Относительно «астральных» путешествий Дамодара м-р Годжсон того мнения, что, несмотря на показание Олкотта, предварительный уговор между Блаватской и Дамодаром более чем вероятен. Вот в полности показание полковника Олкотта, данное им в комиссии «Лондонского общ. для психич. исследований» и чрезвычайно интересное для характеристики «президента Теософического общества».
Олкотт. Во время одной моей официальной поездки из Бомбея в Кашмир в Марадабаде ко мне сильно приставал некто Шанкар Синг, правительственный чиновник, в то время ещё не теософ, чтобы я излечил двух мальчиков 12 и 14 лет, которые оба были парализованы с 10-летнего возраста. Я полагаю, многим из присутствующих известно, что я имею силу лечить больных произвольной передачей жизненной силы. Я отказал ему, так как в предшествовавшем году сильно изнурил себя частыми магнетизациями. Он долго старался убедить меня и заставить изменить моё решение, но так как я решительно отказался, то он обратился к м-ру Дамодару, путешествовавшему со мною по своей должности (секретаря). Шанкар Синг изложил ему всё дело и убедил его отправить свой двойник, или призрак (phantasm) в главную квартиру общества в Мадрас (отстоящий на 2200 миль от Марадабада), и постараться заручиться содействием г-жи Блаватской.
Ф. Майерс. Было ли известно в главной квартире, что вы находитесь в этот день в Марадабаде?
Олкотт. Там не было известно, что я в Марадабаде, так как ввиду быстроты нашего движения в Индии я во время поездки был принуждён часто нарушать заранее составленную программу и отправляться то туда, то сюда для нахождения новых ветвей общества. Всё говорит против какого бы то ни было влияния предварительного уговора. Для того чтобы понять настоящий случай, вы должны знать, что в восточных школах мистических исследований существует правило, по которому «челы» не могут иметь общения ни с каким учителем, исключая своего собственнаго. От этого м-р Дамодар, «чела» махатмы Кут-Хуми, не мог сам обратиться к моему учителю (Мории). Г-жа Блаватская и я — ученики одного учителя, а потому она могла обратиться к нему по этому поводу. Сделав приготовления к своему «астральному» путешествию, м-р Дамодар выслал м-ра Шанкара Синга из комнаты и запер дверь. Несколько минут спустя он возвратился к своему посетителю, ожидавшему его на веранде. Затем они вместе отправились в ту часть дома, где я сидел с несколькими индусами и одним европейцем, и передали мне, что́ произошло вследствие моего отказа вылечить мальчиков. М-р Дамодар рассказал, что его двойник был в главной квартире (в Мадрасе) и говорил с г-жой Блаватской, которая отказала в своём посредничестве. Но в то время, как он беседовал с г-жой Блаватской, они оба услыхали голос и узнали в нём голос моего учителя… Дамодар заявил мне, что если я возьму карандаш и бумагу, то он продиктует мне на память то, что сказал учитель. Я так и сделал.
Ф. Майерс. Вы имеете эту бумагу?
Олкотт. Да. Тогда в присутствии всех Шанкар Синг сел и написал краткий рассказ о случившемся, подтверждённый двенадцатью подписями, в том числе и моею.
В меморандуме говорится, что, повторив поручение махатмы, полученное в главной квартире, м-р Дамодар прибавил, что он просил г-жу Блаватскую подтвердить происшедшее, прислав телеграмму с повторением слов махатмы, или их сущности, или на его имя, или на имя Шанкара Синга. На следующее утро ожидаемая телеграмма была получена.
Майерс. Вы не знаете, видела ли Дамодара г-жа Блаватская?
Олкотт. Она говорила мне, что видела. В главной квартире живёт М. Алексис Куломб, библиотекарь Общества. Во время означенного посещения м-ра Дамодара, он был чем-то занят в комнате, соседней с той, где была г-жа Блаватская. Вдруг он вошёл в комнату и спросил: «Где м-р Дамодар?» — так как слышал его разговаривающим с г-жой Блаватской.
