Социальное освобождение (Жаботинский)

Социальное освобождение : Беседа
автор Владимир Евгеньевич Жаботинский (1880—1940)

Опубл.: 1935^[1]. Источник: Газета «Хроники Иерусалима»

Социальное освобождение

— В чем заключается понятие «социальное освобождение»?

— Я не понимаю, зачем Вы спрашиваете вопросы, которые всем известны, и в том числе Вам самим? Социальное освобождение заключается в том, чтобы рабочие были сами себе «работодателями», это означает, что все продуктивное богатство нации — земля, фабрики, машины — должно принадлежать государству, граждане которого чтобы были рабочими сами у себя. Тогда не будет эксплуатации, и социальный вопрос будет разрешен.

— Друг мой, Вы снова начинаете с Вашей вечной ошибки. Когда Вам говорят о СОЦИАЛЬНОЙ проблеме, Вы отвечаете о РАБОЧЕЙ проблеме.

— Это одно и то же. Социальная проблема заключается в том, чтобы упорядочить положение рабочих.

— Это не совсем то, и социальная проблема значительно шире и глубже, чем проблема положения рабочих. Проблема рабочих является лишь частью социальной проблемы, и далеко не самая важная часть, и чем далее тем менее важной она будет.

— Да, да, Вашу эту точку зрения я знаю: Вы говорите — мол, что не рабочие теперь бедняки, а…

— Да, и Вы сами знаете, что это правда; а потому я говорю: «нет бедняка и нет избранника». Единственными избранниками в социальном вопросе являются бедняки. Чем «беднее», тем «избраннее». Единственной задачей социальной реформы или социальной революции является искоренение бедности. Есть, однако, еще одна причина, благодаря которой рабочий перестал быть центром социальной проблемы: это факт, что класс рабочих имеет естественную тенденцию прогрессивно уменьшаться. Каждый шаг технического прогресса приводит к тому, что еще тысяча людских мускулов делается излишними, ибо вместо них может та же работа быть произведена новой машиной всего с дюжиной наблюдающих за работой. Через 50 или менее лет мир будет находиться в таком состоянии, что всю материальную потребность всего человечества можно будет удовлетворить парой миллионов таких «наблюдающих», которые будут «работать» может быть пять часов в день, а может быть только 3 часа, может быть 4 раза, а может быть всего 2 раза в неделю. «Работой» их будет заключаться в надавливании от времени до времени какой-то кнопки. Все это Вы сами знаете, хотя и не желаете верить, что это так будет.

Но это так будет, ибо иначе быть не может. Если Вы желаете, я могу Вам напомнить, что это сказано еще в Библии: «работа» в смысле фактора производства, «пот лица» ради хлеба и воды — «проклятие».

— С первого дня человеческой культуры человек стал бороться против этого проклятия, пытаясь перебросить проклятие «пота лица» на плечи природы и машины; теперь человек недалек от конечной победы, и «рабочий» в ближайшем будущем будет редкостью, и никакой социолог или социал-реформатор не станет заниматься такою мелочью. Перед ним будет стоять другой вопрос: что делать с чудовищным большинством людей «не-рабочими».

— Это пророчество я уже слыхал и не верю в него. Однако, предположим на минуту, что да, работать будет машина, робот и огромное большинство человечества сможет разгуливать без работы. Каким же образом Вы разрешите социальный вопрос? Как же Вы тогда приспособите социальный порядок к святому принципу (я надеюсь, что и для Вас он является святым): нетрудящийся не имеет право на блага земные?

— Я начну прежде всего с того, что высмею Ваш «святой принцип». Он совершенно не свят. Я не усматриваю святости в таком состоянии, при котором человек должен платить потом лица своего за элементарную возможность не погибнуть с голоду. Почему? Разве он просил у общества разрешения на рождение? Его не спросили, без его согласия его выбросили в свет, где существует потребность в еде, где идут дожди и зимою холодно. Если я принуждаю человека идти на войну и должен гарантировать хлеб, одежду и кровлю над головой; и это единственное святое во всем вопросе. Человек имеет право на хлеб, одежду, крышу и т. д. просто потому, что он человек. Работает ли он при этом или нет — это не имеет значения. Я считаю, что мое мировоззрение гораздо ближе к «святости», к чистой этике и элементарному гуманизму, чем Ваш принцип: ты не работаешь, то умри с голоду.

— Итак, как же выглядит Ваш рецепт социального освобождения по Вашему фундаменту об общем и равном праве для всех бездельников.

