ст. 13 —24): потянулся рядъ однообразныхъ, сѣрыхъ, прозаическихъ дней, исходъ изъ которыхъ ему представлялся одинъ — смерть. Онъ призывалъ ее уже раньше, еще въ первый годъ своей любви къ Юліи, призывалъ тѣмъ болѣе страстно, что, какъ человѣкъ вѣрующій, ожидалъ послѣ нея вознагражденія за то, что претерпѣлъ на землѣ. Утѣшеніе надеждой на соединеніе въ другомъ мірѣ приходило ему въ голову и тогда, когда онъ еще не совсѣмъ разстался съ грезами о взаимности со стороны Юліи (сонетъ 9). Весьма поучительно, что, несмотря на разочарованіе въ Юліи, онъ представлялъ себѣ райское блаженство, по видимому, не иначе, какъ вмѣстѣ съ предметомъ любви; по крайней мѣрѣ, таковъ выводъ изъ его поэмы «Крещеніе при Савицѣ». Впрочемъ такъ онъ думалъ въ 1836 г., а продолжалъ ли онъ держаться того же взгляда и позже, на то, кажется, указаній у насъ нѣтъ. Къ сожалѣнію, нельзя скрыть того, что Преширнъ въ эту печальную пору своей жизни искалъ утѣшенія не только въ поэзіи, но и въ другомъ источникѣ, отнюдь не возвышенномъ, но къ которому однако нерѣдко прибѣгаютъ славяне въ его положеніи, да и не одни славяне: бѣдняга запилъ. Но пилъ онъ, по крайней мѣрѣ, сначала, не пóходя и не одинъ, а по вечерамъ послѣ работы, въ кругу прія-
ст. 13 —24): потянулся ряд однообразных, серых, прозаических дней, исход из которых ему представлялся один — смерть. Он призывал её уже раньше, ещё в первый год своей любви к Юлии, призывал тем более страстно, что, как человек верующий, ожидал после неё вознаграждения за то, что претерпел на земле. Утешение надеждой на соединение в другом мире приходило ему в голову и тогда, когда он ещё не совсем расстался с грёзами о взаимности со стороны Юлии (сонет 9). Весьма поучительно, что, несмотря на разочарование в Юлии, он представлял себе райское блаженство, по видимому, не иначе, как вместе с предметом любви; по крайней мере, таков вывод из его поэмы «Крещение при Савице». Впрочем так он думал в 1836 г., а продолжал ли он держаться того же взгляда и позже, на то, кажется, указаний у нас нет. К сожалению, нельзя скрыть того, что Преширн в эту печальную пору своей жизни искал утешения не только в поэзии, но и в другом источнике, отнюдь не возвышенном, но к которому однако нередко прибегают славяне в его положении, да и не одни славяне: бедняга запил. Но пил он, по крайней мере, сначала, не пóходя и не один, а по вечерам после работы, в кругу прия-