Майерс. От кого вы это слышали?
Олкотт. От самого м-ра Куломба. Он сказал: «Я сейчас ясно слышал его голос». Г-жа Блаватская ответила: «Он был здесь». М-р Куломб казался удивлённым: он подумал, что м-р Дамодар неожиданно возвратился, и его с трудом можно было убедить, что того нет в комнате с г-жой Блаватской.
Вот телеграмма, полученная Д. К. М. и переданная полковнику Олкотту в Марадабаде в 4:50, 10 ноября 1883 г.
«Генри может попробовать с этими лицами parties[1] в сильном месмерическом состоянии (mesmerised). Для облегчения страдающих втирать три раза в день каяпутовое (cajaputi) масло. Карма не может иметь к этому никакого отношения».
Показания многих свидетелей подтверждают передачу поручения м-ром Дамодаром и получение полковником Олкоттом соответственной телеграммы от г-жи Блаватской.
Для того чтобы доказать малую вероятность уговора между м-ром Шанкаром Сингом и м-ром Дамодаром, полковник Олкотт показал:
«В «Теософисте» за несколько месяцев до этого было напечатано, что я совершу эту и подобные поездки по Индии, и что особы, имеющие больных друзей, могут приводить их ко мне в известные часы на другой день после моего приезда. Задолго до моего приезда в Марадабад Шанкар Синг писал мне, прося взяться за излечение этих мальчиков и предлагая привезти их ко мне в Мадрас. Я отказался от этого, но сообщил ему, что он может привезти ко мне мальчиков, когда я буду в Марадабаде во время моего объезда. Вследствие этого дозволения он явился и так мне надоедал, говоря: «Вы обязались это сделать».
Таким образом оказывается, что прежде, чем полковник Олкотт оставил главную квартиру, там уже было известно, что по приезде в Марадабад к нему явится Шанкар Синг и потребует исполнения данного обещания.
Не исполнил же он своего обещания по следующей причине: ещё до своего путешествия он пытался излечивать посредством магнетизма больных в Пуне, куда собралось с этой целью до двухсот больных, но лечение было безуспешно и вызвало протест теософов, находивших, что полковник Олкотт унижает Общество, продолжая лечить, несмотря на неудачу.
Вместе с этим Олкотт получил через м-ра Дамодара письменное запрещение махатмы предпринимать какое-либо лечение.
«19 октября. — Через Д. К. М. пришло приказание от Чоханов (Chohans, высшие ду́хи) не лечить более до дальнейших приказаний». (Дневник полковника Олкотта, 1883 г.)
В своём же показании полковник Олкотт не говорит об этом ни слова и приписывает своё нежелание согласиться на просьбу Шанкара Синга тому, что он «уже в предшествующем году сильно изнурил себя частыми магнетизациями».
Что причиной его отказа было более полученное им приказание, чем выставленная им самим причина, подтверждается следующим показанием м-ра Броуна. («Некоторые опыты в Индии», стр. 14, 15).
«Полковник Олкотт… получил приказание от своего «Guru» удержаться от лечения больных впредь до дальнейших приказаний и когда его просил об этом в Марадабаде м-р Шанкар Синг относительно двоих сирот, то полковник принуждён был отказать. Тогда в дело вмешался Дамодар и сказал, что будет просить позволения специально для этого случая».
Далее Олкотт говорит в своём ответе, что г-жа Блаваткая не знала, что путешественники находятся в Марадабаде, так как заранее составленная программа часто изменялась. Но вот что говорит м-р Годжсон:
«Несколько времени спустя после моего приезда в Адиар, я воспользовался случаем, когда полковник Олкотт просматривал свой дневник, чтобы попросить его сообщить мне число его посещений различных городов во время его поездки в 1883 г. Он отвечал мне, что я могу взять их из программы поездки, заранее напечатанной в «Теософисте». На моё замечание, что из его показания я заключаю, что предварительная программа была нарушена, он отвечал, что она действительно была несколько изменена вследствие нахождения им новых, не обозначенных ветвей Общества, и стал говорить мне числа по своему дневнику. Впоследствии я сравнил их с заранее напечатанной программой, и все числа вполне совпали с числами, данными мне полковником Олкоттом из дневника.
