ВЪ БІОГРАФІЯХЪ И ОБРАЗЦАХЪ
Составилъ Ник. Вас. Гербель
САНКТПЕТЕРБУРГЪ
Типографія А. М. Потомина. У Обуховскаго моста, д. № 93
Древнее преданіе. — Д. Минаева
Королева Мая. — А. Плещеева
Дора. — А. Плещеева
Альфредъ Тенннсонъ, самый популярный изъ современныхъ англійскихъ поэтовъ, родился около 1810 года въ Линкольншэйрѣ, гдѣ отецъ его былъ приходскимъ священникомъ. Одъ воспитывался въ Кембриджѣ и тамъ же началъ свою поэтическую дѣятельности небольшой поэмой, удостоенной награды. Затѣмъ, онъ подалъ тамъ же цѣлый томъ поэмъ, написанныхъ имъ вмѣстѣ съ младшимъ его братомъ Чарльзомъ, и томъ своихъ собственныхъ, «Лирическихъ поэмъ», вышедшій въ свѣтъ въ 1830 году.
Не смотря на всѣ недостатки утихъ юношескихъ произведеній, и въ нихъ уже проглядывалъ тотъ несомнѣнный и оригинальный талантъ, которымъ запечатлены всѣ его поэтическія произведенія, написанныя въ болѣе зрѣломъ возрастѣ и нынѣ, составляющія гордость англійской современной литературы.
Въ 1833 году, появился въ свѣтъ новый томъ его лирическихъ стихотвореній, въ которомъ оказалось несравненно болѣе силы и разнообразія, чѣмъ въ первомъ, что, впрочемъ, не помѣшало критикѣ отнестись къ нему крайне строго, что, вѣроятно и было главной причиной, заставившей поэта умолкнуть на долгое время.
Послѣ десятилѣтняго молчанія, именно — въ 1842 году, Теннисонъ выступилъ снова на литературную арену съ двумя томами своихъ стихотвореній, отчасти — старыхъ, исправленныхъ и передѣланныхъ, отчасти — новыхъ, между которыми находились нѣкоторыя изъ самыхъ извѣстныхъ его произведеній, какъ, напримѣръ: «Годива». «Королева Мая», «Дора» и многія другія, сдѣлавшія имя его извѣстнымъ всему образованному міру. Слѣдующимъ произведеніемъ Теннисона, появившимся въ печати въ 1847 году, была довольно слабая поэма «Принцесса». Затѣмъ, въ 1S50 году онъ издалъ, безъ означенія имени автора, томъ небольшихъ поэмъ, подъ заглавіемъ «In Memorium». въ память своего друга. Артура Галлами, сына извѣстнаго историка, помолвленнаго на сестрѣ Теннисона и умершаго въ Вѣнѣ въ 1833 году. Не смотря на грустный тонъ всѣхъ утихъ поэмъ, Теннисонъ и здѣсь съумѣлъ избѣжать однообразія и освѣтить меланхолическіе тэмы блескомъ своего ума и воображенія, мѣшая кипарисныя вѣтви съ цвѣтами и освѣщай будущность словами вѣры и надежды.
Въ концѣ 1850 года, вскорѣ послѣ смерти Вордсворта, Теннисонъ былъ облеченъ въ званіе лавроноснаго поэта, причемъ первымъ офиціальнымъ произведеніемъ его была — написанная въ 1852 году — «Ода на смерть герцога Веллингтона». которую онъ, впослѣдствіи, значится і.по исправилъ, чѣмъ и сдѣлалъ ее не недостойной героя и поэта.
Затѣмъ, въ 1853 году, была издана имъ большая аллегорическая поэма «Модъ», и нѣсколько мелкихъ, а въ 1850 — четыре легенды, подъ общимъ заглавіемъ: «Idills оf the King». Всѣ эти рыцарскіе разсказы написаны хотя бѣлыми, но весьма звучными, стихами и отличаются, мѣстами, прекрасными описаніями, но, при всёмъ томъ, страдаютъ отсутствіемъ силы и вдохновенія.
ДРЕВНЕЕ ПРЕДАНІЕ.
На пышномъ ложѣ умираетъ
Король Эдвардъ… Спасенья нѣтъ…
Но вдругъ король больной припомнилъ
Покойной матери совѣтъ:
«Когда, мой сынъ», она сказала,
«Наступитъ твой послѣдній день,
Найди счастливца въ этомъ мірѣ,
Его рубашку ты надень —
И смерть къ тебѣ не прикоснётся…»
"И сталъ король бодрѣй опять:
Онъ разослалъ гонцовъ по царству,
Чтобъ въ немъ счастливца отыскать.
