецъ того,
Кто имъ владѣлъ. Онъ озаритъ лучомъ
Своихъ хорошихъ качествъ Римъ, какъ солнце,
И подъ его живительнымъ сіяньемъ
Созрѣетъ плодъ законныхъ вашихъ правъ.
Когда согласны вы съ моимъ рѣшеньемъ,
То да почтится Сатурнинъ привѣтомъ:
«На долго здравъ будь императоръ нашъ!»
Маркъ Андр. Народъ и мы, патриціи, согласны
Съ тобою, Титъ. Единодушно всѣ
Мы признаемъ съ восторгомъ Сатурнина
Своимъ главой съ привѣтомъ: «будь на долго
Здравъ императоръ Рима, Сатурнинъ!»
Сатурнинъ. Прими мою признательность, Андроникъ,
За то, что ты такъ честно поддержалъ
Мои права. Достойно постараюсь
Тебя за то, повѣрь, я наградить;
И, чтобъ начать, хочу я возвеличить
Твой санъ и родъ: пусть будетъ дочь твоя,
Лавинія, императрицей Рима
И вмѣстѣ съ тѣмъ владычицей моей.
Хочу назвать ее моей супругой
Я тотчасъ же, свершивши въ Пантеонѣ
Святой обрядъ. Что мнѣ отвѣтишь ты?
По сердцу ли тебѣ мое рѣшенье?
Титъ Андр. Почетнѣй для себя не могъ представить
Я ничего. Теперь же, предъ глазами
Всѣхъ, здѣсь стоящихъ, я передаю
Тебѣ мой мечъ, владыкѣ необъятныхъ
Всѣхъ римскихъ странъ. Тебѣ я посвящаю
И мой тріумфъ 12) и плѣнниковъ, которыхъ
Привелъ я въ Римъ. Прими же ихъ, какъ дань,
Достойную владыки полуміра!
Къ твоимъ ногамъ я повергаю все,
Что помогли добыть мнѣ мечъ и храбрость.
Сатурнинъ. Благодарю, достойный Титъ! Назвать
Тебя отцомъ моей я долженъ жизни!
Увидитъ Римъ, какъ высоко горжусь
Я тѣмъ, что мнѣ ты далъ. Когда же это
Забуду я, то пусть забудетъ Римъ
И вѣрность мнѣ!
Титъ Андр. (Таморѣ). Теперь, царица, ты
Въ плѣну у цезаря. Съ тобой поступитъ,
Конечно, онъ, равно какъ и съ твоими,
Какъ требуетъ твой благородный санъ.
Сатурнинъ (смотря на Тамору).
Какъ хороша! Вотъ кто былъ мной бы избранъ,
Когда бъ я былъ свободенъ избирать!
(Громко). Разгладь, царица, облако печали,
Покрывшее чело тебѣ. Хоть случай
Войны смѣнилъ твое былое счастье
На горести, — но вѣрь, что прибыла
Ты въ Римъ не для обидъ. Съ тобою будутъ
Здѣсь обращаться, вѣрь мнѣ, какъ съ царицей.
Не позволяй же мрачному сомнѣнью
Пугать твоихъ надеждъ. Тотъ, кто тебѣ
Такъ говоритъ, возвесть вѣдь можетъ въ санъ
Тебя почетнѣй, чѣмъ царицы готовъ.
Тебя, Лавинія, конечно, это
Не огорчитъ.
Лавинія. Нисколько, государь:
Высокій санъ оправдываетъ въ васъ
Такую вѣжливость.
Сатурнинъ. Благодарю.
Теперь идемте, римляне. Рѣшили
Мы возвратить свободу взятымъ въ плѣнъ
Безъ выкупа. Пускай провозгласятъ
Теперь избранье наше громкимъ звукомъ
Военныхъ трубъ и барабановъ.
Бассіанъ. Стой,
Почтенный Титъ! Узнай, что эта дѣва —
Моя навѣкъ.
Титъ Андр. Ты, Бассіанъ, не шутишь?
Бассіанъ. Нѣтъ, не шучу. Рѣшился твердо я
Свои права отстаивать хоть силой.
Маркъ Андр. Suum cuique 13) — вотъ основа римскихъ
Священныхъ правъ, а Бассіанъ беретъ
Свое по всѣмъ правамъ.
Луцій. И сохранитъ,
Покуда живъ на свѣтѣ будетъ Луцій!
Титъ Андр. Бунтовщики! гдѣ цезарева стража?
Гдѣ, гдѣ она? Измѣна, повелитель!
Лавинія похищена твоя!
Сатурнинъ. Кѣмъ? Говори!
Бассіанъ. Тѣмъ, кто имѣетъ право
Свою невѣсту отстоять, хотя бы
Возсталъ весь міръ.
Муцій. Скорѣй, спѣшите, братья,
Чтобъ имъ помочь увесть ее, а я
Постерегу съ мечомъ пока у двери.
Титъ Андр. За мной идите, государь; я тотчасъ
Ее верну.
Муцій. Ты не пройдешь, отецъ!
Титъ Андр. Мальчишка дерзкій! Смѣешь заграждать
Ты мнѣ дорогу въ Римъ!
Муцій. Луцій, Луцій!..
Ко мнѣ на помощь!
Луцій. О отецъ! какъ страшенъ
Поступокъ твой! — убилъ ты въ гнѣвѣ сына.
Титъ Андр. Онъ мнѣ не сынъ! Равно ни ты ни всѣ вы
Не дѣти мнѣ! Не смѣли бъ опозорить
Меня такъ сыновья мои! Отдай
Сейчасъ сестру властителю, измѣнникъ!
Луцій. Отдамъ ее я мертвою, живой же
Чужую онъ невѣсту не возьметъ.
Сатурнинъ. Тс… тише, Титъ! Теперь самъ императоръ
Тебѣ объявитъ громко, что не нужны
Ему ни ты, ни дочь твоя, ни весь твой
Надменный родъ. Простить бы могъ я разъ
Насмѣшнику, рѣшившемуся дерзко
Меня задѣть, но сыновьямъ твоимъ
Прощенья нѣтъ! Я вижу, сговорились
Коварно вы, чтобъ осмѣять меня!
Иль не нашли иной вы въ Римѣ цѣли
Для вашихъ дерзкихъ выходокъ, и долженъ
Стать ею Сатурнинъ? Звучитъ такой
Поступокъ въ тонъ съ надменнымъ самохвальствомъ
Твоимъ, когда ты дерзко смѣлъ сказать,
Что вынищилъ я у тебя корону.
Титъ Андр. И ты такимъ чудовищнымъ упрекомъ
Клеймишь меня?..
Сатурнинъ. Иди своей дорогой
И дальше такъ. Пускай беретъ твою
Пустую куклу этотъ глупый гаеръ,
Что вздумалъ за нее свой вынуть мечъ!
Достойнаго ты въ немъ находишь зятя,
Чтобы съ толпой крамольныхъ сыновей
Мутить покой и сѣять распри въ Римѣ.
Титъ Андр. Вонзаетъ ножъ мнѣ въ сердце эта рѣчь.
Сатурнинъ (Таморѣ). Что жъ до тебя, прелестная царица*
Чья красота на столько жъ превосходитъ
Красавицъ римскихъ всѣхъ, на сколько лучше
Фебея нимфъ своихъ, то знай, что если
Захочешь только ты, то объявлю
Тебя моей невѣстой я! Царицей
Ты будешь въ славномъ Римѣ. Отвѣчай же,
Царица готовъ, мнѣ: любъ выборъ мой
Тебѣ иль нѣтъ? А я клянусь богами,
Что и жрецы, и свѣчи, и вода —
Все, словомъ, что потребно для обряда,
Ждетъ въ храмѣ насъ, чтобъ Гименей зажегъ
Намъ свой огонь. Я не вернусь домой
И не пройду по улицамъ столицы,
Какъ подъ условьемъ, что пройдетъ объ руку
Со мной невѣста, ставшая женой.
Тамора. Клянусь и я, что если Сатурнинъ
Такъ возвеличилъ готскую царицу,
То въ ней найдетъ покорную рабу онъ
И няньку-мать для юности своей 14).
Сатурнинъ. Такъ въ Пантеонъ! Идите также вы
За нами вслѣдъ, патриціи. Должны
Сопроводить вы цезаря съ его
Прекрасною невѣстой, чье злосчастье
При помощи небесъ онъ превратить
Успѣлъ въ добре 15). Свершимъ сегодня жъ мы
Обрядъ священный бракосочетанья.
Титъ Андр. Меня не звалъ итти онъ за невѣстой!
Случалось ли когда-нибудь, чтобъ Титъ
Былъ презрѣнъ такъ? Оставленъ одинокимъ
И удрученъ подъ гнетомъ злыхъ обидъ?
Маркъ Андр. Подумай, Титъ, что сдѣлалъ ты! — въ припадкѣ-
Горячности убилъ родного сына!
Титъ Андр. Молчи, трибунъ безумный! Не хочу
Считать его я сыномъ! Мнѣ чужіе —
И ты и вы — участники поступка,
Покрывшаго меня навѣкъ стыдомъ!
Презрѣнный братъ, безсовѣстные дѣти!..
Луцій. Позволь же намъ по крайней мѣрѣ честно
Предать его землѣ. Пусть ляжетъ Муцій
Въ одной могилѣ съ братьями.
Титъ Андр. Прочь съ глазъ,
Измѣнники! Не будетъ погребенъ
Онъ въ гробѣ славномъ этомъ! Существуетъ
Пятьсотъ ужъ лѣтъ достойный мавзолей,
Великолѣпно мной возобновленный;
По въ немъ пріютъ лишь воинамъ, сраженнымъ
За честь родной страны, героямъ Рима!
Не мѣсто здѣсь убитымъ въ буйныхъ дракахъ!
Зарытъ онъ будетъ, гдѣ хотите вы,
Но лишь не здѣсь.
Маркъ Андр. Ты судишь нечестиво:
Племянникъ Муцій славными дѣлами
Самъ говоритъ за честь свою. Онъ долженъ
Найти покой близъ братьевъ.
Квинтъ и Марцій. И найдетъ,
Иль мы за нимъ послѣдуемъ и сами.
Титъ Андр. Найдетъ! Кто смѣлъ сказать такое слово?
Квинтъ. Тотъ, кто мечомъ его вездѣ поддержитъ,
Но лишь не здѣсь 16).
Титъ Андр. Какъ! — мнѣ на зло ты хочешь
Его похоронить?
Маркъ Андр. Нѣтъ, честный Титъ, —
Онъ хочетъ умолить тебя лишь съ нами
Похоронить, какъ слѣдуетъ, съ почетомъ
Останки Муція.
Титъ Андр. Ты первый, Маркъ,
Сбилъ гребень честной славы съ моего
Нашлемника! Съ толпой мальчишекъ этихъ
Мою сразилъ ты честь! Врагами васъ
Считаю я! Идите жъ прочь, идите!..
Марцій. Онъ внѣ себя; — оставимте его.
Квинтъ. Я не уйду, пока не будетъ Муцій
Схороненъ здѣсь.
Маркъ Андр. Природа говоритъ
Тебѣ, братъ, этимъ именемъ.
Квинтъ. И имъ же
Съ мольбой взываетъ скорбною къ отцу!
Титъ Андр. Молчи хоть ты, иначе будетъ худо!
Маркъ Андр. Титъ! добрый Титъ! Вѣдь половина ты
Моей души.
Луцій. Душа и плоть ты наша…
Маркъ Андр. Позволь, чтобъ брать твой честно схоронилъ
Племянника въ семейномъ гробѣ машемъ,
Пріютѣ славныхъ дѣлъ! Вѣдь спасъ онъ честь
Лавиніи! Ты — римлянинъ, такъ будь же
И сердцемъ имъ — не варваромъ! Припомни,
Что схороненъ былъ греками Аяксъ,
Себя убившій самъ. Улиссъ разумно
Ихъ убѣдилъ свершить надъ нимъ обрядъ.
Не допусти же, чтобъ и юный Муцій,
Твоя былая радость, былъ лишенъ
Пріюта въ отчемъ домѣ.
Титъ Андр. Встань съ колѣнъ,
Прошу, братъ Маркъ. Не зналъ во всей я жизни
Дня горестнѣй! Дѣтьми былъ обезчещенъ
Предъ Римомъ я! Берите, хороните
Его, какъ сами знаете, да кстати
Заройте съ нимъ въ могилу и меня!..
Луцій. Покойся мирно, Муцій, средь друзей;
А мы межъ тѣмъ трофеями украсимъ
Твой славный гробъ.
Всѣ. Не лей никто надъ нимъ
Слезъ горести: умершій за добро
Живетъ вовѣки подъ покровомъ славы.
Титъ Андр. Теперь, любезный братъ, поговоримъ
О чемъ-нибудь другомъ, чтобъ хоть на время
Забыть терзанье горя. Какъ случилось,
Что удалось царицѣ хитрой готовъ
Здѣсь возвеличить такъ себя?
Маркъ Андр. Не знаю.
Могу сказать лишь только я, что это
Ей удалось, а чѣмъ — то знаетъ небо!
Во всякомъ, впрочемъ, случаѣ я склоненъ
Предполагать, что тотъ, кто былъ причиной
Ея прибытья въ Римъ, сыгралъ при этомъ
Ей въ руку хорошо и будетъ ею
Вознагражденъ.
Сатурнинъ. Успѣлъ ты, Бассіанъ,
Взять, что хотѣлъ. Пошли тебѣ судьба
Премного благъ съ прелестною женою,
Бассіанъ. Тебѣ жъ съ твоей. Распространяться больше
Съ желаньями не стану я и прямо
Съ тобой прощусь.
Сатурнинъ. Измѣнникъ! Если есть
Еще законы въ Римѣ, или сила
Въ моихъ рукахъ, — заплатишь дорогой
Цѣною ты за дерзкій твой поступокъ.
Бассіанъ. Ты дерзостью зовешь, что взялъ свое
По праву я: вступился за невѣсту,
Мнѣ ставшую женой теперь! Пускай
Рѣшаютъ дѣло, какъ хотятъ законы,
Мое жъ добро теперь въ моихъ рукахъ.
Сатурнинъ. Чрезчуръ ты дерзокъ въ разговорѣ съ нами.
Но поживемъ — увидимъ, чья возьметъ!
Бассіанъ. За то, что сдѣлалъ я, готовъ отвѣтить
Я головой; но вотъ что мнѣ велитъ
Сказать мой долгъ: клянусь я всѣмъ, чѣмъ Риму
Обязанъ я — неправо оскорбилъ
Ты доблестнаго Тита! Онъ, горя
Желаньемъ услужить тебѣ возвратомъ
Лавиніи, убилъ въ негодованьи
Изъ-за тебя вѣдь собственнаго сына.
Такъ будь же добръ и милостивъ къ тому,
Кто былъ всегда отцомъ и вѣрнымъ другомъ
Тебѣ и Риму.
Титъ Андр. Мнѣ твоей защиты
Не нужно, Бассіанъ. Я обезчещенъ
Тобою и дѣтьми 17). Что жъ до того,
Какъ чтилъ всегда я Сатурнина, могутъ
Сказать предъ всѣми Римъ и небеса.
Тамора (Сатурнину). Супругъ мой добрый! если заслужила
Я милость -предъ тобой, то разрѣши
Вступиться мнѣ за всѣхъ безъ исключенья.
Забудь то, что случилось, навсегда!
Сатурнинъ. Какъ, милый другъ? — я оскорбленъ публично,
И хочешь ты, чтобъ я не отомстилъ?
Тамора. Нѣтъ, нѣтъ, не то! Клянусь богами Рима,
Я не хочу твою унизить честь;
Но за невинность доблестнаго Тита
Тебѣ я честью поклянусь своей!
Онъ доказалъ своимъ вѣдь ярымъ гнѣвомъ,
Что не виновенъ предъ тобой ни въ чемъ.
А потому не будь съ нимъ слишкомъ строгимъ!
Изъ-за пустыхъ, напрасныхъ подозрѣній
Терять не должно преданныхъ друзей.
Не оскорбляй же гнѣвнымъ взоромъ сердце
Того, кто радъ все сдѣлать для тебя.
(Тихо). Исполни все, какъ я сказала! Долженъ
Ты скрыть вражду и ненависть въ душѣ!
Не забывай: вѣдь на престолъ едва ты
Успѣлъ вступить! Что жъ будетъ, если вдругъ
Патриціи и весь народъ, раздумавъ,
Заступятся за Тита всей толпой?
Вашъ Римъ привыкъ считать неблагодарность
Большимъ грѣхомъ, а потому и ты
Рискуешь быть низвергнутымъ съ престола,
Когда винить въ ней вздумаютъ тебя!
Послушайся жъ и предоставь окончить
Все дѣло мнѣ. Найду, повѣрь, я средство
Стереть съ земли весь ихъ презрѣнный родъ —
И старика и сыновей коварныхъ,
Чьей адской злостью умерщвленъ мой сынъ.
Сумѣю я имъ показать, что значитъ,
Когда, склонясь предъ подлою толпой,
На улицѣ, молила я напрасно
О милости! (Громко). Такъ будь же добръ, супругъ мой,
И старцу руку помощи простри!
Привѣтной ласки оживи въ немъ сердце,
Разбитое суровостью твоей.
Сатурнинъ. Встань, Титъ, — мой гнѣвъ смягченъ мольбой царицы.
Тит. Андр. Благодарю, великій государь.
Влилъ жизнь въ меня своей ты лаской снова.
Тамора. Ты знаешь, Титъ, что, принятая въ Римѣ,
Слилась я съ кровью римскою своей *8),
И потому, ставъ римлянкой, должна я
Служить благимъ совѣтомъ на добро
Властителю. Потухнетъ пусть навѣки
Огонь вражды. Устроивъ примиренье
Друзей съ великимъ цезаремъ, я гордо
Хочу сказать, что это было дѣломъ
Моей руки. Я поручилась также
И на тебя, достойный Бассіанъ,
Что будешь ты вести себя скромнѣе.
Равно бояться больше нѣтъ причинъ
Лавиніи, ни прочимъ всѣмъ. Склонитесь
Покорно всѣ предъ цезаремъ съ мольбой
О милости.
Луцій. Исполнимъ и клянемся,
Что всѣ старались мы по мѣрѣ силъ
Быть кроткими, и что лишь наша честь
Да честь сестры невольно привели
Насъ къ нашему поступку.
Маркъ Андр. Въ томъ же самомъ
Клянусь и я.
Сатурнинъ. Довольно; больше слушать
Не буду я.
Тамора. Нѣтъ, императоръ, нѣтъ!
Всѣ стать должны друзьями. Предъ тобою
Склонились Маркъ Андроникъ и его
Племянники. Обязанъ даровать
Ты милость имъ; я не хочу отказа.
Сатурнинъ. Маркъ! ради брата и тебя, а также
Во имя просьбъ возлюбленной царицы,
Я соглашаюсь извинить поступокъ
И дерзкихъ этихъ юношей. (Лавинги). Хотя
Пренебрегла, Лавинія, ты мною,
Какъ презрѣннымъ рабомъ, но удалось,
На счастье, мнѣ найти себѣ подругу,
И клятву далъ я не уйти изъ храма
Холостякомъ. Идемте жъ. Если дворъ
Мой можетъ помѣстить двухъ новобрачныхъ,
То будутъ въ немъ желанными гостями
И ты и всѣ твои. Пусть будетъ этотъ
.Прекрасный день счастливымъ днемъ любви.
Тит. Андр. А завтра, если пожелаетъ цезарь,
Устроимъ мы веселую охоту
На ланей и пантеръ. Пусть лай собакъ
И звукъ роговъ отвѣтитъ звонкимъ эхомъ
На громкій нашъ привѣтъ ему: bonjour 19).
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.
правитьАаронъ. Ну, вотъ теперь Тамора взобралась
На самый верхъ Олимпа. Не страшны
Удары ей судьбы. Сидя на выси,
Презрѣть она спокойно можетъ взрывы
Громовыхъ стрѣлъ. Безвреденъ для нея
Ядъ злобной, блѣдной зависти. Какъ солнце,
Когда оно, привѣтствуя лучами
Наставшій день, златитъ равнину водъ
И, протекая въ свѣтлой колесницѣ
Весь зодіакъ, скользитъ по гребнямъ горъ —
Такъ и она умомъ своимъ успѣла 20)
Достичь того, что высшіе земли
И даже добродѣтель раболѣпно
Дрожатъ передъ нахмуренною складкой
Ея бровей. Возстань же, Ааронъ!
Рискни возвысить дерзкія желанья
Во слѣдъ судьбѣ владычицы твоей! —
Владычицы, которую держалъ
Ты плѣнницей въ оковахъ пылкой страсти,
Прикованной цѣпями крѣпче тѣхъ,
Какими былъ къ суровому Кавказу
Привязанъ въ дни былые Прометей!
Прочь рабскій духъ и низменныя мысли!
Когда служить императрицѣ новой
И стану я, то золотымъ путемъ
Пойду за ней! Служить? — нѣтъ, не служить!
Дѣлить съ ней власть, съ Семирамидой новой,
Съ сиреной водъ, предъ чьей могучей властью
Палъ Сатурнинъ, — вотъ гдѣ судьба моя!
Падутъ и власть и мощь былыя Рима
Предъ ней во прахъ. Но, чу! что тамъ за шумъ?
Деметрій. Хиронъ! ты слишкомъ молодъ! Ну, тебѣ ли
Вообразить, что можешь ты добиться
Того, чѣмъ я, быть-можетъ, ужъ почтенъ.
Хиронъ. А ты чрезчуръ воображаешь много
Ужъ о себѣ. Ты хвастовствомъ своимъ
Не страшенъ мнѣ. Вѣдь старшинство двухъ-трехъ
Ничтожныхъ лѣтъ не сдѣлаетъ меня
Красивѣе или тебя счастливѣй.
И я, повѣрь, не менѣе тебя
Способенъ заслужить благоволенье
Той, чья любовь мнѣ дорога. Мечомъ
Я это докажу тебѣ! Онъ храбро
Сумѣетъ отстоять мою любовь
Къ Лавиніи.
Ааронъ. Эй, палокъ! палокъ 21)! Что вы?
Сошли съ ума? Иль не живется въ мирѣ
Влюбившимся?
Деметрій. Мальчишка! Если мать
По глупости позволила тебѣ
Привѣсить мечъ къ бедру, такъ этимъ ты
Готовъ ужъ и расхвастаться! Грозить
Задумалъ имъ и близкимъ? Полно, полно!
