Послѣ того какъ другъ мой, профессоръ, д-ръ Николай П. Вагнеръ, напечаталъ въ «Psychische Studien» (мартовская книжка, 1875 г.) свое изслѣдованіе «О психодинамическихъ явленіяхъ,» въ одномъ изъ распространеннѣйшихъ крупныхъ русскихъ журналовъ появилось, какъ извѣстно, другое, его-же, болѣе подробное. Тутъ онъ описываетъ тѣ наблюденія, которыя ему удалось сдѣлать за послѣдніе мѣсяцы и которыя еще не были описаны въ «Psychishe Studien». Такъ какъ мы съ профессоромъ Вагнеромъ всегда вмѣстѣ производили наблюденія, то я и хочу пополнить пробѣлъ и здѣсь поговорить объ нихъ. Прежде однако я позволю себѣ сказать нѣсколько словъ о томъ шумѣ и преніяхъ, которыя были вызваны русской статьей проф. Вагнера у насъ въ обществѣ и въ печати.
Съ 1-го апрѣля текущаго года только и говорятъ, что о стукахъ въ столахъ, о стологовореніи и тому подобныхъ вещахъ; объ этомъ спорятъ, одни хвалятъ, другіе бранятъ; устраиваются частные кружки, явленія получаются либо нѣтъ. Сообразно съ этимъ одни считаютъ своимъ долгомъ признавать реальность феноменовъ, другіе — отрицать ихъ существованіе. Почти всѣ однако — за немногими похвальными исключеніями — ничего объ этомъ не читали и вообще едва-ли имѣютъ хотя смутное понятіе о разумной спиритуалистической литературѣ. Самые рѣшительные, наконецъ, тѣ, которые считаютъ себя источникомъ мудрости и прогрессивнаго свободомыслія, не хотятъ даже ничего видѣть и тѣмъ не менѣе отрицаютъ на чисто теоретическихъ основаніяхъ.
Эти господа не замѣчаютъ, что, вступая въ борьбу съ мнимымъ суевѣріемъ, они сами впадаютъ въ суевѣріе, становясь поперекъ дороги честному изслѣдованію потому только, что это не согласно съ ихъ привычными взглядами и предвзятыми мнѣніями.
Всего интереснѣе отразилось это на нашей періодической печати. Большинство газетъ лишилось по этому случаю хладнокровія, послѣдовательности, подчасъ даже и здраваго разсудка. Какъ рѣдкость раздается здѣсь голосъ, признающій за фактами, сообщенными серьезными наблюдателями, право на существованіе и требующій дальнѣйшаго надъ ними изслѣдованія. Большей частью вертятся въ кругѣ невозможнѣйшихъ объясненій, столь же легкомысленно придуманныхъ, сколь легковѣрно принятыхъ. Всеобщая галлюцинація присутствующихъ, крайняя, невозможное творящая хитрость медіума, который долженъ умѣть превозмогать всѣ препятствія, разсѣкать всѣ узлы, предвидѣть и обходить всѣ мѣры предосторожности — все это пускается въ ходъ; хладнокровный зритель видитъ при этомъ, что принятіе объясненій требуетъ — какъ мѣтко выразился кто-то — гораздо бòльшаго легковѣрія, чѣмъ признаніе реальности фактовъ вызвавшихъ ихъ. Но, какъ сказано, зачастую и послѣдовательность утрачивается. Такъ мы видимъ, что одна газета реальность фактовъ, de visu, признаетъ, при этомъ однако она полагаетъ, что проф. Вагнеръ лучше-бы сдѣлалъ, еслибъ вовсе не сообщалъ своихъ наблюденій. Во всякомъ другомъ случаѣ эта газета конечно не могла-бы считать нежелательнымъ оглашеніе новаго открытія. Нѣсколько дней спустя та-же газета сообщаетъ факты, полученные въ частномъ кружкѣ, и которые репортеръ считаетъ вполнѣ достовѣрными и реальными. — Другая газета объявляетъ ко всеобщему удивленію, будто въ Западной Европѣ строго запрещено говорить публично о спиритуализмѣ; это однако не мѣшаетъ ей дать по прошествіи нѣсколькихъ дней историческій очеркъ спиритуализма, въ которомъ говорится о его распространеніи, литературѣ, о числѣ уважаемыхъ людей, убѣжденныхъ въ реальности феноменовъ, и тутъ-же замѣтить, что къ сожалѣнію и у насъ есть люди, вѣрящіе въ это «ребячество». Третья газета поступаетъ еще лучше. Ея крайняя мудрость ужъ напередъ рѣшила вопросъ; она знаетъ чтó невозможно, и потому такіе ученые, какъ Вагнеръ и я, у которыхъ хватаетъ смѣлости объявить «невозможное» существующимъ, кажутся ей вредными для успѣховъ науки. Какъ видно, это воскресшее ученіе лейпцигскаго физіолога Чермака[1]). Нужно однако замѣтить, что на этотъ разъ оно идетъ изъ источника, не стоющаго вниманія и что оно такъ-же мало, какъ и тогда, мѣшаетъ успѣхамъ различныхъ моихъ химическихъ изслѣдованій.
