Со здравым смыслом (Жаботинский)

Со здравым смыслом
автор Владимир Евгеньевич Жаботинский (1880—1940)

Опубл.: 1939^[1]. Источник: Газета «Хроники Иерусалима»

Со здравым смыслом

1.

Почти вся антиревизионистская печать отозвалась очень недружелюбно на предложение, которое было послано Ц. К. Сионистов-Ревизионистов в Мапай, чтобы немедленно начать сношения о прекращении, насколько возможно, актов физического насилия среди евреев в Палестине.

В «Даваре», «Юдише Рундмау», в вражеском «Зелбетвер», в «Гаарец», в варшавском «Гайнте» появились статьи, все говорящие более или менее одно и то же. Если хотят мира, то надо сначала придти к соглашению не только в отношении того, чтобы прекратить драться, но и о подчинении дисциплине сионистской экзекутивы, о поддержке «Керен Каемет» и «Керен Гаесод», заключить договор между новым национальным гистадрутом и старым социалистически гистадрутом и т. д., и если нет, то физические избиения будут продолжаться.

Как видит читатель, я передаю здесь лишь суть содержания, а не тон этих статей, которые по большей части написаны в злостном тоне. Еще более злостно звучит телеграмма, которую я сегодня нахожу в парижской еврейской газете, «снова драка в Рехобот, 4 молодых людей ранено, все четверо ревизионисты».

На злостные поступки и злостные слова можно ответить также злостью или же здравым смыслом.

Т. к. это время является действительно временем общееврейской опасности, то попробуем поговорить исключительно со здравым смыслом. Во всех этих отзвуках одно кажется мне очень непонятным, и я уверен, что сами авторы чувствуют это или, по крайней мере, слышали об этом от своих собственных близких друзей. Это заявка: если не будет достигнут мир в тех или иных вопросах, то будут продолжать избивать.

Это, господа, уже очень необдуманно и даже нецивилизованно. Одно из главных требований цивилизации заключается в том, чтоб как бы огромны не были различии между моей и твоей политикой, но физически избивать противника нельзя ни в коем случае. В противном случае мир бы превратился в лес дикими зверьми.

Для всякого ясно, что разногласия будут у нас постоянно, да и должны быть, ибо без них у нас не будет вообще общественной жизни. А пока люди различно думают о важных делах, они будут и поступать различно, будут бороться, будут стремиться захватить решающее влияние на общество.

Это нельзя никак устранить, разве только одним способом: соглашением, свободным соглашением действовать «параллельно», так сговариваясь, чтобы каждый остался свободным и чтобы, по возможности, не мешать друг другу. Если можно достигнуть такого соглашения — прекрасно, ибо это единственный «выход», чтобы один подчинялся, а другой приказывал и властвовал, не является выходом: невозможно, безнадежно, никогда у нас до этого не дойдет.

Итак, мы всеми силами должны стремиться к соглашению, но главным является другой вопрос: что же делать, если соглашение, несмотря на все не было достигнуто? Ответом на это является по смыслу и цивилизации: в таких случаях продолжают борьбу, но ни в коем случае не с физической силой.

Вот то требование, которое все пацифисты предъявляют всем государствам в интернациональной жизни: как велики бы не были спорные вопросы, которые отделяют вас, но до войны это не должно дойти. Здравый смысл и порядочность требуют он нас, чтобы мы сами предъявили себе это требование и в нашей социальной жизни.

2.

Было бы, конечно, гораздо лучше, если бы можно было достигнуть «соглашения» не только в том, чтобы не избивали, но и в других вопросах сионистской жизни. Ясно, что более широкое соглашение было бы очень и очень желательным.

Однако, надо быть реалистами и, прежде всего, обеспечить первый основной и самый важный вопрос: — а если нет, что будет тогда? Опять будут избивать, опять разрушать еврейские постройки в Хайфе или Рехоботе?

Ибо к главе о «более широком соглашении» я хочу подойти с логикой и расчетом, а не только с чувством. Чувство, конечно, очень сильно за это соглашение, но я не уверен, является ли реалист тоже «за». Возьмем, например, вопрос об объединенном фронте в сионистской политике. Я еще помню время, в начале столетия, когда несионисты в России требовали от нас, тогдашних сионистов, фактически то же самое: объединенный фронт в борьбе за равноправие. Однако, их требование звучало еще красивее: объединенный еврейский фронт.

К этому, однако, было необходимо (так они несионисты вполне откровенно верили) воздержаться от каких бы то ни было сионистских выступлений, ибо «это повредит эмансипации», и они несионисты, были тогда большинством во всех еврейских организациях. Мы, сионисты, все же отвергли это требование, и этому помогли многие из тех, которые теперь, на старости лет, требуют обязательно объединенный фронт в сионизме.

Вместе с тем не следует забывать, что разногласия среди сионистских партий гораздо глубже чем те, за которые боролись у евреев в старые годы: т. к. равноправия желали все евреи без исключения, в то время, как сейчас еще не доказано, что все сионисты, без исключения, желают еврейского государства или все они, без исключения, желают классовую борьбу в Палестине или все, без исключения, сионисты хотят наоборот избавиться от классовой борьбы.