Спрячь мечъ въ ножны, пока не научился
Владѣть, какъ должно, имъ.
Хиронъ. Я покажу
Тебѣ и не учась еще, что сдѣлать
Могу я имъ.
Деметрій. Неужто? Ай да мальчикъ!
Ааронъ. Ну, ну! сошли съ ума вы? Предъ дворцомъ
Затѣяли здѣсь драку, на глазахъ
У первыхъ встрѣчныхъ. Знаю хорошо вѣдь
Я, изъ чего сцѣпились вы. Мильона
Я не взялъ бы за то, чтобы открылась
Причина вашей ссоры тѣмъ, кто вызвалъ
Васъ на нее. А ваша мать дала
И больше бы, чтобъ избѣжать позора,
Какимъ грозитъ ей вашъ безумный споръ.
Обоимъ стыдъ! Смиритесь! перестаньте!
Деметрій. Прочь! Не смирюсь, покамѣстъ не воткну
Въ него мой мечъ и не вобью обратно
Ему я въ горло дерзкихъ словъ, какими
Онъ смѣлъ меня задѣть.
Хиронъ. Ну, ну — готовъ я!
Готовъ на все. Трусъ подлый! языкомъ
Грозишь вѣдь ты, а какъ дойдетъ до драки,
Такъ не сумѣешь сдѣлать ничего.
Ааронъ. Назадъ! — ни съ мѣста! Божествами готовъ
Я поклянусь, что сгубите себя
И насъ вы всѣхъ дурацкой этой ссорой,
Подумайте! да развѣ можно дерзко
Такъ посягать на право высшихъ лицъ?
Иль сдѣлалась Лавинія для васъ
Развратницей? иль Бассіанъ сталъ низокъ
Ужъ до того, что не отмститъ жестоко
За выходку такую противъ той,
Въ комъ счастье и любовь его? Умнѣе
Вамъ надо быть! Вѣдь и царица тоже
Не будетъ благодарна вамъ, узнавши,
Какую блажь затѣяли вы здѣсь.
Хиронъ. Пусть узнаетъ о томъ хоть цѣлый свѣтъ.
Лавинію люблю я больше свѣта.
Деметрій. Свою любовь совѣтую тебѣ
Я отнести въ мѣстечко поскромнѣе;
Лавинія же — цѣль, къ которой стремится
Твой старшій братъ.
Ааронъ. Рехнулись оба вы.
Иль вы забыли, какъ задорно чутки
Къ дѣламъ такимъ всѣ римляне? Въ любви
Не становись никто имъ на дорогѣ.
Себѣ свернете головы вы только,
Затѣявъ эту глупость.
Хиронъ. Пусть грозитъ
Мнѣ смерть хоть сотни разъ, лишь бы добиться
Чего хочу.
Ааронъ. Добиться? Чѣмъ и какъ?
Деметрій. Что жъ ты нашелъ тутъ страннаго? Она
Вѣдь женщина, — за нею, значитъ, можно
Ухаживать; а можно это — можно
И взять ее. Но такъ какъ, сверхъ того,
Она еще Лавинія — то кто жъ
Въ нее не влюбится? Э! полно, полно!
Вѣдь спитъ же ночью мельникъ и не видитъ,
Какъ черезъ край колесъ его спокойно
Бѣжитъ вода 22). Отъ початаго хлѣба
Всегда отрѣзать можно ломотокъ.
Пусть Бассіанъ братъ римскаго владыки;
Но вѣдь Вулкановъ головной уборъ
Носить случалось людямъ и почище!
Ааронъ (тихо). Вѣдь щеголяетъ въ немъ и Сатурнинъ.
Деметрій. Такъ почему жъ тому, кто смѣлъ и ловокъ
Въ такихъ дѣлахъ и въ добрый часъ умѣетъ
Ввернуть словцо иль подойти съ подаркомъ,
Не попытать достигнуть своего?
Вѣдь ты видалъ, какъ подъ носомъ лѣсничихъ
Тишкомъ проносятъ пойманную дичь.
Ааронъ. Ну, вотъ вы, значитъ, видите и сами,
Что взять свое есть средство и тайкомъ.
Хиронъ. Ну, безъ сомнѣнья, лишь бы вышелъ случай^
Деметрій. Почуялъ дѣло вѣрно Ааронъ.
Ааронъ. А если бы его почуять тоже
Умѣли вы, то не пришли бъ сюда
Смущать меня дурацкой вашей ссорой.
Ужель настолько глупы вы, чтобъ снова
Ее начать? Убудетъ развѣ васъ,
Когда добьетесь своего вы оба?
Хиронъ. Я слова противъ не скажу.
Деметрій. Ни я, —
Лишь былъ бы я въ числѣ достигшихъ цѣли.
Ааронъ. Такъ миръ и ладъ! стыдитесь глупыхъ ссоръ!
Должны соединиться вы во имя
Того, что именно сердило васъ.
Помогутъ вамъ пусть хитрость и коварство!
Чего нельзя достичь прямой дорогой —
Окольнымъ добывается путемъ,
Какой укажетъ случай. Вѣдь была
Лукреція ни лучше ни честнѣе,
Чѣмъ эта Бассіанова любовь,
Лавинія. Тутъ нуженъ быстрый путь.
Наборъ пустыхъ и безконечныхъ вздоховъ
Не приведетъ васъ ровно ни къ чему,
И я скажу, что дѣлать вамъ. Сегодня
Предположенъ великолѣпный ловъ.
Всѣ римскія красавицы сойдутся
Толпой въ лѣсу; а въ немъ найдется много
Укромныхъ мѣстъ, пустынныхъ и безлюдныхъ,
Назначенныхъ какъ-будто бы самой
Природою для пакостныхъ продѣлокъ.
Вамъ надо постараться залучить
Половче вашу лань въ густую чащу;
А тамъ вольны вы будете съ ней сдѣлать
Все, что придетъ вамъ въ умъ, коль не добромъ,
Такъ силою. Такимъ путемъ вы. только
Добьетесь своего; иныхъ же средствъ
Нѣтъ никакихъ. Пойдемте сообщить
О томъ, что мы затѣяли, царицѣ.
Она свой умъ высокій посвятила
Какъ разъ теперь мечтѣ — грознѣй отмстить
Своимъ врагамъ; такъ если мы откроемъ
Ей замыслъ нашъ, то намъ своимъ совѣтомъ
Она его сумѣетъ заострить
Еще вѣрнѣй! потушитъ ваши ссоры
И все сведетъ къ желанному концу.
Дворъ императора — дворецъ молвы.
Въ немъ стѣны говорятъ и слышатъ камни;
Лѣса жъ скромны, безжалостны и страшны.
Такъ добивайтесь, молодцы лихіе,
Того, что вы хотите! Тамъ, въ глуши
Пустынныхъ дебрей, ждетъ васъ исполненье
Желаній страстныхъ вашихъ! насладитесь
Досыта вы Лавиніей своей.
Хиронъ. Совѣтъ хорошъ, и данъ онъ не трусливымъ.
Деметрій. Sit fas aut nefas 23). Я до той поры,
Пока не укрощу своихъ желаній,
Per Styga per manes vehor 24). (Уходятъ).
Титъ Андр. Ну, вотъ готово все: день свѣтелъ, ясенъ,
Поля свѣжи, зеленый лѣсъ шумитъ.
Спустить велите гончихъ, пусть разбудитъ
Царя съ супругой ихъ веселый лай.
Пора вставать и принцу. Грянемъ мы
Охотничій нашъ хоръ. Отдастся эхомъ
На весь онъ станъ. Вамъ, дѣти, поручаю
Въ особенности строго охранять
Лицо монарха. Нынче ночью былъ я
Смущенъ тяжелымъ сномъ; но утро быстро
Прогнало тучи полуночныхъ грёзъ.
Бассіанъ, Лавинія, Деметрій, Хиронъ и свита).
Титъ Андр. Съ пріятнымъ утромъ, государь! А также
Вы, государыня! Я обѣщалъ
Потѣшить васъ веселою охотой.
Сатурнинъ. И началъ хорошо; — не рано ль только
Охота наша подняла съ постели
Для первой брачной ночи нашихъ дамъ?
Бассіанъ. Что скажешь ты, Лавинія?
Лавинія. Нимало:
Проснулась я ужъ больше двухъ часовъ.
Сатурнинъ. Пусть подадутъ тогда намъ колесницы
И лошадей. (Таморѣ) Увидишь ты, мой другъ,
Что значитъ наша римская охота.
Маркъ Андр. Моимъ собакамъ нипочемъ сыскать
Труднѣйшій слѣдъ пантеры. Вихремъ могутъ
Взлетѣть онѣ хоть на прямой утесъ.
Титъ Андр. Равно и я отъ звѣря не отстану
Съ моимъ конемъ. Летитъ въ поляхъ быстрѣй
Онъ ласточки.
Деметрій (Хирону тихо). А мы, Хиронъ, съ тобой
Безъ лошадей и безъ собакъ затравимъ
Сегодня лань, какой имъ не видать. (Уходятъ).
Ааронъ. Когда бъ меня теперь увидѣлъ умный,
То могъ почесть бы круглымъ дуракомъ;
Собрался спрятать золото я въ яму,
Съ тѣмъ, чтобъ его вовѣки не видать.
Но пусть, кто такъ подумаетъ, узнаетъ,
Что выкуетъ здѣсь спрятанный металлъ
Продѣлку мнѣ — одну изъ тѣхъ, какія,
Когда повесть ихъ съ ловкостью, родятъ
Чудеснѣйшую пакость. Такъ покойся
Пока здѣсь съ миромъ, золото! Довольно
Ты принесешь собою безпокойствъ
Тѣмъ, кто тебя получитъ отъ царицы,
Какъ даръ ея. (Зарываетъ золото. Входитъ Тамора).
Тамора. Другъ дорогой! зачѣмъ
Ты смотришь такъ печально? Все вокругъ
Насъ такъ свѣтло и радостно. Смотри:
Въ кустахъ щебечутъ птицы; змѣи, свившись,
Лежатъ на жаркомъ солнышкѣ; листва
Дрожитъ подъ тихимъ вѣтеркомъ, бросая
На землю тѣнь. Присядемъ здѣсь. Чу! слышишь,
Какъ сладкій голосъ эха вторитъ лаю
Веселыхъ псовъ, какъ-будто бы съ насмѣшкой
Передразнить задумавши и ихъ
И звукъ роговъ. Двойную слышимъ мы
Охоту здѣсь. Садись; хочу послушать
Я этотъ шумъ; а послѣ, взявъ примѣръ
Съ того, что было, говорятъ, съ Дидоной
И рыцаремъ ея, когда укрылись
Они, грозы удары переждавъ,
Въ свой темный гротъ, и мы съ тобою можемъ
Забыть весь міръ въ объятьяхъ! Насладиться
Отраднымъ сномъ въ чаду блаженныхъ ласкъ!
И пусть тогда весь этотъ шумъ охоты,
И лай собакъ, и звукъ роговъ, и пѣнье
Веселыхъ птицъ насъ веселятъ, какъ нянька
Баюкаетъ ребенка своего.
Ааронъ. Пріучена въ желаньяхъ подчиняться
Венерѣ ты, моими же руководитъ
Старикъ Сатурнъ. Ужъ если я не веселъ,
Угрюмъ и дикъ, по вѣтру распустилъ,
Какъ злобныхъ змѣй, волосъ моихъ извивы,
То это знакъ недобрый! Значитъ, мнѣ
Не до любви! не до даровъ Венеры!
Пылаетъ месть на днѣ моей души!
Несу я смерть въ рукахъ моихъ! Кровавыхъ
Я полонъ думъ! Узнай, звѣзда и счастье
Моей души, не вѣдающей, кромѣ
Тебя, иныхъ небесъ, что долженъ быть
День этотъ днемъ бѣды для Бассіана!
Безцѣнный соловей его не будетъ
Пѣть больше никогда* Потѣшатъ дѣти
Твои себя надъ нимъ сегодня въ волю;
А Бассіанъ съ своей простится жизнью
Подъ ихъ рукой. Ты видишь этотъ свитокъ?
Чреватъ онъ злобнымъ ковомъ. Передай
Его немедля цезарю. Вопросовъ
Не дѣлай мнѣ: за нами здѣсь шпіонятъ.
Смотри, смотри, идутъ сюда двѣ жертвы,
Которыхъ мы намѣтили для мщенья.
Идутъ, судьбы не чувствуя своей.
Тамора. О милый мавръ! Милѣе мнѣ ты жизни!
Ааронъ. Ни слова, тс… вотъ Бассіанъ; поссорься
Нарочно съ нимъ; а я пришлю сюда
Твоихъ дѣтей, чтобъ поддержали въ ссорѣ
Они тебя, изъ-за чего она бы
Ни началась.
Бассіанъ. Что вижу я? Кого
Находимъ мы? — императрицу ль Рима,
Покинутую свитою своей?
Иль, можетъ-быть, Діану, въ мигъ, когда,
Оставивъ сѣни рощъ своихъ священныхъ,
Полюбоваться вздумала она
На славный ловъ?
Тамора. Насмѣшникъ дерзкій! Смѣешь
За мной слѣдить ты въ отдыхѣ моемъ!
Мои шпіонить мирныя прогулки!
Когда бъ была Діаной точно я,
Украсила бъ, какъ Актеону, лобъ твой
Рогами я, и растерзали бъ псы
Твои въ лѣсу разбросанные члены 25).
Лавинія. Не горячись, прекрасная царица!
Молва идетъ, что украшать рогами
Искусна точно ты; и если здѣсь
Тебя мы видимъ съ мавромъ, то, конечно,
Намѣревались вы заняться этой
Работой съ нимъ. Да будетъ сохраненъ
Супругъ твой отъ собакъ твоихъ! Легко имъ
Принять вѣдь за оленя и его.
Бассіанъ. Иль ты не видишь, какъ позорно честь
Твою пятнаетъ этотъ киммеріецъ 26)?
Передаетъ онъ черноту свою
Вѣдь и тебѣ! Становишься противной
Ты, какъ и онъ. Зачѣмъ ты удалялась
Отъ слугъ своихъ? Зачѣмъ тобой покинутъ
Твой снѣжно-бѣлый конь? Ушла одна ты
Въ пустынный лѣсъ съ презрѣннымъ, дикимъ мавромъ.
Могла твоя чудовищная страсть
Одна толкнуть тебя на это дѣло.
Лавинія. А разъ была здѣсь поймана ты нами,
То какъ же было не вскипѣть тебѣ
Порывомъ злости? Какъ не насказать
Обидныхъ словъ тому, кто уличилъ
Тебя въ твоихъ продѣлкахъ? (Бассіану) Удалимся,
Мой добрый другъ; пусть тѣшитъ здѣсь себя
Она своей, какъ воронъ черной, страстью!
Для дѣдъ такихъ пристойнѣй мѣста нѣтъ.
Бассіанъ. Мой цезарь-братъ узнаетъ обо всемъ.
Лавинія. Ея поступки всѣмъ давно извѣстны.
О цезарь добрый, какъ обманутъ ты!
Тамора. И я должна все слушать терпѣливо!
Деметрій. Мать! что съ тобой? Царица дорогая!
Ты такъ блѣдна! Взглядъ страшенъ твой и дикъ.
Тамора. Иль думаете вы, что нѣтъ причинъ
Мнѣ быть такой? Затащена сюда
Я силою! Схватили эти двое
Меня въ лѣсу, и очутилась съ ними
Я здѣсь, въ пустынной дебри, гдѣ и лѣтомъ
Деревья сухи, голы; гдѣ всѣ листья
Заглушены побѣгомъ вредныхъ травъ;
Гдѣ не видать лучей отрадныхъ солнца,
И слышенъ крикъ зловѣщій только совъ
Да вороновъ. Была приведена
Я ими къ этой страшной, черной ямѣ,
Поставлена на край ея, и тутъ
Они со смѣхомъ закричали мнѣ,
Что здѣсь ночами бродятъ злые бѣсы,
Шипятъ ежи и змѣи, что никто
Не выдержитъ всѣхъ ужасовъ, какіе
Здѣсь ждутъ его, не потерявъ разсудка,
Не умеревъ! И, напугавъ до смерти
Меня, они мнѣ крикнули, что буду
Привязана я ими къ корнямъ пня
И брошена на страшную погибель!
Меня клеймили именемъ они
Развратницы, распутной злобной готки,
И Богъ знаетъ какимъ еще наборомъ
Обидныхъ, гнусныхъ прозвищъ! Если бъ вы,
На счастье, не пришли ко мнѣ на помощь,
То сдѣлали бъ они навѣрно все,
Чѣмъ мнѣ грозили здѣсь. О дѣти, дѣти!
Отмстите имъ, когда лишь дорога
Вамъ ваша мать! Не буду звать иначе
Я васъ дѣтьми.
Деметрій (закалывая Бассгана). Вотъ чѣмъ я докажу,
Что сынъ тебѣ я точно.
Хиронъ (пронзая его также). А затѣмъ
Вотъ доказательство, что мечъ умѣю
Держать и я.
Лавинія. Кончай, Семирамида 27),
Кончай, что ими сдѣлано! Что, впрочемъ,
Такъ звать тебя: — Таморы имя лучше
Всѣмъ выкажетъ вѣдь варварство твое.
Тамора. Гдѣ мой кинжалъ? Увидите вы, дѣти,
Что ваша мать умѣетъ также мстить.
Деметрій. Нѣтъ, нѣтъ, постой, оставь ее! — есть дѣло
У насъ до ней. Дай вымолотить зерна
Сначала намъ, а тамъ сожги солому.
Вѣдь кукла эта чванилась своей
Невинностью! святымъ обѣтомъ, даннымъ
Предъ брачнымъ алтаремъ! Тебѣ въ лицо
Съ насмѣшкою бросала чванно этимъ
Она добромъ; — такъ неужели мы
Позволимъ, чтобъ снесла съ собой въ могилу
Она его несмятымъ?
Хиронъ. Никогда!
Позволю обратить себя скорѣе
Я въ эвнуха. Мы туловище мужа
Оттащимъ къ сторонѣ, и пусть оно
Подушкой будетъ ей, пока мы въ волю
Себя надъ ней потѣшимъ.
Тамора. Не забудьте
Лишь медъ похитивъ, задушить осу;
А то какъ разъ ужалитъ.
Хиронъ. Будь спокойна:
Себя прикрыть сумѣемъ. Ну, красотка, —
Идемъ теперь! Отнимемъ у тебя
Сокровище твое, которымъ ты
Такъ чванишься, мы силой. Будетъ намъ
Съ тобой забава всласть.
Лавинія. Тамора!.. ты
Вѣдь женщина…
Тамора. Кончайте: съ ней болтать мнѣ
Охоты нѣтъ.
Лавинія. О! умолите, принцы,
Хоть вы ее позволить мнѣ сказать
Два слова ей.
Деметрій. О, да, о, да, царица:
Дай ей поговорить и полюбуйся
Потокомъ горькихъ слезъ ея. Останься
Лишь твердою къ мольбамъ ея, какъ камень
Къ ручьямъ дождя.
Лавинія. Тигренокъ учитъ мать
Свирѣпости! Излишній трудъ: она
Влила ее въ тебя. Окаменила
Кускомъ, какъ твердый мраморъ, молоко,
Какимъ питался ты. Всосалъ свою
Жестокость ты изъ материнской груди.
Но не всегда бываютъ схожи дѣти
Одинъ съ другимъ. (Хирону) Уговори хоть ты,
Какъ женщину, ее, быть милосерднѣй!
Хиронъ. Я? — или хочешь ты, чтобъ незаконнымъ
Сочли меня?
Лавинія. Да, правду ты сказалъ!
Забыла я, что жаворонка воронъ
Не высидитъ. Но слышать привелось
Когда-то мнѣ (о, если бъ убѣдилась
Я въ томъ теперь!), что далъ обрѣзать левъ
Себѣ разъ какъ-то царственные когти,
Смягчившись добротой! Мнѣ говорили,
Что вороны выкармливаютъ часто
Чужихъ, заброшенныхъ птенцовъ, забывши
Своихъ, сидящихъ голодомъ! Такъ будь же
Со мной и ты, наперекоръ твоей
Жестокости, я не скажу: нѣжна,
Но хоть на малость кротче и добрѣе!
Тамора. Къ твоимъ словамъ глуха я. Прочь ее!
Съ моихъ возьмите глазъ!
Лавинія. О, если такъ,
То трону я тебя мольбой иною:
Вступись во имя моего отца
За честь мою! Припомни: могъ тебя онъ
Вѣдь умертвить, и спасена ты имъ.
Не будь же такъ жестока! Преклони
Ко мнѣ оглохшій слухъ твой!..
Тамора. Такъ узнай же,
Что если бъ не была моимъ врагомъ
Сама ты лично, такъ была бы ради
Ужъ одного я твоего отца
Безжалостна къ мольбамъ твоимъ! (Сыновьямъ) Должны:
Вы помнить, дѣти, какъ молила тщетно,
Рыдая, я, чтобъ былъ спасенъ отъ смерти
Вашъ, принесенный злобно въ жертву, братъ!
Моей мольбой Андроникъ не смягчился, —
Такъ мнѣ ли быть мягкосердечной къ ней?
Натѣшьтесь же! Вамъ отдаю ее
На волю я. Кто хуже съ ней поступитъ —
Доставитъ больше радости тѣмъ мнѣ!
Лавинія. О, заслужи, царица, имя доброй!
Убей меня сама своей рукой!
О жизни не прошу я: вѣдь убита
Ужъ я въ тотъ мигъ, какъ умеръ мой супругъ.
Тамора. Чего жъ тогда, безумная, ты просишь?
Лавинія. Убитой быть и избѣжать того,
О чемъ, какъ женщинѣ, мнѣ даже стыдно
И говорить! Спаси, спаси меня
Отъ ихъ презрѣнной страсти, худшей вдвое,
Чѣмъ смерть сама! Убей меня! зарой
Живую въ грязный ровъ, гдѣ бъ не увидѣлъ
Меня никто! Такъ поступивъ, ты будешь
Убійцей милосерднымъ.
Тамора. Какъ! лишить
Моихъ дѣтей награды? — никогда!
Пусть надъ тобой они себя потѣшатъ,
Какъ захотятъ.
Деметрій. Довольно! наболтала
Ты слишкомъ много намъ.
Лавинія. Какъ! ни участья,
Ни жалости!.. О звѣрь! позоръ и стыдъ
Всѣхъ женщинъ ты. Будь проклята!