Нѣсколько позже та-же газета сообщаетъ о замѣчательныхъ научныхъ открытіяхъ Крукса и говоритъ, перескакивая отъ него къ спиритуализму, о сеансѣ въ Лондонѣ съ Уилльямомъ. При этомъ репортеръ ясно видѣлъ медіума и Джона Кинга, обоихъ заразъ. Все это однако не помогаетъ и видѣнное трактуется, какъ искусно продѣланный Уилльямомъ фокусъ. Изъ дальнѣйшихъ справокъ оказалось, что около трехъ лѣтъ тому назадъ издатель этой газеты публично призналъ реальность феноменовъ, видѣнныхъ имъ въ присутствіи Юма; къ нашему удивленію, онъ недавно опять выступилъ въ своей газетѣ съ подтвержденіемъ этихъ послѣднихъ, тутъ-же прибавляя, что они для него совершенно непонятны и все-же должны быть сочтены за фокусы. Онъ совѣтуетъ заплатить надлежащимъ образомъ какому-нибудь медіуму, чтобъ тутъ-же узнать отъ него всю тайну. Замѣчательно упорная вѣра въ почти безграничную силу фокусничества!..
Но довольно объ этомъ. — Подобный образъ мыслей и подобныя рѣчи встрѣчались уже сотни и сотни разъ; они и въ будущемъ найдутъ себѣ повтореніе. Тутъ ничего не остается, какъ только прислушиваться и молча проходить мимо.
Проф. Вагнеръ упоминаетъ въ «Psychische Studien» о сеансахъ, въ которыхъ принималъ участіе парижскій медіумъ Бредифъ[2]) и которые производились за столомъ; потомъ объ одномъ господинѣ, который еще прежде имѣлъ случай устраивать съ Бредифомъ сеансы другаго рода, о чемъ онъ намъ и сообщилъ; впослѣдствіи и мы прибѣгли къ опытамъ этого рода. Нѣкоторые изъ сеансовъ — у насъ ихъ было довольно много — были очень замѣчательны; одинъ изъ нихъ, происходившій въ квартирѣ А. Н. Аксакова, я и опишу въ нижеслѣдующемъ.
Присутствовали, кромѣ меня и медіума, А. Н. Аксаковъ, С. А. Аксакова, проф. Вагнеръ, д-ръ Д. и В. И. Прибыткова. Сначала мы сидѣли вокругъ стола, причемъ происходили только самыя обыкновенныя явленія. Послѣ этого небольшаго предварительнаго сеанса, мы перешли ко второй, болѣе интересной половинѣ опыта. Одну изъ дверей затворили и заперли на ключъ, а такъ какъ она находилась въ толстой капитальной стѣнѣ, то чрезъ это образовалось углубленіе на подобіе шкафа, которое мы завѣсили раздѣленною на двѣ части сѣрою суконною занавѣской. Въ разрѣзѣ, между двумя половинами занавѣски устроили отверстіе; позади занавѣски, между ею и запертою дверью, поставили столикъ, около котораго осталось ровно столько мѣста, сколько нужно было для сидящаго на стулѣ медіума, котораго крѣпко связалъ я самъ при наблюденіи присутствовавшихъ, для чего употребилъ бѣлую полотняную тесьму около ½ дюйма ширины. Каждая рука была крѣпко обмотана въ сгибѣ кисти. При этомъ мы особой пробой убѣдились въ невозможности вытянуть руки изъ перевязки, и тѣмъ менѣе вложить ихъ обратно. На каждой перевязи сдѣлали отъ 4 до 5 узловъ и затѣмъ обрѣзали тесьму. Потомъ подъ этими перевязями мы снова у обѣихъ рукъ пропустили тесьму и такимъ образомъ связали руки приблизительно на разстояніи дюйма одну отъ другой. Завязавъ и тутъ тесьму нѣсколькими узлами, мы пропустили одинъ конецъ ея между колѣнъ медіума подъ стулъ къ мѣдному колесику правой задней ножки стула. При этомъ тесьма, пропущенная въ оправу колесика, была такъ туго натянута и крѣпко завязана, что руки медіума имѣли очень мало простора для движенія. Отъ колесика тесьма была проведена къ правому локтю медіума, и