Вопрос о создании единого фронта зависит немного и от того имеется ли такое «единство» с действительности.

Конечно, можно возразить: полагайтесь на конгрессные выборы, и покоряйтесь большинству. Я не буду говорить здесь о том, как иногда выглядят конгрессные выборы и какими психологическими моментами решается их исход: об этом все еще помнят с прошлого лета.

Надо немного считаться с действительностью и задать себе вопрос: разве действительно все партии обязаны покоряться конгрессному большинству? Никто ведь не будет требовать, что бы только одна партия приняла это (мы, например), не будучи уверенной, что когда ей посчастливится большинство голосов, то другие будут подчиняться.

Теперь считается даже «Таймс» в Лондоне с «опасностью», что на конгрессе большинство получат ревизионисты. Что тогда будет? Наша программа и защита еврейских интересов потребуют от нас в таком случае провести несколько радикальных изменений: например, «принудительный» арбитрах во всех социальных конфликтах с запретом забастовок и локаутов; закрыть специальные школы для детей рабочих, где пользуются такими учебниками, о которых сказал Вейцман, что они более соответствуют СССР, чем Палестине и т. д. и т. п.

Можно ли получить гарантию, что и тогда покорятся? Я не говорю «да, можно», и я не говорю «нет, нельзя», я спрашиваю.

Такая реальная действительность, какою она мне кажется, не создает того впечатления, что те, которые говорят о подчинении думают это всесторонне. Я помню беседу с одним из главнейших левых руководителей на Цюрихском конгрессе, где было решено создать смешанное Еврейское Агентство. Я спросил его: «как вы можете поддерживать такой проект? Ваши собственные политические взгляды также очень далеки от взглядов Луи Маршала или Феликса Варбург». Он ответил мне (может быть, он сам еще помнит это) «Еврейское Агентство не должно и не может вести никакой политики. Политику могут вести только отдельные партии, мы — нашими связями и влиянием, вы — вашими».

Он меня уверял, что таков взгляд большинства его однопартийцев. «Ибо мы не настолько слепы — заметил он — чтобы мы не задумывались сами, что будет, если несионисты будут иметь влияние в Агентстве». Почему он тогда так говорил и почему его товарищи так мыслили? Ибо они считались с действительностью: они тогда были одним из меньшинств, иногда допускали к экзекутиву их представителей, иногда нет, и, имея собственные взгляды о том, какая политика хороша, какая плоха, они не хотели подчиняться. Всем известно, что первая буря против самостоятельной политики отдельных партий разразилась не из-за ревизионистов, а благодаря действиям левых, благодаря переговорам, которые они вели с лордом Пасфильдом в первые месяцы кабинета Мадональда летом 1929 года.

Каждый человек имеет две различные психологии: если хотите это заметить, то всмотритесь в вашу собственную личность в два момента, которые следуют немедленно один за другим.

Первый момент, это когда вы непременно хотите залезть в трамвай, переполненный людьми, а они не желают вас принять, крича и клятвенно уверяя, что нет места. Второй момент это на секунду позже, когда вы уже, слава Богу, ворвались и одной ногой стоите на ступеньке и одной рукой держитесь за штанки по бокам, а тут тянется какой-то нахал, который непременно хочет залезть в трамвай, и вы клятвенно уверяете, крича и ругаясь, что нет места — вот она, к сожалению, действительность.

Многое, если не все, зависит от того, где ты находишься в данный момент — в трамвае или на улице.

Поэтому, может быть, единственно логично можно заключить так: кто не имеет возможности ехать на трамвае, дайте ему возможность идти пешком или нанять авто, если у него есть наличные, но требовать от него, чтобы он вообще не ходил, чтобы он стоял на месте, это, прежде всего, нереально: он (кто бы то ни было) вас не послушается, он пойдет, и именно туда, куда он хочет…

Это может быть и плохо, может быть и хорошо для общих интересов: и об этом имеются различные мнения. Одно мне ясно: драться, воздействовать физически, нельзя.

3.

Иначе бы дело обстояло при системе соглашения. Будучи поклонником такового, я в течение последнего времени писал об этом, может быть, больше, чем, какой-либо другой еврейский публицист.

Система эта заключается в том, чтобы мы все признали реальность, отбросили мечты о том, чтобы кто-нибудь покорился, и превратили сионистскую организацию в свободную федерацию суверенных партий.

Конгресс следует так реорганизовать, чтобы он выносил резолюцию только по тем вопросам, по которым уже имеется соглашение среди партий и избирая экзекутиву, которая бы и занималась этими общими вопросами.

В других вопросах будет иметься лишь моральная обязанность, постоянно, над каждым шагом, прежде всего посоветоваться друг с другом, заключать снова соглашения, если возможно, а если нет — хотя бы сговориться о «модус вивенди („эгримент дифер“ — говорит англичанин — соглашение о том, в чем нельзя согласиться, но все же желают сражаться порядочно друг к другу)».

