О
ПАРТИЗАНСКОЙ ВОЙНЕ
ПАРТИЗАНСКОЙ ВОЙНЕ
Односторонний взгляд на предмет или суждение о нем с мнимой предусмотрительностью есть причина того понятия о партизанской войне, которое не перестает еще господствовать. Схватить языка, предать пламени несколько неприятельских хранилищ, недалеко отстоящих от армии, сорвать внезапно передовую стражу, или в умножении партий видеть пагубную систему раздробительного действия армии — суть обыкновенные сей войны определения. И то и другое ложно. Партизанская война состоит ни в весьма дробных, ни в первостепенных предприятиях: ибо занимается не сожжением одного или двух амбаров, не сорванием пикетов и не нанесением прямых ударов главным силам неприятеля. Она объемлет и пересекает все протяжение путей, от тыла противной армии до того пространства земли, которое определено на снабжение ее войсками, пропитанием и зарядами, чрез что заграждая течение источника ее сил и существования, она подвергает ее ударам своей армии обессиленной, голодной, обезоруженной и лишенной спасительных уз подчиненности. Вот партизанская война в полном смысле слова.
Без сомнения, такого рода война была бы менее полезна, если б воевали одними малосильными армиями, не требующими большего количества съестных потребностей и действующими одним холодным оружием. Но с тех пор, как изобретены порох и огнестрельное оружие, с тех пор, как умножили огромность военных сил, и наконец с тех пор, как склонились более к системе сосредоточения, чем раздробления войск при размещении и направлении их в походах и в действии, — с тех пор и пропитание их, извлекаемое из того пространства земли, которое они собой покрывают, должно было встретить невозможности, а производство зарядов в лабораториях, обучение рекрут и образование резервов — необоримые затруднения среди тревог, битв и военных случайностей.
При таковых обстоятельствах надлежало искать средства к снабжению войск всеми для войны необходимыми потребностями не чрез извлечения их из пространства земли, войсками покрываемого, что от несоразмерности потребителей с произведениями было бы невозможно, а из пределов, находящихся вне боевых происшествий. От сего произошло разделение театра войны на два поля: на боевое поле и на поле запасов, и снабжение первого произведениями второго но не вдруг и не великими громадами, а по мере израсходования съестных и боевых предметов, возимых при армии, дабы не обременять ее излишними тяжестями и чрез то не оковывать её движений. Но само собою разумеется, что изобретение это долженствовало произвести и со стороны противника изобретение к преграждению снабжения неприятельской армии предметами столь для неё необходимыми.
Для достижения этой цели два способа представились при первом взгляде: или действие отрядами на боевое поле непосредственно в тыл фронта армии, где производится раздача привозимых зарядов и провианта и размещение прибывших войск из резервов, или действие оными же отрядами на самое поле запасов.
Но тут же удостоверились, что первое с трудом прикосновенно от смежности самой неприятельской армии с местом, назначенным для нападения, а последнее обыкновенно ограждаемо укреплениями, в средине коих заключаются склады продовольствия, приготовляются заряды и производится образование резервов. Осталось то пространство, по которому все сии три предмета доставляются в армию: вот поле партизанского действия. Оно не представляет тех препятствий, которыми изобилует и боевое поле и поле запасов: ибо как главные силы армии, так и укрепления, находясь на оконечностях оного, не в состоянии защищать его — первые от стремления всех усилий на борьбу с противоположной им главной армией, последние по причине естественной неподвижности своей.
Из сего следует, что партизанская война существовать не может, когда неприятельская армия расположена на самом поле запасов; но чем более она удаляется от оного, и следственно, чем более увеличивается пространство, отделяющее боевое поле от поля запасов, тем партизанская война полезнее и решительнее.
