Страдающие дети
править(Из мира ужасов турецко-армянской действительности)
правитьI
править«…Пусть армянка, лишившись любимых детей, им расскажет про горечь утраты своей!». Так писал когда-то Рафаэл Патканьян в дышащем скорбью и сарказмом стихотворении «Армянская кровь», имея в виду тех, кто упорно не верил в то, что участь турецких армян тяжела и безотрадна, считал все рассказы о турецких жестокостях преувеличенными и неточными. Для таких скептиков или черствых, равнодушных людей, по мнению поэта, нужны были исключительные события, вопиющие факты, признанные повсюду достоверные известия, чтобы заставить их отрешиться от недоверия и отнестись с интересом и сочувствием к измученному народу. Отсюда — дышащий горечью и иронией припев к каждому куплету: «Слава Богу, армянская кровь пролилась, кровожадной Европы надежда сбылась!»…
Образы страдалицы-матери и обреченных на невзгоды и мучения детей проходят через творчество целого ряда армянских писателей. Как только зарождается новая армянская словесность, в ней отражается в той или другой мере, участь армянки, которой приходится терять тех, кто ей всего дороже на свете, — или сознают, что юным существам грозит позор, унижение, беспросветная доля. Отозвался на эту трагедию материнства еще Хачатур Абовян, в своем романе «Раны Армении». Видное место отвел детским страданиям Раффи, набрасывая в несколько приемов общую картину турецко-армянской действительности. Те, кто шел по стопам автора «Джалалэддина» и «Хента», также не могли оставить без внимания крестный путь матерей и безрадостную долю детей, не знающих настоящего детства. Вспомним «Пятна крови» Вртанеса Папазяна, «Затмись луна» и «Фалаг-вргуни» Агароняна, иные вещи Чубара.
Когда мы перечитываем эти рассказы, — трагические эпизоды, воссоздаваемые отдельными беллетристами, сливаются в одну общую безрадостную картину, которая долга не забывается и оставляет гнетущее впечатление. Мы видим детей-беженцев, с трудом поспевающих за взрослыми, иногда теряющих последние силы, жаждущих отдыха, пищи, иногда — глотка воды, нуждающихся в приюте, ласке и уходе, тогда как ничего этого нет и не может быть, нужно спешить, спасаться бегством, ежеминутно страшиться вражеской погони! Мы видим детей, умирающих от шальной пули турка, замерзающих в лютую метель и непогоду, погибающих от зверской жестокости врагов, которые способны бросить пятилетнего ребенка в колодезь и засыпать его землею, не обращая внимания на отчаянные вопли и слезные мольбы несчастной матери.
Проходят перед нами и страдальческие образы матерей, зачастую не выносящих всей тяжести бед и невзгод, которые на них обрушиваются, и теряющих рассудок или умирающих от разрыва сердца, как несчастная Цовинар — в известном рассказе Агароняна.
«То не сказки далекой, седой старины, — то печальный удел беззащитной страны», — невольно вспоминаются нам слова Рафаэла Патканяна.
…Увы! — слишком велико было сходство между тем, что описывали армянские беллетристы, и подлинными фактами армянской действительности той же эпохи, т. е. 80-90-ых годов минувшего столетия…
Какой романист мог бы нарисовать более потрясающую, трагическую картину, чем та, которая получается из показаний самих жертв избиений и зверств или отчетов правдивых и беспристрастных наблюдателей, как детских страданий, так и вообще бедствий турецких армян? Вспомним некоторые из этих ужасающих рассказов, в свое время опубликованных в таких книгах, как «Братская помощь пострадавшим в Турции армянам» и «Положение армян в Турции до вмешательства держав» (1896).
«С утонченною жестокостью турки зарезывали сначала детей, а потом уже родителей, тешась тем, что истязаемые молили поскорее покончить с ними». «Молодые женщины, одной рукой прижимая к груди детей, а другою держась за веревку, привязанную к окну, спускались на землю, ежеминутно рискуя разбиться». «Малолетние и грудные дети клались один на другого, и головы их отрубались». «Крики, стоны не дают спать. На минуту заснешь — сейчас же просыпаешься от детских криков. Дети испуганно кричат: вот они! вот они! Мама, нас хотят зарезать, сжечь… помоги!»