крѣпко обмотана и завязана на суставѣ, затѣмъ, черезъ грудь наискось проведена къ другой рукѣ и тоже завязана узлами, потомъ пропущена черезъ колесо лѣвой задней ножки стула и тоже крѣпко завязана. Оттуда она была проведена къ ногамъ медіума, которыя тоже были ею перевязаны въ нижнемъ сгибѣ; отсюда тесьма была опять проведена къ рукамъ, гдѣ и укрѣплена многими узлами. Такимъ образомъ крѣпко связанный медіумъ былъ вдвинутъ со стуломъ на его мѣсто за занавѣсомъ. На стоявшемъ тамъ столикѣ лежалъ колокольчикъ, нѣсколько листовъ чистой почтовой бумаги и карандашъ. Передъ занавѣской, почти вплоть, былъ поставленъ маленькій четыреугольный столъ, и вокругъ него размѣстилось полукругомъ наше общество. Ближе всего къ занавѣсу, по обѣимъ сторонамъ стола, сидѣли я и Аксаковъ, около меня д-ръ Д., около Аксакова проф. Вагнеръ; обѣ дамы сидѣли посреди нашего полукруга, какъ разъ противъ занавѣса; немного позже, когда явленія уже были въ полномъ ходу, Аксаковъ и Вагнеръ помѣнялись мѣстами. Свѣча стояла въ углу комнаты на столѣ и была окружена листомъ картона такъ, что комната была слабо освѣщена, но все же было достаточно свѣтло для того, чтобы различать довольно ясно всѣ предметы. Вначалѣ мы разговаривали съ медіумомъ; вскорѣ однако же онъ сказалъ намъ, что чувствуетъ приближеніе транса. Нѣсколько мгновеній спустя, мы услышали отчетливый стукъ въ дверь за занавѣской. Это не былъ тотъ особенный стукъ, который бываетъ слышенъ при обыкновенныхъ сеансахъ у стола: казалось, что кто-то просто стучитъ въ дверь согнутыми пальцами руки. Этими стуками было объяснено, что освѣщеніе хорошо, но что требуется музыка. Пустили въ ходъ музыкальный ящикъ; почти тотчасъ же занавѣсъ пришелъ въ сильное движеніе и между двумя его половинами, почти непосредственно надъ столомъ нашимъ, появилась на мгновеніе довольно маленькая бѣлая рука. Занавѣсъ колебался почти постоянно, и рука трогала руки присутствующихъ то черезъ сукно занавѣса, то непосредственно, когда кто просовывалъ руку между двумя половинами занавѣса. Потомъ пришелъ въ движеніе колокольчикъ; онъ аккомпанировалъ своимъ звономъ музыкѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ двигался, на сколько можно было судить по слуху, взадъ и впередъ въ пространствѣ за занавѣской. Вскорѣ однако колокольчикъ упалъ на полъ, и мы услышали шелестъ бумаги и звукъ двигающагося карандаша, звукъ писанія. Отвѣты на вопросы, которые мы задавали во время этого писанія, давались отчетливыми сильными стуками въ крышку столика, то рукой, то карандашемъ. Немного спустя, въ отверстіе между половинами занавѣса были просунуты два листка бумаги. Я взялъ одинъ изъ нихъ, другой упалъ на полъ и былъ поднятъ. Тѣмъ временемъ за занавѣсомъ слышались стуки карандаша объ столъ. Это должно было служить знакомъ, что требовались новые листки бумаги. Таковые были поданы и быстро взяты; снова послышался шелестъ писанія. — Позже мы тщательно разсмотрѣли всѣ листки бумаги; на одномъ ничего не было написано, на второмъ видно было нѣсколько зигзаговъ, на третьемъ въ одномъ углу стояло «je», а на четвертомъ вполнѣ ясно стояли буквы «jek», менѣе ясна была четвертая буква «е», послѣ которой было нѣсколько росчерковъ. Все вмѣстѣ должно было обозначать «jeke», — имя, часто встрѣчающееся въ сеансахъ съ Бредифомъ.