Правда, что осторожные полководцы не минуют определять по всему протяжению главного пути, рассекающему означенное пространство, и укрепленные этапы, или приюты, для защиты подвозов во время их привалов, и ночлегов, и отряды войск для прикрытия сих подвозов во время переходов их от этапы до этапы: меры благоразумные, но далеко уступающие и долженствующие уступить нападению многочисленных и деятельных партий, как всякое оборонительное действие уступает наступательному. К тому же, надо прибавить и то, что эти укрепленные этапы сколько ни были бы обширны, никак не в состоянии вмещать в себе то количество подвод, которое составляет и самый слабый подвоз армий нашего времени; прикрытие, сколько ни было бы многолюдно, никогда совокупно идти не может по той причине, что, охраняя всё протяжение подвоза, оно принуждено растягиваться по мере протяжения оного во время переходов, и потому всегда быть слабее на точки натиска партии, совокупно действующей. Независимо от этих неудобств, сколько надо боевой силы для снабжения ею сих укрепленных этап, более и более умножающихся по мере движения вперед, по мере успехов, увлекающих наступающую армию далее и далее от поля запасов!
Теперь, чтобы окончательно выразить всю важность партизанской войны при огромных ополчениях и системе сосредоточения в действиях нашего времени, сделаем несколько вопросов и ответов:
1) Кем производится война?
Людьми соединенными в армии.
2) Но люди, так сказать, с пустыми руками могут ли сражаться?
Нет. Война не кулачный бой. Этим людям нужно оружие; но со времени изобретения пороха, и оружие само собою недостаточно; этому оружию нужны и патроны и заряды, для произведения действия от него требуемого; а так как патроны и заряды более или менее выстреливаются в каждой битве и делание их затруднительно при движениях и действии войск, то необходимо нужно снабжать оружия новыми зарядами и патронами с того места, где они приготовляются. Это ясно доказывает, что армия, и с оружием в руках, но без патронов и зарядов, не что иное как устроенная толпа людей с рогатинами, толпа, которая от первого неприятельского выстрела должна рассеяться, или, приняв битву, погибнуть. Словом, нет силы в армии, или, можно сказать, что со времени изобретения пороха — нет армии без зарядов и патронов.
3) Требует ли армия подкрепления в течение войны?
Требует, по мере потери людей и лошадей в сражениях, в стычках и перестрелках, также и от ран, получаемых ими в битвах, также и от болезней, умножающихся от усиленных, переходов, ненастья, трудов и недостатков всякого рода. Без укомплектования себя, армии должны мало-помалу уменьшаться и потом исчезнуть совершенно. — Наконец.
4) Нечего спрашивать, нужна ли пища солдату: ибо человек без пищи не только сражаться, но и жить не может; а так как доказано, что по многолюдству своему, армии нашего времени не в состоянии довольствоваться произведениями того пространства земли, которое они собою покрывают, то им необходимы подвозы с пищей, без которых они должны или умереть с голоду, или, рассеясь для отыскания пропитания за круг боевых происшествий, превратиться в развратную толпу бродяг и грабителей, и погибнуть по частям, без защиты и славы.
И так, чтобы лишить неприятеля сих трех, можно сказать, коренных стихий жизненной и боевой силы всякой армии, какое для сего избрать средство? Нет другого, как истребление их во время их перемещения с поля запасов на боевое поле, следственно, средством партизанской войны. Что предпримет неприятель без пищи, без зарядов и без укомплектования себя войсками? Он принужден будет или прекратить действие миром, или пленом, или рассеянием, без надежды на соединение — три последствия весьма неутешительные и совершенно противоположные тем, которые стяжает всякая армия при открытии военных действий. Независимо от гибели, которою угрожает партизанская война сим трем коренным стихиям силы и существования всякой армии, есть второстепенные необходимости, тесно связанные с благосостоянием ее, и не менее подвозов с пищей и с зарядами, не менее доставления к ней резервов подвергающиеся опасности: подвозы с одеждой, с обувью и с оружием на смену испорченному от чрезмерного употребления или потерянному в сумятицах сражений; хирургические и госпитальные вещи; курьеры и адъютанты, возящие иногда весьма важные повеления из неприятельской главной квартиры к оставшимся позади областям, резервам, заведениям, отдельным корпусам и отрядам, так как и донесения последних в главную квартиру, — чрез что разрушается содействие всех частей между собою. — Транспорты раненых и больных, перевозимых из армии в больницы, или команды выздоровевших, возвращающиеся из больниц в армию; чиновники высшего звания, переезжающие с одного места на другое для осмотра отдельных частей, или для принятия отдельного начальства, и проч.