Было время, когда можно было питать надежду, что все эти ужасы отойдут в область предания, что, в частности, раннее знакомство с тяжелыми сторонами жизни и многообразные страдания перестанут быть уделом детей Турецкой Армении. Заглавие одной из книг, посвященных участи турецких армян, указывало на то, что таково было положение дел «до вмешательства держав». Оптимисты могли рассчитывать, что после этого дипломатического вмешательства и тех реформ, которые были намечены в связи с ним, права армянского народа будут, наконец, признаны и гарантированы турецким правительством.
Не стоит, конечно, распространяться о том, как быстро разбиты были все иллюзии. В течение следующих двух десятилетий много страшного и кошмарного должно было разыграться на турецко-армянской почве, — даже после того, как обнародована была турецкая конституция, которая по-видимому должна была «счастливить» всех подданных Оттоманской империи. И те страдания детей, о которых шла речь выше, не только не прекратились в новейшее время, но дошли до крайних пределов. Бесчисленные юные существа, погибшие в пору избиений и погромов наиболее близкого к текущему моменту периода, красноречиво свидетельствуют своею безвременною смертью о том, что все оставалось по-старому, и злополучным армянским матерям приходилось, как и раньше, выносить скорбную и мучительную Голгофу.
…Все сколько-нибудь беспристрастные наблюдатели, притом отнюдь не принадлежавшие к армянской нации, оставили нам потрясающие рассказы о том, что творилось в Армении, особенно в 1915 году, в пору страшного, коварно продуманного константинопольским правительством выселения армян в Месопотамию, которое имело целью погубить всех выселяемых, доведя их до полного истощения. Какое гнетущее впечатление производит, например, этот краткий и бесхитростный рассказ одной англичанки, приводимый в брошюре Гиббонса «Последние избиения в Армении»:
«Выселение армян продолжается. Из внутренних провинций эти несчастные отправляются по Багдадской железной дороге, через Адану, по пути смерти! Я была на железнодорожной станции в Адане и видела, как женщины протягивали своих детей из окон вагона и со слезами умоляли дать им воды. О хлебе они уже не просили — только воды, глоток воды! На станции имелся водопровод, и я на коленях умоляла турецкого жандарма разрешить мне дать им напиться. Но поезд тронулся, — и еще долго слышались душу раздирающие крики этих несчастных. И это отнюдь не является единичным фактом, — ежедневно повторялось то же самое»…
Вести о том, что делали турки с армянскими женщинами и детьми и в пору массового выселения и в другие моменты войны, когда на армян обрушивались репрессии, которые имели целью совершенно стереть их с лица земли, естественно, должны были распространиться по всей Европе, проникнуть и в далекую Америку, тогда еще остававшуюся нейтральною, но всегда очень чуткую, наряду с Англией, к турецким зверствам. Константинопольское правительство должно было так или иначе реагировать на все эти слухи, оправдать в глазах европейских народов свой образ действий. Вопреки очевидности, оно категорически отрицало, чтобы армянские женщины и дети где-либо являлись жертвами погромов, избиений и жестокой расправы. Если временами принимались суровые меры, то они якобы направлены были только против взрослых мужчин и оправдывались условиями военной поры, когда нельзя стремиться к особой гуманности. Сверх того, меры эти были вполне обоснованы и справедливы, так как армяне представляют собою «неблагонадежный элемент», который тем или другим путем следовало сделать безвредным и неопасным для государства… Против этих революционеров, оказывается, и выступило правительство, не останавливаясь перед решительными шагами!
Лживость этой обычной «канцелярской отписки», к какой прибегла столько раз Турция, чтобы замести след или выйти сухой из воды, когда ее уличали в жестокости и беззаконии, конечно, была слишком очевидна, и ввести в заблуждение турецким дипломатам никого не удалось. Что среди «революционеров», с которыми боролось Турецкое правительство, были дети моложе 10 лет, иногда грудные младенцы, это подтверждено было показаниями всех тех, кто не утратил чувства справедливости и беспристрастия. Не будем в данном случае упоминать о свидетельстве самих армян, нарисовавших потрясающую картину турецких жестокостей. О тех же жестокостях с негодованием и ужасом говорили, например, миссионеры и сестры милосердия различных национальностей, хорошо знакомые с положением вещей в Турецкой Армении.