Въ продолженіе всего сеанса появившаяся рука постоянно касалась нашихъ рукъ, какъ только мы приближали ихъ къ занавѣсу или просовывали въ отверстіе между двумя его половинами. Непосредственныя прикосновенія вообще были короче, нежели прикосновенія черезъ сукно занавѣса; но первыя на всѣхъ насъ вообще произвели одно и тоже впечатлѣніе: къ намъ прикасались маленькіе, какъ казалось, женскіе пальцы; они были довольно теплы, эластичны и нѣсколько влажны, однимъ словомъ вполнѣ походили на живые. Рука эта крѣпко схватила черезъ сукно руку проф. Вагнера и втянула ее въ углубленіе. Одинъ разъ пальцы дотронулись непосредственно до руки Вагнера и хотѣли стащить кольцо съ его пальца, причемъ пробовали задѣть кольцо ногтемъ.
Мизинецъ д-ра Д. былъ крѣпко схваченъ всей ладонью этой руки, причемъ ногтемъ поколотили по его ногтю. Мой мизинецъ черезъ сукно былъ крѣпко сжатъ двумя пальцами, потомъ всей рукой была схвачена моя рука, тоже черезъ сукно. При этомъ я черезъ ткань довольно ясно чувствовалъ жизненную теплоту и относительно маленькую величину трогавшей меня руки, въ которой постоянно замѣчалось легкое дрожаніе.
Не разъ также видѣли мы эту руку, показывающейся въ разрѣзѣ занавѣса. Она доказала намъ вполнѣ свою вещественность, неоднократно ударяя по краю стола, стоявшаго среди насъ внѣ углубленія двери. Это были удары, какіе могла бы произвести рука любаго живаго человѣка. Вмѣстѣ съ тѣмъ мы могли тоже убѣдиться, что руки медіума все еще были связаны и находились въ прежнемъ положеніи. Одинъ разъ я обвернулъ свою руку сукномъ и просунувши ее въ отдѣленное занавѣсомъ пространство, изслѣдовалъ руки медіума, сидѣвшаго вполнѣ неподвижно. Проф. Вагнеръ даже отдернулъ на мгновеніе половину занавѣса и могъ при этомъ видѣть связанныя руки Бредифа.
Опредѣленнѣе всего и наиболѣе убѣдительнымъ было слѣдующее явленіе, отстраняющее всякое сомнѣніе и подозрѣніе въ томъ, что руки медіума принимали непосредственное участіе въ этихъ явленіяхъ: съ моей стороны, къ которой ближе всего сидѣлъ медіумъ, занавѣсъ началъ колебаться и подниматься, собираясь въ складки и удаляясь отъ косяка двери. Это имѣло такой видъ, какъ будто бы кто нибудь извнутри рукой поднималъ его. Черезъ нѣсколько секундъ занавѣсъ былъ отодвинутъ на столько, что мы оба, я и д-ръ Д., вполнѣ ясно видѣли весь корпусъ Бредифа и его руки до кистей, не было видно только самихъ кистей рукъ. Медіумъ былъ вполнѣ неподвиженъ, голова склонилась на грудь; около локтя ясно была видна стягивающая бѣлая тесьма; руки его покоились на колѣняхъ, и въ тоже время, какъ разъ у края поднятаго занавѣса, около головы медіума, на мгновеніе показалась маленькая бѣлая рука. Вскорѣ это явленіе повторилось съ тою же опредѣленностью снова, согласно выраженному мною желанію: рука показалась на прежнемъ мѣстѣ, въ то время какъ поднятый занавѣсъ позволялъ намъ видѣть медіума.
Позднѣе посредствомъ стуковъ былъ потребованъ бубенъ и энергично взятъ. Слышно было, какъ онъ двигался въ пространствѣ взадъ и впередъ и въ то же время въ него ударяли въ тактъ къ музыкѣ. Движенія, такъ же какъ и ударъ въ бубенъ, были очень энергичны; можно было предположить, что теперь дѣйствуетъ уже не одна, а двѣ руки. Маленькій, стоявшій за занавѣской столикъ тоже пришелъ въ движеніе и нагнулся въ нашу сторону.