Но этого недостаточно. Партизанская война имеет влияние и на главные операции неприятельской армии. Перемещение её в течение кампании по стратегическим видам долженствует встретить необоримые затруднения, когда первый и каждый шаг её может немедленно быть известен противному полководцу посредством партий, когда сими же партиями, на первом и на каждом шагу, она может быть задержана засеками, истребленными переправами, и атакована всеми противными силами в то время, как, оставя один стратегический пункт, она не успела еще достичь до другого, — что приводит нам на память Сеславина и Малоярославец. Таковыми преградами угрожаем неприятель и во время отступления своего. Преграды эти, воздвигнутые и защищаемые партиями, способствуют преследующей армии теснить отступающую и пользоваться местными выгодами для окончательного её разрушения: зрелище, коему мы были свидетелями в 1812 году, при отступлении Наполеоновых полчищ от Москвы до Немана.
Но и этого мало. Нравственная часть едва ли уступает вещественной части этого рода действия. Поднятие упадшего духа в жителях тех областей, которые находятся в тылу неприятельской армии; отвлечение от содействия ей людей беспокойных, корыстолюбивых, посредством всякого рода добычи, отбиваемой у нее и разделяемой с жителями в замену приманок, расточаемых им вождями противных войск в одних только прокламациях; ободрение собственной армии частым доставлением к ней и под глаза ее пленных солдат и чиновников, обозов, подвозов с провиантом, парков и даже орудий, и сверх того потрясение и подавление духа в противодействующих войсках: таковы плоды партизанской войны, искусно управляемой. Каких последствий не будем мы свидетелями, когда успехи партий обратит на их сторону все народонаселение областей, находящихся в тылу неприятельской армии, и ужас посеянный на ее путях сообщения, разгласится в рядах ее? когда мысль, что нет ни прохода, ни проезда от партий, похищая у каждого воина надежду при немочи на безопасное убежище в больницах, устроенных на поле запасов, а в рядах достаточное пропитание, с того же поля привозимое, в первом случае произведет в нем робкую предусмотрительность, в последнем увлечет его на неизбежное грабительство — одну из главных причин падения дисциплины, а с дисциплиной совершенного разрушения армии.
Иностранные писатели излагают законы военного искусства не для нас Русских, а для государств, коим принадлежали они, следственно, по масштабу и по свойству военной силы, им известной, а не по масштабу государства, коего военная сила, средства и местность, и поныне находясь за пре делами понятий и расчетов их, столь резко разнствуют с другими государствами. Например: правила, чтобы не употреблять легкого войска на долгое время и на дальнее расстояние от главной армии, дабы чрез то не лишить ее той числительной силы, которая в генеральных сражениях так необходима, и что партизанская война безопасна только в собственном и в союзном государстве, но гибельна и невозможна в пределах неприятеля — суть правила справедливые и неоспоримые относительно всех Европейских государств, но ошибочные относительно России.
Легкая Европейская конница составлена из людей одинакового свойства с людьми, составляющими все другие части линейного войска. Она различествует от них одной одеждой и названием но ничем другим: ни особою способностью к наездам и поискам, ни особою отважностью, сноровкой и подвижностью; следственно, отделение от главной массы такой легкой конницы на предприятия, по неспособности ее, неверные и гадательные — есть истинное раздробление армии на части и лишение ее сил необходимых в генеральных сражениях. К неспособности этой конницы на отдельное действие надо присовокупить и малочисленность оной, затрудняющую пребывание ее в неприятельской земле, которой народонаселение в такой вражде или в явном против нее восстании. Все это чуждо для Российской армии. Легкая конница ее состоит не из бригад или дивизий, носящих только звание легкого войска, а из целых племен воинственных всадников исключительно занимающихся наездами, и из рода в род передающих способность свою к сему роду действия. Конница эта никогда нейдет у нас в счет с линейным войском для генеральных сражений, — и мало полезная в них, превосходна и неподражаема в отдельных поисках.