Кроме того нужно заметить, что в напечатанной в «Теософисте» программе было прибавлено следующее примечание: «Программа эта будет насколько возможно точно исполнена. Всякое изменение, вызванное непредвиденными случайностями, будет сообщено по телеграфу». (Таким образом, в случае нарушения программы, м-р Дамодар имел приличный предлог зайти на телеграф и мог послать г-же Блаватской предупреждение, не вызывая никакого подозрения). Но программа исполнялась в точности, как сказано выше, и все обстоятельства как нельзя лучше приспособлены для предварительного уговора».
Несмотря на все эти обстоятельства, ясно указывающие возможность предварительного соглашения между Дамодаром и Блаватской, Олкотт говорит: «Всё было против какого бы то ни было предварительного уговора»! Отсюда видно, как мало можно доверять всем его показаниям, и остаётся только удивляться — зачем это Годжсон, добросовестно и ясно доказывая полную недобросовестность Олкотта, не может посадить его на законно принадлежащее ему место, то есть в компанию людей, помогавших Блаватской производить её удивительные феномены.
Нужно упомянуть ещё тот факт, что когда полковник Олкотт ссылался на свидетельство м-ра Куломба, ему ещё не было известно, что Куломб обвиняется в делании потайных дверей и других приготовлений для плутовских проделок. Позднее, когда полковник Олкотт получил корректурные листы своего показания, ему уже должен был быть известен факт исключения Куломба из «Теософического общества». Сам Куломб заявил, что, по просьбе г-жи Блаватской, он дал полковнику ложное показание.
Второй случай «астральных» путешествий м-ра Дамодара полковник Олкотть описывает следующим образом:
«Ночью 17 ноября 1883 г., — следовательно, семь дней спустя после первого случая, — я ехал из Мейрута в Лагор. В вагоне со мной были двое — м-р Дамодар и другой индус по имени Нарен Свами Нэду, спавшие в различных местах вагона. Я сам читал книгу при свете лампы. Время от времени Дамодар ворочался, показывая этим, что не спит, подобно другому. Затем Дамодар подошёл ко мне и спросил, который час. Я сказал, что осталось несколько минут до шести. Он сказал: «Я сейчас был в главной квартире, — подразумевая свой двойник, — с г-жою Блаватской случилась неприятность». Я спросил, было ли это что-нибудь серьёзное. Он отвечал, что не может сказать; но он полагает, что у неё нога запуталась в ковёр, и она тяжело упала на правое колено… Тогда я вырвал из какой-то книги клочок бумаги и записал всё это, затем подписал я сам и другой индус».
В записке значится следующее:
«В поезде на станции Нагуль S. P. и D. железной дороги в 5 ч. 55 м. 17/11/83 Д. К. М. сказал, что был сейчас (в Sukshma Sarira) в главной квартире. Е. П. Б. запуталась в ковре и ушибла правое колено. Взяла портрет K. H. из священного шкафа. Слышал, что она упоминала имена генерала и миссис Морган. Думает, что они там. Не видел никого, кроме Е. П. Б., но чувствовал многих других.
Следующая станция была Сахаранпур, где была получасовая остановка для ужина. Я прямо пошёл на телеграф и послал г-же Блаватской телеграмму, сколько мне помнится, в следующих выражениях: «Что случилось в главной квартире около шести часов? Ответ в Лагор».
В ответ г-жа Блаватская телеграфировала:
«Чуть не сломала правую ногу, упав с епископского кресла, сбив с места Куломба, напугав обоих Морган. Дамодар напугал нас».