Хиронъ. Зажму
Тебѣ я ротъ (Деметрію). А ты тащи за мной
Убитаго. Его мы спрячемъ въ яму,
Какъ намъ велѣлъ исполнить Ааронъ.
Тамора. Прощайте, дѣти! Сдѣлайте ее лишь
Безвредной намъ впередъ. Не буду знать
Ни счастья ни веселья я, покуда
Не уничтожу весь презрѣнный родъ
Андрониковъ! Потѣшатся пускай
Надъ этой дрянью дѣти; я жъ пойду,
Чтобъ повидать возлюбленнаго мавра. (Уходитъ).
Ааронъ. Сюда, скорѣй, скорѣй 28), сейчасъ мы будемъ
Какъ разъ у ямы, гдѣ я сослѣдилъ
Чудеснѣйшаго барса.
Квинтъ. Я не знаю,
Что сдѣлалось со мной: мои глаза
Слипаются, я ими худо вижу.
Марцій. Представь, я тоже! Если бы не стыдъ,
Я бросилъ бы охоту. (Оступившись, падаетъ въ яму).
Квинтъ. Это что?
Свалился ты… вотъ подлая засада!
Прикрыта такъ терновникомъ, что сразу
Ея и не увидишь. На листвѣ
Замѣтна кровь, и свѣжая, точь-въ-точь
Росинки на цвѣтахъ. Сдается мнѣ,
Что здѣсь дурное мѣсто. Братъ! ты слышишь?
Скажи, ты не ушибся?
Марцій (изъ ямы). О! ушибся,
И какъ еще! ушибся о предметъ,
Какой нельзя безъ ужаса и видѣть.
Ааронъ (въ сторону). Пойду теперь я къ цезарю: пускай:
Найдетъ онъ ихъ обоихъ здѣсь. Улики
Не надобно яснѣй, что Бассіанъ
Убитъ былъ ихъ руками. (Уходитъ Ааронъ).
Марцій. Что жъ не поможешь
Ты мнѣ отсюда выбраться? Свалился
Вѣдь я въ ужасный ровъ, облитый кровью.
Квинтъ. Я самъ сраженъ какимъ-то небывалымъ
И страннымъ ужасомъ. Холодный потъ
Проникъ меня всего; дрожу всѣмъ тѣломъ
Отъ страха я и чую сердцемъ больше,
Чѣмъ видитъ глазъ.
Марцій. Ты правъ; взгляните только
И ты и Ааронъ сюда на дно
Ужасной этой ямы. Страшный видъ
Представится вамъ крови и злодѣйства.
Квинтъ. Я здѣсь одинъ; насъ Ааронъ оставилъ.
Страхъ такъ ослабилъ сердце мнѣ, что я
Не въ силахъ и взглянуть на то, о чемъ
Мнѣ не страшно даже думать. Разскажи,
Что видишь ты? Клянусь тебѣ, что въ жизни
Мнѣ не случалось, даже бывъ ребенкомъ,
Пугаться такъ, не зная самъ, чего.
Марцій. Лежитъ здѣсь Бассіанъ, облитый кровью.
Зарѣзанъ онъ и брошенъ, какъ овца,
Въ ужасный этотъ ровъ.
Квинтъ. Но въ немъ, сказалъ ты,
Вѣдь такъ темно, то какъ же могъ узнать ты,
Что это онъ?
Марцій. Узналъ по блеску перстня,
Надѣтаго на обагренной кровью
Его рукѣ. Онъ въ ямѣ льетъ свой свѣтъ,
Какъ лучъ могильной лампы 29), озаряя
И поблѣднѣвшій обликъ мертвеца
И все вокругъ. Такъ на Пирама лилъ
Потоки свѣта мѣсяцъ въ часъ, когда
Лежалъ несчастный юноша, облитый
Потокомъ крови дѣвственной своей 30).
Братъ, помогні Какъ ни ослабъ, быть-можетъ,
Рукой и ты, все жъ сдѣлай хоть попытку
Дать мнѣ возможность выбраться отсюда,
Изъ этой страшной пропасти, ужаснѣй
Которой быть не можетъ и Коцитъ 31).
Квинтъ. Дай руку мнѣ: я постараюсь сдѣлать
Все, что могу. Рискну свалиться даже
Съ тобой туда же, гдѣ нашелъ могилу
И Бассіанъ. Нѣтъ! не могу! не въ силахъ
Я вытащить тебя!
Марцій. И я не въ силахъ
Самъ выбраться, когда мнѣ не подашь
Ты помощи.
Квинтъ. Дай разъ еще мнѣ руку.
Тебя не брошу я, пока не будешь
Ты мной спасенъ, иль самъ не провалюсь
Къ тебѣ и я. Со мною будешь ты,
Иль я съ тобой.
Сатурнинъ. Скорѣй, скорѣй! Посмотримъ,
Что здѣсь за ровъ, и кто въ него упалъ.
Эй! — отвѣчай, кто ты такой? Зачѣмъ
Спрыгнулъ ты въ пасть глубокой этой бездны?
Марцій. Несчастный сынъ Андроника, попавшій
Сюда въ прискорбный часъ, чтобъ здѣсь найти
Трупъ брата твоего.
Сатурнинъ. Трупъ брата? Развѣ
Мертвъ Бассіанъ? Ты шутишь! Часъ, не больше
Тому назадъ, его я встрѣтилъ вмѣстѣ
Съ его женой, въ охотничьей лачугѣ,
Гдѣ лѣса край.
Марцій. Не знаю, гдѣ ты видѣлъ
Его живымъ, но мертваго нашли
Его мы здѣсь.
Тамора. Гдѣ мужъ мой, императоръ?
Сатурнинъ. Здѣсь, здѣсь, Тамора, и сраженный горемъ
Безвыходнымъ.
Тамора. Гдѣ брать твой, Бассіанъ?
Сатурнинъ. Бередишь рану сердца моего ты
До глубины! Несчастный Бассіанъ
Злодѣйски умерщвленъ.
Тамора (подавая свитокъ). Явилась поздно
Я, значитъ, съ этимъ свиткомъ, подлымъ планомъ
Трагедіи, безвременно скосившей
Нить дней его. Дивлюсь, какъ вѣроломно
Скрывать способны люди подъ улыбкой
Порою ковъ такихъ злодѣйскихъ дѣлъ.
Сатурнинъ (читаетъ свитокъ).
«Коль скоро не удастся намъ, любезный
Охотникъ нашъ, достичь, чего хотимъ
(Ты понялъ, что вопросъ о Бассіанѣ), —
То постарайся выкопать ему
Могилу самъ. Найдешь за то награду,
Какъ сказано, ты подъ густой крапивой,
У корней бузины, прикрывшей входъ
Въ ту яму, гдѣ рѣшили схоронить
Мы мертвый трупъ. Исполнивъ это, будешь
Почтенъ ты нашей дружбою навѣкъ».
Тамора, о Тамора! было ль въ свѣтѣ
Злодѣйство хуже этого? Вотъ яма,
А вотъ и бузина. Скорѣй ищите,
Не скрылся ль здѣсь охотникъ тотъ, которымъ
Убитъ мой братъ?
Ааронъ. Смотрите! вотъ мѣшокъ
Съ червонцами.
Сатурнинъ (Андронику). Твои два кровожадныхъ
И злыхъ щенка лишили брата, жизни.
Тащите ихъ изъ ямы, и обоихъ
Сейчасъ въ тюрьму! Останутся они
Тамъ до поры, покуда мы для нихъ
Не выдумаемъ жесточайшей казни.
Тамора. Какъ! оба въ этой ямѣ? Вотъ какъ случай
Помогъ злодѣйство вывести на свѣтъ.
Титъ Андр. Я, государь, склоняя предъ тобою
Ослабшія колѣни и рыдая
Потокомъ слезъ, текущихъ ужъ съ трудомъ,
Прошу тебя о милости: коль скоро
Докажется, что злое это дѣло
Виною было рукъ моихъ дѣтей…
Сатурнинъ. Докажется? Какихъ намъ доказательствъ
Желать еще? Кто отыскалъ письмо?
Тамора. Его, поднявъ съ земли, мнѣ далъ Андроникъ.
Титъ Андр. Такъ было точно, государь; но я
Молю тебя, отдай мнѣ на поруки
Моихъ дѣтей! Клянусь тебѣ я гробомъ
Покойнаго отца, что будутъ оба
Представлены по первому приказу,
Чтобъ жизнью искупить свою вину.
Сатурнинъ. Не соглашусь отдать ихъ на поруки
Я никогда; или за мной и ты.
А вы несите тѣло и тащите
За нимъ убійцъ. Не позволяйте молвить
Другъ съ другомъ слова имъ. Вина обоихъ
Такъ очевидна, что, когда бъ придумать
Могли мы кару, худшую, чѣмъ смерть,
Была она тогда бы ихъ удѣломъ.
Тамора. Я умолю, Андроникъ, государя.
Не безпокойся за твоихъ дѣтей.
Минуетъ зло.
Титъ Андр. Иди за мною, Луцій.
Не вздумай съ ними говорить въ пути. (Уходятъ).
Деметрій. Ну, вотъ теперь разсказывать ты можешь
Кому и гдѣ захочешь (если только.
Найдется чѣмъ), кто оскорбилъ тебя
И вырвалъ твой языкъ.
Хиронъ. Обдумай, какъ бы
Все это записать; пиши своими
Обрубками.
Деметрій. Смотри, смотри: она
Грозитъ еще намъ знаками.
Хиронъ. Ступай
Къ себѣ домой; умой водою руки.
Деметрій. Умыть теперь ей нечего, да нечѣмъ
И говорить! Пускай теперь потѣшить
Она себя прогулкою въ лѣсу.
Хиронъ. Будь ею я — я съ горя бы сейчасъ
Повѣсился.
Деметрій. Да, если бъ было, чѣмъ
Веревку свить.
Маркъ Андр. Кто здѣсь? кого я вижу?
Племянница! куда собралась ты?
Куда бѣжишь? Гдѣ мужъ твой?.. Что со мной?
Иль я во снѣ?.. Отдамъ все, что имѣю,
Лишь только бъ это былъ тяжелый сонъ!..
А если нѣтъ, то пусть меня сразитъ
Заблудшая планета, чтобы вѣчнымъ
Заснулъ я сномъ! Отвѣть мнѣ, дорогая,
Чьи варварскія руки отрубили
Тебѣ твои?.. Лишили двухъ вѣтвей,
Въ чьей чудной тѣни радостью сочли бы
Забыться сномъ вѣнчанные цари?
Пожертвовали всѣмъ бы, чтобъ добиться
Хоть въ половину обѣщанья сладкой
Твоей любви! Что жъ ты молчишь? Увы!
Что вижу я!.. струя горячей крови,
Какъ бурнымъ вѣтромъ возмущенный ключъ,
То вдругъ прильетъ, то вдругъ исчезнетъ снова
На розовыхъ устахъ твоихъ во слѣдъ
За сладкимъ ихъ дыханьемъ. Обезчестилъ
Какой-нибудь Терей тебя и вырвалъ
Затѣмъ тебѣ языкъ, чтобъ не могла ты
Его изобличить 32). Ты отвращаешь
Твое лицо подъ мукою позора,
Какой тебя постигъ, и, несмотря
На то, что потеряла столько крови
Изъ трехъ ужасныхъ ранъ твоихъ, ты все же
Краснѣешь отъ стыда! краснѣешь такъ же,
Какъ солнца ликъ подъ налетѣвшимъ быстро
Прозрачнымъ, легкимъ облакомъ. Ужели
Сказать я долженъ самъ себѣ, что это
Все истина?.. О, если бъ заглянуть
Въ твое могъ сердце я! узнать, какимъ
Чудовищемъ ты сгублена! — себѣ
Я душу облегчилъ бы, разразившись
Проклятьями ему! Вѣдь если горе
Сокрыто въ нашемъ сердцѣ, то, какъ печь,
Оно испепелитъ насъ! Филомела,
Лишившись языка, могла объ этомъ
Сказать, хоть вышивъ шелкомъ образъ горя,
Какимъ была постигнута 33); но ты
Сошлась съ Тереемъ болѣе жестокимъ!
Отсѣкъ тебѣ и руки онъ, какими
Могла бъ изобразить еще прелестнѣй
Ты злобную судьбу свою! О, если бъ
Могъ видѣть этотъ звѣрь, съ какимъ искусствомъ
Лилейные персты твои порхали
По звонкимъ струнамъ лютни, заставляя
Ихъ цѣловать себя! — не тронулъ онъ бы
Тебя вѣдь и за жизнь свою! Когда бъ
Онъ слышалъ голосъ твой, звучавшій чище
Гармоніи небесъ, — изъ рукъ своихъ
Онъ выронилъ бы ножъ, заснувъ, какъ Церберъ,
Завороженный Ѳракіи пѣвцомъ 34)!
Идемъ со мной: ты ослѣпишь отца
Ужаснымъ этимъ зрѣлищемъ! Часъ бури
Волнами можетъ затопить луга.
Суди жъ, что будетъ съ бѣдными глазами
Андроника, когда рыдать онъ будетъ
Не часъ иль два, а годы! Не чуждайся жъ
Меня теперь: мы плакать будемъ вмѣстѣ.
И пусть бы слезы облегчили насъ! (Уходятъ).
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.
правитьТитъ Андр. Склоните слухъ, почтенные отцы,
Къ моимъ мольбамъ! Сенаторы, трибуны!
Почтите старость лѣтъ моихъ! Провелъ я
Въ опасныхъ войнахъ -ихъ, между тѣмъ, какъ вы
Спокойно, мирно спали въ это время!
Я васъ молю во имя крови той,
Какую пролилъ я въ защиту Рима!
За ночи, проведенныя на стужѣ!
За слезъ ручьи, текущіе по старымъ
Моимъ щекамъ, — явите милосердье
Къ моимъ несчастнымъ дѣтямъ! Ихъ сердца,
Повѣрьте мнѣ, испорчены не столько,
Какъ думаютъ! Не пролилъ ни слезинки
Я, потерявъ ихъ двадцать два! Погибли
Они за Римъ на полѣ ратной чести!…
Но лью потоки слезъ я передъ вами
За этихъ двухъ! (Падаетъ на землю). Пишу я на землѣ
Скорбь горестнаго сердца! Напоитъ
Пусть слезъ моихъ ручей сухую землю
Затѣмъ, что кровь дѣтей моихъ заставитъ
Ее зардѣться краскою стыда.
Земля, земля!.. Полью тебя слезами
Я старыхъ глазъ моихъ обильнѣй вдвое,
Чѣмъ всѣ дожди апрѣльскихъ юныхъ дней!
Тебя увлажу въ лѣтнюю засуху!
Твой зимній снѣгъ слезами растоплю! —
Лишь откажись отъ требованья злого
Упиться чистой, неповинной кровью
Моихъ дѣтей!
Почтенные трибуны!
Достигли вы преклонныхъ лѣтъ!.. Спасите жъ
Моихъ дѣтей! Пусть будетъ отмѣненъ
Вашъ приговоръ! Позвольте мнѣ, чтобъ могъ я
Моимъ глазамъ, не плакавшимъ вовѣки,
Краснорѣчивыхъ имя дать витій!
Луцій. Отецъ мой благородный! Передъ кѣмъ
Рыдаешь ты?.. Вѣдь нѣтъ здѣсь никого, —
Передаешь свое ты горе камнямъ.
Титъ Андр. Ахъ, Луцій, не мѣшай!.. Прошу, за братьевъ
Вѣдь я твоихъ!.. Внемлите благосклонно
Мольбамъ моимъ, трибуны!
Луцій. Бѣдный, бѣдный!
Тебя не слышитъ ни одинъ трибунъ.
Титъ Андр. Пусть даже такъ… Вѣдь если бы они
И слышали, то все равно къ моимъ
Мольбамъ ушей своихъ бы не склонили!
А если бъ и склонили, то не съ тѣмъ,
Чтобъ мнѣ помочь… Но все жъ молить я долженъ,
Хоть пользы въ томъ и нѣтъ! Взывать я буду
Къ холоднымъ этимъ камнямъ! Пусть они
Не могутъ мнѣ отвѣтить, но въ моихъ
Глазахъ и камни лучше, чѣмъ трибуны!
Они мою не прерываютъ рѣчь;
Лежатъ у ногъ моихъ они, смиренно
Внимая горькимъ жалобамъ моимъ!
Мои безмолвно впитывая слезы,
Они какъ-будто сами слезы льютъ!..
Когда бъ одѣть ихъ, какъ трибуновъ, въ тоги,
Римъ въ нихъ трибуновъ лучшихъ бы нашелъ.
Нѣжны, какъ воскъ, покажутся и камни
Въ сравненьи съ злой суровостью римлянъ.
Кремень молчитъ и насъ не оскорбляетъ,
Трибуны жъ рѣчью шлютъ людей на смерть…
Но на кого, скажи, ты вынулъ мечъ свой?
Луцій. Хотѣлъ спасти я имъ отъ смерти братьевъ,
И приговоръ за то объявленъ мнѣ
Быть изгнаннымъ.
Титъ Андр. Счастливецъ!.. Ты вѣдь этимъ
Освобожденъ! Ужели былъ безуменъ
Настолько ты, чтобъ не понять, что Римъ —
Берлога хищныхъ тигровъ? Вѣдь нужна
Добыча имъ, а въ Римѣ нѣтъ добычи
Для нихъ иной, какъ только я и весь мой
Несчастный родъ! Такъ какъ же не сказать,
Что ты счастливъ тѣмъ, что навѣки изгнанъ
Изъ логовища этихъ злыхъ обжоръ?..
Но кто сюда идетъ за братомъ Маркомъ?
Маркъ Андр. Готовься, Титъ, лить горестныя слезы
И сердце скорбью растерзать свое.
Нѣтъ словъ сказать, что вынесть обреченъ ты
Въ твои года!
Титъ Андр. Въ мои года?.. Что жъ это?
Маркъ Андр. Смотри, вотъ та, которая была
Твоею дочерью.
Титъ Андр. Она моя
Дочь и теперь.
Луцій. О! Этотъ страшный видъ
Меня убилъ!
Титъ Андр. Встань, слабодушный!.. Прямо
Смотри въ ея лицо!.. Отвѣть, отвѣть,
Лавинія, чьи проклятыя руки,
Тебя лишили рукъ твоихъ, сразивъ
Глаза отца ужаснымъ этимъ видомъ?
Вѣдь нѣтъ глупца, который сталъ бы воду
Лить въ океанъ иль головни бросать
Въ огонь троянскихъ стѣнъ, пылавшихъ бурно
И безъ того! Такъ кто жъ усилить вздумалъ
Такъ скорбь мою, которую считалъ
Не знающей предѣла я и прежде?..
Она смѣется надо мною, какъ Нилъ,
Когда въ разливѣ бурно затопляетъ
Онъ берега 35)… Подайте мечъ, чтобъ могъ
Я отрубить и собственныя руки!..
Безъ пользы для меня онѣ сражались
Въ бояхъ за Римъ и принесли за это
Мнѣ скорбь одну! Вскормили только горе!
Я поднималъ ихъ тщетно для мольбы!
Безплодной для меня была ихъ служба!
Прошу я ихъ мнѣ оказать услугу
Послѣднюю: пусть отрубить поможетъ
Одна другую мнѣ… Счастлива ты,
Лавинія, лишившись рукъ! Отъ нихъ
Намъ пользы нѣтъ, когда мы служимъ Риму!..
Луцій. Отвѣтъ, сестра, кто поступилъ съ тобой
Такъ варварски?
Маркъ Андр. Увы! прекрасный органъ,
Высказывавшій такъ краснорѣчиво
Ея, бывало, мысли, вырванъ злобно
Изъ клѣтки той, гдѣ, точно птичка, пѣлъ онъ
Мелодіи, плѣнявшія и старыхъ
И молодыхъ!
Луцій. Отвѣть тогда хоть ты,
Чьихъ это дѣло рукъ?..
Маркъ Андр. Ее нашелъ я
Уже такой. Она въ лѣсу скиталась,
Какъ лань, когда, пораненная на смерть,
Скрывается она отъ глазъ людей.
Титъ Андр. Она была моей любимой ланью 36),
И кто ее поранилъ — сдѣлалъ меньше
Вреда бы мнѣ, когда бъ меня убилъ!
Стою теперь, какъ на скалѣ, пустынной,
Я, окруженный бездной злобныхъ волнъ,
И съ мига жду на мигъ, что встанетъ бурный
Сейчасъ приливъ, и валъ его поглотить
Меня на днѣ своихъ соленыхъ нѣдръ!
Прошли дорогой этой къ смерти дѣти,
И вотъ на ней же предо мной стоитъ
Еще мой сынъ, приговоренный къ ссылкѣ,
А съ нимъ и братъ, рыдающій надъ горемъ,
Какимъ постигнутъ я!.. Но хуже, хуже
Всѣхъ этихъ золъ ужасная судьба
Твоя, Лавинія! Дороже мнѣ ты
Моей души! Когда бъ тебя представилъ
Себѣ такою на картинѣ я,
То вѣдь и тутъ съ отчаянья бы могъ я
Сойти съ ума, — чего же ждать теперь,
Когда такой тебя я вижу точно!..
Ты отереть свои не можешь слезы!
Сказать не можешь нѣжнымъ языкомъ,
Кто былъ палачъ, твой варварскій мучитель!
Твой мужъ убитъ, а братья казнены!
Смотри, Маркъ, Маркъ! и ты, сынъ Луцій, тоже:
Едва я братьевъ помянулъ — струя
Горячихъ слезъ ей оросила щеки,
Точь-въ-точь роса, когда дрожитъ она
На лиліи, оторванной отъ вѣтки.
Маркъ Андр. Быть-можетъ, плачетъ о покойномъ мужѣ
Она своемъ, убитомъ ихъ рукой,
Иль о судьбѣ несчастной ихъ, коль скоро
Считаетъ ихъ невинными.
Титъ Андр. Когда бы
Считала ихъ убійцами она,
То радоваться слѣдовало ей бы
Зато, что правый покаралъ законъ
Проступокъ ихъ! Но нѣтъ!.. Такъ поступить
Они бы не могли: за это явно
Свидѣтельствуютъ слезы ихъ сестры,
Рыдающей о смерти ихъ!.. О, дай мнѣ
Поцѣловать, Лавинія, тебя!
Дай мнѣ понять какимъ-нибудь движеньемъ,
Чѣмъ могъ тебя бы успокоить я.
