Стихотворения (Пяст)

Стихотворения
автор Владимир Алексеевич Пяст
Опубл.: 1916. Источник: az.lib.ru

 Владимир Пяст

 Стихотворения

 "Наше наследие", 1989, № 4

 "Строгость правил гармонии..."

 Владимир Алексеевич Пяст (1886-1940) вошел в историю русской
литературы прежде всего как человек из ближайшего окружения Александра
Блока, с которым его связывали многолетние взаимоотношения (знакомство
писателей состоялось в январе 1905 года, а последние их встречи датируются
весной и летом 1921 года). В первые же месяцы общения Блок сказал своему
собеседнику: "Про Вас наверно могу сказать, что Вы существуете для меня" (В.
Пяст. Воспоминания о Блоке. - Письма Блока к Вл. Пясту. Пб., 1923, с. 25). А
спустя одиннадцать лет он назвал в "Записных книжках" Пяста среди четырех
своих "действительных друзей". В 1911-1913 годах Блок и Пяст одновременно
занимаются изучением творчества шведского драматурга Августа Стриндберга.
Причем Блок утверждал, что познакомил его в 1911 году со Стриндбергом именно
Пяст. В истории взаимоотношений Блока и Пяста были периоды и горячей дружбы,
и некоторого охлаждения, и даже неприязни (с 1918 до весны 1921-го). 11о он
оставил след в отечественной культуре не только как друг и один из биографов
великого поэта, но и как поэт, прозаик, переводчик, теоретик литературы,
специалист по декламации, автор пособий по плаванию, шахматам и шашкам.
 В. А. Пестовский родился в 1886 году в семье чиновника (его предки по
отцовской линии, по семейному преданию, вели свою родословную от известной
польской фамилии Пястов; отсюда и псевдоним, избранный литератором).
 С 1895 по 1904 год будущий поэт учился в двенадцатой
Санкт-Петербургской гимназии, которую окончил с золотой медалью. В 1904 году
он поступил на математическое отделение физико-математического факультета
Петербургского университета, а осенью 1906 года перешел на романо-германское
отделение историко-филологического факультета, которое покинул весной 1910
года. Пяст начал выступать со стихотворными публикациями с середины 1900-х
годов, а в 1909 году выпустил в издательстве "Товарищества М. О. Вольфа"
первый сборник стихов "Ограда", по преимуществу ставший характерным
воплощением мироощущения и эстетики "младшего символизма". К тому же времени
сформировались и литературно-критические взгляды В. А. Пяста, с достаточной
исчерпанностью отраженные в его "Книге о русских поэтах последнего
десятилетия" (СПб., 1909). Претендуя на роль выразителя мистического
осмысления искусства в духе Владимира Соловьева, писатель утверждал веру в
то, что красота "спасет мир" и противопоставлял творческий, богатый,
религиозный" символизм "бессилию", "стихийничеству" и "безрелигиозности"
декадентства. В связи с этим не кажется парадоксальным, например, сочетание
в оценке Пястом "симфоний" А. Белого иронии по поводу изображенных ужасов и
похвалы за "строгость правил гармонии".
 "Строгость правил гармонии..." Этой классической формуле Владимир Пяст
оставался неизменно верен и мировоззренчески, и жизненно - в тяжелое время
испытаний, выпавшее на его долю в тридцатые годы, когда он вопреки всеобщему
духовному обнищанию неуклонно популяризировал классику, занимаясь
переводческой и декламаторской деятельностью.
 После Октября Пяст служил в Институте живого слова в Петрограде, а
затем переехал в Москву. С 1930 по 1936 год находился в ссылке, а
впоследствии жил в Голицыне под Москвой.
 Он умер в 1940 году в Москве от рака легких.

 * * *

 Предлагаем вниманию читателей подборку стихов В. А. Пяста, главы из
книги воспоминаний "Встречи" (М., 1929); копию заявления Пяста 1936 года в
Наркомвнудел СССР из собрания Т. Фоогд-Стояновой, ныне живущей в
Нидерландах дочери жены поэта К. И. Стояновой: письмо М. А. Бекетовой к
Пясту от 17 июня 1935 года и того же архива и воспоминания Т.Фоогд-Стояновой
о поэте.
 Е. Тверской

 ВНОВЬ

 Вновь вдыхаю запах сладкий
 Свеже-павшего листа,
 И в родимые места
 Вновь спешу, таясь, украдкой.

 Те же замкнутые дали
 Серых туч пролили дождь.
 Очертанья тех же рощ
 Предо мной приветно встали.

 И по-прежнему тоска
 Улеглась - и безмятежно.
 Точно чья-то - нежно, нежно -
 Руку тронула рука.

 И опять вступаю я
 В эту сумрачную осень
 Все живым, как этих сосен
 Все зеленая семья.

 * * *

 Я так тебя любил, что даже ангел строгий,
 Над скорбною землей поникнувший челом,
 Благословил меня опущенным крылом
 Пройти по сумраку сияющей дорогой.