Нашлись беспристрастные и благородные люди и среди представителей той национальности, которая, по-видимому, должна была поддерживать и оправдывать турецкие «порядки», — речь идет о немцах. Некоторые сестры милосердия, уроженки Германии, из природной порядочности не пожелали скрыть от европейского общества всего того, что выносили армянские дети, и оставили правдивый рассказ о бесчеловечной расправе с этими детьми и своих попытках хоть несколько облегчить их участь. Нашелся один германский консул, который попробовал возвысить свой голос против выселения и организованного побоища; правда, этому консулу было впоследствии разъяснено свыше, что он не должен вмешиваться в распоряжения турецких властей и критиковать их. Протестовали некоторые учителя немецких школ в Турции, почувствовавшие всю неловкость и ложность того положения вещей, при котором им приходилось проповедовать своим ученикам то самое, что грубо и цинично попиралось тут же, за дверями училища, при чем жертвами произвола становились такие же дети, как и их питомцы.
На подобных фактах невольно приходится останавливаться несколько подробнее потому, что они связаны с такое национальною средою, которая отнюдь не повинна в армянофильстве, но очень повинна в определенно выраженных туркофильских тенденциях!.. Тем более знаменательными являются идущие именно из этой среды в лице ее лучших представителей, рассказы о современных «избиениях младенцев», надругательстве над их матерями, расправе с теми, кто не дал даже внешнего повода для подобных экзекуций. Или, например, как характерен и убедителен оглашенный в свое время в печати эпизод, как одно магометанское духовное лицо попыталось в одном случае обратиться со словами вразумления к озлобленным и разбушевавшимся единоверцам, избивавшим взрослых и детей, — что, конечно, кончилось для этого мужественного человека очень плохо…
Маленькие жертвы турецкого беззакония, если им только удавалось оставаться в живых среди общего разгрома и кошмарных избиений, находили подчас и других защитников и покровителей. В Трапезунде в них приняли участие некоторые из местных греков, укрывшие и приютившие многих из них, впоследствии давшие ценные указания их родным. Во время продвижения русских войск по Турецкой Армении местами русские солдаты подбирали несчастных, заморенных детей, обогревали их, иногда выражали даже готовность увезти их после войны с собой в далекие северные губернии… Очевидцы рассказывали о том, как смягчались иногда суровые лица этих солдат, когда им случалось выказывать заботу о маленьких существах, с которыми они не могли дахе объясниться на родном их языке, но которые внушали им невольную жалость и сострадание.
Достаточно известно, наконец, сколько сделано было в приютах и убежищах, основанных различными организациями для того, чтобы накормить, вылечить, подправить и укрепить несчастных сирот, уцелевших после мучительной одиссеи беженства — или оставшихся без призора после кровавой расправы. Но может ли все это дать нам забыть о той страшной жертве молодых жизней, которая унесена была событиями, связанными с текущею войною? И что может в этом случае послужить утешением для всего армянского народа и для матерей, которые лишились того, что им было дороже всего на свете?.. Как ужасно сознавать в преддверии новой жизни, занимающейся для Турецкой Армении, что не увидят этих лучших дней бесчисленные армянские дети, — «самые серьезные и кроткие во всем мире», по выражению одной американской деятельницы, — погибшие в кровавую пору войны и репрессий жертвами разнузданного произвола!