Быть-можетъ, хочешь ты, чтобъ братъ твой Луцій,
Я, Маркъ и ты сама уныло сѣли
На берегу прозрачнаго ручья
И, глядя въ лоно струй его, взирали бъ,
Какъ исказили слезы лица намъ,
Подобно тѣмъ лугамъ, покрытымъ иломъ,
Гдѣ бурный валъ оставилъ страшный слѣдъ?
И стали бъ мы въ струи смотрѣть, покуда
Соль нашихъ слезъ, съ водою слившись струй,
Ихъ не лишила бъ свѣжаго ихъ вкуса,
Въ соленый, горькій превративъ разсолъ!
Не отрубить ли и свои намъ руки?
Не прочь ли вырвать языки себѣ?
Не провести ль въ безмолвіи печальномъ
Съ тобой остатокъ нашихъ скорбныхъ дней?..
Что дѣлать намъ? Должны мы, чей языкъ
Способенъ говорить еще, придумать
Какой-нибудь ужасный шагъ, которымъ
Въ грядущемъ былъ бы изумленъ весь міръ.
Луцій. Не плачь, отецъ, — довольно! Посмотри,
Какъ горько, глядя на тебя, рыдаетъ
И бѣдная сестра моя.
Маркъ Андр. Терпѣнье,
Племянница. Отри свои глаза
И ты, мой добрый Титъ.
Титъ Андр. Ахъ, Маркъ! Вѣдь знаю
Я хорошо, что отереть не можешь
Моихъ ты слезъ, затѣмъ, что твой платокъ
Пропитанъ ими также.
Луцій. Я отру
Тебѣ твои, Лавинія.
Титъ Андр. Маркъ, Маркъ!
Смотри сюда: ея понятны знаки…
Имѣй она языкъ — она сказала бъ.
И брату то, что я сказалъ тебѣ!
Сказала бы, что онъ своимъ, промокшимъ
Отъ слезъ, платкомъ не можетъ осушить
Ея печальныхъ слезъ, какъ ты не можешь,
При всемъ желаньи, осушить моихъ!
О, какъ, способно тронуть насъ такое
Сочувствіе въ сердцахъ!.. Но далеко
Оно отъ утѣшенья точно такъ же,
Какъ адъ далекъ отъ рая!
Ааронъ. Императоръ
Черезъ меня велѣлъ тебѣ сказать,
Андроникъ, такъ: когда сердечно любишь
Ты сыновей, то пусть ты самъ, сынъ Луцій
Иль братъ твой Маркъ себѣ отрубить руку
И отошлетъ ее къ нему. За это
Проститъ онъ сыновей твоихъ и ихъ
Вернетъ тебѣ живыми. Твой поступокъ
Искупитъ ихъ вину.
Титъ Андр. О милосердый
Нашъ государь! О добрый Ааронъ!
Кто могъ бы ждать, что пропоетъ намъ воронъ
Пѣснь жаворонка, вѣстника зари 37)!
Съ восторгомъ отрублю себѣ я руку,
И ты поможешь сдѣлать это мнѣ.
Луцій. Стой, стой, отецъ!.. Не отдавай почтенной
Твоей руки, — руки, сразившей столько
Враговъ въ бою, — достаточно моей.
Въ дни юности потеря крови легче,
И братьевъ я рукой своей спасу.
Маркъ Андр. Нѣтъ!.. защищали вашими руками
Вы въ битвахъ Римъ; кровавою сѣкирой
Писали гибель на челѣ враговъ;
Покрылись славой въ подвигахъ, — мои же
Вѣкъ провели въ покоѣ праздной нѣги, —
Такъ пусть онѣ искупятъ жизнь моихъ
Племянниковъ. Я радъ, что ихъ сберегъ
Для этой славной цѣли.
Ааронъ. Такъ рѣшайте жъ
Скорѣе, кто пожертвуетъ собой,
Чтобъ во-время могло прійти прощенье.
Маркъ Андр. Я жертвую своей рукой.
Луцій. Нѣтъ, нѣтъ!
Не будетъ такъ!
Титъ Андр. Не спорьте: вѣтвь, чей корень
Уже отсохъ, срывается сперва,
А потому я первый здѣсь
Луцій. Отецъ!
Когда меня ты почитаешь сыномъ,
Позволь спасти отъ смерти братьевъ мнѣ!
Маркъ Андр. А я молю, когда святую память
Ты чтишь отца, когда любилъ всѣмъ сердцемъ
Ты нашу мать, — позволь мнѣ доказать,
Что я тебя люблю любовью брата.
Титъ Андр. Ну, хорошо: я руку сохранить
Рѣшилъ свою.
Луцій. Иду я за сѣкирой.
Маркъ Андр. А я ее направлю на себя.
Титъ Андр. Я обману обоихъ васъ. Сюда,
Приблизься, Ааронъ. Подай мнѣ помощь
Твоей рукой; а я тебѣ за это
Отдамъ свою.
Ааронъ (тихо). Ну, если ты обманомъ
Зовешь поступокъ твой, то я такимъ
Обманщикомъ не буду; но зато
Сумѣю обмануть тебя иначе.
Увидишь это самъ ты черезъ часъ.
Титъ Андр. Вы можете теперь свой кончить споръ.
Что должно было сдѣлать, я ужъ сдѣлалъ;
Снеси монарху руку, Ааронъ.
Скажи ему, что охранялъ я ею
Его отъ многихъ бѣдъ, а потому
Пускай ее схоронитъ онъ съ почетомъ:
Она достойна этого. Считаю,
Что я купилъ дѣтей, какъ два брильянта,
Пустой цѣною; но для меня цѣна
Все жъ дорога, затѣмъ, что вѣдь купилъ я
То, что по праву могъ считать своимъ
И безъ того.
Ааронъ. Иду, Андроникъ!.. Знай,
Что ты, простясь съ рукой, зато получить
Своихъ дѣтей. (Тихо) Иль, говоря вѣрнѣе,
Ихъ головы… Въ какой восторгъ приводитъ
Меня злодѣйство это 38)! Пусть глупцы
Хлопочутъ о добрѣ, — къ смазливымъ рожамъ
Оно идетъ; но Ааронъ быть хочетъ
Душой чернѣе, чѣмъ его лицо.
Титъ Андр. Ну, вотъ, подъемлю къ небу я мою
Единственную руку и къ землѣ
Своимъ склоняюсь одряхлѣвшимъ тѣломъ!
Коль скоро есть еще благая власть,
Способная сочувствовать несчастью,
То къ ней взываю я! (Лавиніи) Какъ!.. преклоняешь
И ты со мной колѣни? О, склони ихъ,
Мое дитя!.. Услышитъ небо нашу
Къ нему мольбу. Иначе омрачимъ
Его мы бурей вздоховъ и закроемъ
Свѣтъ солнечный, какъ застилаетъ часто
Его туманъ дождливыхъ облаковъ.
Маркъ Андр. О милый братъ!.. Молчи о томъ, чего
Нельзя достичь, и не вдавайся въ крайность,
Глубокую, какъ бездна.
Титъ Андр. А моя
Печаль не бездна развѣ? Развѣ есть
Для ней предѣлъ?.. Такъ пусть же безъ предѣла
Я буду выражать ее.
Маркъ Андр. Смири
Себя благоразумьемъ.
Титъ Андр. Могъ бы такъ
Я поступить, когда бъ была разумна
Причина тяжкихъ бѣдъ моихъ! Въ границахъ
Сдержалъ тогда бъ я жалобы свои!
Но вѣдь земля бываетъ залита
Потокомъ водъ подъ хлябью водъ небесныхъ!
Горой въ моряхъ вздымаются валы
Въ отвѣтъ: на ревъ бушующаго вѣтра:
Такъ можно ль ждать разумнаго порядка
Въ такихъ дѣлахъ? Я — океанъ, и дочь
Меня волнуетъ вздохами! Какъ небо,
Она льетъ хляби слезъ, а я — земля!
И если я взволнованъ точно море
Подъ бурей этихъ вздоховъ, то, равно,
Залитъ я, какъ земля, ея слезами!
Мнѣ перенесть бѣды ея нѣтъ силъ!
Какъ пьяница, свое я долженъ горе.
Изрыгнуть вонъ; такъ дай же волю мнѣ
Хотя страдать! Кто столько потерялъ,
Имѣетъ право сѣтовать и плакать.
Посланецъ. Почтенный Титъ Андроникъ!.. Дурно ты
Вознагражденъ за доблестную руку,
Которую послалъ неосторожно
Такъ цезарю. Вотъ головы твоихъ
Двухъ сыновей съ рукой твоею вмѣстѣ.
Съ насмѣшкой злою посланы они
Со мной тебѣ. Твоя рѣшимость стала
Забавой высшихъ лицъ. Сильнѣй я плачу
Надъ тяжкою бѣдой твоей, чѣмъ плакалъ,
Услышавъ вѣсть, что умеръ мой отецъ!
Маркъ Андр. Ну, если такъ — пусть въ нѣдрахъ Сицилійскихъ
Остынетъ пламя Этны! Пусть, какъ адъ,
Во мнѣ пылаетъ сердце! Вынесть больше
Въ душѣ нѣтъ силъ! Рыдая съ бѣднякомъ,
Его все жъ утѣшаемъ мы;. но, злобно
Надъ нимъ смѣясь, вдвойнѣ ему наносимъ
Мы этимъ смерть.
Луцій. Что жъ это? Раны больше
Ужъ, кажется, нельзя и нанести!..
Такъ почему жъ не слѣдуетъ за нею
Тотчасъ же смерть? Проклятый жизни даръ
Все держится, не уступая смерти,
Хоть, кажется, живого въ насъ теперь
Осталось отъ всего одно дыханье. (Лавинія цѣлуетъ ею).
Маркъ Андр. О бѣдная!.. Въ подобномъ поцѣлуѣ
Отрады нѣтъ. Струей воды холодной
Не отогрѣть, замерзшую змѣю.
Титъ Андр. Когда же сонъ пройдетъ ужасный этотъ?
Маркъ Андр. Конецъ надеждамъ всѣмъ!.. Умри, Андроникъ!
Ты не во снѣ: вотъ головы твоихъ
Двухъ сыновей и рядомъ видишь съ ними
Ты руку благородную твою.
Вотъ изувѣченная дочь; а вотъ
Изгнанникъ сынъ, безкровный, поблѣднѣвшій
Отъ вида этихъ ужасовъ! Я — братъ твой,
Недвижный и нѣмой, какъ изваянье!
Нѣтъ, нѣтъ… Не стану сдерживать своей
Я горести! Равно и ты грызи
Оставшуюся руку! Рви свои
Сѣдые волосы, и пусть закроетъ
Навѣки намъ глаза ужасный этотъ
Печальный видъ! Что жъ ты затихъ? Настала
Пора грозы: будь страшенъ и неистовъ!
Титъ Андр. Ха-ха-ха-ха!..
Маркъ Андр. Смѣешься ты?.. Чему?:
Пора ль теперь для смѣха?
Титъ Андр. Что же дѣлать,
Когда нѣтъ слезъ, которыми бы могъ.
Заплакать я? Моя бѣда, какъ злой,
Свирѣпый врагъ, задумала мои
Похитить даже слезы! Хочетъ сдѣлать
Меня слѣпымъ, чтобъ я не могъ найти
Дверей въ пещеру мести. Мнѣ кричатъ
Двѣ эти головы съ угрозой громкой,
Что мнѣ не знать отрады до поры,
Пока моимъ врагамъ обратно въ горло
Я не вобью всѣхъ бѣдствій тѣхъ, какія
Самъ вынесъ я отъ нихъ. Что жъ должно дѣлать?..
Съ чего начать? Приблизьтесь всѣ ко мнѣ:
Я каждому изъ васъ хочу поклясться,
Что буду мстить! Обѣтъ произнесенъ.
Ты мнѣ поможешь, добрый братъ, снести
Одну изъ ихъ головъ, а я возьму
Оставшейся рукой моей другую.
Безъ дѣла не останешься и ты,
Лавинія: въ зубахъ снесешь мою
Отрубленную руку ты. (Луцію). Ты жъ, мальчикъ,
Оставишь насъ: вѣдь ты изгнанникъ! Жить
Не можешь съ нами ты! Укройся къ готамъ;
Сбери намъ въ помощь войско тамъ, и если
Еще меня ты любишь, въ чемъ всѣмъ сердцемъ
Увѣренъ я, то уходи! Вотъ мой
Прощальный поцѣлуй. Найдется дѣла
Довольно впредь для каждаго изъ насъ.
Луцій. Прощай, Андроникъ, доблестный отецъ!
Несчастнѣе тебя не сыщешь въ Римѣ,
Прощай и ты, надменный, гордый Римъ!
Прощай, пока назадъ вернется Луцій!
Заложниковъ я оставляю здѣсь,
Дражайшихъ мнѣ, чѣмъ жизнь. Прости и ты,
Несчастная сестра. О, если бъ могъ я
Тебя вновь сдѣлать прежней! Мы должны —
И я и ты — въ забвеньи жить и горѣ!
Но если живъ останусь я, то клятву
Даю отмстить! Заставлю Сатурнина
Съ Таморой я стоять у городскихъ
Воротъ, какъ жалкихъ нищихъ! Ждетъ судьба ихъ
Тарквинія съ женой его! Въ станъ готовъ
Ведетъ мой путь. Предъ собраннымъ мной войскомъ
Падутъ во прахъ и Римъ и Сатурнинъ.
Титъ Андр. Теперь садитесь, но не ѣшьте больше,
Чѣмъ надобно для подкрѣпленья силъ,
Назначенныхъ для нашей страшной мести
За море вынесенныхъ нами бѣдъ.
Возьмись, братъ Маркъ, распутать этотъ узелъ.
У насъ съ твоей племянницей вѣдь нѣтъ
На это рукъ! Несчастныя созданья, —
Не можемъ мы, въ знакъ нашей тяжкой скорби,
Скрестить ихъ даже на своей груди.
Моей несчастной правою рукою
Въ отчаяньи могу себя лишь бить я,
Рыдая горько, въ грудь, чтобы утишить
Біенье сердца тѣмъ! Доведено
Оно вѣдь до безумья градомъ бѣдъ,
Какія вынесло въ тѣлесной этой
Темницѣ бренной плоти. (Лавиніи). Ты жъ, ландкарта
Несчастій злыхъ39), способная одними
Лишь знаками ихъ выказать! Не можешь
Бить даже въ грудь себя ты, чтобъ заставить
Смириться сердце, такъ заставь его
Молчать хоть горькимъ вздохомъ! усмири
Стенаньями! Возьми зубами ножъ
И рань его, чтобъ горькихъ слезъ потокъ,
Наполнивъ сердце черезъ эту рану,
Въ соленой влагѣ утопилъ его!
Маркъ Андр. Фу, братъ, стыдись! Ты наложить жестоко
Даешь совѣтъ ей руки на себя.
Титъ Андр. Что это значитъ?.. Иль сошелъ съ ума
Ты съ горя самъ? Безумнымъ право быть
Имѣю я одинъ! Самоубійство
Не будетъ ей жестокимъ. И зачѣмъ ты.
Сказалъ притомъ, что собственныя руки
Она наложитъ на себя?.. Вѣдь рукъ
У бѣдной нѣтъ! Такъ говоря, вѣдь ты
Удваиваешь горе ей такъ точно,
Какъ если бы заставили Энея
Два раза повторить разсказъ о томъ,
Какъ палъ Пергамъ, и какъ навѣки сталъ
Несчастнымъ онъ. Не говори же больше
Ей о рукахъ! Зачѣмъ напоминать
О томъ, чего лишились мы? Но, впрочемъ,
Какой болтаю вздоръ я самъ! Какъ-будто бъ,
Не заикнись ты о рукахъ, могли мы
Забыть, что нѣтъ у ней ихъ! Но довольно
Болтать объ этомъ. Кушай на здоровье,
Лавинія. А гдѣ жъ питье? Маркъ, Маркъ!
Взгляни, какъ понимаю я, что хочетъ
Она сказать. Я мученицы знаки
Читаю и безъ словъ: она сказать
Желаетъ намъ, что нѣтъ питья иного
Ей, кромѣ слезъ; что забродить его
Заставила печаль румянцемъ яркимъ
На горестныхъ щекахъ ея. Достигъ,
Безмолвная страдалица, умѣнья
Читать въ твоихъ я знакахъ все, что ты
Захочешь мнѣ сказать, какъ понимаютъ
Отшельники другъ друга на молитвѣ 40).
Ты не вздохнешь, ты не поднимешь къ небу
Обрубки рукъ, не поведешь глазами,
Не встанешь на колѣни безъ того,
Чтобъ не составилъ азбуки я тотчасъ
Изъ всѣхъ твоихъ движеній и не понялъ
Сейчасъ твоихъ всѣхъ мыслей.
Сынъ Луція. Не печалься
Такъ, дѣдушка; старайся лучше тетю
Развеселить и успокоитъ лаской
Иль сказочкой.
Маркъ Андр. Разстрогался и мальчикъ
При видѣ, какъ его горюетъ дѣдъ.
Титъ Андр. Не плачь, малютка, полно!.. Посмотри-ка, —
Ты весь въ слезахъ; не порти ими жизнь.
Что, братъ, съ тобой? Зачѣмъ ты такъ ударилъ
Своимъ ножомъ?
Маркъ Андр. Убилъ я муху.
Титъ Андр. Муху?
Безжалостный! Заставилъ сердце сжаться
Мое ты, сдѣлавъ это! Я пресыщенъ
И безъ того ужъ видомъ всякихъ звѣрствъ.
Не должно брату Тита убивать
Невинной, бѣдной твари! Прочь!.. съ тобой я
Быть не хочу.
Маркъ Андр. Убилъ я только муху.
Титъ Андр. Но вѣдь у ней, быть-можетъ, были тоже
Отецъ и мать. Подумай, какъ повѣсятъ
Они; печально крылышки свои,
Какъ будутъ жалобно жужжать! Бѣдняжка,
Невинная ни въ чемъ, потѣшить насъ
Она своимъ хотѣла тихимъ пѣньемъ,
А ты ее безжалостно убилъ!
Маркъ Андр. Вѣдь эта муха изъ породы вредныхъ;
Она черна, какъ мавръ императрицы,
И вотъ за что убита мной.
Титъ Андр. О, о!..
Тогда беру назадъ свое я слово!
Прости меня, — поступокъ твой хорошъ.
Дай ножъ и мнѣ; хочу ее помучить
Съ тобой и я! Воображу, что мавра
Держу въ рукахъ!.. Что онъ сюда явился
Затѣмъ, чтобъ подло отравить меня!
Вотъ, вотъ тебѣ, а вотъ Таморѣ!.. Извергъ!
Не такъ еще принижены вѣдь мы,
Чтобъ не могли убить зловредной мухи,
Съ которой схожъ, какъ уголь черный, мавръ.
Маркъ Андр. О бѣдный, бѣдный! Горе заставляетъ
Его за правду призраки считать.
Титъ Андр. Возьмите столъ; пора итти; идемъ,
Лавинія. Я въ комнатѣ твоей
Тебѣ прочту два-три разсказа грустныхъ
О дняхъ былыхъ… Пойдемъ и ты, малютка,
Твои глаза моложе вѣдь моихъ, —
Такъ передамъ, уставъ, тебѣ я книгу.
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
правитьСынъ Луція. Спрячь, дѣдушка, спрячь меня скорѣе!
За мной бѣжитъ, зачѣмъ — не знаю, тётя.
Вонъ, вонъ она!… Ты видишь, дядя Маркъ?
Ахъ, тётя, тётя! Что съ тобой? Что надо?
Маркъ Андр, Сюда, мой мальчикъ; стой, не трусь.
Титъ Андр. Она
Тебѣ вреда не сдѣлаетъ: вѣдь любитъ
Она тебя всѣмъ сердцемъ.
Сынъ Луція. Да, — любила,
Когда былъ здѣсь отецъ мой.
Маркъ Андр. Что ты хочешь,
Лавинія, сказать намъ?
Титъ Андр. Не пугайся,
Мой милый мальчикъ. На умѣ есть что-то,
Я вижу, у нея. Смотри: ей надо,
Чтобъ ты пошелъ за нею. Никогда
Корнелія вѣдь такъ не занималась
Съ дѣтьми, читая рѣчи Цицерона
Обоимъ имъ, какъ добрая твоя
Лавинія съ тобой 41). Стараться долженъ
Узнать ты, что ей надо.
Сынъ Луція. Не могу!
Не въ силахъ угадать! Сдается, право,
Мнѣ, не сошла ль она совсѣмъ съ ума?
Не разъ твердилъ ты мнѣ, что злое горе
Способно насъ бываетъ довести
До бѣшенства. Читалъ я, что Гекуба
По улицамъ скиталась, обезумѣвъ
Отъ злой бѣды. Вотъ этимъ-то и былъ я
Испуганъ такъ. Самъ знаю я, что тетя
Ко мнѣ добра, и что любимъ я ею,
Какъ матерью; такъ неужели бъ стала
Она меня пугать, не потерявъ
Разсудокъ свой? Конечно, можетъ-быть,
Я виноватъ и побросалъ напрасно
Свои всѣ книги, убѣжавъ сюда.
Прости мнѣ, тетя!.. Я тебя люблю вѣдь
Отъ всей души. Пойду охотно даже
Я за тобой, лишь только бъ дядя Маркъ
Пошелъ за нами также.
Маркъ Андр. Я согласенъ;
Пойдемъ со мной.
Титъ Андр. Смотри, братъ, братъ!.. У ней
Есть что-то на умѣ! Чѣмъ смущена ты,
Лавинія? Тебя интересуетъ
Одна изъ этихъ книгъ. Какую хочешь
Увидѣть ты? Открой предъ ней ихъ, Луцій.
Я знаю, ты начитанна, умна.
Пойдемъ со мной: къ твоимъ услугамъ будутъ
Всѣ пачки книгъ моихъ, — забудь лишь только
На мигъ въ занятьяхъ время до поры,
Когда откроетъ небо намъ злодѣя,
Виновника бѣды твоей. Какую жъ
Имѣть ты хочешь книгу? Для чего
Ты учащенно поднимаешь къ небу
Остатки рукъ?
Маркъ Андр. Повидимому, хочетъ
Она намъ этимъ знакомъ показать,
Что не одинъ, а нѣсколько злодѣевъ
Виновны въ этомъ дѣлѣ. Я увѣренъ,
Что это такъ, когда лишь жестъ ея
Не знакъ простой мольбы о мести къ небу.
