ТИМОНЯ.
Жилъ-былъ старикъ со старухой; у нихъ былъ сынъ Тимоня. Думаютъ они, куда его отдать?—«Отдать, говоритъ старикъ, его столярному!»—А старуха говоритъ: малярному или кузнечному. До тѣхъ поръ спорили, что и подралися. Послѣ драки, они и повезли сына: кто первый попадется, тому въ мастерство и отдать. Шли они лѣсомъ, вышли на дорогу; попались имъ разбойники. Вотъ они ихъ и спрашиваютъ: «далеко ли вы идете?»—Да вотъ, батюшки, хотимъ сына отдать въ какое-нибудь мастерство.—А въ какое мастерство?—«Да въ какое-нибудь!» Отдайте къ намъ; у насъ славное мастерство!—А какое у васъ мастерство?—«У насъ мастерство портное: кого стегнемъ, то кафтанъ да шуба.»—«А что есть деньги?»—Есть цѣлковый!—Старикъ отдалъ. «Теперь давай дѣлать условіе на сколько лѣтъ.» И условились на семь лѣтъ.—А гдѣ вы, кормильцы, имѣете жительство?—«А что тебѣ за дѣло до жительства? Когда сынъ твой отживетъ, тогда узнаешь и жительство!»
Вотъ они взяли Тимоню и повели. А старикъ со старухой возвратились домой. Разбойники привели Тимоню домой, одѣли его въ разбойническое платье, объорудили его. И говорятъ: Тимоня, что еслибъ тебѣ кто попался?—«А что-жь такое? Попался, и голова долой!»—Будетъ путь! говорятъ разбойники; и стали съ нимъ ѣздить на всѣ разбои. И все ему удавалось больше ихъ.
И сталъ Тимоня доживать года; и залѣзли они къ архимандриту въ кладовую. Тимоня походилъ, добро покидалъ; только послушникъ ему помѣшалъ. Тимоня этого послушника связалъ, положилъ на кровать, а ротъ платкомъ заткнулъ; и все изъ кладовой повыкидалъ, бросилъ послѣднюю шубу разбойникамъ; да и говоритъ: «все ваше, а послѣдняя шуба моя.» Наконецъ Тимоня, выкидавши, слѣзъ и сталъ шубу себѣ просить, и вышелъ у нихъ изъ этого споръ. Тимоня товарищамъ и говоритъ: «погодите, не спорьте; я у архимандрита спрошу!» Разбойники говорятъ: ну, не ходи, возьми шубу!—А Тимоня говоритъ: «когда за споромъ дѣло стало, такъ спрошу же архимандрита!» Влѣзъ онъ въ окно къ архимандриту и сталъ спрашивать: «ваше высоко-преподобіе! вашу кладовую воры покрали. Кому принадлежитъ ваша шуба?»—А архимандритъ въ просонкахъ думалъ, что послушникъ спрашиваетъ и говоритъ: что ты, братецъ, шутишь что ли со мной? Мнѣ и такъ спать хочется!—А Тимоня повторилъ: «ваше высокопреподобіе! Воры покрали вашу кладовую: кому принадлежитъ ваша шуба?»—Архимандритъ и говоритъ: конечно, братецъ, тому, кто укралъ ее! Тимоня сказалъ ему: «ну, прощайте, ваше высокопреподобіе! Извините, что я васъ побезпокоилъ!» Вылѣзъ Тимоня въ окно, говоритъ: «я вамъ говорилъ, что шуба моя, и архимандритъ сказалъ, что моя!»—А товарищи ему говорятъ: пойдемъ поскорѣе!—«Еще успѣемъ!»—Пріѣхали они домой съ имѣньемъ. Вотъ онъ сталъ имъ говорить: «я де лѣта у васъ выжилъ; отпустите меня домой!» Они стали его уговаривать: зачѣмъ тебѣ, Тимоня, домой? Останься у насъ: мы тебя женимъ; сестру за тебя отдадимъ!—Тимоня женился на ихъ сестрѣ; продолжали они свое ремесло.
Жена Тимонѣ и говоритъ: «Тимоня, сколько вору не воровать, а кнута не миновать. Пойдемъ къ отцу жить!» Онъ сталъ имъ говорить: «я де пойду къ своему отцу: отдайте мнѣ обѣщанное!» Вотъ они Тимонѣ сказали: кто у кого свинью украдетъ! если Тимоня украдетъ въ эту ночь свинью, то отпустятъ; если не украдетъ, то не отпустятъ.—Только они привязали свинью, хоть бы сказать, къ дереву, а сами стали караулить. Караулили они всѣ и вздремали. А у свиньи былъ привязанъ колокольчикъ. Только Тимоня потихоньку подобрался, колокольчикъ тихонько снялъ, свинью взялъ на плечи и утащилъ. Вотъ братья проснулись, хватились: нѣтъ свиньи. «Каковъ Тимоня разбойникъ: у троихъ свинью укралъ!» Бросились по лѣсу искать, думаютъ: «можетъ, сама отвязалась!» А Тимоня, не будь дуренъ, съ колокольчикомъ, то въ одномъ мѣстѣ позвенитъ, то въ другомъ и завелъ ихъ очень далеко въ лѣсъ; а въ лѣсу стояла худая баня. Онъ напередъ въ эту баню пришелъ; весь вычернился; самъ сѣлъ на каменку. Они (разбойники) устали и озябли; пришли въ ту же баню отдохнуть и погрѣться. А Тимоня съ каменки началъ зубами похлопывать. Они испугались: «чертъ съѣшь свинью и Тимоню; насъ бы не трогалъ!» И ушли; такъ свинью и не нашли. А днемъ Тимоня имъ ее и показалъ. На другую ночь свезъ онъ эту свинью къ матери и привязалъ ее къ жерновамъ. Вотъ разбойники бѣгали, искали свинью, бросились къ матери. Подъѣзжаютъ; а свинья вокругъ жернововъ ходитъ, а жернова скрипятъ; а разбойники и думаютъ, что молотятъ. Такъ и уѣхали. На третью ночь думаютъ, какъ бы у Тимони свинью украсть. Вотъ Тимоня напоилъ свинью до̀-пьяна и надѣлъ на нее сарафанъ и положилъ на печку. Вотъ разбойники пріѣхали въ домъ, стали вездѣ обыскивать. Глядятъ: гдѣ свинья. И не могли найти. День прошелъ; Тимоня снялъ свинью съ печки и показываетъ имъ: «вотъ вамъ и свинья.»—Никакъ тебя самъ чертъ догадалъ на печку положить!—И нечего было дѣлать; надо было Тимоню отпустить. Тимонѣ отдали все, что ему надо. Тимоня уѣхалъ и сталъ жить да поживать.