II
править…Необходимо выделить и сгруппировать все то, что относится специально к преследованию турками и их правительством ни в чем не повинных детей. Бесчисленные факты, производившие впечатление и в отдельности, покажутся вдвойне ужасными и удручающими, когда они будут сопоставлены и обобщены. В истории бедствий и страданий турецко-армянского населения летопись того, что вынесли дети, образует яркую и памятную главу. Необходимо составить и передать потомству «Книгу армянского ребенка», которая явится отражением одной из наиболее трагических сторон пережитой, отчасти переживаемой армянским народом эпохи. В эту «Книгу» должны войти все те фактические данные, которые разбросаны были, прежде всего, по различным периодическим изданиям. В такую пору, когда, — все мы хотим верить в это, — навсегда отойдут в область истории все эти кровавые, вопиющие события, она будет напоминать о том, сколько детской крови и детских слез пролито было в Армении на рубеже новой эпохи. Это будет тяжелое, терзающее душу чтение… «Нечто для крепких нервов», — лишний раз вспоминается заглавие одной статьи, в которой 20 лет назад, обрисованы были все ужасы турецкого режима.
Нельзя не увековечить историю детских страданий и мытарств, записать теперь же рассказы маленьких беженцев о том, что им пришлось перенести — в роде отмеченного в печати начинания г. К.Микаэляна…
Попробуем, хотя бы в кратких общих чертах, набросать здесь общую, сводную картину того, что выносили дети турецких армян в различных пунктах родной земли, начиная с того момента, когда константинопольское правительство решило несколько «разредить» армянское население малоазиатских вилайетов, если невозможно было разом от него избавиться. Выселение армян производилось, в общем, по одинаковому «плану» но бывали все же известные вариации, неизменно навевающие ужас на сколько-нибудь чуткую, отзывчивую душу. Обыкновенно удалялась сначала более сильная, работоспособная часть населения; затем уже приходил черед женщин, детей и стариков. Иногда детей раздавали просто всем желающим из числа мусульман, под условием, чтобы дети приняли магометанство и над ними произведено было обрезание. Многие действительно разбирали детей в надежде получить таким образом даровых слуг.
Что касается остальных детей, в частности мальчиков, то далеко не всем им пришлось совершить вместе со старшими долгий и мучительный путь в стану изгнания. Многие погублены были еще в родных местах или в самом же начале скорбного пути. Кое-где их выводили на дорогу, в пустынные места, и оставляли там на произвол судьбы, в надежде, что они станут жертвами хищных зверей. Иные сброшены были со скалы, в море или погибли в волнах реки, — смотря по местности! В одном случае они ввезены были на корабле из родного города в корзинах, — а потом их выбросили в воду. 600 женщин и детей отправлено было тоже на корабле, по течению реки Тигра, причем, конечно, никто не вернулся назад, не не доехал и до места назначения…
Очень часто матерей разлучали с детьми; несчастных женщин заставляли отправляться немедленно в путь, тогда как дети их оставались запертыми в каком-либо помещении, а потом с ними поступали, как было более выгодно для их мучителей. В одном городке перерезано было более 50 мальчиков и девочек, чтобы не возиться с ними и уменьшить число выселенных. Бывали случаи, когда матери добровольно бросались в волны реки, например, Евфрата, вместе со своими младенцами, чтобы избавить себя и их от ожидавших в дальнейшем мучений… Так поступали, по преданию, еще в средние века иные армянки в пору нашествия вражеских полчищ, когда все казалось потерянным безвозвратно…
О том, что самый путь выселявшихся в Месопотамию армян был связан с ужасными страданиями для уцелевших до этой поры детей, уже говорено было выше…
Зловещие караваны должны были подвигаться возможно быстрее, — сопровождавшие их солдаты или жандармы подгоняли тех, кто слабел или отставал. Иные дети, естественно, не могли вынести этого ускоренного и подневольного движения, но каждый протест или вообще выраженное определенно желание заглушались суровыми репрессиями. Иногда выселяемых для большей надежности, связывали по несколько человек вместе; кто не шел в ногу или пытался несколько высвободить затекшую руку, рисковал получить удар прикладом по спине; так погибло в пути немало детей.