Титъ Андр. Какую книгу выбрала, малютка,
Она изъ этой кучи?
Сынъ Луція. «Превращенья
Овидія», — дана мнѣ эта книга
Моей покойной матерью.
Маркъ Андр. Быть-можетъ,
По памяти къ усопшей избрала
Она ее.
Титъ Андр. Нѣтъ, нѣтъ, смотри: ей надо
Найти въ ней что-то; помоги же ей 42)
Сыскать страницу. Эта? — прочитаю:
Трагическій разсказъ о Филомелѣ,
Какъ звѣрски погубилъ ее Терей 43).
Насиліе?.. Боюсь, что стада жертвой
Его и ты.
Маркъ Андр. Смотри: какъ разъ она
Указываетъ эту намъ страницу.
Титъ. Андр. Лавинія! — ужель была ты точно
Захвачена? Погублена въ дремучемъ,
Густомъ лѣсу? Да, да! — такое мѣсто
Есть именно въ лѣсу, въ которомъ мы
Охотились. (О, если бъ никогда
На мысль не приходило намъ затѣять
Охоту злую эту!). Мѣсто точно
Устроено природою самой
Для тайныхъ звѣрствъ, убійства и насилій!
Маркъ Андр. Не создала природа бы его,
Когда бъ трагедій не любили боги.
Титъ. Андр. Отвѣть, мое дитя, открой намъ все, —
Ты здѣсь въ кругу друзей. Какой вельможа
Изъ римскихъ знатныхъ лицъ дерзнулъ злодѣйски
Такъ поступить? Не самъ ли Сатурнинъ
Виновенъ въ этомъ дѣлѣ, какъ Тарквиній,
Покинувшій свой станъ, чтобъ опозорить
Лукреціи невинной чистоту?
Маркъ Андр. Садись, племянница, садись и ты,
Любезный братъ. Пусть вдохновятъ меня
Меркурій, Зевсъ и Аполлонъ съ Палладой,
Чтобъ могъ злодѣйство это я открыть.
Братъ, братъ, смотри; Лавинія — ты также:
Песокъ здѣсь чистъ и ровенъ. Если можешь
То сдѣлай, что я покажу тебѣ.
Я написалъ мое, ты видишь, имя,
И написалъ безъ помощи руки.
Будь проклятъ тотъ, кто прибѣгать заставилъ
Къ подобнымъ средствамъ насъ! Пиши такъ точно
Теперь и ты. Открой намъ то, что хочетъ
Открыть самъ Богъ, чтобъ мы могли отмстить.
Пускай пошлетъ тебѣ возможность небо
Намъ показать, кто оскорбилъ тебя.
Узнавъ же все — найдемъ мы путь для мести.
Титъ Андр. О, я прочелъ! Ты написала, вижу,
Stuprum. — Chiron — Demetrius 44).
Маркъ Андр. Какъ? сыновья развратные Таморы?
Вотъ кто въ кровавомъ дѣлѣ виноватъ!
Титъ Андр. Magni dominator poli;
Tarn lentus audis scelera? Tarn lentus vides 45)?
Маркъ Андр. Приди въ себя, приди, — хоть я и знаю,
Что возмутить кротчайшую могло бы
Ребенка душу то, что прочитали
Мы на пескѣ. Всѣ на колѣни! Встань,
Лавинія, встань рядомъ съ ней и мальчикъ.
Ты римскаго вѣдь Гектора надежда 46)!
Торжественную клятву принести
Должны вы всѣ, — какъ клялся Юній Брутъ
Со скорбнымъ мужемъ оскверненной такъ же
Лукреціи, — что смертью отомстимъ
Мы этой шайкѣ вѣроломныхъ готовъ!
Увидимъ кровь презрѣнную мы ихъ
Иль всѣ умремъ, покрытые позоромъ.
Титъ Андр. Мстить мы должны, но только какъ? Забылъ ты,
Что если ранить этихъ медвѣжатъ,
То самка-мать возстанетъ имъ въ защиту.
А вѣдь она въ связи съ свирѣпымъ львомъ.
Его она сумѣетъ убаюкать
И усыпить; когда же онъ заснетъ,
То воля ей творить, что ни захочетъ.
Неопытный еще, какъ вижу, ты
Охотникъ, Маркъ! Такъ предоставь все дѣло
Исполнить мнѣ. На мѣдной я скрижали
Стальнымъ рѣзцомъ немедля запишу
Ея слова: вѣдь на пескѣ развѣетъ
Ихъ бурный вѣтеръ, какъ листы Сивиллъ.
Къ чему жъ тогда послужитъ, что успѣли
Мы здѣсь узнать? (Луцію) Что скажешь ты, мой мальчикъ?
Сынъ Луція. Скажу, что будь большимъ я, то и спальня
Ихъ матери защитой не была бы
Для этихъ римскихъ презрѣнныхъ рабовъ 47).
Маркъ Андр. Такъ, мальчикъ мой! за Римъ неблагодарный
Съ такимъ же пыломъ бился твой отецъ.
Сынъ Луція. Покуда живъ, я буду биться тоже.
Титъ Андр. Пойдемъ теперь въ тотъ домъ, гдѣ я храню
Оружіе. Имъ снарядить хочу я
Тебя, мой милый мальчикъ. Ты снесешь
Его въ подарокъ сыновьямъ Таморы.
Почтить мнѣ надо ихъ. Вѣдь ты исполнишь,
Что я велю?
Сынъ Луція. Да, дѣдушка: кинжаломъ
Проткну имъ грудь.
Титъ Андр. Нѣтъ, мальчуганъ, не то!
Я научить хочу тебя иному.
Иди и ты, Лавинія, за мной.
А ты присмотришь, Маркъ, пока за домомъ.
Мы съ Луціемъ затѣяли забаву,
Которой усмѣхнутся при дворѣ.
Увидите, какъ насъ любезно примутъ.
Маркъ Андр. О боги! Кто при видѣ зла и бѣдъ,
На честнаго упавшихъ человѣка,
Не сжалится надъ нимъ! Не долженъ, Маркъ,
Его ты покидать въ безумьѣ горькомъ,
Какимъ постигнутъ онъ. Вѣдь вынесъ сердцемъ
Онъ болѣе ударовъ злой судьбы,
Чѣмъ принялъ въ битвѣ вражескихъ ударовъ
На сталь щита. И все жъ остался онъ,
Какъ прежде, добръ: не хочетъ мстить врагамъ 48).
Отмсти же за него, святое небо! (Уходитъ).
Хиронъ. Смотри, Деметрій: къ намъ пришелъ сюда
Сынъ Луція съ какимъ-то порученьемъ.
Ааронъ. Да, съ глупымъ порученьемъ отъ такого жъ
Безумца-дѣда.
Сынъ Луція. Прихожу съ смиреннымъ
Привѣтомъ я отъ дѣда моего,
Андроника (тихо). Молю боговъ я Рима,
Чтобъ васъ они сгубили.
Деметрій. Благодарны
Тебѣ мы, милый Луцій. Въ чемъ же новость?
Луцій (тихо). Въ томъ, что открыты оба вы, злодѣи
И наглецы! (Громко) Мой дѣдъ поднесть желаетъ
Прекрасное оружье вамъ, какъ даръ,
Достойный вашей юности, — надежды
Родной страны. Такъ онъ велѣлъ сказать.
Примите жъ этотъ даръ. Передаю
Я вамъ его съ надеждой, что найдете
Вы, чѣмъ себя вооружить, когда
Къ тому настанетъ время, и за симъ
Прощаюсь съ вами, (тихо) изверги, какихъ
Позорнѣй нѣтъ. (Сынъ Луція и служитель уходятъ
Деметрій. Что жъ это? Свитокъ и исписанъ весь.
Прочтемъ:
Integer vitae sceîerisque punis,
Non eget Mauri iaculis, nec areu 49).
Хиронъ. Стихъ изъ Горація, — его, я помню,
Читалъ давно въ грамматикѣ.
Ааронъ. Да, да, —
Горацій! вѣрно сказано (Въ сторону) Вѣдь вотъ
Что значитъ быть ослами! Дѣло это
Не шуточно. Я вижу по всему,
Что старику извѣстна какъ-то стала
Продѣлка ихъ, и онъ послалъ писанье
Имъ это съ тѣмъ, чтобъ ихъ больнѣй поранить;
А дураки не чуютъ ничего!
Будь мать ихъ на ногахъ, какъ посмѣялась
Она бъ надъ блажью стараго глупца!
Но, впрочемъ, ей спокойной надо быть
И въ этомъ безпокойномъ положеньи 50).
(Громко). Что скажете? Недурно вѣдь, что мы,
Чужіе люди здѣсь, да сверхъ того,
Явившись въ Римъ какъ плѣнные, достигли
Такихъ высокихъ почестей! Въ восторгъ
При мысли прихожу я, что ни въ чемъ
Не уступили мы трибуну въ самыхъ
Дверяхъ дворца и предъ глазами брата!
Деметрій. А я еще довольнѣй, что такой
Сановникъ важный съ подлымъ раболѣпствомъ
Намъ шлетъ дары.
Ааронъ. Вѣдь есть за что! — почтили
Своимъ любезнымъ, дорогимъ вниманьемъ
Вы дочь его.
Деметрій. Потѣшиться не прочь
Я былъ бы точно такъ же и со всѣми
Римлянками.
Хиронъ. Что жъ! — доброе желанье:
Вѣдь въ немъ любовь.
Ааронъ. Недостаетъ, чтобъ вамъ
Аминь сказала матушка.
Хиронъ. Ну, это
Она бъ охотно молвила, будь даже
Римлянокъ вдвое больше.
Деметрій. Вознесемъ
Теперь мольбу къ богамъ мы, чтобъ явили
Они свою ей помощь въ тяжкихъ мукахъ.
Ааронъ (тихо). Молитесь лучше дьяволамъ: вѣдь боги
На насъ смотрѣть не станутъ. (За сценой трубы).
Деметрій. Это что?
Я слышу императорскія трубы.
Хиронъ. Не родился ль ему на радость сынъ?
Деметрій. Молчи, — идутъ.
Кормилица. Привѣтъ прекраснымъ принцамъ!
Скажите мнѣ, не встрѣтился ли вамъ
Мавръ Ааронъ?
Ааронъ. Онъ, меньшій или большій,
Чѣмъ онъ, мнѣ все равно 51). Мавръ предъ тобою.
Кормилица. Ахъ, Ааронъ! — вѣдь мы погибли всѣ!
Придумывай, что дѣлать?
Ааронъ. Что? съ чего
Ты размяукалась? Кого ты держишь
И прячешь такъ?
Кормилица. Ахъ! — спрятать бы хотѣла
Я, что держу отъ всѣхъ! Держу позоръ
Царицы нашей я! Безчестье Рима!
Она вѣдь разрѣшилась!
Ааронъ. Отъ чего?
Кормилица. Отъ бремени.
Ааронъ. Да дарятъ ей боги
Покой и отдыхъ. Кто же родился?
Кормилица. Чертенокъ.
Ааронъ. Вотъ забавно! — такъ она
Мать дьявола?
Кормилица. Нѣтъ тутъ забавы нѣтъ;
Тутъ грѣхъ съ бѣдой! Смотри: уродъ, какъ жаба,
Лежитъ онъ средь прекраснѣйшихъ дѣтей
Страны прекрасной нашей. Мать велѣла
Отдать его тебѣ: вѣдь онъ твой оттискъ,
Твоя печать. Ты долженъ окрестить
Его твоимъ кинжаломъ.
Ааронъ. Прочь, подлянка!
По-твоему, негоденъ черный цвѣтъ?
Мальчишка хоть куда: — здоровый, пухлый!
Цвѣтокъ какъ есть.
Деметрій. Бездѣльникъ скверный! Что
Надѣлалъ ты?
Ааронъ. Надѣлалъ то, чего
Тебѣ ужъ не раздѣлать.
Хиронъ. Погубилъ
Ты нашу мать.
Ааронъ. Скажи: усугубилъ 52),
Иль, говоря понятнѣе, удвоилъ.
Деметрій. Нѣтъ, нѣтъ — сгубилъ! Бездѣльникъ! адскій песъГ
Будь проклятъ гнусный выборъ, погубившій
Ее навѣкъ! Проклятье твоему
Отродью, подлый демонъ.
Хиронъ. Жить ему
Мы не дадимъ!
Ааронъ. Ну, нѣтъ! ребенокъ долженъ
И будетъ жить!
Кормилица. Не долженъ, Ааронъ, —
Такъ хочетъ мать.
Ааронъ. И ты туда жъ? Ну, если
Такъ быть должно, то самъ ужъ я возьмусь
Исполнить приговоръ. Мои въ ребенкѣ
Вѣдь плоть и кровь.
Деметрій. Давай, я насажу
На мечъ лягушку эту; кончу съ нимъ
Разъ навсегда.
Ааронъ. Своимъ мечомъ скорѣй
Я выпущу кишки тебѣ;
Назадъ!
Ни съ мѣста, негодяи! Погубить
Задумали вы собственнаго брата!
Клянусь огнемъ горящихъ я созвѣздій,
Сіявшихъ ярко въ день и часъ, когда
Былъ зачатъ этотъ мальчикъ, что умретъ
Тотъ, кто посмѣетъ до него коснуться
Хоть волосомъ! Онъ — дорогой мой сынъ
И первенецъ! Замѣтьте же, мальчишки,
Мои слова: клянусь я Энцеладомъ,
Съ Тифоновой ордой его, Алкидомъ
И богомъ грозныхъ войнъ, что даже имъ
Не удалось мое добро бы вырвать
Изъ рукъ отца! Расхвастались, мальчишки,
Что бѣлы вы! Размазанныя стѣны!
Раскрашенныя вывѣски пивныхъ!
Такъ знайте же, что черный цвѣтъ почетнѣй
Всѣхъ остальныхъ! Его другою краской
Не затереть. Всѣ воды океана
Не могутъ сдѣлать бѣлыми вовѣкъ
Ногъ лебедя, хоть онъ въ волнахъ полощетъ
Ихъ цѣлый день. (Кормилицѣ) Скажи своей царицѣ,
Что сберегу ребенка я, какъ мужъ;
Она жъ себя выпутывай, какъ знаетъ.
Деметрій. Ты ль выдашь такъ владычицу свою?
Ааронъ. Она — владычица, а этотъ мальчикъ
Зато я самъ! Я юности моей
Въ немъ вижу мощь и образъ. Не отдамъ
Его за всѣ сокровища я міра!
На зло вамъ всѣмъ я сберегу его.
Заставлю поплатиться многихъ въ Римѣ
За кровь его.
Деметрій. Осудишь этимъ ты
Мать нашу на позоръ.
Хиронъ. Римъ проклянетъ
Ее за эту слабость.
Кормилица. Императоръ
Ее осудитъ въ бѣшенствѣ на смерть.
Хиронъ. Краснѣю я при этой страшной мысли.
Ааронъ. Краснѣешь ты? — да! — вотъ награда вамъ
За бѣлый цвѣтъ смазливой вашей кожи.
Коварный цвѣтъ, преглупо выдающій
Секретнѣйшіе помыслы души.
Смотрите: вотъ мальчишка — не чета
Обоимъ вамъ. Съ какой улыбкой смотритъ
Онъ мнѣ въ лицо! Своимъ онъ чернымъ цвѣтомъ
Мнѣ говоритъ: «твой сынъ я, старина!»
Какъ ни толкуй, а#все же вамъ обоимъ
Родной онъ братъ! Одною вскормленъ кровью
Вѣдь съ вами онъ! На свѣтъ изъ той же выползъ
Темницы, какъ и вы. Скажу я даже,
Что братъ онъ вамъ вѣрнѣе, чѣмъ другой,
Хоть я и отпечаталъ слишкомъ явно
На немъ себя.
Кормилица. Что мнѣ велишь сказать
Царицѣ ты?
Деметрій. Придумай, что намъ дѣлать.
Мы подчинимся твоему совѣту.
Пусть будетъ живъ ребенокъ, лишь бы цѣлы
Остались мы.
Ааронъ. Такъ сядемте и будемъ
Держать совѣтъ; но я и сынъ займемъ
Почетнѣйшее мѣсто, вы жъ садитесь
Подалѣе; вотъ такъ. Теперь толкуйте,
Какъ намъ обезопаситься вѣрнѣй.
Деметрій. Какъ много женщинъ видѣли ребенка?
Ааронъ. Вопросъ хорошъ. Вы помните лишь то,
Что если мы въ ладу, то буду самъ
Я кротче агнца; но когда вы съ мавромъ
Поссоритесь, то ни свирѣпый вихрь,
Ни горный левъ, ни бурный океанъ
Вамъ не покажутся такъ злы и страшны,
Какъ Ааронъ! (.Кормилицѣ) Отвѣть намъ на вопросъ:
Какъ много женщинъ видѣли ребенка?
Кормилица. Корнелія, царицы повитуха,
Она да я, и больше ни души.
Ааронъ. Ты, бабка и царица. Двѣ, пожалуй,
Сберечь сумѣютъ тайну, если третью
Убрать долой. Ступай къ императрицѣ
И разскажи, что видѣла ты здѣсь.
Квикъ, квикъ! да, да — визжи, какъ поросенокъ
На вертелѣ!
Деметрій. О, что ты сдѣлалъ!
Ааронъ. Что?
А то, что сдѣлать мнѣ велѣлъ разсудокъ.
Ужъ не хотѣлось ли обоимъ вамъ,
Чтобъ эта сплетница, живой оставшись,
Всѣмъ выдала строжайшій нашъ секретъ?
Нѣтъ, юноши, такъ разсуждать нельзя!
Теперь же слушайте, что я придумалъ:
Живетъ какъ разъ недалеко отсюда
Землякъ мой, Мулитей. Его жена
Вчера родила мальчика. Лицомъ
Онъ вышелъ весь въ нее: румянъ и бѣлъ,
Какъ оба вы. Идите жъ къ Мулитею
Й постарайтесь сговориться съ нимъ.
Отсыпьте денегъ матери; откройте
Ей нашъ секретъ; ну, словомъ, сообщите,
Какъ было все! Польстите ей надеждой,
Что сынъ ея наслѣдникомъ престола
Вѣдь будетъ впредь. Искусно подмѣнивъ
Мальчишкой этимъ моего, смирите
Вы бурю во дворцѣ. Пусть императоръ
Баюкаетъ ребенка, твердо вѣря,
Что няньчитъ своего. Вотъ такъ-то! Ей
Лѣкарство я ужъ далъ; а вы возьмитесь
Ее похоронить. Ребята оба
Вы дюжіе; а поле, чтобъ тишкомъ
Ее зарыть, недалеко. Исполнивъ,
Какъ должно, живо все, пошлите бабку
Ко мнѣ сюда жъ, — съ ней надо кончить тоже,
И пусть онѣ тогда болтаютъ обѣ,
Что захотятъ.
Хиронъ. Какъ вижу, тайнъ своихъ
Ты не довѣришь даже въ полѣ вѣтру.
Деметрій. Навѣки благодарны мы тебѣ
За всѣ твои заботы о Таморѣ.
Ааронъ. Теперь въ край готовъ полечу быстрѣй,
Чѣмъ ласточка! Пристрою тамъ свое
Сокровище и передамъ привѣтъ
Друзьямъ императрицы. Въ путь, губастый
Проказникъ мой! Отсюда надо мнѣ
Тебя убрать затѣмъ, что натворилъ вѣдь
Ты здѣсь одинъ всю эту кутерьму.
Велю тебя кормить я, не балуя,
Кореньями да кислымъ молокомъ.
Сосать ты будешь козъ и жить въ пещерѣ,
Лихимъ вождемъ я сдѣлаю тебя.
Титъ Андр. Впередъ, братъ Маркъ! Друзья мои, вы тоже
Идите вслѣдъ за мной. Дай, мальчикъ, мнѣ
Взглянуть, каковъ твой лукъ. Смотри вѣрнѣе
На цѣль твою, и будетъ вѣренъ выстрѣлъ..
Terras Astroea reliquit 53),
Ты знаешь, Маркъ, — Астрея удалилась!
Такъ стрѣлы въ руки, добрые друзья!
Попробуйте забросить въ море сѣти;
Быть-можетъ, справедливость скрылась въ немъ.
И вы ее поймаете, хоть, впрочемъ,
Большой надежды нѣтъ: вѣдь въ океанѣ
Ее сыскать едва ль скорѣй мы можемъ,
Чѣмъ на землѣ. Пусть Публій и Семпроній
Тяжелый трудъ возложатъ на себя:
Пускай пророютъ шаръ земли до центра,
Достигнутъ пусть Плутоновыхъ жилищъ
И, сдѣлавъ такъ, предъ нимъ повергнутъ просьбу
Андроника, сказавъ, что молитъ онъ
Къ нему быть справедливымъ! что жестоко
Его сразилъ неблагодарный Римъ!
Римъ, Римъ! тебя несчастнымъ, впрочемъ, сдѣлалъ
Равно и я: склонилъ народъ избрать
Властителемъ тирана, чьею злостью
Пришлось мнѣ пасть! (Патриціямъ) Идите жъ, — обыщите
Всѣ корабли. Быть-можетъ, Сатурнинъ
Хотѣлъ окованную справедливость
Услать за море на одномъ изъ нихъ, —
И мы тогда простимся съ ней навѣки.
Маркъ Андр. О Публій, Публій! не ужасно ль видѣть
Недугъ, сразившій дядю твоего?
Публій. Намъ надобно слѣдить за нимъ усердно
И день и ночь; потворствовать мы даже
Должны его причудамъ, ожидая,
Что облегчится временемъ, быть-можетъ,
Его болѣзнь.
Маркъ Андр. Нѣтъ, нѣтъ, — на исцѣленье
Надежды нѣтъ! Должны вступить въ союзъ
Мы съ готами и наказать войной
Коварный Римъ, отмстивъ и Сатурнину.
Титъ Андр. Ну, что жъ, друзья сыскали вы ее?
Публій. Нѣтъ, добрый дядя; но велѣлъ Плутонъ
Тебѣ сказать, что если просишь мщенія
У ада ты, то адъ тебѣ поможетъ.
Что жъ до твоихъ надеждъ на справедливость.
То на нее разсчитывать нельзя, —
Ее Зевесъ, должно-быть, взялъ на небо
Иль помѣстилъ невѣдомо куда.
Титъ Андр. Большое мнѣ она наноситъ горе
Отсрочками. Я въ огненную бъ рѣку
Прыгнулъ за ней! изъ волнъ бы Ахерона
Ее за пятки вытащилъ! Но мы
Вѣдь, добрый братъ, не кедры, — мы — кустарникъ!