Но королевскому приказу
Летятъ они во всѣ концы,
Но отыскать ни гдѣ счастливца
Не могутъ вѣрны о гонцы.
Вотъ, наконецъ, одинъ нашолся,
Но тотъ одинъ былъ бѣденъ такъ.
Что даже худенькой рубашки
Давно ужь не имѣлъ бѣднякъ.
Д. Минаевъ.
КОРОЛЕВА МАЯ.
1.
ОЖИДАНІЕ.
Разбуди меня завтра, родная,
Только солнышко въ небѣ блеснётъ!
Всѣхъ то, дней этотъ день веселѣе;
Не бываетъ такого весь годъ.
Разбуди же, смотри! Съ нетерпѣньемъ
Жду давно я весёлаго дня.
Королевою Майской, я знаю,
Они выберутъ завтра меня!
Не одну въ сторонѣ нашей встрѣтишь
Пару чорныхъ, сверкающихъ глазъ;
Красотой своей славятся Мэри,
Маргарета и Китти у насъ;
Но въ глазахъ у весёлой Алисы.
Говорятъ, еще больше огня,
Потому-то и выберутъ завтра
Королевою Майской меня!
Крѣпокъ сонъ мой: сама я не встану;
Такъ смотри же, погромче кричи,
Лишь окно нашей спальни, родная,
Золотые пропишутъ лучи.
Еще много вѣнковъ мнѣ придется
Изъ цвѣтовъ и изъ зелени свить:
Вѣдь я знаю навѣрное — завтра
Королевою Майской мнѣ быть!
Я вчера, по долинѣ гуляя.
Увидала — сказать ли кого? —
Увидала Робина! Угрюмо
Мнѣ лицо показалось его.
Онъ подъ ивой стоялъ вѣрно думалъ.
Отчего я съ нимъ такъ холодна?
Ну, да пусть! Королевою Майской
Завтра быть я, родная, должна!
Можетъ принялъ меня онъ за духа:
Я одѣта вся въ бѣломъ была.
Предъ глазами его промелькнувши,
Я исчезла вдали, какъ стрѣла.
Безсердечной меня и холодной
Называютъ Робина друзья:
Все-равно: королевою Майской
Буду ими же выбрана я!
Говорятъ, что умрётъ онъ съ печали,
Что разбила я сердце его;
Но какое мнѣ дѣло, родная,
Ты сама посуди, до него?
Безъ него жениховъ здѣсь не мало,
Не одинъ онъ красивъ и богатъ.
Ахъ! какъ весело мнѣ! — меня выбрать
Королевою Майской хотятъ!
Я хочу, чтобъ сестра моя Эва
Шла со мною на праздникъ весны.
Да и ты приходи! Королевой
Меня видѣть вы обѣ должны.
Даже съ горъ отдаленныхъ приходятъ
Пастухи, чтобъ на праздникъ взглянуть,
А я буду на немъ королевой!
Разбуди же меня, не забудь!
Бѣлоснѣжная жимолость вьётся
По столбамъ галлереи съ луговъ,
Изъ долинъ и ущелій несётся
Ароматъ отъ весеннихъ цвѣтовъ.
Разцвѣли наготки надъ болотомъ,
Колыхаетъ кувчинчикъ волна…
Что за радость, за счастье — что быть я
Королевою Майской должна!
Надъ лугами стѣмнѣло, родная.
Вѣтерокъ тамъ гуляетъ ночной.
Каждый разъ, какъ повѣетъ онъ, звѣзды,
Словно ярче горятъ надъ землёй.
Нѣтъ ни облака въ небѣ! Ненастье
Не отравить весёлаго для.
Королевою Майской я буду —
Разбуди же, съ разсвѣтомъ меня!
Вся объята и тѣнью и мглою
Спитъ долина, свѣжа, зелена,
И на склонѣ холмовъ что-то шепчутъ
Листья тёмныхъ деревьевъ — сквозь сна.
А въ оврагѣ чуть слышно журчанье
Утомлённаго бѣгомъ ручья…
Завтра все оживится — и буду
Королевою Майскою я!
2.
ВЕЧЕРЪ НА НОВЫЙ ГОДЪ.
Какъ проснешся ты завтра, родная.
Разбуди меня. Солнца восходъ
Въ этотъ день я хотѣла бы встрѣтить —
Начинается имъ новый годъ.