Нѣсколько позже была потребована азбука, пятью ударами, какъ обыкновенно.
Г-жа Аксакова первая поняла начинавшіяся слова, «А bientot?» спросила она. Ей тотчасъ отвѣчали тремя утвердительными звуками. «Не пора-ли окончить сеансъ?» спросилъ г. Аксаковъ. Опять тотъ же отвѣтъ. Затѣмъ все смолкло. Я тотчасъ просунулъ руку за занавѣсъ и ощупалъ руки медіума и повязки на нихъ. Все было безъ перемѣны, совершенно какъ вначалѣ, медіумъ совершенно спокойно сидѣлъ въ прежней позѣ. Только черезъ нѣсколько секундъ онъ пришелъ въ себя и просилъ насъ освидѣтельствовать перевязки на его рукахъ. Я отвѣчалъ ему, что это уже сдѣлано. Затѣмъ занавѣсъ былъ поднятъ, принесена свѣча и подробно осмотрѣно положеніе медіума. Все было какъ прежде; всѣ перевязки были не тронуты; сомнѣнію не оставалось мѣста. Для того, чтобы освободить медіума, мы должны были разрѣзать тесьму.
Вотъ не прикрашенное описаніе того, что мы видѣли. Явленія здѣсь носили шутливый характеръ, который часто, — но далеко не всегда, — сопровождаетъ медіумическія явленія. Но каковъ бы ни былъ характеръ явленій, реальность ихъ не подлежитъ сомнѣнію. Признаніе этой реальности въ недалекомъ будущемъ предстоитъ всякому непредубѣжденному наблюдателю, а стало быть и всему человѣчеству. Это признаніе измѣнитъ многія изъ ходячихъ міровоззрѣній; жизнь и наука должны будутъ посчитаться съ нимъ. Передъ фактичностью этихъ явленій рушатся обычные наши взгляды на строеніе матеріи и всплываютъ новыя понятія о разнообразіи формъ и степеней существованія.
Послѣ описаннаго сеанса мы имѣли еще много другихъ сеансовъ съ Бредифомъ, при которыхъ медіумъ былъ связанъ то такъ, то иначе и привязанъ къ стулу. Иногда руки его бывали всунуты въ особенные маленькіе изъ тюля сшитые мѣшечки, пришитые сначала одинъ къ другому, и затѣмъ — къ рукавамъ сюртука. Къ этимъ мѣшечкамъ пришивалась полотняная тесьма, посредствомъ которой руки прикрѣплялись къ стулу почти такъ же, какъ уже было описано, причемъ тесьма между колѣнъ медіума проходила подъ стулъ и привязывалась къ ввинченному нарочно въ заднюю часть стула кольцу. Каждая рука, немного ниже плеча тоже обматывалась тесьмой и привязывалась къ особому кольцу; тоже дѣлалось съ головой, причемъ тесьма обвивалась вокругъ шеи и привязывалась также къ особому кольцу, а ноги медіума къ переднимъ ножкамъ стула; при такомъ положеніи медіума происходило множество явленій, подобныхъ вышеописаннымъ: стучали, звонили, писали и т. д. Однажды случилось, что въ то время, какъ я просовывалъ руку за занавѣсъ для передачи чего-то работавшей тамъ рукѣ, другая рука появилась изъ-за занавѣса подъ моею и крѣпко ударила меня. При этомъ тоже была видна значительная часть высунувшейся пзъ-за занавѣса голой верхней части руки.
Нѣкоторые изъ присутствующихъ могли порою видѣть между раздвинутыми частями занавѣса медіума и убѣдиться въ его неподвижности. При всѣхъ опытахъ тюлевые мѣшечки оставались непопорченными, гладкими н свѣжими.
Впослѣдствіи мы придумали еще другой способъ связыванія медіума. Въ то время, какъ голова и ноги его были привязаны, какъ сказано выше для рукъ, по мысли А. Н. Аксакова, употреблялся слѣдующій пріемъ: у основанія среднихъ пальцевъ тесьма плоско и плотно обматывалась три раза и нѣсколько разъ завязывалась узломъ. Одинъ конецъ тесьмы шелъ отсюда вдоль тыльной стороны руки къ сгибу кисти, гдѣ тесьма снова обматывалась отъ трехъ до четырехъ разъ и завязывалась; кромѣ того по всѣмъ перевязкамъ мы проводили по тесьмѣ черты карандашемъ[3]). Потомъ обѣ руки стягивались тесьмой, подсунутой подъ вышеописанныя перевязки, и привязывались вышеописаннымъ способомъ къ стулу. Легко понять, что при такихъ условіяхъ временное освобожденіе рукъ изъ перевязокъ, а тѣмъ менѣе всовываніе ихъ вновь — немыслимы. Если-бы руки и пальцы были вынуты изъ перевязокъ, то послѣднія тотчасъ бы распустились и спутались.