Полковник Олкотт добавляет:
«Присутствие в главной квартире генерала и мистрисс Морган подтверждается этой телеграммой, а ранее этого мы, путешественники, не знали о их возвращении из Нильгири (Nilgiris)».
К этому замечанию, увидав показание полковника комиссии в корректуре, г-жа Блаватская прибавила следующее:
«Они только что приехали из Nilgherry-Hills. Е. П. Блаватская».
«В этом случае свидетельство генерала и мистрисс Морган является важным доказательством против какого-либо уговора г-жи Блаватской с м-ром Дамодаром, так как оно доказывает: 1) что их присутствие в главной квартире не могло быть известно м-ру Дамодару, и 2) что случай с г-жой Блаватской был действительно и случился в названный час. Однако, я узнал впоследствии от генерала Морган и его супруги, что они были в главной квартире уже неделю; что их специально пригласило туда письмо махатмы, и что они не были личными свидетелями случившегося».
Воть заключение м-ра Годжсона: «Ввиду того что мы с другой стороны знаем о г-же Блаватской, я нахожу, что всякое чудо, в котором она принимала участие, кажется поддельным; недобросовестность м-ра Дамодара видна из его показаний о священном шкафе; все эти чудесные сообщения никем не подтверждаются, кроме Дамодара и г-жи Блаватской; обстоятельства способствуют предварительному между ними уговору, и заключение, что все эти «астральные» путешествия — одна сказка, кажется мне неопровержмым, а из этого заключения вытекает, что нельзя придавать значения никакому другому показанию о мнимых чудесах, в которых принимал участие м-р Дамодар. Полное значение этого заключения будет видно дальше, когда я дойду до отчёта о письмах махатмы, полученных в отсутствие г-жи Блаватской».
Вот ещё доказательство недостоверности показаний полковника Олкотта:
В ответ на вопрос м-ра Майерса по поводу «астральной» формы махатмы, явившегося Олкотту в Нью-Иорке, он показал:
«Я никогда не видал живого индуса ранее моего прибытия в Лондон, по дороге в Индию. До тех пор я не состоял в переписке ни с одним из них и не знал ни одного живого индуса, который мог бы навестить меня в Америке».
Полковник Олкотт прибыл в Лондон по дороге в Индию в 1879 г. «Теософическое общество» было основано в 1875 г., и задолго до этого полковник Олкотт путешествовал с индусами из Нью-Йорка в Ливерпуль. Он познакомился с ними и получил их портреты, из которых один, как он сам пишет в одном виденном мною письме, висел у него на стене в 1877 г. В течение 1877 и 1878 годов он написал много писем одному из этих индусов, м-ру М. Т., теософу, умершему несколько лет тому назад, с которым был в большой дружбе в Бомбее.
Итак, оказывается, что полковник Олкотт был в близких отношениях с индусом, с которым познакомился во время переезда из Америки в Англию, гораздо ранее того, как посетил Лондон по дороге в Индию, и даже гораздо ранее появления «астральной фигуры», о которой идёт речь. Сверх того, «Теософическое общество» в Бомбее было основано М. Т. ещё ранее перевода главной квартиры из Америки в Индию.
Когда полковнику Олкотту было указано несогласие его показания с фактами, то он согласился, что знал М. Т. и других индусов много раньше, объяснив своё ложное показание тем, что в то время он был так поглощён появлением «астральной формы» махатмы, что временно позабыл о своём знакомстве с М. Т. (!!)
При этом не следует забывать, что Олкотт мог исправить свой рассказ в корректуре, когда должна была бы уж пройти странная забывчивость, нашедшая на него при вопросе м-ра Майерса.
«Вследствие этого, — замечает м-р Годжсон, — я не могу придавать показаниям полковника Олкотта никакой научной ценности».