— Рецепт состоит из 2-ух кратких и простых законов. Во-первых: каждый человек, который требует это по какой либо причине, получает от государства определенный минимум своих потребностей — минимум, который общество будет считать достаточным в данной стране и при данной эпохе технической культуры. Во-вторых: для того, чтобы гарантировать этот минимум, государство имеет право мобилизировать людей и реквизировать материальные вещи в размере данной потребности.

— Может быть это и все, но мне еще недостаточно ясно представляется освобождение.

— Я Вам это разъясню. Я представляю себе, что то, что мы называем элементарными потребностями каждого человека, — то ради чего он теперь должен бороться и искать заработок и волноваться «шраен гвалд», когда, он не находит заработка — заключается в пяти вещах: еда, помещение, возможность воспитания детей и возможность лечиться в случае болезни. На иврите это звучит коротко: мазон, маон, малбуш, море, марпе. Пять «М».

Во всех этих отношениях существует в каждой стране и в любую эпоху понятие об определенном минимуме. А обязанность государства по моему «рецепту» должна заключаться в следующем: каждый человек, если он требует эти «пять м» должен их получить. Это первый из моих 2-ух законов. Из этого следует, что государство должно постоянно иметь возможность доставить эти «5 м» для всех тех граждан, которые потребуют это.

Откуда же государство возьмет их. Ответом будет служить «мой» второй закон. Государство берет это насильно от нации, точно так же, как оно взимает в настоящее время другие налоги и принуждает молодежь служить в армии.

По «моему рецепту» правительство рассчитает, что по теории вероятности в будущем году придется обеспечить пятью «м» такое-то число душ, т. е. такое-то число тонн пищи, столько-то комнат, текстиль и т. д., и для этого потребуется такое-то количество человеческих рабочих часов, (вероятно, не особенно много человеческих рабочих часов т. к. существенную работу будет выполнять машина). Поэтому правительство будет ежегодно налагать на граждан определенное число налогов, или реквизирует определенное число частных фабрик и мобилизирует для «социальной службы» определенное число молодых людей. Хотя я и не являюсь статистическим исследователем, но все же я уверен, что все это будет стоить значительно дешевле, чем стоят армии. Таким образом люди совершенно освободятся от социальной проблемы.

— Что-то слишком наивно, просто это выходит у Вас.

— Ибо социальная проблема гораздо проще, чем Вы ее себе представляете. Вы считаете, что задача социальной реформы чудовищно сложна: нужно следить на каждом углу за десятками тысяч отношений между людьми, классами и группами. А я вам говорю, что это абсолютно излишне. Для государства имеется лишь одна социальная задача: не допускать, чтобы люди голодали или спали на улицах голые и босые, короче говоря, изгнать бедность, а ля этого имеется лишь одно средство: гарантировать эти «5 м», всякому, кто их не имеет. Гарантировать из не всякого рода сложными и запутанными регуляциями, а просто, непосредственно и конкретно: давать и баста.

— Как так «баста»? Богатые пусть останутся богатыми, а бедняки должны ограничиться Вашим минимумом? Где же проблема защиты рабочего класса, ограничения эксплуатации — где все то, о чем мечтали целые поколения социалистических мечтателей.

— Социальные мечтали (за одним исключением) постоянно повторяли одну и ту же ошибку: они думали об изменении всего социально-экономического строя вместо того, чтобы думать об единственном и главном: изгнать, уничтожить бедность. Что можно сравнить с басней: имеется сад или парк, где дети играют ежедневно, но в парке есть 5 опасных и глубоких ям, куда можно упасть и проломить себе голову. Приходят Ваши социальные реформаторы (с тем исключением, о котором я Вам скажу в дальнейшем) и предлагают, чтобы строго и точно регулировали движения детей: идти на право, идти налево, бежать не быстрее, чем 20 шагов в минуту и Бог весть что еще. А я говорю Вам, что все это лишнее: я предлагаю просто засыпать эти 5 ям землею, и пусть дети бегают, как хотят. Ибо единственное, что общество не допустить это голод, голод в широком смысле моих «пяти м», или, может быть, Вы найдете еще шестое «м», так я на это не поскуплюсь.

Поскольку же каждый обеспечен этими пятью «м», то для государства это абсолютно безразлично, что кто-то живет в замке, а кто-то озлобляется за то, что ему не суждено жить в замке. Кого это касается? Девочка Ханеле красива, а Сорэле нет. Конечно, это очень неприятно для Сорэле, может быть даже трагедия, но не из тех трагедий, в которые правительство должно вмешиваться. Один талантлив, другой нет; один счастлив, другой неудачник. Бесконечное число «трагедий» развиваются вокруг такого рода различий (и может быть гораздо более глубокие или, во всяком случае, более деликатные, чем трагедия зависти из-за замка). Но какое кому дело до этого, если одна опасность устранена: голодать никто не будет.