Новый годъ — для меня ужь послѣдній!
Прежде-чѣмъ онъ настанетъ опять,
Буду въ тёмной, холодной могилѣ
Я, забытая всѣми, лежать!
Я съ лучами заката простилась.
Я смотрѣла, какъ гасли они,
Старый годъ за собой оставляя.
Унося мои ясные дни!
Новый годъ настаетъ! Но не видѣть
На лугахъ мнѣ росистой травы,
Мнѣ не видѣть на яблоняхъ цвѣту
И не слышать шумящей листвы.
Хорошо было въ маѣ, родная!
Не забыла я этого дня,
Какъ они королевою Майской,
Всю въ цвѣтахъ, посадили меня.
На лужайкѣ, подъ деревомъ майскимъ.
Танцовали мы долго потомъ,
Пока мѣсяцъ не всплылъ, обливая,
Кровли нашихъ домовъ серебромъ.
А теперь — ни цвѣточка въ долинѣ!
И замерзли всѣ окна у насъ.
Если бъ мнѣ — хоть подснѣжникъ, родная,
Довелось увидать еще разъ!
Довелось увидать, какъ покинетъ
Ледяную одежду рѣка…
Неужель умереть мнѣ придется,
Не дождавшись и почки цвѣтка!
На вершинахъ высокаго вяза
Будутъ гнѣзда вороны свивать,
И унылымъ, пронзительнымъ крикомъ
Будетъ чибисъ поля оглашать.
А потомъ изъ-за моря вернутся
Къ намъ и ласточки, ранней весной;
Но я ихъ не увижу, родная:
Мои очи засыплютъ землёй!
Той порой, когда все еще тихо,
Когда все у насъ въ домѣ молчитъ,
Прежде-чѣмъ ты проснёшься, родная
И на фермѣ пѣтухъ прокричитъ —
Ужь окно нашей церкви убогой
И погостъ на обрывѣ крутомъ,
Гдѣ я буду лежать, озарятся
Первымъ, розовымъ утра лучомъ.
Не видать тебѣ больше, родная,
Когда вновь запестрѣютъ цвѣты,
Какъ брожу по лугамъ и долинамъ
Я съ утра до ночной темноты.
Но заманятъ къ себѣ меня лѣтомъ
Зеленѣющій въ полѣ овёсъ,
Водяная фіалка — въ болотѣ,
Вѣтви бѣлыхъ, плакучихъ березъ!
Пусть шиповникъ и жимолость будутъ
Надъ моею могилой цвѣсти.
И — какъ тёплое лѣто настанетъ —
Ты, порой, свою дочь навѣсти.
Я тебя не забуду, родная,
И когда надъ моей головой
Ступишь ты но росистому дерну,
Каждый шагъ буду слышать я твой.
Своенравна была я… Но знаю,
Все проститъ мнѣ твоя доброта.
Поцалуй же теперь меня крѣпче,
Поцалуй и въ чело и въ уста.
О, зачѣмъ ты такъ плачешь, родная!
Сокрушать тебя скорбь не должна!
У тебя еще дочь остаётся:
Ты на свѣтѣ не будешь одна.
Изъ могилы холодной и тѣсной
Стану я приходить. И хоть ты
Меня видѣть не можешь, родная,
Но твои я увижу черты.
И — безмолвна сама — я услышу
Звуки милыхъ, знакомыхъ рѣчей.
Знай, что дочь твоя будетъ съ тобою
Каждый разъ, какъ ты вспомнишь о ней.
Добрый ночи! Когда мнѣ придется
«Доброй ночи» сказать навсегда,
И меня унесутъ на кладбище —
Не пускай нашей Эвы туда
До-тѣхъ-поръ, пока зеленью свѣжей
Но одѣлась могила зноя:
Эва милый ребенокъ — и лучшей
Будетъ дочерью, нежели я.
Въ кладовой весь приборъ мой садовый:
Тамъ и заступъ и грабли лежать;
Я ихъ Эвѣ дарю: мнѣ ужь больше
Не копать въ цвѣтникѣ своемъ грядъ.
Подъ окномъ я гвоздику и розы
Посадила. Имъ нуженъ уходъ,
Такъ пускай же она хорошенько
Ихъ, по смерти моей, бережотъ.
Да еще… ты Робину, родная,
Отнеси мой прощальный поклонъ.
Богъ пошлётъ ему лучше подругу;
На меня пусть не сердится онъ.
Вѣдь останься въ живыхъ я, быть-можетъ,
За него бы я вышла — какъ знать!