При употребленіи этого способа связыванія медіума у насъ 8 апрѣля былъ сеансъ въ квартирѣ г. Аксакова, описать который въ главныхъ чертахъ я считаю нелишнимъ. Присутствовали А. Н. и С. А. Аксаковы, профессоръ Вагнеръ и его жена, г. В. О. Ковалевскій и его жена (докторъ математики), я и г. В. Р. Связанный вышеописаннымъ образомъ медіумъ былъ на этотъ разъ вдвинутъ въ дверную нишу такъ, что спинка стула не касалась одного изъ дверныхъ косяковъ, какъ прежде, а находилась приблизительно посреди пространства. Между спинкой стула и косякомъ двери оставалось такимъ образомъ достаточно мѣста, чтобы поставить небольшой деревянный табуретъ, на который положены были: колокольчикъ, нѣсколько листковъ бумаги и карандашъ. Какъ только занавѣсъ былъ опущенъ, тотчасъ колокольчикъ пришелъ въ движеніе; онъ звонилъ очень сильно, причемъ быстро двигался по пространству. На секунду онъ упалъ на полъ, но снова, — что вообще рѣдко случалось — былъ поднятъ. Тогда подали мы работающимъ за занавѣсомъ рукамъ другой большій колокольчикъ, который тоже былъ взятъ, и впродолженіе нѣкотораго времени они оба сильно звонили. Аксаковъ выразилъ разъ желаніе, чтобы дѣйствующая за занавѣсомъ рука взялась за колокольчикъ черезъ сукно и звонила, причемъ колокольчикъ оставался бы съ нашей стороны занавѣса. Все было сдѣлано согласно этому желанію и притомъ въ такомъ мѣстѣ, которое вполнѣ было недосягаемо ни для рукъ, ни для ногъ, ни для зубовъ привязаннаго къ стулу медіума, а именно — позади медіума, приблизительно на равномъ разстояніи отъ спинки стула и косяка двери, и въ то же время довольно высоко надъ медіумомъ, на разстояніи около 1½ фут. надъ его головой. На лежащей позади медіума бумагѣ писалось, различныя вещи брались и возвращались, и многое изъ этого дѣлалось на значительной высотѣ надъ головой медіума. Замѣчательно было и то, что руки впродолженіе сеанса нерѣдко можно было видѣть надъ головой медіума, а равно и трогать ихъ. Одного изъ присутствующихъ, большаго скептика, г. К., коснулась рука, находившаяся около самаго косяка двери, слѣдовательно на разстояніи около двухъ футовъ отъ стула медіума. Скептикъ этотъ самъ освидѣтельствовалъ неизмѣнившееся состояніе перевязокъ послѣ сеанса и долженъ былъ сознаться, что временное и быстрое освобожденіе медіума было немыслимо. Ему оставалось только предположить, что медіумъ предварительно устроилъ какія-нибудь махинаціи. Такое предположеніе заставило насъ впослѣдствіи, послѣ удачнаго сеанса съ Бредифомъ, раздѣть послѣдняго и осмотрѣть его платье и тѣло, причемъ не было найдено ничего подозрительнаго.
Еще одинъ вполнѣ удачный сеансъ и вмѣстѣ съ тѣмъ послѣдній, на которомъ я присутствовалъ, былъ устроенъ при условіяхъ, подобныхъ тѣмъ, которыя Круксъ употреблялъ съ медіумомъ мистриссъ Фай.