Нечего и говорить, что много маленьких существ не дошло до конца изнурительной дороги вследствие эпидемических болезней, вспыхивающих среди этих эмигрантов поневоле. Были отдельные партии вселяемых, которые потеряли в пути почти всех детей. Питались все, разумеется, чем попало; турецким властям совершенно невыгодно было заботиться о том, чтобы их жертвы находили в дороге пищу и подкрепляли свои силы; если бы большинство погибло, не дойдя до цели, это во многих отношениях было бы для них удобно… Ужас навевают рассказы о том, что приходилось употреблять в пищу этим ни в чем не повинным людям и чем матери должны были кормить своих детей; дело доходило до простой травы и собачьего мяса! Голод, в общем, был частым спутником и без того изнемогавших изгнанников…
Те местности, где предполагалось поселить тех, кто выживет после долгого скорбного пути, иногда, несомненно, были выбраны и стою целью, чтобы они могли стать могилою для всех, кто имел бы несчастье там поселиться. Иногда это были болотистые места, иногда совершенно пустынные; там едва находит себе пропитание местное население, например, какие-нибудь кочующие племена, — и вот сюда являлась партия выселяемых, состоявшая преимущественно из женщин и детей, — случалось, что на тысячу человек приходилось только несколько десятков взрослых мужчин.
Много выстрадали жертвы чудовищного плана, созревшего в умах вершителей турецкой политики, во время своего вынужденного исхода; много молодых жизней при этом было загублено, но немало пришлось, как известно, вынести и беженцам, покидавшим родные места в связи с превратностями военных событий и направляющимися в пределы Закавказья. И эта «скорбная эпопея беженства» опять соединена была с разнообразными страданиями детей. Пусть в конце пути те дети, которые вынесли все дорожные невзгоды и мытарства, могли рассчитывать на пищу, приют и уход со стороны армянских или общероссийских организаций, имеющих целью помогать беженцам. Но в каком жалком, заморенном виде добирались многие дети до этих пунктов!..
Когда-то Эмиль Диллон рассказал о преследовавшей его долгое время, точно кошмар, встрече с обесчещенною женщиною, утратившею перед тем мужа, и ее 12-летним сыном, слабым, бескровным, почти умирающим мальчиком. Помимо того ужаса, который навевало бесхитростное повествование этой женщины, Диллон отметил также весь трагизм участи этого ребенка, для которого понятия убийства и насилия стали силою вещей вполне обычными, — и который в одном случае поправил свою мать, когда она, по его мнению, не вполне точно рассказала иностранному путешественнику о том, когда произошло ее изнасилование. «Я никогда в жизни не видел более печальной картины, чем эти два родные безнадежные существа, дрожащие от холода, и этот умирающий ребенок, который так просто сообщил о том, что несколько соседних курдов обесчестили его мать»…
…Некоторые, наиболее потрясающие повествования записаны были со слов десятилетних мальчиков и девочек, и нужно видеть, с какою обстоятельностью и сознательным отношением к делу рассказывали они, ничего не упуская из виду, о том, что им пришлось пережить или наблюдать!..
Иногда приходится удивляться поразительной находчивости, выдержке, рано развившейся энергии, какую обнаруживали в критические моменты и мальчики и девочки. Мы узнаем вдруг о десятилетнем мальчике, который вместе со своим товарищем добрался до русских позиций, подвергаясь ежеминутно опасности, рискуя быть подстреленным на дороге. В другом случае 14-летняя девочка сумела таким же образом незаметно пробраться в сторону русских войск, хотя на пути она должна была встретить неприятельские отряды. Много раз детям приходилось проводить чуть не несколько дней среди груды трупов, не подавая признаков жизни, чтобы потом только, совершенно обессилев, выбраться снова на свет Божий. В газетных корреспонденциях в свое время рассказано было о находчивости и альтруизме 10-ти летнего мальчика, который проведя несколько времени среди трупов и крови, сделался потом покровителем и кормильцем целой группы детей лет 4-6-ти, которых ему удалось спасти от голодной смерти и поддержать своими заботами и уходом вплоть до той минуты, когда о них смогли позаботиться взрослые!..
В будущей «Книге армянского ребенка», конечно, будет дана полная, исчерпывающая характеристика всех переживаний детей и подростков в бурную, трагическую эпоху войны, избиений, высылок, грубой расправы, вынужденного беженства… Здесь имелось в виду только набросать общую картину всего, что выстрадали дети турецких армян и что не должно было быть забыто даже тогда, когда Армения дождется свободы и благосостояния и залечит прежние раны…