Все прошло — и въ могилѣ я скоро
Буду, всѣми забытая, спать!
Доброй ночи, родная! Смотри же
Разбуди ты меня — не забудь.
Я могу послѣ ночи безсонной
Слишкомъ крѣпко, подъ утро, заснуть
А ты знаешь, что мнѣ бы хотѣлось
Увидать завтра солнца восходъ…
Разбуди! Вѣдь ужь мнѣ не дождаться
Какъ наступить опять новый годъ!
А. Плещеевъ.
ДОРА.
У старика богатаго Аллена
На фермѣ жили Дора и Вилльямъ.
Вилльямъ былъ сынъ единственный его,
А Дора — дочь его родного брата.
Смотря на нихъ, Алленъ нерѣдко думалъ:
«Вотъ парочка! Я ихъ соединю.»
Желанье дяди Дора замѣчала.
Она любила юношу; но онъ
О ней не думалъ вовсе, постоянно
Съ ней подъ одною кровлею живя.
И вотъ Алленъ, призвавъ однажды сына,
Сказалъ ему: «Женился поздно я:
Но всё жь бы мнѣ хотѣлось передъ смертью
Ещё поняньчить внучка, милый сынъ,
Хотѣлось бы тебя женатымъ видѣть.
Взгляни на Дору. Какъ она мила,
Что за хозяйка — даже не но лѣтамъ!
Она моя племянница, ты знаешь.
Когда съ отцомъ ея мы разошлись —
Уѣхалъ онъ и умеръ на чужбинѣ.
Но память брата чтя, я взялъ къ себѣ
Малютку дочь его на воспитанье —
И на глазахъ моихъ она взросла.
Женись на ней: завѣтное желанье,
Что много лѣтъ въ душѣ моей живётъ,
Исполни, сынъ». Но юноша отмѣтилъ
Отцу безъ колебанья, на прямикъ:
«Нѣтъ, не хочу; не по сердцу мнѣ Дора.»
Тогда въ глазахъ Аллена гнѣвъ сверкнулъ.
«Не хочешь ты?» сказалъ старикъ Вилльяму,
Сжавъ кулаки: «противиться мнѣ смѣешь?
Когда мы были молоды, слова
Отцовскія закономъ мы считали.
Такъ слушай же, сынокъ любезный мой,
Даю тебѣ на размышленье мѣсяцъ.
И если ты опять отвѣтишь мнѣ
Такъ какъ теперь, то я клянусь Творцомъ,
Что никогда отцовскаго порога,
Пока я живъ, не переступишь ты.»
Вилльямъ ушолъ, сердито хлопнувъ дверью.
Одъ въ кровь себѣ всѣ губы искусалъ,
И самъ себя не помнилъ отъ волненья;
Чѣмъ больше онъ, потомъ, смотрѣлъ на Дору,
Тѣмъ больше убѣждался, что её
Онъ полюбить не въ силахъ — и сурово
Съ ней обходиться началъ. Но она
Была кротка по прежнему — и горя,
Что въ глубинѣ души ея таилось,
Не выдавалъ спокойный, свѣтлый взоръ.
Ещё и срокъ, назначенный отцомъ.
Не истекалъ, а ужь Вилльямъ покинулъ
Родной очагъ. Въ работу нанялся
Онъ на поляхъ сосѣднихъ, и потомъ
(Любовь ли то была или досада,
Богъ вѣсть!) женился вскорѣ на одной
Молоденькой и бѣдной поселянкѣ,
Сироткѣ круглой: Мэри Моррисонъ.
Когда Алленъ услышалъ звонъ церковный,
Ему о свадьбѣ сына возвѣщавшій,
Племянницу онъ позвалъ и сказалъ:
«Ты мнѣ мила, дитя моё; но если бъ
Когда-нибудь хоть словомъ обмѣнялась
Ты съ тѣмъ кто прежде сыномъ былъ моимъ,
Иль съ той, кого женой онъ называетъ,
То, вѣрь мнѣ, мы разстанемся сейчасъ.
Не позабудь, что я сказалъ: то свято.»
Исполнить волю дяди обѣщала
Безъ возраженій Дора; по сама
Подумала: современенъ смягчится
Гнѣвъ старика — и сына онъ простить.
За днями дни летѣли. У Вилльяма
Годился сынъ; но плохо шли дѣла.
Онъ проходилъ нерѣдко мимо дома
Отца худой, поникшій и унылый;
Но не помогъ старикъ ему въ нуждѣ.