На сеансѣ этомъ присутствовали Аксаковы, мужъ и жена, проф. Вагнеръ съ женой, В. И. Прибыткова, д-ръ Д., г. В. Р. и я. Съ обѣихъ сторонъ стула были прикрѣплены къ нему электроды отъ баттареи, состоявшей изъ 5-ти элементовъ Даніэля. Электроды состояли изъ металлическихъ пластинокъ, на которыя были наложены пропитанныя соленой водой полотняныя тряпочки, а на нихъ ладони медіума. Такъ какъ электроды были прикрѣплены неподвижно, то Бредифъ не могъ отнять отъ нихъ рукъ, не прервавъ тока. Всякая попытка съ его стороны ввести вмѣсто своего тѣла что либо другое въ цѣпь тока, измѣнила бы тотчасъ силу тока и произвела бы измѣненіе въ показаніи гальванометра. Употреблявшійся гальванометръ былъ снабженъ рефлекторомъ, и свѣтлое пятно отражавшагося луча лампы двигалось по кругу, раздѣленному на сантиметры. Когда медіумъ былъ посаженъ на мѣсто и занавѣсъ опущенъ, я прервалъ токъ, чтобы для начала избавить медіума отъ вліянія электричества. Отъ времени до времени я все-таки однакоже на мгновеніе возстановлялъ токъ, и каждый разъ опредѣленное отклоненіе свѣтлаго пятна указывало на то, что руки медіума лежатъ на электродахъ. Положить верхнюю часть рукъ на электроды, и такимъ образомъ освободить кисти, такъ чтобъ электроды оставались соединенными хотя-бы съ локтями, было для медіума невозможно, потому что его рукава были въ сгибахъ рукъ крѣпко обмотаны и перевязаны тесьмой. Сверхъ того ноги и голова медіума были привязаны упомянутымъ выше способомъ. Какъ только медіумъ впалъ въ трансъ и явленія начались, токъ былъ тотчасъ возстановленъ. Начиная съ этихъ поръ уклоненіе было около 50 сант; (при удаленіи гальванометра отъ круга на 34 дюйма), а во время сильныхъ явленій, которыя вообще продолжались краткое время, отражавшійся лучъ оставался неподвижнымъ. Медіумъ и на этотъ разъ сидѣлъ такъ, что спинка стула находилась почти посреди отдѣленнаго занавѣсомъ пространства; сзади его къ дверному косяку на веревочкѣ былъ подвѣшенъ колокольчикъ; онъ былъ приблизительно на той-же высотѣ, какъ голова медіума и на разстояніи около 10 дюймовъ отъ его шеи. Этимъ колокольчикомъ сильно звонили, ударяли имъ въ косякъ; повѣшенный на гвоздь за занавѣсомъ бубенъ былъ выброшенъ, занавѣсъ довольно сильно колебался; оба сидѣвшіе ближе всего къ занавѣсу, — Аксаковъ и Вагнеръ — не разъ ощущали прикосновеніе руки, работавшей за занавѣсомъ. Во время колебанія занавѣса проф. Вагнеръ видѣлъ руку предъ лицомъ спокойно сидѣвшаго медіума; другіе видѣли эту руку, высовывавшуюся между половинками занавѣса. Послѣ этого сеанса, какъ уже было сказано, медіумъ былъ раздѣтъ до-нагà и не было найдено ничего такого, что бы могло послужить для соединенія тока въ случаѣ преполагаемаго удаленія рукъ съ электродовъ.
Упомяну еще объ одномъ сеансѣ, на которомъ присутствовали только коротко мнѣ извѣстныя лица, причемъ не было ни профессіональнаго медіума, ни вообще лица уже извѣстнаго за медіума. Сеансъ этотъ происходилъ въ квартирѣ проф. Вагнера. Кромѣ него и меня, за столомъ сидѣли его жена, д-ръ Д. и еще двое нашихъ хорошихъ знакомыхъ, — извѣстный художникъ и молодой зоологъ. Мы не принимали, правда, никакихъ особыхъ мѣръ для контроля, но я вполнѣ увѣренъ въ добросовѣстности всѣхъ присутствовавшихъ и въ ихъ желаніи вполнѣ серьезно испробовать, будутъ-ли происходить явленія иди нѣтъ. И они произошли; отъ легкихъ движеній и наклоновъ стола, они мало-по-малу дошли до сильнаго качанія и, наконецъ, по нашему желанію, до совершеннаго поднятія стола, что повторилось отъ 10-12 разъ. Иногда столъ поднимался почти горизонтально, на футъ, и нѣсколько времени висѣлъ въ воздухѣ.