Я Вам упомянул, что имеется лишь одно исключение, только один социальный мечтатель, который хорошо понял, что заботиться следует только об этом основном: уничтожении голода, а не усмирении зависти.

— Да, да, как действительно звали это исключение, кто этот великий ученый? Вероятно, Вы сами с Вашими пятью «м».

— Нет. Исключение: еврейская Тора. Большим преимуществом примитивных мыслителей является то, что мир, который они видели перед собой, содержал в себе уже все важные проблемы коллективного образа жизни, но в то же время это был простой мир, не такой сложный, как в настоящее время, а потому им было легче видеть самое главное. Если к тому же это были мыслители того народа, которого Всевышний благословил (или проклял) особенно острым чувством социальной справедливости, не удивительно, что они с самого начала открыли и то «главное», что есть в боли и то «главное», что есть в лечении. А лечение у них «пеа». Кто имеет поле, должен отдать часть его урожая, а те, кто ничего не имеют пусть придут и кушают.

Позднейшие еврейские мыслители расширили эту мысль: «хедер-юнгелах» знают все комментарии о «пеа», «аллот», «лепет» и т. д. — если я хорошо помню, где-то в «зраим» имеется что-то о том, что в неудачном году «пеа» должна быть больше. Все это очень примитивно формулировано, но фундамент очень правильный и здоровый. Это и есть разрешение, следует его только приспособить к условиям нового времени, и это все. Этим и заканчивается социальная задача государства и общества.

— Не больше? Без защиты рабочего, без ограничения эксплуатации, без восьмичасового рабочего дня, без законов об…?

— Я даю Вам торжественное разрешение оставить навсегда все защитные законы труда, существующие теперь в прогрессивных странах и ввести еще 77 параграфов законов в том же духе, во веки веков, Амин! Но я сомневаюсь, будет ли это являться необходимым при «моем рецепте». Для чего нужно теперь рабочее законодательство? Ведь каждый несостоятельный человек стоит перед опасностью голода, а это может богач использовать и принудить его принять любые условия труда. Но создайте условия, при которых не будет существовать опасности голода, то кто сможет меня принудить работать на плохих условиях? Наоборот, он, богатый, будет ВЫНУЖДЕН предложить мне такие условия, которые будут лучше, чем минимума пяти «м», в противном случае я их совершенно не приму. Лучшей защитой рабочего является освобождение бедняка от опасности нищеты: об остальном он сам позаботится.

— Если это будет так, как Вы рисуете, то тогда явится совершенно новая опасность, может быть еще худшей, чем эксплоатация: кто пойдет работать, если можно ходить без работы и пользоваться этими пятью «м»? Дойдет до такого состояния, что единственные, кто будут работать это те «мобилизованные» юноши из Вашего нового социального войска.

— Здесь видно, что мое понятие о «работе» значительно выше и благороднее, чем Ваше т. к. по Вашему мировоззрению каждый человек будет работать только тогда, когда его вынуждает на это бич опасности голода, а я говорю, что инстинкт напряжения, создания новых ценностей, инстинкт быть творцом и создателем по образу и подобию Божьему — это самый сильный фактор в истории и экономике. Если я говорил, что человек всегда боролся против принуждения трудиться в поте лица своего, то я думаю только принуждение; работай, а не то будешь голодать вместе с твоей женой и детьми. Это проклятие, этого не желает человек, против этого он будет бороться, пока он не освободиться от порабощения за хлеб. Тогда человек узнает, что УДОВОЛЬСТВИЕ труда, удовольствие созидательного напряжения в нем бесконечно сильнее, чем боязнь голода. Гарантируйте ему эти «5 м» и Вы увидите, как на завтра он начнет рваться к работе, к труду. В чем будет тогда заключаться «работа» (принимая во внимание роль машин в будущем) — я не могу Вам сказать, но, без сомнения, будущий человек найдет форму, в которую выльется созидательное напряжение, и которую мы не может себе представить. Но ПАФОС труда разовьется во всей своей величавой красоте лишь тогда, когда «труд» не будет больше связан с «принуждением».

Примечания

1. Опубликовано в "Гадегель" - журнале союза ревизионистов и Бейтар в Маньчжу-Ди-Го и в Китае, в 1935г.