Украдкою лишь Дора посылала
Женѣ его всё что могла сберечь
Отъ крохъ своихъ; и ни Вилльямъ, ни Мэри
Не знали, кто былъ этотъ тайный другъ,
Пока Вилльямъ не захворалъ горячкой,
И осенью въ могилу не сошолъ.
Тогда къ его вдовѣ явилась Дора.
Ребёнка мать держала на рукахъ,
И по лицу у ней катились слёзы.
Считая Дору злой, недружелюбно
Её принять готовилась она;
Но та, войдя, ей ласково сказала:
«Донынѣ я повиновалась дядѣ.
Но горячо раскаиваюсь въ томъ.
Лишь я одна причиной всѣхъ несчастій,
Всѣхъ горестей, постигнувшихъ Вилльяма.
Теперь, для тѣни вѣчно-дорогой
Того, кто взятъ у насъ могилой ранней,
И для тебя, кого своей женой
Онъ называлъ и для его ребёнка
Сюда пришла я. Ты, вѣдь, знаешь, Мэри,
Что урожай Господь намъ посылаетъ
Такой, какого не было давно.
Дай своего малютку мнѣ — и въ полѣ,
Средь золотистой ржи и васильковъ.
Я посажу его, чтобъ дядя видѣлъ.
Обрадованный жатвою богатой,
Смягчится онъ и, позабывъ вражду,
Благословитъ ребёнка со слезами!»
И Дора, взявъ ребёнка, съ нимъ пошла
Полями… Вотъ, на холмикѣ отлогомъ.
Что весь покрытъ былъ макомъ разноцвѣтнымъ.
Она присѣла съ ношею своей…
Старикъ Алленъ прошолъ, но такъ далёко.
Что ихъ не могъ замѣтить; и никто
Изъ слугъ не смѣлъ сказать ему. что Дора
Его ждала съ ребёнкомъ. Ужь она
Хотѣла встать, идти къ нему на встрѣчу,
Но твёрдость вдругъ оставила её…
Лучъ солнца гасъ; жнецы свой трудъ кончали,
И на поля спускалась ночи мгла…
Лишь разсвѣло, опять съ малюткой Дора
Пошла въ поля — и сѣла на пути.
Изъ всѣхъ цвѣтовъ, что около пестрѣли,
Для мальчика вѣнокъ она сплела,
И обвила имъ дѣтскую головку,
Чтобъ дяди взоръ она могла плѣнить.
Когда Алленъ, обозрѣвая жатву,
Племянницу увидѣлъ, отъ жнецовъ
Онъ отошоль и, подойдя къ ней быстро,
Спросилъ: «Гдѣ ты была вчера? Зачѣмъ
Ты здѣсь теперь? И чей ребёнокъ это?»
— «Твой внучокъ, сынъ умершаго Вилльяма»,
Произнесла потупившись она
— «Но развѣ ты — сказалъ Алленъ — забыла
Мои Слова? Не запретилъ ли я…»
Она ему въ отвѣтъ: "Ты можешь сдѣлать
Со мной что хочешь; но возьми ребёнка,
И съ памятью Вилльяма примирись.
Алленъ сказалъ: «Я вижу — это шашни.
Ты съ той, знать, сговорилась, и меня
Учить моимъ обязанностямъ хочешь,
Надъ волей насмѣхаешься моей.
Такъ ладно жь. Я беру къ себѣ ребёнка,
Но чтобъ тебя я больше не видалъ!»
Онъ замолчалъ, и, взявъ у ней ребёнка
Который бился, плакалъ и кричалъ,
Унёсъ его. Вѣнокъ съ его головки
Упалъ къ ногамъ поникшей грустно Доры.
Закрывъ лицо руками, вся бъ слезахъ,
Она сидѣла долго. Плачъ ребёнка,
Всё отдаляясь, слышался слабѣй
И, наконецъ, замолкъ. Невольно
Припомнилось ей прошлое: тотъ день,
Когда она пришла сюда впервые,
И всё что послѣ было… А жнецы
Кончала трудъ свой молча. Солнце гасло
И на поля спускалась ночи мгла.
И къ Мэри въ домъ направилася Дора;
Но у крыльца, на нѣсколько мгновеній,
Боясь войдти, остановилась вдругъ.
Когда жь въ окошко Мэри увидала,
Что Дора возвращается одна,
То, радости исполнена глубокой,
Благодарить усердно стала Бога,
Пришедшаго на помощь сиротѣ.
