Діалогъ, находящійся въ сборникѣ Платоновыхъ сочиненій и носящій заглавіе Ἁντερασταὶ, въ вульгатныхъ кодексахъ надписывается просто Ἑρασταὶ. Это заглавіе его удерживаетъ и Олимпіодоръ (Vit. Plat, p. 5, ed. Fisch.). Но первая надпись, сохраненная Діогеномъ Лаэрціемъ (II, 57. IX, 37), Ѳеодоритомъ (p. 672, ed. Sirmond.) и Прокломъ (in Euclid. p. 19), безъ сомнѣнія, вѣрнѣе; потому что здѣсь вводится состязаніе влюбленныхъ соперниковъ.
Это краткое сочиненіе написано языкомъ чистымъ, правильнымъ и изящнымъ; такъ что не представляетъ ни одной фразы, которая была бы недостойна языка Платонова или Ксенофонтова. Но содержаніе его изложено такъ вяло, нестройно и несходно съ діалектикою Платона, что оно никакъ не можетъ быть почитаемо сочиненіемъ подлиннымъ. Поэтому мы, вмѣстѣ съ Беккомъ, Шлейермахеромъ, Астомъ, Зохеромъ, Кнебелліемъ и Штальбомомъ, смѣло относимъ его къ числу сочиненій подложныхъ.
Разговоръ «Соперники» состоитъ изъ двухъ частей, изъ которыхъ въ одной доказывается, что философія не есть пріобрѣтеніе многихъ и разнородныхъ познаній, заимствованныхъ изъ области различныхъ наукъ, а въ другой говорится, что философіи надобно искать въ союзѣ справедливости и разсудительности, такъ какъ этимъ условливается и познаніе, и улучшеніе человѣческой природы на всѣхъ путяхъ ея жизни.
Никоторая изъ этихъ частей не раскрыта такъ, чтобы не оставалось ничего желать: есть въ нихъ мысли, требующія объясненія, — и онѣ не объяснены, онѣ тощи и походятъ на какую-то недоговорку; есть и такія, которыми обезображивается цѣлое, — и хотѣлось бы изгнать ихъ изъ діалога, или затѣнить другими, болѣе приличными. Читая первую часть, невольно припоминаешь взглядъ софистовъ, поставлявшихъ философію въ накопленіи множества разнородныхъ познаній и въ хвастливомъ высказываніи ихъ; а между тѣмъ о софистахъ въ діалогѣ и намека нѣтъ, и Сократова иронія не нашла здѣсь самой богатой для себя матеріи. Возможно ли, чтобы Платонъ ни однимъ словомъ не обличилъ тѣхъ самыхъ хвастуновъ, противъ которыхъ, судя по роду вопросовъ, направляемо было его сочиненіе? Правда, нѣкоторые, основываясь на словахъ Діогена Лаэрція (IX, 37), полагали, что этотъ діалогъ написанъ не противъ софистовъ, а противъ той партіи людей, которая, вмѣстѣ съ представителемъ своимъ, влюбленнымъ музыкантомъ, почитала корифеемъ мудрости Димокрита и поставляла философію въ многознаніи. Но читая самое сочиненіе, мы не находимъ въ немъ никакого повода къ такой догадкѣ, ни одного слова о Димокритѣ или его школѣ. Въ подлинныхъ Платоновыхъ діалогахъ преданность разговаривающихъ лицъ извѣстному философскому началу, или какой нибудь идеѣ, обыкновенно обличается ироніею Сократа; а здѣсь нѣтъ ничего подобнаго. Вторая часть разговора, если будемъ смотрѣть на нее со стороны философской, представится намъ еще слабѣе первой. Въ этой части писатель, чтобы имѣть право почитать философа добрымъ царемъ, добрымъ судьею, добрымъ отцомъ семейства, и во всѣхъ отношеніяхъ полезнымъ человѣкомъ, приписываетъ ему разсудительность и справедливость. Но, во-первыхъ, справедливость, которую онъ понимаетъ какъ добродѣтель, воздающую всякому свое, смѣшивается у него съ судейскимъ дѣломъ, что далеко несогласно съ ученіемъ Платона. Во-вторыхъ, разсудительность, по его мнѣнію, имѣетъ такую силу, что даетъ намъ возможность познавать не себя только, но и другихъ, и такимъ образомъ помогаетъ намъ судить о нихъ; а это опять несогласно съ Платоновымъ понятіемъ о разсудительности. Самый же очевидный признакъ подложности этого сочиненія состоитъ, по нашему мнѣнію, въ томъ, что писатель его всю философію направляетъ единственно къ матеріальной пользѣ, чего Платонъ не дѣлалъ и тогда еще, когда находился въ школѣ Сократа. О другихъ несогласіяхъ этого діалога съ ученіемъ Платона и духомъ его философіи говорятъ Шлейермахеръ, Астъ и Зохеръ. Принявъ во вниманіе какъ ихъ, такъ и наши замѣчанія, легко понять, почему даже Тразиллъ, критикъ очень снисходительный, пришелъ къ мысли о подложности «Соперниковъ». Diog. Laert. IX, 37.