Гигантскій станъ циклоповъ не данъ намъ!
И хоть крѣпки спина у насъ и мышцы,
Но не подъ силу вынести и имъ
То зло, какимъ мы сражены судьбою!
Ужъ если точно правосудья нѣтъ
Ни на землѣ ни даже въ безднахъ ада,
То обратимся съ теплою мольбой
Мы къ божествамъ послать его намъ съ неба!
Пусть наше горе выместятъ они!
Ко мнѣ, друзья. Ты, Маркъ, — стрѣлокъ искусный,
Бери жъ стрѣлу. Вотъ первая — ad Iovem!
Ad Apollinem эта пусть летитъ,
Ad Martern — третья 54). Сберегу ее
Я для себя. Стрѣляй къ Палладѣ, мальчикъ,
А ты къ Меркурію. (Раздаетъ всѣмъ стрѣлы).
Ты, Каюсъ, пустишь
Свою къ Сатурну, но не къ Сатурнину!
Его молить вѣдь значило бы то же,
Что цѣлить въ буйный вѣтеръ. Я писалъ
Не зря записки эти. Не осталось
Безъ жаркаго моленья ни одно
Изъ всѣхъ божествъ.
Марк. Андр. Должны нацѣлить стрѣлы
Мы на дворецъ. Надменность Сатурнина
Будь мѣтой намъ.
Титъ Андр. Стрѣляй, друзья! (Они стрѣляютъ).
Вотъ такъ!
Такъ, Луцій мой! Попалъ въ созвѣздье Дѣвы
Ты хорошо. Палладѣ передастъ
Она письмо.
Маркъ Андр. Моя жъ стрѣла промчалась
Далеко за луну. Теперь читаетъ
Зевесъ твое посланье.
Титъ Андр. Публій, Публій!
Взгляни, что ты надѣлалъ! — отстрѣлилъ
Ты рогъ Тельца!
Маркъ Андр. Забавный вышелъ случай:
Телецъ съ Окномъ подрался и отшибъ
Ему рога; — они жъ свалились прямо,
Ты видишь, на дворецъ; а тамъ кому же
Ихъ было подобрать, какъ не мерзавцу,
Любовнику Таморы. Приказала
Она ему съ улыбкой ихъ поднесть
Въ подарокъ Сатурнину.
Титъ Андр. Что жъ? — они
Къ нему идутъ, пусть носитъ ихъ на радость!
Вотъ вѣсти, — вѣсти съ неба! Маркъ, смотри:
Пришла оттуда почта. (Клоуну) Что принесъ,
Пріятель, ты? Добился ль правосудья
Я наконецъ? Что присудилъ Юпитеръ,
Великій нашъ судья 55)?
Клоунъ. Судья-то? — онъ велѣлъ разобрать висѣлицу, потому что вѣшать людей на этой недѣлѣ не слѣдуетъ.
Титъ Андр. Я спрашиваю тебя, что сказалъ Юпитеръ?
Клоунъ. Ну, съ нимъ я не знакомъ: пить вмѣстѣ не приходилось.
Титъ Андр. Бездѣльникъ! Такъ ты не съ вѣстями?
Клоунъ. Нѣтъ, только съ голубями.
Титъ Андр. Отчего жъ ты не съ неба?
Клоунъ. Я тамъ отъ роду не бывалъ. Да и сохрани меня Богъ забраться туда прежде времени. Шелъ я просто съ голубями къ трибуну, чтобъ поднесть ихъ ему за рѣшенье дѣла моего дяди съ однимъ изъ императорскихъ слугъ.
Маркъ Андр. Вотъ, братъ, прекрасное средство добиться тебѣ своего. Вели ему поднести голубей императору и объяснить твою просьбу.
Титъ Андр. Можешь ли ты прилично объяснить императору мою просьбу?
Клоунъ. Приличьямъ я не обученъ б6) и не слыхалъ о нихъ никогда.
Титъ Андр. Э, полно, — не ломайся. Голубей отдашь ты императору, и онъ тебѣ за то окажетъ правосудье. Вотъ деньги за труды. Подайте мнѣ бумаги и перо. Ты, значитъ, можешь подать прилично просьбу?
Клоунъ. Могу, могу.
Титъ Андр. Такъ вотъ она. Придя къ нему, ты долженъ прежде всего встать на колѣни, поцѣловать его ноги, вручить ему голубей и затѣмъ терпѣливо ждать награды. Я самъ буду недалеко. Исполни же все, какъ я сказалъ.
Клоунъ. Все сдѣлаю, — только отпустите меня.
Титъ Андр. А есть ли у тебя, пріятель, ножъ?
Дай посмотрѣть. Ты долженъ обернуть
Его бумагой просьбы. Тиг составилъ
Ее вѣдь, Маркъ, почтительно? Отдавъ,
Какъ слѣдуетъ, ее, ты постучишь
Ко мнѣ въ дверь комнаты и все разскажешь,
Что онъ тебѣ сказалъ.
Клоунъ. Спаси васъ Господь! — все исполню.
Титъ Андр. Идемъ, братъ Маркъ. Ты, Публій, тоже съ нами?
Сатурнинъ. Видалъ ли кто-нибудь такую дерзость?
Бывалъ ли оскорбленъ такъ императоръ,
Верховный Рима вождь? такъ опозоренъ?
Кто смѣлъ надоѣдать ему такъ нагло?
Лѣзть съ жалобами на неправый судъ?
Вы знаете, конечно, всѣ (какъ знаютъ
О томъ и сами боги), что какой бы
Ни поднимали забіяки шумъ,
Жужжа народу въ уши о неправдѣ,
То все жъ злодѣи, дѣти старика
Андроника, осуждены законно.
Когда же съ горя онъ сошелъ съ ума,
То не обязаны терпѣть за это
Его мы дерзкихъ выходокъ. Взгляните:
Задумалъ просьбы онъ писать къ богамъ!
Вотъ громкое къ Юпитеру посланье,
Вотъ къ Аполлону, къ Марсу вотъ, а вотъ —
Къ Меркурію! Прекрасные листочки,
Чтобъ ихъ разбрасывать но площадямъ!
Вѣдь это явно зовъ къ возстанью противъ
Правительства! глумленье надъ судомъ!
Какъ нравится такая вамъ продѣлка?
Такъ говорить — вѣдь значитъ разглашать,
Что будто нѣтъ суда и правды въ Римѣ.
Я дерзости такой не допущу!
Прикрыть ее не дамъ ему, позволивъ
Разыгрывать притворно дурака.
Узнаетъ онъ съ своею подлой шайкой,
Что есть и будетъ въ Римѣ правосудье,
Покуда живъ властитель Сатурнинъ!
Законъ дремалъ до сей поры, но будетъ
Мной пробужденъ; а пробудившись разъ,
Сотретъ съ лица земли онъ это племя
Крамольниковъ!
Тамора. О добрый повелитель!
Мой Сатурнинъ, владыко помышленій
И чувствъ моихъ! смягчись, будь милосерденъ
Къ несчастному безумью старика!
Сраженъ вѣдь горемъ онъ, какое вынесъ,
Лишась дѣтей! Надломлена душа
Его судьбою ихъ. Каковъ бы ни былъ
Тотъ, кто постигнутъ тяжко такъ бѣдой —
Достоинъ онъ иль нѣтъ — ему должны мы
Помочь въ бѣдѣ, а не жестоко мстить.
(Въ сторону). Должна такъ умная Тамора ладить
'Со всѣми здѣсь. Но Титу я сумѣю
По каплѣ кровь изъ сердца источить!
Пусть лишь умно успѣетъ наше дѣло
Скрыть Ааронъ, — тогда надежный якорь
Безъ страха бурь закинетъ мой корабль.
Съ чѣмъ ты пришелъ? ты хочешь что-нибудь?
Клоунъ. Хочу, хочу, если только ты императрица.
Тамора. Я точно императрица; а вотъ сидитъ императоръ.
Клоунъ. Его-то мнѣ и надо. Да спасутъ его боги и святой Стефанъ. Я принесъ ему письмо да еще пару голубковъ.
Сатурнинъ (прочтя письмо). Эй, взять его и тотчасъ же повѣсить!
Клоунъ. Какъ ты сказалъ? Сколько велѣлъ отвѣсить мнѣ денегъ 57)?
Тамора. Императоръ велѣлъ тебя повѣсить.
Клоунъ. Меня?.. Въ хорошее я, значить, врѣзался дѣло, принеся сюда свою шею. (Стража уводитъ клоуна).
Сатурнинъ. Нѣтъ!.. выносить подобныхъ оскорбленій
Я не могу! Мнѣ ясно, отъ кого
Они пришли. Такимъ дѣламъ прощенья
Не можетъ быть. Какъ-будто виноватъ
Я, какъ палачъ, въ томъ, что злодѣя дѣти,
По чьей винѣ палъ мой достойный братъ,
Законно казнены? Пусть приведутъ
Мерзавца-старика, притащутъ силой!
Не защитятъ его ни санъ ни годы!
Презрѣнный плутъ моей не минетъ мести!
Я изведу его! Помогъ взойти
Онъ мнѣ на тронъ, надменно возмечтавши,
Что подчинятся Римъ ему и я! (Входитъ Эмилій).
Что новаго?
Эмилій. Къ оружью всѣ! Ни разу
Въ немъ не нуждался такъ нашъ старый Римъ.
Грозитъ ему орда возставшихъ готовъ!
Орда людей, рѣшившихся на все.
Ихъ рать близка. Сынъ Тита, Луцій, избранъ
У нихъ вождемъ, и въ страшной мести намъ
Онъ превзойти грозитъ Коріолана!
Сатурнинъ. Какъ! Луцій вождь? боецъ отважный этотъ?
Оледянида эта вѣсть меня!
Предъ ней поникъ я, какъ цвѣтовъ безсильный
Предъ холодомъ иль предъ грозою листъ!
Пришла бѣда: любимецъ онъ народа.
Слыхалъ не разъ, бывало, я, бродя
По городу, сужденья глупой черни,
Что изгнанъ онъ неправедно изъ Рима,
Что цезаремъ желаютъ быть ему.
Тамора. Оставь твой страхъ: нашъ городъ твердъ и крѣпокъ.
Сатурнинъ. Да, но любимъ народомъ очень Луцій;
Возстанутъ всѣ, чтобы ему помочь.
Тамора. Когда ты царь, такъ царственъ будь и въ мысляхъ.
Затмится ль солнце тучей комаровъ?
Орелъ препятствовать не станетъ птицамъ
Пѣть пѣсни ихъ. Онъ знаетъ хорошо,
Что взмахъ одинъ крыла его прогонитъ
Всю стаю прочь. Такъ точно можешь ты
Смирить и смуты Рима. Ободрись же.
Я старика поймаю сладкимъ словомъ,
Какъ на приманку привлекаютъ рыбъ
И злымъ крючкомъ имъ смерть хитро наносятъ!
Погибнетъ онъ, какъ погибаютъ овцы,
Наѣвшись сладкихъ, отравленныхъ травъ.
Сатурнинъ. Просить за насъ пощады онъ у сына
Все жъ не пойдетъ.
Тамора. Пойдетъ, когда Тамора
Захочетъ такъ. Повѣрь, что я сумѣю
Его смягчить. Свой стариковскій слухъ
Преклонитъ онъ на золотое слово
Моихъ посулъ. Какъ ни былъ бы онъ сердцемъ
Упрямъ и старъ, все жъ убѣдить его
Успѣю я. (Эмилію) А ты посломъ будь нашимъ.
Ступай сейчасъ же къ Луцію; скажи,
Что цезарь съ нимъ вступить въ переговоры
Желаетъ въ домѣ стараго отца.
Сатурнинъ. Исполни честно это порученье.
Когда потребовать захочетъ онъ
Заложниковъ — отвѣть, что выборъ ихъ
Въ его рукахъ.
Эмилій. Исполню все, какъ должно.
Тамора. А я теперь отправлюсь къ старику
И силы всѣ употреблю, чтобъ Луцій
Былъ имъ смиренъ и станъ покинулъ готовъ.
Будь бодръ лишь ты и схорони свой страхъ
Въ надеждѣ твердой на мое искусство.
Сатурнинъ. Иди, иди, уговори его. (Уходитъ).
ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.
правитьЛуцій. Друзья мои, испытанные въ битвахъ!
Я получилъ извѣстія изъ Рима.
Въ нихъ пишутъ мнѣ, какъ ненавистенъ всѣмъ
Сталъ Сатурнинъ, и какъ съ восторгомъ будетъ
Привѣтствуемъ желанный нашъ приходъ.
Внесемте жъ въ Римъ грозу свою со славой,
Достойной нашихъ доблестныхъ именъ!
Отмститъ должны врагамъ вы безъ пощады,
Тройной уплатой имъ воздавъ за зло. *
1-й готъ. О, будь спокоенъ, доблестная вѣтвь
Андроника, вождя, чье имя прежде
Вселяло ужасъ въ насъ, теперь же стало
Отрадой намъ. Неблагодарный Римъ
Забылъ его заслуги, отплативъ
Ему за нихъ презрѣньемъ. Положись же
Теперь на насъ: мы отомстимъ за все!
Мы полетимъ вслѣдъ за тобой, какъ пчелы
За маткой въ лѣтній день, съ готовымъ жаломъ,
На лугъ цвѣтовъ, и вѣрь, что отомстишь
Проклятой ты Таморѣ
Готы. Подтверждаемъ
И мы его слова.
Луцій. Я благодаренъ
Ему и вамъ отъ всей души. Но что
Я вижу тамъ? Здоровый, дюжій готъ
Ведетъ сюда кого-то къ намъ насильно.
2-й готъ. Нашъ славный Луцій! я на краткій срокъ
Покинулъ мой отрядъ, чтобъ сдѣлать обыскъ
Въ разрушенныхъ стѣнахъ монастыря,
И тамъ, среди развалинъ, вдругъ услышалъ
Ребячій крикъ. Приблизясь, я увидѣлъ,
Что крикуна усердно утѣшалъ
Какой-то мавръ. Онъ говорилъ: «Молчи,
Молчи, ревунъ! Слились наполовину
Въ тебѣ отецъ и мать. Не выдавай
Себя своимъ ты цвѣтомъ. Если бъ вышелъ
Ты въ мать свою, то могъ бы, плутъ дрянной,
Ты быть державнымъ цезаремъ; но горе
Твое все въ томъ, что если быкъ, подъ масть
Коровѣ, бѣлъ, то чернаго теленка
Отъ нихъ не жди. Молчи же, негодяй!»
Такъ говоря, промолвилъ онъ еще:
«Снесу тебя къ надежному я готу,
А онъ, узнавъ, что мать твоя царица,
Тебя, какъ должно, лаской ублажитъ».
Тутъ я, напавъ съ мечомъ на негодяя,
Скрутилъ его и притащилъ сюда,
Чтобъ могъ ты съ нимъ раздѣлаться, какъ хочешь.
Луцій. Ты молодецъ. Знай, этотъ мавръ — самъ дьяволъ.
Руки лишился доблестный Андроникъ
Черезъ него. Околдовалъ собой
Царицу онъ 58), и вотъ нечистой страсти
Ихъ гнусный плодъ. Отвѣть мнѣ, бѣлоглазый,
Презрѣнный рабъ: куда хотѣлъ спровадить
Ты слѣпокъ съ рожи чертовой твоей?
Молчишь! ты глухъ? Эй, эй, солдаты! петлю!
На дерево пусть вздернутъ и отца
И подлое отродье.
Ааронъ. Прочь! никто
Не смѣй коснуться къ этому ребенку!
Онъ царской крови.
Луцій. Вышелъ онъ въ тебя,
А потому и пользы отъ него
Не можетъ быть. Эй! вздерните сначала
На сукъ мальчишку! Пусть въ глазахъ отца
Онъ корчится на немъ, чтобъ, видя это,
Помучился бездѣльникъ. Подавайте
Мнѣ лѣстницу.
Ааронъ. Стой! не губи ребенка!
Отдай его царицѣ. Будешь самъ
Доволенъ ты. Открою я за это
Тебѣ дѣла, какія ты услышать
Радъ будешь самъ. Иначе, будь — что будетъ!
И да сразитъ месть страшная васъ всѣхъ!
Луцій. Ну, говори; когда останусь я
Доволенъ тѣмъ, что скажешь ты, то слово
Даю тебѣ я пощадить ребенка.
Ааронъ. Доволенъ? — ну, какъ знать! Услышишь ты
Такой разсказъ, что повернетъ онъ душу
Тебѣ твою! Рѣчь будетъ объ убійствахъ,
Рѣзнѣ, насильяхъ; о дѣлахъ, чернѣйшихъ,
Чѣмъ ночи мракъ; о подлостяхъ, о звѣрствахъ,
Смутить способныхъ слухъ, но безъ смущенья
Исполненныхъ! Вотъ что навѣкъ въ могилу
Сойдетъ со мной, когда священной клятвы
Не дашь ты мнѣ, что будетъ живъ ребенокъ.
Луцій. Я слушаю: ребенокъ будетъ живъ.
Ааронъ. Дай клятву въ томъ, иначе я безмолвенъ.
Луцій. А чѣмъ поклясться мнѣ? вѣдь въ Бога ты
Не вѣруешь, такъ что же значитъ клятва
Въ твоихъ главахъ?
Ааронъ. Ну, что до вѣры, то
Она въ моихъ глазахъ, конечно, глупость.
Но вѣришь ты! — мнѣ этого довольно.
Въ тебѣ есть то, чему даете имя
Вы совѣсти. Я видѣлъ самъ, какъ ты,
Страшась ея, продѣлывалъ наборъ
Какихъ-то глупыхъ жреческихъ кривляній;
А потому твоей повѣрить клятвѣ
Я соглашусь. Способенъ идіотъ
Считать болвана богомъ и при этомъ
Строжайше исполнять тѣ обѣщанья,
Какія далъ предъ нимъ. Такимъ глупцамъ
Охотно вѣрю я, а потому
Клянись и ты тѣмъ богомъ, предъ которымъ
Ты молишься — кто онъ, мнѣ все равно, —
Дай клятву мнѣ, что пощадишь ребенка,
Иль иначе я буду глухъ и нѣмъ.
Луцій. Ну, хорошо: клянусь моимъ я Богомъ
Исполнить, что сказалъ.
Ааронъ. Узнай сперва,
Что прижитъ мой ребенокъ отъ царицы.
Луцій. О гнусная развратница!
Ааронъ. Ну, полно!
Вѣдь это дѣло слѣдуетъ назвать
Еще похвальнымъ по сравненьи съ тѣми,
Какія ты услышишь отъ меня.
Узнай, что умерщвленъ былъ Вассіанъ
Ея же сыновьями, и они же
Отрѣзали въ лѣсу языкъ и руки
Твоей сестрѣ, ее лишили чести, —
Ну, словомъ, разукрасили, какъ ты
Могъ видѣть самъ.
Луцій. О гнусный негодяй!
«Украсили!» И могъ сказать твой подлый
Языкъ такое слово!
Ааронъ. Ну, конечно:
Они ее подрѣзали, подмыли,
Какъ слѣдуетъ; съ ней провели часокъ,
Пріятный для обоихъ.
Луцій. О мерзавцы!
Въ всемъ похожи оба на тебя.
Ааронъ. Немудрено: вѣдь я былъ ихъ учитель;
Разврату научила, впрочемъ, ихъ
Скорѣе мать, — въ немъ верхъ она возьметъ
Вѣрнѣе всякой карты 59); ну, а что
Касается до звѣрства, такъ ему,
Самъ я сказать готовъ, что научились
Они черезъ меня. Бѣгутъ впередъ
Въ такихъ дѣлахъ они, какъ пара борзыхъ.
А что такое я — про это скажутъ
Мои дѣла. Я заманилъ хитро
Твоихъ обоихъ братьевъ въ ту пещеру,
Куда былъ брошенъ мертвый Бассіанъ.
Я написалъ равно и то письмо,
Которое нашелъ старикъ Андроникъ
И гдѣ изложенъ глупый былъ разсказъ
О золотѣ. Подстроилъ это все
Въ союзѣ я съ царицей и съ ея
Двумя дѣтьми. Все, словомъ, что тебя
Заставило стенать, — все было дѣло
Моихъ лишь рукъ! Обманомъ удалось
Устроить мнѣ, что отрубилъ себѣ
Отецъ твой глупый руку. Помиралъ
Я съ хохота, добывъ ее, и скрылся
За камнями, чтобъ видѣть, какъ онъ горько
Рыдалъ, когда взамѣнъ руки прислали
Ему въ подарокъ головы дѣтей!
Отъ смѣха я такія жъ лилъ вѣдь слезы,
Какія онъ отъ злой бѣды. Когда же
Я разсказалъ о всемъ императрицѣ*
Она отъ смѣха чуть не умерла —
И наградила звонкимъ поцѣлуемъ
Меня за все.
Луцій. И говоришь ты это,
Не покраснѣвъ?
Ааронъ. Какъ черная собака.
Луцій. Ты не жалѣешь о такихъ поступкахъ?
Ааронъ. О, да, о, да! Мнѣ жаль, что не былъ въ силахъ
Надѣлать ихъ я больше во сто разъ.
Привыкъ я клясть со скрежетомъ зубовнымъ
Тотъ день (ихъ много не набрать), когда
Не удалось мнѣ сдѣлать зло иль пакость
Изъ ряду вонъ: кого-нибудь убить,
Направить ножъ чужой рукой, испортить
Честь дѣвушки, иль хоть бы надоумить
На то другихъ! Мнѣ любо было сѣять
Вражду въ друзьяхъ, скотъ портить бѣдняковъ,
Жечь ночью ихъ лачуги и смѣяться
При видѣ, какъ огонь они тушили
Ручьями слезъ. Бывало, вырывалъ
Я трупы изъ могилъ и ставилъ ночью
Къ дверямъ родныхъ, давно ужъ позабывшихъ
О смерти ихъ; но я писалъ на кожѣ
Покойниковъ слова: «пускай вовѣки
Печаль терзаетъ васъ, хоть я и умеръ!»60).
Да, — позабавился я на своемъ
Вѣку не разъ! злодѣйствъ свершилъ не мало,
И дѣлать ихъ мнѣ было не труднѣй,
Чѣмъ раздавить или прихлопнуть муху.
Мнѣ жаль лишь то, что пакостей такихъ
Не могъ надѣлать во сто разъ я больше.