И так, потому что Европейскими армиями, не употребляется партизанская война от неимения ни единого истинно-легкого всадника и от необходимости содержать в общей массе даже и тех, кои носят звание легких всадников, не уже ли и мы, обладающие целыми народами летучих, неутомимых и врожденных наездников, ни мало не ослабляющих отсутствием своим регулярную армию, — не уже ли и мы обязаны воспретить себе род действия, для нас столь полезный, для противников наших столь гибельный? Если бы случилось России воевать государства, у коих не было бы ни артиллерии, ни конницы, не уже ли надлежало бы отказаться ей от употребления против них и артиллерии и конницы? Что сказали бы об Англии, если б вздумала она заключить флот свой в пристанях, вместо того чтобы сражаться им в открытом море с флотами, столь много уступающими ему и качеством и количеством? Вот, однако же, чтò делала Россия в отношении к своей легкой коннице. Насыщенная неразрывным рядом побед и завоеваний, приобретенных усилиями одних линейных войск своих, и потому имея все право избегать заботы в изыскании другого рода средств к покорению своих противников, она довольствовалась одними прямыми ударами штыка, ядра и сабли, столь усердно служивших ей в течение полного столетия. После Бородинского сражения приступлено было к испытанию этого нового употребления легкой конницы. Пущено некоторое число казачьих отрядов на пути сообщения неприятельской армии: и едва отделились они от главных наших сил, как безмятежные дотоле пути сообщения неприятеля приняли иной вид; все обратилось на них вверх дном и в хаос, — и несметное число солдат и всяких степеней чиновников, подвозов с провиантом и с оружием, парков с зарядами и даже орудий загромоздили нашу главную квартиру. Безошибочно можно сказать, что более трети войска, отхваченного у неприятеля, и все транспорты, к нему шедшие и доставшиеся нам в сей решительный перелом судьбы России, принадлежат тем из казачьих отрядов, кои действовали в тылу и на флангах неприятельской армии. Если вывод единого испытания этого, — ибо по малочисленности партий, пущенных тогда на путь сообщения неприятеля, можно почесть это предприятие истинным испытанием, — если вывод этот, говорю я, представляет нам такой огромный выигрыш при употреблении таких слабых средств, то чего не можно ожидать от развития этого рода действия по размеру, сообразному с многочисленностью легкой конницы нашей, в наступательных войнах с Европою?
Надо надеяться или, лучше сказать, можно с достоверностью ожидать, что со временем и эта часть военной силы, считаемая иноземцами недостойной внимания, — потому что они судят о легких войсках наших по своим легким войскам, — что и эта часть от большего и большего усовершенствования вскоре поступит на степень прочих частей военной силы государства.
Огромна наша мать — Россия! Изобилие средств ее дорого уже стоит многим народам, посягавщим на ее честь и существование; но не знают еще они всех слоев лавы, покоящихся на дне ее. Один из сих слоев состоит, без сомнения, из полудиких и воинственных народов, населяющих всю часть империи, лежащую между Днепра, Дона, Кубани, Терека и верховьев Урала, и коих поголовное ополчение может выставить в поле сто, полтораста, двести тысяч природных наездников. Единое мановение царя нашего — и застонут поля неприятелей под копытами сей свирепой и неутомимо подвижной конницы, предводимой просвещенными чиновниками регулярной армии? Не разрушится ли, не развеется ли, не снесется ли прахом с лица земли всё, что ни повстречается, живого и неживого, на широком пути урагана, направленного в тыл неприятельской армии, занятой в то же время борьбой с миллионной нашею армией — первою в мире по своей храбрости, дисциплине и устройству?
Еще Россия не подымалась во весь исполинский рост свой — и горе её неприятелям, если она когда нибудь подымется!