Тогда, может быть, мы действительно будем иметь общие фонды, для которых все будут одинаково работать, и от которых все будут иметь одинаковую пользу. Если не все партии будут активно участвовать в петиционном движении, то они устроятся, что одна часть будет проводить петицию, а другая сможет сказать правительству: смотрите, хотя мы и не участвуем в этом предприятии, но все же это выражение роли еврейских масс, и вы должны считаться с этим и идти на уступки, если не им, требующим максимум, то хотя бы нам, требующим минимум.

Между прочим, это уже давно было мечтой тех «здравомыслящих» в сионизме, что даже Еврейское Агентство вместо того, чтобы проклинать ревизионистов за их радикальные действия, должны лучше использовать их радикализм и ссылаться в своих сношениях с правительством на ревизионистов, как на сильное доказательство того, что твориться в еврейских душах, и это бы было единственной логичной системой для Дж. Эйдженси. К сожалению, однако, здесь царила вместо здравого смысла какая-то детская опаска, престижные сделки.

На последнем заседании Акционс-Комите в Палестине мои товарищи прочли декларацию, в которой находились следующие слова: «Если когда-нибудь будет создано большинство, которое будет пытаться построить фронт объединения на основах свободного соглашения, мы будем содействовать. Я повторяю это снова. Но это зависит от того, готовы ли все принять это, и вопрос остается опять отрытым: а если нет? Что тогда? Физически избивать?»

Мне кажется, что разум говорит: если нет объединенного фронта, то разрываются на мелкие части; один создает петицию, другой препятствует этому, один имеет свои фонды, другой — другие. Дискуссируют, полемизируют, может быть, проклинают друг друга, если не могут удержать себя, все, что хотите, кроме одного: физического насилия среди евреев — этого не должно быть. Нельзя драться, нельзя разрушать еврейские строения в стране.

4.

Самым тяжелым пунктом соглашения является, вероятно, вопрос об отношениях между двумя рабочими союзами. Почему это так трудно, этого я не коснусь в своей статье, ибо это заведет меня в критику старого Гистадрута, чего я сегодня стараюсь избежать.

Итак, я довольствуюсь словами: тяжело, очень тяжело. Хотя я надеюсь, что наступит день, когда и этот камень преткновения на сионистском пути будет устранен, однако, я должен сознаться, что пока это лишь далекая надежда, и пока она не превратится в жизнь должно остаться, к сожалению, раздробление: они будут очень недовольны нами, а мы ими.

Они будут искать работу через их бюро труда, а национальные рабочие через свои; и каждая сторона будет предпринимать свои средства, дабы гарантировать себе сертификаты или другие возможности для иммиграции, такие, какие ей более легкие и удобные. Это может быть очень печально, или совсем не печально, опять таки вопрос индивидуальной оценки. Но я снова и снова повторяю тот же вопрос: итак… продолжать избивать?

Вообще, должны все евреи, особенно авторы упомянутых мною статей, задать себе вопрос: как мы представляем себе социальную жизнь в ишуве, сионизме, в еврействе вообще. Они говорят: или примите то или иное, или же «и драки нельзя прекратить». Это должно означать, что у нас из физического насилия стараются сделать постоянное средство для разрешения всех проблем? Прекратите петицию, а нет — мы вас изобьем? Не пытайтесь получать сертификаты прямо от работодателей, а нет — мы вас изобьем? Не дерзайте получить работу в Палестине без разрешения гистадрутского бюро труда, а нет — вас изобьют (и разрушим ночь или даже днем дом, который вы построили)? Собирайте деньги для «Керен Каемет» и «Керен Гаесод», а нет — мы вас изобьем?

Я хочу верить, что авторы этих статей просто запутались, печатая второпях, как это ведется у нас, журналистов, частенько. Я хочу верить, что они этого не думали. По крайней мере, я даю им честь и комплимент верить, что они этого не думали. Если так, то постараемся приостановить эпидемию физических насилий; все остальное довольно важно, но не так важно, как это. Имеется хорошее, разумное правило: если начинают переговоры, надо, прежде всего, остановиться на тех пунктах, с которыми все согласны, а не на тех, где согласия еще нет. Так же, как я верю, что в необходимости приостановить драки все согласны, все без исключения, то пусть это будет достаточно для начала.

Это настолько ясно, что выкрутиться из этой ясности абсолютно невозможно. Ревизионистское предложение означает: поговорим о том, как положить конец позору, который не посмеет никто оправдать, не об условиях, при которых согласятся прекратить этот позор: здесь нет вопроса об условиях, физическое насилие среди евреев недопустимо при любых условиях. Если можно найти общий фронт для дальнейшего соглашения — очень хорошо; но если нет — остается та же обязанность: приостановить драки. В этом заключается наше предложение. Коротко и ясно; и очень разумно; и ничего не поможет, придется его принять или отклонить.

Примечания

1. Опубликовано в "Гадегель" - журнале союза ревизионистов и Бейтар в Маньчжу-Ди-Го и в Китае, в 1939 г.