Луцій. Прочь, злобный бѣсъ! Пусть уведутъ его;
Такихъ, какъ онъ, повѣсить слишкомъ мало.
Ааронъ. Пусть буду бѣсъ, когда ты въ бѣсовъ вѣришь;
Пускай въ аду горю и день и ночь,
Лишь быть бы мнѣ въ аду съ тобою вмѣстѣ,
Чтобъ злою рѣчью слухъ тебѣ терзать
Безъ устали.
Луцій. Заткните ротъ мерзавцу.
Готъ. Явился въ станъ къ намъ посланный изъ Рима;
Желаетъ онъ увидѣться съ тобой.
Луцій. Пускай войдетъ. (Входитъ Эмилій).
Привѣть тебѣ, Эмилій.
Какую вѣсть прислалъ съ тобою Римъ?
Эмилій. Тебѣ, равно какъ прочимъ знатнымъ готамъ,
Шлетъ императоръ дружескій привѣтъ.
Узнавъ, что вы являетесь съ оружьемъ,
Тебя желаетъ видѣть онъ въ отцовскомъ
Твоемъ дому. Скажи, какихъ ты хочешь
Заложниковъ, — онъ ихъ пришлетъ немедля.
1-й готъ. Что скажешь, вождь?
Луцій. Пришлетъ пусть императоръ
Заложниковъ. Къ отцу и дядѣ Марку
Мы явимся. Впередъ, мои друзья! (Уходятъ).
Тамора. Пойду въ такомъ убогомъ я нарядѣ
Къ Андронику и назовусь предъ нимъ
Богиней грозной мести. Объявлю,
Что адъ прислалъ меня къ нему на гибель
Его врагамъ. Стучите въ дверь. Сидитъ
Онъ въ комнатѣ, выдумывая средства,
Какъ намъ отмстить. Скажите, что къ нему
Явилась Месть и ищетъ съ нимъ союза
На смерть и гибель всѣмъ его врагамъ.
Титъ Андр. Зачѣмъ меня вы вздумали смущать
Въ мечтахъ моихъ и планахъ? Иль, быть-можетъ,
Лелѣете коварно вы надежду,
Что если я для васъ открою дверь,
То выпорхнетъ въ нее и то, что я
Задумалъ здѣсь? О, нѣтъ! мои всѣ планы
Я на бумагѣ кровью написалъ
И выполню написанное твердо.
Тамора. Я говорить пришла съ тобой, Андроникъ.
Титъ Андр. Тебѣ на рѣчь не вымолвлю въ отвѣтъ
Ни слова я. Суди: какая польза
Мнѣ говорить, когда, руки лишившись,
Не въ силахъ я придать словамъ значенье,
Поднявъ ее? Въ рѣчахъ твоихъ ты будешь
Сильнѣй меня, а потому ни слова.
Тамора. Узнавъ, кто я, ты говорить захочешь,
Со мною самъ.
Титъ Андр. Я не безуменъ: ты
Извѣстна мнѣ; — свидѣтелями въ томъ
И этотъ искалѣченный отрубокъ
Моей руки, и этотъ скорбный рядъ
Кровавыхъ строкъ 61), и всѣ мои морщины,
Изрытыя печалью и бѣдой!
Все это громко можетъ мнѣ сказать
И скорбнымъ днемъ и тягостною ночью,
Кто предо мной. Царица ты Тамора!
Не за оставшейся ль моей рукой
Явилась ты?
Тамора. Несчастный человѣкъ!
Ошибся ты! Узнай: я не Тамора.
Тамора — твой коварный, злобный врагъ,
А я твой другъ. Я — Месть! Къ тебѣ изъ ада
Явилась я, чтобъ мною былъ смиренъ
Тотъ коршунъ злой души твоей, который
Грызетъ твой духъ. Помочь тебѣ хочу я
Отмстить врагамъ., Сойди сюда. Привѣтъ
Мнѣ радостный скажи въ жилищѣ свѣта 62).
Мы объ убійствахъ будемъ говорить.
Вѣдь нѣтъ такой пустынной, мрачной дебри,
Нѣтъ непроглядной темноты иль мѣстъ,
Куда бъ укрыться вздумали убійство,
Разбой, насилье, звѣрство, гдѣ бы я
Ихъ не нашла и не смутила разумъ
Имъ страшнымъ словомъ: Месть! Дрожать заставлю
Я ихъ вездѣ.
Титъ Андр. Ты, значитъ, Месть, и хочешь
Мстить за меня врагамъ моимъ?
Тамора. Да, — Месть!
Сойди жъ сюда почтить меня привѣтомъ.
Титъ Андр. Ты оказать обязана сперва
Услугу мнѣ. Ты привела съ собой,
Какъ вижу я, Насилье и Убійство, —
Такъ докажи сперва мнѣ, что ты Месть
Дѣйствительно. Зарѣжь обоихъ ихъ
И привяжи ихъ мертвыя тѣла
Къ колесамъ колесницы той, въ которой
Примчалась ты. Тогда, сойдя къ тебѣ,
Твоимъ я стану возничимъ! Помчимся
По свѣту мы съ тобой. Достань двухъ рьяныхъ
И черныхъ скакуновъ. Пусть насъ несутъ
Они, какъ вихрь, въ погоню за злодѣйствомъ,
Укрывшимся въ трущобѣ мрачныхъ нѣдръ!
Когда жъ наполнимъ нашу колесницу
Мы головами, снявъ ихъ съ плечъ убійцъ,
То я сойду и побѣгу за нею
Безъ устали, какъ вѣрный рабъ, съ утра
До вечера, когда Гиперіонъ,
Окончивъ путь, нисходитъ въ бездну моря…
Я весь мой вѣкъ готовъ съ тобой прожить,
Лишь умертви Насилье и Убійство!
Тамора. Они нужны — они мои вѣдь слуги.
Титъ Андр. Но какъ же ихъ тогда зовутъ?
Тамора. Назвалъ ты
Ихъ самъ сейчасъ Насильемъ и Убійствомъ.
Ихъ имена даны имъ потому,
Что дѣло ихъ карать людей, виновныхъ
Въ такихъ проступкахъ именно.
Титъ Андр. Какъ схожи
Они съ дѣтьми императрицы! ты же —
Ея портретъ. Но смертный глазъ вѣдь слабъ
И можетъ ошибаться. О святая
И благостная Месть! готовъ сойти я
Къ тебѣ сейчасъ, и если будешь ты
Довольна тѣмъ, что обниму тебя я
Одной рукой, — то я исполню это
Немедленно. (Удаляется отъ двери),
Тамора. Такъ говоря, я льщу
Хитро его безумью. Что бъ ни стала
Я говорить и дѣлать впредь, должны вы
Поддакивать во всемъ. Онъ убѣдился,
Что видитъ точно предъ собою Месть,
И потому легко уговорю я
Его, чтобъ онъ, въ бреду своемъ, послалъ
За Луціемъ; а тамъ, во время пира,
Найду легко я средство провести
И разогнать непостоянныхъ готовъ.
Иль превратить по крайней мѣрѣ дружбу
Ихъ во вражду. Смотрите: онъ идетъ.
Должна приняться передъ нимъ я снова
За роль мою. (Входитъ Титъ Андроникъ).
Титъ Андр. Жилъ одинокимъ долго
Я для тебя и принести привѣтъ
Теперь хочу я фуріи желанной
Въ моемъ дому. Привѣтствую равно
Обоихъ васъ — Насилье и Убійство!
О, какъ похожа на императрицу
Лицомъ ты, Месть! Прислужники жъ твои —
Ни дать ни взять ея родныя дѣти.
Недостаетъ для полнаго обмана
Лишь мавра здѣсь. Ужели адъ не могъ
Подъ пару вамъ достать такого бѣса?
Вѣдь безъ него Тамору не встрѣчаемъ
Мы никогда. Когда хотѣли вы
Похожи быть на нихъ, вамъ надо было
Добыть такого дьявола. Но все же
Привѣтъ вамъ всѣмъ. Что станемъ дѣлать мы?
Тамора. Чего отъ насъ хотѣлъ бы ты, Андроникъ?
Деметрій. Съ убійцей я раздѣлаюсь; скажи
Лишь мнѣ, кто онъ?
Хиронъ. Скажи, кто виноватъ
Въ насиліи: я именно вѣдь посланъ,
Чтобъ мстить ему.
Тамора. А мнѣ укажешь ты
Всѣхъ тѣхъ, кто оскорбилъ тебя: — сумѣю
Отмстить я грозно всѣмъ.
Титъ Андр. Пройдись, Убійство,
По грѣшнымъ, римскимъ улицамъ, и если
Ты встрѣтишь тамъ кого-нибудь, кто схожъ
Съ тобой лицомъ, бей, рѣжь его! — убійцу
Зарѣжешь ты. Ты, доброе Насилье,
Ступай за нимъ, и если встрѣтишь также
Того, кто сходствомъ поразитъ тебя
Съ тобой самимъ, бей, рѣжь его! — насильникъ
Зловредный онъ! (Таморѣ) Ты во дворцѣ найдешь
Царицу съ чернымъ мавромъ. Ошибиться
Не можешь ты: похожа на тебя
Она во всемъ отъ головы до пятокъ.
Прошу тебя, предай ихъ смерти злой
За то, что были злобны и жестоки
Они со мной.
Тамора. Ты научилъ насъ ясно;
Исполнимъ все. Но попрошу, Андроникъ,
Я и тебя: не согласишься ль ты
Послать за сыномъ, Луціемъ отважнымъ,
Вождемъ возставшихъ готовъ? Съ ними онъ
Идетъ на Римъ. Ты пригласишь его
На пиръ въ твоемъ дому; и въ мигъ, когда
Онъ явится, я заманю туда же
И цезаря съ женой, а вмѣстѣ съ ними
Ихъ сыновей. Враги твои сберутся
На праздникъ всѣ, и ты заставишь ихъ
Склониться предъ тобой съ мольбой покорной
О милости. Сорвешь свое ты сердце
На нихъ, какъ самъ захочешь. Что въ отвѣтъ
Ты скажешь мнѣ?
Титъ Андр. Сюда, брать Маркъ! — зоветъ
Тебя Андроникъ скорбный.
Будь такъ добръ,
Любезный Маркъ, отправься къ войску готовъ,
Въ станъ Луція, и объяви ему,
Что я прошу его и знатныхъ готовъ
Прійти сюда, оставивши войска
На мѣстѣ, гдѣ стоятъ они. Скажи
Ему, что императоръ и царица
Попировать собрались у меня;
Такъ я желаю очень, чтобъ и Луцій
Былъ съ нами же. Ты изъ любви ко мнѣ
Исполнить долженъ это. Я увѣренъ,
Что не откажется и онъ исполнить
Такую просьбу изъ любви къ отцу.
Маркъ Андр. Все сдѣлаю и возвращусь немедля.
Тамора. Я ухожу. Заняться надо мнѣ
Твоимъ, Андроникъ, дѣломъ. Слугъ моихъ
Беру съ собой.
Титъ Андр. Нѣтъ, нѣтъ, — я не согласенъ!
Оставь Убійство и Насилье здѣсь;
Иначе я велю вернуться брату
И возложу мою надежду мстить
На Луція.
Тамора (тихо сыновьямъ). Что скажете? Рѣшитесь
Остаться вы, покуда передамъ
Я Цезарю, какъ удался намъ замыслъ?
Ведите лишь умно себя: должны
Вы льстить его безумью и стараться
Заискивать, пока вернусь я вновь.
Титъ Андр. (Тихо). Насквозь я вижу васъ! Пускай считаютъ
Меня безумнымъ здѣсь; перехитрю
Я пару этихъ злобныхъ, адскихъ псовъ
Съ коварною ихъ маткой.
Деметрій. Можешь ты
Уйти спокойно, мать, мы остаемся.
Тамора. Прощай, Андроникъ. Месть идетъ разставить
Твоимъ врагамъ губительную сѣть.
Титъ Андр. О, знаю я, что ты исполнишь это.
Прими привѣтъ мой, дорогая Месть.
Хиронъ. Скажи, старикъ, зачѣмъ ты задержалъ насъ?
Титъ Андр. Тсс… дѣло будетъ вамъ. — Эй, Публій, Кай
И Валентинъ! Сюда, ко мнѣ.
Публій. Чего
Желаешь ты?
Титъ Андр. Вы знаете, кто это?
Публій. Еще бъ не знать? — императрицы дѣти,
Деметрій и Хиронъ.
Титъ Андр. Ну, полно, Публій!
Ошибся ты! Одинъ изъ нихъ — Убійство,
Другой — Насилье! Потому прошу
Тебя, любезный Публій, прикажи ихъ
Сейчасъ связать. Эй, — Кай и Валентинъ!
За дѣло оба! Часто вы слыхали,
Какъ страстно ждалъ минуты этой я:
Она пришла. Скрутите жъ ихъ, а также
Забейте рты покрѣпче имъ обоимъ,
Чтобы они не вздумали кричать.
Хиронъ. Мерзавцы, прочь! мы сыновья царицы!..
Публій. А потому-то мы и исполняемъ,
Что велѣно. Заткните крѣпче рты
Обоимъ имъ, чтобъ ни одинъ не пикнулъ.
Исправно ль связанъ этотъ? Крѣпче, крѣпче.
Титъ Андр. Иди, Лавинія. Враги, ты видишь,
Твои въ цѣпяхъ. Заткнули ль хорошо
Вы глотки имъ? Не говорить должны
Они теперь, но слушать рѣчь, какую
Ужасными словами прогремлю
Надъ ними я! О негодяи-братья,
Деметрій и Хиронъ! Здѣсь передъ вами
Тотъ дѣвственный и чистый ключъ, который
Загадили вы грязью! Передъ вами
То свѣтлое и радостное лѣто,
Которое вы сдѣлали зимой.
Убитъ былъ вами мужъ ея, и казнь
Зато постигла братьевъ! Потерялъ
Я руку изъ-за васъ, и вы глумились
Надъ горькою бѣдой моей. (Указывая на Лавинію) Лишили
Ее не только рукъ и языка,
Злодѣи, вы, но осквернили подло
Сокровище, какое было ей
Цѣннѣй всего: похитили ея
Вы чистоту! Что мнѣ сказали бъ вы,
Когда бъ вамъ далъ возможность я отвѣтить?
Стыдъ помѣшалъ бы даже вамъ молить
О милости! Такъ слушайте, какъ вамъ
Я отомщу. Оставшейся рукой
Я перерѣжу подлыя вамъ глотки;
Лавинія жъ обрубками своими
Пусть держитъ тазъ, въ который потечетъ
Кровь подлая обоихъ васъ. Сегодня
На пиръ ко мнѣ собралась ваша мать,
Назвавшись Местью предо мной. Считаетъ
Она меня безумнымъ. Истолку
Я кости вамъ, мерзавцы, въ порошокъ
И, замѣсивъ изъ вашей крови тѣсто,
Какъ въ пирогѣ, въ немъ закатаю ваши
Я головы. Пусть ваша мать сожретъ
Ихъ, какъ земля, чья поглощаетъ пасть
Свои жъ плоды. Вотъ пиръ, какой готовлю
Я для нея! вотъ блюда тѣ, какими
Пускай она подавится! Жесточѣй,
Чѣмъ съ Филомелой, поступили вы
Съ Лавиніей; но отомщу за то
И я ужаснѣй Прогны 63)! Подставьте жъ
Мнѣ головы! Лавинія, готовься
Собрать ихъ кровь. Когда жъ я ихъ зарѣжу,
То помогите въ порошокъ стереть
Мнѣ кости ихъ, свалять изъ крови тѣсто
И сдѣлать мой чудовищный пирогъ
Изъ ихъ головъ. Ну, что же? помогайте!
Хочу, чтобъ пиръ ужаснѣй вышелъ мой,
Чѣмъ пиршество кентавровъ!
Ну, тащите
Теперь ихъ въ домъ. Сегодня буду самъ
Я поваромъ. Скорѣй! Обѣдъ готовымъ
Должна найти, придя къ намъ въ гости, мать.
Луцій. Отца покорный волѣ, возвратился
Я снова въ Римъ, почтенный дядя Маркъ.
1-й готъ. Равно и мы, что бъ ни случилось дальше.
Луцій. Пусть, добрый дядя, крѣпче стерегутъ
Чудовищнаго мавра. Тигръ и дьяволъ —
Вотъ имена, какими мы должны
Его назвать. Мори его безъ пищи,
Вели сковать, пока мы не сведемъ
Лицомъ къ лицу его съ императрицей
И обнаружимъ всѣ ея дѣла.
А сверхъ того, полезно посадить
Побольше намъ друзей своихъ въ засаду:
Я опасаюсь, какъ бы императоръ
Не вздумалъ насъ поймать.
Ааронъ. Пускай бы дьяволъ
Мнѣ нашепталъ, какими я словами
Облить тебя могъ ядомъ. Лопнуть сердце
Во мнѣ готово отъ него.
Луцій. Прочь, песъ!
Презрѣннѣйшій бездѣльникъ! (Свитѣ) Подойдите,
Подайте помощь дядѣ увести
Его отсюда прочь.
Я слышу трубы, —
Прибудетъ скоро, значитъ, Сатурнинъ.
Сатурнинъ (увидя Луція). Какъ! иль зажглись на небесахъ два солнца?
Луцій. Тебѣ ли солнцемъ называть себя 64)?
Маркъ Андр. Племянникъ, цезарь, бросьте перекоры!
Мы вашу распрю разрѣшить должны
Съ спокойствіемъ. Готово все для пира;
Его устроилъ нашъ почтенный Титъ.
Съ тѣмъ, чтобъ согласье, миръ и дружба снова
Вернулись въ Римъ; а потому займите
Свои мѣста.
Сатурнинъ. Будь, какъ сказалъ ты, Маркъ.
Титъ Андр. Привѣтъ тебѣ, могучій повелитель,
Съ царицей грозною твоей! Равно
Привѣтъ всѣмъ храбрымъ готамъ. Здравствуй, Луцій.
Хоть не роскошенъ скромный мой обѣдъ,
Но насъ насытитъ онъ… Брошу отвѣдать.
Сатурнинъ. Зачѣмъ одѣлся, Титъ, ты въ это платье?
Титъ Андр. Чтобъ наблюсти вѣрнѣе за порядкомъ
И угостить, какъ слѣдуетъ, тебя
И славную царицу.
Тамора. Отъ души мы
Тебя благодаримъ.
Титъ Андр. О, если бъ вы
Могли читать въ душѣ моей, то ваша
Признательность была бъ еще живѣй.
Скажи теперь мнѣ, цезарь: былъ ли правъ,
И хорошо ли поступилъ Виргиній,
Когда въ пылу рукой своей убилъ онъ
Родную дочь за то, что грубой силой
Похищена была ея невинность,
И честь стыдомъ покрылась навсегда 65)?
Сатурнинъ. Да, онъ былъ правъ.
Титъ Андр. А почему?
Сатурнинъ. Позора
Переживать не слѣдовало ей:
Иначе видъ ея терзалъ бы вѣчно
Глаза отца.
Титъ Андр. Вотъ приговоръ правдивый,
Прямой и сильный! Пусть послужитъ онъ
Примѣромъ мнѣ и яснымъ указаньемъ,
Что должно дѣлать скорбному отцу!
Пускай стыдъ ея погибнетъ съ нею вмѣстѣ,
А съ нимъ и горе скорбнаго отца!
Сатурнинъ. Что сдѣлалъ ты, отецъ безчеловѣчный!..
Титъ Андр. Убилъ я дочь, надъ чьимъ несчастьемъ плача,
До слѣпоты я выплакалъ глаза
Несчастенъ я не меньше, чѣмъ Виргиній;
Но правъ имѣлъ я болѣе, чѣмъ онъ,
Такъ поступить — и поступилъ!
Сатурнинъ. Какъ!.. Развѣ
Ее лишили чести? Кто?.. Скажи.
Титъ Андр. Прошу васъ кушать; кушайте царица.
Тамора. Какъ могъ убить единственную дочь
Такъ злобно ты?
Титъ Андр. Убилъ не я, вонзили
Ей въ сердце мечъ Деметрій и Хиронъ.
Осквернена была ея невинность
Руками ихъ; отрѣзали языкъ
Они же ей; все это было дѣломъ
Ихъ злобныхъ рукъ.
Сатурнинъ. Велите ихъ позвать.
Тит. Андр. Излишнее!.. Они вѣдь здѣсь ужъ! Оба
Запечены въ томъ самомъ пирогѣ,
Который мать съ такимъ довольствомъ ѣла
Предъ нами здѣсь! Свою сожрала плоть!
Да, да! — клянусь! — будь ножъ тому свидѣтель.
Сатурнинъ. Умри, безумецъ, за такое дѣло!..
Луцій. Иль будетъ сынъ смотрѣть на кровь отца?
Нѣтъ! — смерть за смерть! награда за награду!
Маркъ Андр. Друзья мои! мужи и дѣти Рима!
Разогнаны, какъ стая птицъ, порывомъ
Вы страшныхъ бурь, повѣявшихъ на насъ!
Позвольте мнѣ совѣтъ вамъ дать, какъ снова
Связать разрозненныхъ колосьевъ снопъ,
Какъ сочетать разрубленные члены,
Ихъ въ тѣло вновь здоровое собравъ.
Не долженъ Римъ быть самъ себѣ отравой, —
Тотъ Римъ, предъ кѣмъ склонялись, какъ рабы,
Владыки царствъ! Ему ль, какъ проходимцу,
Губить позорно самого себя?
Коль скоро я, ужъ тронутый морозомъ
Преклонныхъ лѣтъ и опытный въ дѣлахъ,
Васъ убѣдить своей не въ силахъ рѣчью,
То пусть вамъ скажетъ слово за меня
Племянникъ мой. (Луцію) Достойнымъ другомъ Рима
Ты былъ всегда, поговори же съ нимъ,
Какъ говорилъ въ былые дни нашъ предокъ
Съ Дидоною, когда передавалъ
Ей, полной грусти и любви, печальный
Разсказъ о томъ, какъ былъ глухою ночью
Сожженъ Пергамъ коварствомъ злыхъ враговъ.
Пусть, внявъ тебѣ, сограждане размыслятъ,
Кто помутилъ и разумъ имъ и слухъ?
Кто, какъ Синонъ 66), ввелъ въ Римъ орудье распрей,
Его сгубить готовыхъ, какъ погубленъ
Былъ и Пергамъ? Я сдѣланъ не изъ стали
И не могу безъ горькихъ, скорбныхъ слезъ
Окончить рѣчь; ее я прерываю
Какъ разъ въ тотъ мигъ, когда бы надо было
Всего сильнѣй въ васъ чувства возбудить.