«Мой дядя взялъ къ себѣ ребёнка, Мэра»,
Сказала Дора, въ комнату войдя.
«Но мнѣ позволь остаться жить съ тобою,
Позволь тебѣ въ работахъ помогать:
Меня не хочетъ больше видѣть дядя.»
— "Нѣтъ! никогда не допущу я, Дора —
Отвѣтила ей Мэри — "чтобы ты
Изъ-за меня страдала. Не оставлю
У дяди я ребёнка ни за что:
Его онъ сдѣлать можетъ безсердечнымъ!
Онъ презирать его научитъ мать!
Пойдёмъ къ нему, пойдёмъ скорѣе, Дора!
Пускай тебя опять онъ приметъ въ домъ.
А я возьму назадъ къ себѣ малютку.
Но если бы отвергъ тебя старикъ,
Тогда съ тобой мы вмѣстѣ поселимся
И вмѣстѣ будемъ печься о ребёнкѣ.
Покамѣстъ онъ не выростстъ большой.
И въ свой черёдъ не будетъ намъ опорой.
Онѣ поцаловались и пошли —
И въ полчаса уже достигли фермы.
Дверь въ комнату, гдѣ фермеръ помѣщался,
Отворена была на половину —
И вотъ что ихъ представилось глазамъ,
Когда онѣ украдкой заглянули —
Въ ту дверь: старикъ малютку на колѣняхъ
Своихъ держалъ, давалъ ему играть
Часами и цѣпочкою массивной,
И даже иногда его ласкалъ:
То пощекочетъ шейку мальчугана.
То вдругъ его потреплетъ по щекѣ,
То съ нѣжностью погладитъ по головкѣ —
И чѣмъ-то походившимъ на любовь
Тогда свѣтились старческіе взоры.
Онѣ вошли. Увидѣвъ мать, ребёнокъ
Къ ней потянулъ свои ручёнки съ крикомъ —
И на полъ посадилъ его Алленъ.
«Я ни о чёмъ — тогда сказала Мэри —
Васъ не просила, батюшка (простите,
Что такъ назвать осмѣлилась я насъ)
Ни для себя самой, ни для Вилльяма,
Ни для малютки этого. Но вотъ
Я прихожу теперь просить о Дорѣ,
Которая васъ любитъ горячо.
Позвольте къ вамъ опять ей возвратиться.
Вилльямъ, сойдя въ могилу, не унёсъ
Съ собой вражды къ покинутому міру.
Со всѣми онъ иродъ смертью примирился.
На мой вопросъ: не сожалѣлъ ли онъ
Когда-нибудь, что онъ на мнѣ женился?
Вилльямъ сказалъ, что счастливъ былъ со иной,
Что я его ни чѣмъ не огорчала.
Но что разладъ съ отцомъ его гнетётъ,
И что себя онъ всё-таки неправымъ
Передъ отцомъ во многомъ признаётъ.
Послѣднія слова Вилльяма были:
Пусть никогда отецъ мой не узнаетъ,
Какъ больно мнѣ, съ нимъ въ ссорѣ, умирать.
Теперь прошу: отдайте мнѣ ребёнка!
Его суровымъ сдѣлаете вы, —
И къ памяти отцовской онъ, пожалуй,
Презрѣніе научится питать!
Опять къ себѣ вы въ домъ примите Дору,
И всё пускай по прежнему идётъ.»
Такъ говорила Мэри, и къ плечу
Ея припала Дора головою.
И въ комнатѣ нѣмая тишина
На нѣсколько мгновеній воцарилась.
Её прервалъ Алленъ своимъ рыданьемъ!
«О, горе мнѣ! Виновенъ много я…
Я сына свёлъ безвременно въ могилу —
Вилльяма дорогого своего…
Мой милый сынъ! вѣдь я тебя любилъ!
Тяжка, тяжка вина моя! О! дѣти —
Молю васъ — обнимите старика,
Простите мнѣ безмѣрныя страданья,
Что заставлялъ я васъ переносить!»
И обняли онѣ его сердечно,
И всё ему простили въ этотъ мигъ.
Раскаяньемъ совсѣмъ онъ былъ подавленъ;
Вся прежняя любовь проснулись въ нёмъ.
И долго надъ малюткою Вилльяма
Рыдалъ старикъ, Вилльяма вспоминая.
И съ той поры всѣ четверо они
На фермѣ подъ одною кровлей жили.
Прошли года — и Мэри избрала
Себѣ другого мужа; но осталась
Не замужемъ до самой смерти Дора.
А. Плещеевъ.