 Я так тебя любил, что Бог сказал: "Волшебным
 Пройди, дитя, путем в творении моем;
 Будь зачарован им, лобзайся с бытием,
 И каждый день встречай мой мир псалмом хвалебным"

 Но - я не знаю кто - в меня пустил стрелой.
 Отравленной людским кощунственным проклятьем.
 Но - я не знаю кто - сдавил меня объятьем,
 Приблизивши ко мне свой лик истомно злой.

 Но - я не знаю чей - запал мне в душу сев
 Желанья жгучего порока и паденья.
 Но - я не знаю чье - открылось мне виденье,
 Слепительным огнем обманчиво зардев.

 Я так тебя любил, что думал пронести
 Сосуд моей любви, столь хрупкий, невредимым
 Среди кромешной тьмы, затканной алым дымом.
 Я не сумел, не смог. Прости меня, прости!

 ДО СИХ ПОР

 Ночь бледнеет знакомой кудесницею
 Детских снов.
 Я прошла развалившейся лестницею
 Пять шагов.

 Коростель - без движения, всхлипывая
 В поле льна.
 Ровный отблеск на сетчатость липовую
 Льет луна.

 Я в аллее. Ботинкой измоченною
 Пыль слежу.
 Перед каждою купою всклоченною
 Вся дрожу.

 Старой жутью, тревожно волнующею,
 Вдруг пахнет.
 И к лицу кто-то влажно целующую
 Ветку гнет.

 Путь не долог. Вот тень эта матовая -
 Там забор.
 О, все так же дыханье захватывает
 - До сих пор!

 23 июня 1905

 РЕКВИЕМ ЮНОСТИ

 Мне тридцать лет. Мне тысяча столетий.
 Мой вечен дух - я это знал всегда.
 Тому не быть, чтоб не жил я на свете. -
 Так отчего так больно мне за эти
 Быстро прошедшие года?

 Часть Божества, замедлившая в Лете,
 Лучась путем неведомым сюда, -
 Таков мой мозг. - Пред кем же я в ответе
 За тридцать лет на схимнице-планете,
 За тридцать долгих лет, ушедших без следа?

 Часть Божества, воскресшая в поэте
 В часы его священного труда, -
 Таков я сам. - И мне что значат эти
 Годов ничтожных призрачные сети,
 Ничтожных возрастов земная череда?

 За то добро, что видел я на свете,
 За то, что мне горит Твоя звезда,
 Что я люблю, люблю Тебя, как дети,
 За тридцать лет, - за триллион столетий, -
 Благодарю тебя, о, Целое, всегда.

 1916

 * * *

 Весь Ваш внутренний мир я люблю,
 И люблю я все внешнее Ваше.
 Оттого и спокойно терплю
 Исчезание огненной чаши.

 Молча муку такую сношу,
 Как попавшие заживо в склепы.
 Справедливости только прошу
 Я, быть может, тяжелый, нелепый;

 Пусть тяжелый, нелепый, как ложь,
 В трехсосновой завязнувший чаще
 Приносящий несчастье, - я все ж
 Настоящий! Да, да! Настоящий.

 Настоящее знал я тогда,
 Знал блаженство, не бывшее в мире;
 Пожеланий моих провода
 Разнесли его всюду в эфире.

 Утро каждое я посылал
 Самой малой возникшей былинке.
 Чтобы пестик ее просиял,
 И лучистыми стали тычинки.

 Всем желал одного: чтоб как я.
 Не иначе, блаженными были, -
 Ибо с самых родов бытия
 Ослепительней не было были.

 Да, пожалуй, еще об одном
 Попрошу Вас: когда Вам не спится.
 Как-нибудь, у меня за окном
 В час ночной, пролетев, очутиться.

 И послушать, как сонную тишь,
 В расстояньи, за шторою близкой, -
 Под каблук угодившая мышь
 Разрезает пронзительным писком.

 То мой бред. Потому не боюсь
 В нем я с истиной впасть в разноречье.
 Потому - как мертвец, я смеюсь,
 Что у мыши - лицо человечье.

---------------------------------------------------------------------------
 Анна Ахматова. Pro et contra
 Антология. Том 1
 Серия "Русский путь"
 С.-Пб., Издательство Русского Христианского гуманитарного института,
2001
---------------------------------------------------------------------------

 Владимир ПЯСТ

 * * *

 А. А-ой

 ...Здравствуй, желанная дочь
 Славы, богини-властительницы!
 В каждом кивке твоем - ночь
 Жаждет луны победительницы,
 Славы любимая дочь!

 Ночь. И сама ты - звезда,
 Блеском луну затмевающая...
 Вот ты зажглась навсегда!
 Вот ты, на тверди мерцающая,
 Огромная звезда!

 Владимир Пяст (1886-1940)

 "...Здравствуй, желанная дочь..."

 Впервые: Львиная пасть. Вторая книга лирики. Берлин; Пг.; М.:
Издательство З. И. Гржебина. 1922. С. 29.