Такъ пусть меня замѣнитъ этотъ славный
И храбрый вождь. Зальетесь вы слезами,
Разсказъ печальный выслушавъ его.
Луцій. Узнать должны вы всѣ, что Бассіанъ,
Братъ цезаря, палъ жертвой рукъ Хирона
Съ Деметріемъ. Они же погубили
Мою сестру. Равно коварствомъ ихъ
Постигла казнь моихъ несчастныхъ братьевъ,
И мой отецъ напрасно лилъ ручьи
Горячихъ слезъ, чтобъ ихъ спасти. Лишенъ
Онъ былъ руки, — руки, пославшей столько
Враговъ отчизны въ гробъ! А наконецъ, —
Взгляните на меня: позорно изгнанъ
Изъ римскихъ былъ предѣловъ я! Замкнули
За мной ворота Рима, не взирая
На слезы и печаль мою. Защиты
Былъ вынужденъ искать я у враговъ.
Они вражду забыли, потушивъ
Ее въ потокѣ слезъ моихъ, и съ лаской,
Какъ другу, руки протянули мнѣ.
Но я, изгнанникъ, думалъ все жъ о Римѣ!
Его своей я кровью защищалъ!
Враговъ его я отклонялъ удары,
Имъ беззащитно подставляя грудь!
Я не хвастунъ, — вамъ это всѣмъ извѣстно;
Нѣмой языкъ моихъ тяжелыхъ ранъ
Вамъ подтвердитъ, что говорю я правду.
Но что объ этомъ долго толковать!
И безъ того ужъ слишкомъ много занялъ
Я васъ собой: чрезъ мѣру расхвалилъ
Я самъ себя. Простите!.. Но вѣдь если
Молчатъ друзья, то поневолѣ станемъ
Свои заслуги сами мы хвалить.
Маркъ Андр. Теперь и я скажу мое вамъ слово.
Вы предъ собою видите дитя.
Имъ разрѣшилась гнусная Тамора,
И былъ отцомъ его безбожный мавръ,
Виновникъ злой всѣхъ этихъ скорбныхъ бѣдствій.
Мерзавецъ живъ и запертъ въ домѣ Тита.
Какъ ни фальшивъ, какъ ни коваренъ онъ,
Но мы его сказать заставимъ правду.
Судите жъ всѣ, имѣлъ ли право Титъ
Отмстить врагамъ за столько бѣдъ жестокихъ,
Неслыханныхъ, способныхъ превзойти
Все, что терпѣть по силѣ бѣднымъ людямъ?
Теперь узнали, римляне, вы все.
Что жъ скажете? Дерзнете ль вы назвать
Поступокъ нашъ неправымъ? Если да,
То молвите лишь слово! Чуть услышимъ
Мы голосъ вашъ — и я и Луцій, эти
Остатки бѣдной Титовой семьи,
Низринемся мы ницъ на эти камни,
Навѣки родъ нашъ бѣдный погубивъ.
Отвѣтьте же: должны ли я и Луцій
Навстрѣчу смерти броситься стремглавтз?
Эмилій. Сойди, сойди, достойный Рима сынъ!
Сойди объ руку съ цезаремъ. Твой Луцій
Взойдетъ на тронъ — я въ томъ увѣренъ твердо;
Такъ говоритъ народа голосъ намъ.
Маркъ Андр. Да здравствуетъ властитель Рима, Луцій!
Ступай въ жилище горестное Тита
И прикажи, чтобъ приведенъ сюда
Былъ подлый мавръ. Должны ему придумать
За всѣ дѣла страшнѣйшую мы казнь.
Живи, живи, правитель славный Рима!
Привѣтъ тебѣ!
Луцій. Благодарю всѣмъ сердцемъ
Васъ, римляне! О, если бы я могъ
Своимъ правленьемъ заживить то горе,
Какое вамъ пришлось перенести!
Но погоди, народъ достойный! дай мнѣ
Сперва исполнить тяжкій, грустный долгъ, —
Природный долгъ… Прошу васъ отойти
На мигъ одинъ; а ты приблизься, дядя.
Мы оросить должны слезами этотъ
Печальный трупъ. (Цѣлуетъ тѣло Тита). Холодными устами
Прими мой теплый, скорбный поцѣлуй!
Позволь мнѣ слить съ твоей холодной кровью
Обильный ключъ моихъ горячихъ слезъ.
Такъ поступить велитъ мнѣ мой сыновній
Священный долгъ.
Маркъ Андр. (цѣлуя Тита). На поцѣлуй любви
Такимъ же поцѣлуемъ, а на слезы
Слезами же отвѣтитъ братъ твой Маркъ.
Вѣрь, что, когда бъ имъ не было и счета,
На нихъ тебѣ я вѣчно бъ отвѣчалъ 68).
Луцій (сыну). Поди сюда, малютка, научись
Отъ насъ, какъ надо плакать. Дѣдъ твой нѣжно
Тебя любилъ. Какъ много разъ качалъ
Тебя онъ на рукахъ своихъ! Баюкалъ
На сонъ грядущій пѣснями; служила
Тебѣ подушкой грудь его. Бывало,
Тебя онъ тѣшилъ сказками, какія
Могъ понимать по дѣтскимъ ты годамъ.
Спѣши и ты поэтому, какъ добрый
И нѣжный внукъ, слезами оросить
Печальный трупъ: велитъ такъ мать-природа, —
Съ друзьями дѣлятъ горе и добро.
Простись же съ нимъ передъ дверями гроба,
Чтобъ доказать, что ты его любилъ.
Сынъ Луція. Ахъ, дѣдушка! какъ умеръ бы охотно
Я самъ, чтобъ воскресить тебя! Мнѣ слезы
Мѣшаютъ говорить; языкъ не можетъ
Сказать двухъ словъ.
1-й римлянинъ. Довольно сѣтованій!
Печальный долгъ усопшимъ возданъ вами,
Какъ слѣдуетъ. Пора произнести
Вамъ приговоръ злодѣю, чья свирѣпость
Была причиной этихъ страшныхъ золъ.
Луцій. Пускай его по грудь зароютъ въ землю
И такъ оставятъ издыхать въ тоскѣ
Отъ голода. Пусть онъ реветъ и молитъ
О помощи. Кто вздумаетъ ему
Помочь иль пожалѣть его — отвѣтитъ
За это головой. Вотъ приговоръ нашъ.
Пусть кто-нибудь присмотритъ, чтобы крѣпче
Онъ былъ зарытъ.
Ааронъ. О, почему нѣмой
Бываетъ злость? Я не пустой мальчишка,
Чтобъ умолять иль каяться въ злодѣйскихъ
Своихъ дѣлахъ. Будь воля — натворилъ бы
Я болѣе ихъ въ десять тысячъ разъ!
Когда случайно сдѣлалъ въ жизни я
Хоть разъ добро, то каюсь въ томъ сердечно!
Луцій. Пускай покойный императоръ будетъ
Снесенъ друзьями въ склепъ его отцовъ.
Отецъ мой Титъ съ Лавиніей замкнутся
Въ родной нашъ гробъ… Тигрицѣ жъ злой, Таморѣ,
Не воздадимъ мы почести ничѣмъ:
Ни похоронъ, ни звона, ни обряда
Не будетъ ей. Пусть бросятъ трупъ ея
Въ добычу псамъ. Какъ звѣрь, она жила,
Не зная искры жалости иль чувства,
Такъ пусть не знаетъ жалость и ее.
Надъ мавромъ казнь исполните немедля: —
Началомъ былъ всѣхъ этихъ бѣдствій онъ.
Затѣмъ, принявъ бразды правленья въ руки,
Всѣ силы мы клянемся приложить,
Чтобъ Римъ отъ бѣдъ подобныхъ охранить.
ПРИМѢЧАНІЯ.
править1. Въ подлинникѣ стоить здѣсь слово «аge», т.-е. буквально: возрастъ. Нѣкоторые издатели полагаютъ, что слово это въ настоящемъ случаѣ имѣетъ значеніе: старшинство, и что Сатурнинъ проситъ римлянъ принять во вниманіе его старшинство предъ младшимъ братомъ Бассіаномъ, также претендентомъ на престолъ. Прямыхъ доказательствъ такого значенія этого слова нѣтъ, и потому принятый въ редакціи перевода смыслъ: «возрастъ» можетъ считаться болѣе вѣрнымъ, какъ передающій смыслъ буквально.
2. Изъ этихъ словъ Бассіана надо заключить, что ступени Капитолійскаго входа заняты уже въ началѣ сцены приверженцами Сатурнина.
3. Маркъ Андроникъ называетъ себя представителемъ народа въ своемъ качествѣ трибуна.
4. Андроникъ называетъ этотъ часъ скорбнымъ для Рима вслѣдствіе траура по императорѣ.
5. Защитникомъ Капитолія считался Юпитеръ.
6. Души умершихъ, по религіознымъ воззрѣніямъ тогдашняго времени, уныло скитались до своего погребенія по берегамъ рѣки Стикса.
7. Ad manes fratrum — жертва тѣнямъ братьевъ. Латинскій текстъ въ подлинникѣ.
8. Здѣсь — намекъ на Гекубу, которая выцарапала ѳракійскому царю Полимнестору глаза изъ мести за смерть убитаго имъ ея сына Полидора.
9. Солонъ называлъ вполнѣ счастливыми только умершихъ, потому что они одни могли не бояться какихъ-либо новыхъ бѣдствій. Слова эти были сказаны имъ Крезу, хваставшему предъ нимъ богатствомъ.
10. Палліумъ — бѣлая почетная одежда, въ которую облекались въ Римѣ кандидаты на важныя должности.
11. Латинское слово въ текстѣ.
12. Въ подлинникѣ Титъ говорить, что уступаетъ Сатурнину «ту eharriot», т.-е. тріумфальную колесницу, на которой имѣлъ бы право въѣхать въ Римъ самъ, какъ побѣдитель.
13. Simm cuique — каждому свое. Латинскій текстъ въ подлинникѣ.
14. Въ подлинникѣ: «A loving nurse, a mother for his youth», т.-е. любящая нянька и мать для его юности. Тамора, называя себя матерью-нянькой, хочетъ сказать, что, будучи матерью взрослыхъ сыновей, она гораздо старѣе юноши Сатурнина, и потому будетъ печься о немъ не только какъ жена, но и какъ мать.
15. Въ подлинникѣ здѣсь довольно темное выраженіе. Сатурнинъ говоритъ о Таморѣ, что она: «sent by the heavens for prince Saturnine, whose wisdom hath her fortune conquered», т.-е., что Тамора послана Сатурнину небомъ, чья мудрость побѣдила ея судьбу (фортуну). Смыслъ, вѣроятно, тотъ, какой приданъ редакціи перевода, т.-е., что мудрость неба обратила бѣды Таморы (плѣнъ и смерть сына) въ счастье.
16. Въ подлинникѣ Квинтъ говоритъ, что поддержитъ свои слова: «in any place but tliere», т.-е., вездѣ, кромѣ этого мѣста. Вѣроятно, онъ хочетъ сказать этимъ, что силу въ настоящемъ случаѣ мѣшаетъ ему употребить лишь присутствіе отца, или, можетъ-быть, священное мѣсто Ватикана.
17. Въ подлинникѣ Титъ говоритъ, что онъ обезчещенъ Маркомъ и «those», т.-е. этими. Подъ этими словами должно понимать его дѣтей на которыхъ онъ указываетъ.
18. Тамора въ подлинникѣ говорить, что она «incorporate in Rome», буквально: «внѣдрилась въ Римѣ», т.-е., что, выйдя замужъ за Сатуриныа, стала римлянкой.
19. Французское слово «bonjour» стоитъ въ подлинникѣ. Конечно, оно неумѣстно и даже смѣшно въ римской трагедіи, но въ немъ — отголосокъ моды Шекспирова времени, когда было принято пересыпать разговоръ иностранными — итальянскими и французскими словами. Французскія фразы встрѣчаются во многихъ пьесахъ Шекспира.
20. Въ подлинникѣ Ааронъ, описывая теперешнее положеніе Таморы, говоритъ: «upon her wit doth earthly honour wait», т.-е., что предт ея умомъ преклоняется вемная почесть. Кольеръ въ своемъ изданіи замѣняетъ слово «wit» на «will», т.-е. воля. Фраза эта однако имѣетъ полный смыслъ и при старой редакціи, и потому такая поправка не вызвана необходимостью.
21. Крикомъ: «clubs, clubs!», т.-е. «палокъ, палокъ!» — полиція призывала въ Шекспирово время къ порядку разбушевавшуюся толпу.
22. Сравненіе съ водой, бѣгущей черезъ колеса мельницы, и съ отрѣзаннымъ ломтемъ хлѣба — варіанты двухъ тогдашнихъ пословицъ, имѣвшихъ тотъ же смыслъ.
23. Sit fas aut nefas — будь это хорошо или дурно.
24. Per Styga per mânes vehor — хотя бы для этого пришлось мнѣ перейти чрезъ Стиксъ (адскую рѣку) и царство тѣней.
25. Намекъ на Актеона, котораго Діана превратила въ оленя, отдавъ на растерзаніе своимъ псамъ за то, что онъ подсмотрѣлъ купанье ея нимфъ.
26. Киммерія была баснословная страна, въ которой царствовалъ постоянный мракъ (Отсюда выраженіе: киммерійская темнота). Бассіапъ называетъ Аарона киммерійцемъ, намекая на черный цвѣтъ его кожи.
27. Лавинія сравниваетъ Тамору съ Семирамидой за ея жестокость и развратъ.
28. Въ подлинникѣ Ааронъ, торопя Квинта и Марція итти скорѣе, употребляетъ оригинальное выраженіе: «the better foot before», т.-е. буквально: лучшая нога впередъ.
29. По объясненію Джонсона, подъ камнемъ, блестѣвшимъ на перстнѣ Бассіана, должно предполагать карбункулъ, которому приписывалось свойство свѣтить въ темнотѣ.
30. Въ легендѣ о Пирамѣ и Тизбѣ разсказывается, какъ онъ, ошибочно подумавъ, что Тивба растерзана львомъ, убилъ самъ себя. Исторія эта пародирована Шекспиромъ въ комедіи, которую разыгрываютъ ремесленники въ пьесѣ: «Сонъ въ лѣтнюю ночь».
31. Коцитъ — адская рѣка, наполнявшаяся слезами грѣшниковъ.
32. Въ легендѣ о Тереѣ разсказывается, что, обезчестивъ Филомелу, онъ вырѣзалъ ей языкъ, чтобы лишить ее возможности разсказать объ этомъ преступленіи.
33. По той же легендѣ, лишенная языка Филомела вышила шелкомъ на полотнѣ картину, изображавшую ея несчастье, и этимъ изобличила Терея.
34. Пѣвецъ Ѳракіи — Орфей.
35. Этой метафорой Титъ хочетъ сказать, что злодѣй его такъ же мало обращаетъ вниманія на его скорбь, какъ Нилъ, когда, въ своемъ разливѣ, онъ, не разбирая, затопляетъ жилища, губя тѣмъ жителей.
36. Здѣсь въ подлинникѣ игра значеніемъ словъ «deer» — лань и «dear» — дорогой.
37. Титъ называетъ ворономъ Аарона за его черный цвѣтъ.
38. Въ подлинникѣ Ааронъ употребляетъ здѣсь оригинальное выраженіе: «this villainy doth fat me», т.-е. буквально: это злодѣйство меня утучняетъ (въ смыслѣ: приводитъ въ восторгъ).
39. Титъ называетъ Лавинію ландкартой бѣдствій (map of woe) въ томъ смыслѣ, что она испещрена ими, какъ географическая карта линіями.
40. Въ подлинникѣ Титъ здѣсь говоритъ: «in thy dumb action will I be perfect as begging hermits in their holy prayers», т.-е. буквально: въ твоихъ нѣмыхъ жестахъ (въ смыслѣ, видя твои жесты) буду я такъ же совершененъ (т.-е., буду ихъ понимать), какъ совершенны отшельники въ ихъ святыхъ молитвахъ (т.-е., знаютъ ихъ наизусть).
41. Корнелія — мать Гракховъ, воспитавшая обоихъ великихъ римскихъ дѣятелей. Цицеронъ названъ въ подлинникѣ Тулліемъ.
42. Здѣсь въ подлинникѣ небольшая несообразность. Титъ говоритъ, что Лавинія «turns the leaves», т.-е. перевертываетъ листья. Между тѣмъ она, не имѣя рукъ, не можетъ этого сдѣлать. Вслѣдъ затѣмъ онъ велитъ мальчику ей помочь.
43. См. прим. 32 и 33.
44. Stuprum — блудъ.
45. Стихъ изъ трагедіи Сенеки: Ипполитъ — «Великій властитель міра! И ты такъ терпѣливо внемлешь злодѣйствамъ! Такъ снисходительно на нихъ смотришь».
46. Маркъ сравниваетъ Тита съ Гекторомъ, говоря, что онъ надѣется на Луція, какъ Гекторъ возлагалъ надежду на своего сына, когда въ извѣстной сценѣ Иліады прощался съ Андромахой.
47. Сынъ Луція называетъ въ подлинникѣ Деметрія и Хирона рабами Рима (bondmen to the yoke of Borne) въ томъ смыслѣ, что они, какъ военноплѣнные, считались собственностью государства.
48. Маркъ, не догадываясь о дальнѣйшихъ предположеніяхъ Тита о мести и слыша, что онъ хочетъ дарить Деметрію и Хирону оружіе, думаетъ, что онъ помѣшался.
49. Стихъ изъ Горація «честный и незапятнанный преступленіями человѣкъ не нуждается въ лукѣ и метательныхъ дротикахъ мавра».
50. Въ подлинникѣ Ааронъ говоритъ: «but let her rest in her unrest awhile», т.-е. буквально: пусть она будетъ спокойна и въ своемъ безпокойствѣ (т.-е., въ безпокойномъ положеніи). Подъ именемъ безпокойнаго положенія Таморы Ааронъ подразумѣваетъ ея беременность, почему и говоритъ передъ этимъ «будь она на ногахъ» (were our einpress well а-foot), т.-е., если бъ могла ходить.
51. Здѣсь непереводимая игра словами: «more» — больше и «Moor» — мавръ.
52. Здѣсь игра значеніемъ созвучныхъ словъ: «done» и «undone». Деметрій говоритъ: «thou hast undone our mother», т.-е. погубилъ. Ааронъ отвѣчаетъ: «I have done thy mother» — выраженіе, имѣвшее смыслъ: сдѣлать женщину беременной.
53. «Астрея покинула землю» — цитата изъ Овидіевыхъ превращеній. Подъ Астреей Титъ подразумѣваетъ правосудіе.
54. Титъ придумалъ разбросать по римскимъ улицамъ стрѣлы съ надписями, что онъ посылаетъ ихъ къ богамъ, прося о правосудіи.
55. Въ подлинникѣ стоитъ слово не судья, а Юпитеръ. Клоунъ же принимаетъ это слово (Jupiter) за «Gibbet-maker», т.-е., строитель висѣлицъ, и говоритъ, что вѣшать на этой недѣлѣ не будутъ. Въ переводѣ пришлось замѣнить эту игру словъ по возможности.
56. Въ подлинникѣ Титъ спрашиваетъ, можетъ ли клоунъ подать просьбу императору «with grace», т.-е., учтиво. А клоунъ, принимая слово: grace въ смыслѣ молитва, отвѣчаетъ, что онъ никогда не молился.
57. Въ подлинникѣ Сатурнинъ велитъ повѣсить клоуна «presently», т.-е., немедленно. А клоунъ понимаетъ это слово въ смыслѣ: «present» — подарокъ и спрашиваетъ, сколько ему подарятъ денегъ? Буквально передать эти слова было нельзя.
58. Въ подлинникѣ Луцій называетъ Аарона «the pearl, that pleas’d your empresse eye», т.-е., перлъ, плѣнившій глаза императрицы. По мнѣнію Мелонэ, это — перифраза пословицы: «А black man is a pearl in а fair woman’s eye», т.-е., черный человѣкъ — перлъ въ глазахъ красивой женщины.
59. Олова Аарона, что сыновья Тамора научились разврату отъ матери, и что это вѣрнѣе всякой карты, объясняются тѣмъ смысломъ, какой данъ редакціи перевода, т.-е., что Тамора въ этомъ случаѣ возьметъ верхъ надъ всѣми вѣрнѣе вѣрной карты.
60. Въ этомъ монологѣ Ааронъ говоритъ о своей страсти къ злодѣйствамъ совершенно въ томъ же духѣ и топѣ и почти тѣми же фразами, какъ еврей Варавва въ трагедіи Марло: «Мальтійскій жидъ».
61. Изъ этихъ словъ Тита видно, что онъ писалъ свитокъ, который держитъ, своей кровью.
62. ІТрося сказать привѣтъ въ жилищѣ свѣта (world’s light), Тамора, разыгрывая роль Мести, хочетъ сказать, что она явилась изъ ада.
63. Въ разсказѣ о Тереѣ и Филомелѣ сестра послѣдней, Прогна, отмстила Терею за безчестье Филомелы тѣмъ, что поднесла ему блюдо, приготовленное изъ мяса его сына.
64. Смыслъ этого восклицанія Сатурнина тотъ, что онъ, увидя Луція, явившагося въ Римъ во главѣ своихъ друзей, готовыхъ его поддержать, спрашиваетъ, съ которыхъ поръ въ Римѣ два солнца (т.-е., два императора)?
65. Въ этомъ сравненіи съ Виргиніей, на честь которой покусился Аппій, авторъ драмы впалъ въ ошибку. Виргинія была убита своимъ отцомъ ранѣе, чѣмъ Аппій успѣлъ ее обезчестить.
66. Здѣсь говорится о разсказѣ Енея (предка римлянъ) Дидонѣ, какъ погибла Троя.
67. Синонъ — грекъ, по совѣту котораго греки построили деревяннаго коня, погубившаго Трою.
68. Этотъ монологъ Марка грѣшитъ нѣкоторой несообразностью тѣмъ, что странно, какимъ образомъ Маркъ можетъ отвѣчать поцѣлуемъ и слезами на слезы и поцѣлуи уже умершаго Тита. Но такова редакція самого подлинника: «tear for tear, and loving kiss for kiss, thy brother Marcus tenders on thy lips».