Когда мы замѣтили подобное проявленіе силы, то пожелали, чтобы столъ двигался безъ нашего прикосновенія къ нему, а также, чтобы онъ остался свободно висѣть на воздухѣ въ то время, какъ мы снимемъ съ его поверхности руки. И то, и другое очень опредѣленно удалось нѣсколько разъ подрядъ. Употребленный за этимъ сеансомъ столъ былъ овальный, средней величины, около 2¾ футъ длины и 2 ф. ширины; въ комнатѣ не было свѣчи, но большая часть явленій происходила въ сумерки, когда было еще довольно ясно видно.
Конечно, этотъ сеансъ для лицъ незнакомыхъ съ участвовавшими и не имѣющихъ къ нимъ довѣрія не будетъ доказателенъ; и я привожу его собственно для того, — имѣя самъ это довѣріе — чтобы показать въ какой степени неосновательно думать, что всѣ медіумы только весьма искусные фокусники и вызываютъ явленія искусственно. Трудно повѣрить, какъ мало здравой логики часто обнаруживаютъ такъ называемые образованные люди; не менѣе интересенъ бываетъ и образъ мыслей различныхъ лицъ, ознакомившихся нѣсколько съ явленіями собственнымъ наблюденіемъ или посредствомъ чтенія. Я встрѣчалъ, напр., такихъ, которые только до тѣхъ поръ вѣрили въ реальность явленій, пока они слышали о нихъ отъ свидѣтелей, пользовавшихся ихъ довѣріемъ, и безусловно начинали отрицать эти явленія, какъ только сами видѣли ихъ и притомъ именно въ присутствіи только тѣхъ лицъ, которыя считались ими прежде достойными довѣрія! Эти свидѣтели такимъ образомъ изъ заслуживающихъ довѣрія превращались во мнѣніи этихъ оригинальныхъ скептиковъ въ подозрительныхъ, обманывающихъ. Другіе, напр., видѣли поднятіе стола при обстоятельствахъ, не допускающихъ сомнѣнія. Это явленіе и признается ими, но всѣ болѣе сложныя явленія отрицаются. Пока Круксъ или я говоримъ о поднятіи и движеніи (хотя-бы и вполнѣ самопроизвольныхъ), мы люди въ здравомъ умѣ; заговоримъ-же мы о появленіи рукъ и т. д., которыя мы видѣли тоже при различныхъ мѣрахъ предосторожности, какъ и другія явленія, то мы тотчасъ считаемся этими своеобразными sui generis скептиками почти за сумасшедшихъ. Третьи готовы принять и явленія и спиритуалистическую гипотезу безъ дальнѣйшей критики, но въ то-же время говорятъ, что явленія эти вообще не представляютъ интереса и не имѣютъ значенія. А тѣ же самые люди и въ то-же время живо интересуются различными учеными и соціальными вопросами.
Интересны также люди, которые, видѣвъ раза два явленія и притомъ при заслуживающихъ довѣрія условіяхъ, составляютъ тотчасъ готовое мнѣніе. Они разсуждаютъ приблизительно въ такомъ родѣ: «Я видѣлъ руки за занавѣсомъ; тамъ не было другихъ рукъ, кромѣ рукъ медіума; слѣдовательно — это дѣйствовали руки медіума»; — «правда, что связанныя руки медіума не измѣняли положенія и не могли производить видѣнныхъ явленій, но почемъ я знаю, какъ онъ это тамъ дѣлаетъ?», или: «фокусы бываютъ весьма разнообразны, а я ихъ не понимаю». — При этомъ не замѣчаютъ, что, отказываясь отъ пониманія фокусовъ, вмѣстѣ съ тѣмъ утверждаютъ то, что слѣдовало-бы прежде хорошенько изслѣдовать.
Лучшими изо всѣхъ остаются хладнокровные здравомыслящіе люди, которые прежде всего констатируютъ фактъ и только изъ фактовъ позволяютъ себѣ дѣлать выводы. Они энергично отрицаютъ, но отступаютъ передъ фактами, какъ только они являются дѣйствительно достовѣрными. Подобные люди могутъ осторожно вести другихъ впередъ; къ сожалѣнію, число ихъ очень еще не велико, а то вліяніе, которое привычка и чувства, подавляя даже разсудокъ, имѣютъ на сужденіе большинства людей, напротивъ, весьма значительно,
С.-Петербургъ, 9 мая 1875 г.
Примѣчаніе. Могу теперь сообщить, что д-ръ А., о которомъ здѣсь упоминается — Александръ Яковлевичъ Данилевскій, нынѣ занимающій кафедру патологической химіи въ харьковскомъ университетѣ. Издатель.