Такою же неточностью относительно явлений махатм страдают показания другого джентльмена, м-ра Могини М. Чаттерджи; но надо заметить, что он везде говорит, будто никогда не обращал большого внимания на феномены.
Для объяснения противоречий, встречающихся в его показаниях, м-р Могини ссылается на своё недостаточное знание английского языка [2]. Так, например, в случае первого упомянутого «астрального» явления показание м-ра Могини заставило нас предположить, что не только он, но и остальные свидетели узнали фигуру. Спрошенный, все ли согласились, что это не может быть настоящий человек, м-р Могини ответил:
«Конечно. Нам показалось, что это явился оригинал портрета, висевшего в комнате полковника Олкотта и считавшегося портретом одного из махатм». На вопрос члена комиссии м-ра Стэка, мог ли он различить черты, м-р Могини ответил: «О, да, и костюм, тюрбан и всё прочее», но позднее, на вопрос м-ра Гернея, узнал ли бы он явление, если бы увидал одно лицо, он отвечал, что не знает, что впечатление сходства с оригиналом портрета в комнате полковника Олкотта произвела на него вся фигура.
Однако, ни один из спрошенных свидетелей не узнал черт лица; многие даже не могли сказать, была ли фигура с бородой или нет, исключая м-ра Гозаль, который «видел что-то вроде бороды, но не очень ясно».
Точно также свидетели не согласны и с другими пунктами, которые приводит м-р Могини. Например м-р Могини говорит, что фигура «как будто растаяла». М-р Гозаль говорит: «Мне показалось, и многие из присутствовавших были того же мнения, что фигура зашла за дерево и вдруг исчезла». В настоящее время м-р Могини объясняет, что, говоря «казалось, как будто растаяла», он просто подразумевал, что фигура исчезла. (В своём показании комиссии м-р Могини сказал, что фигура исчезла, и когда м-р Майерс спросил: «Каким способом она исчезла?» — Могини ответил: «Казалось, как будто растаяла». Другой свидетель описывает фигуру как ходившую взад и вперёд под балконом на третьей террасе и предполагает, что это не могло быть обыкновенное существо, потому что на этой террасе множество колючих деревьев, делающих прогулку по ней затруднительной. Но, осматривая старую главную квартиру в Бомбее, я нашёл, что и это описание не точно, и что всякому, даже переодетому в широкое, развевающееся платье, легко можно ходить по всем террасам. И я достаточно удостоверился, что на террасах не было сделано с тех пор никаких изменений.
Одним словом, после моего осмотра местности, я вполне убедился, что явление могло быть легко устроено переодетым м-ром Куломбом. Я видел м-ра Куломба, переодетого махатмой, и действительно фигура могла казаться очень внушительной. Голова из папье-маше (с плечами), похожая на голову индуса, с бородой и так далее, надевалась на голову представлявшего махатму, со лба её падала складками белая кисея[3] и, слегка раздвинув её складки, переодетый мог видеть и говорить, если надо. Я не думаю, чтоб кто-либо из свидетелей вышеупомянутых случаев мог узнать переодевание, даже если бы фигура подходила ещё ближе и освещение было лучше.
Во втором случае мне не удалось восстановить, на каком расстоянии являлась фигура, но в первом, судя по местности, она должна была находиться на расстоянии более 40 ярдов от свидетелей. Нельзя придавать значения словам, будто её узнали в лицо, да притом ещё по одному портрету, на таком расстоянии, даже при ярком лунном свете. Кроме того, фигуру невозможно было хорошо рассмотреть вследствие растущих в этом месте деревьев и кустов.
Третий случай, приведённый м-ром Могини, «астрального» явления в Адиаре отличается, если это возможно, ещё меньшей ценностью в смысле достоверности, чем два предшествовавшие, в особенности после позднейших сообщений, сделанных м-ром Могини.
Могини описывает этот случай следующим образом: он сидел с Блаватской и Дамодаром в Адиаре в гостиной, окна которой выходили на террасу; было около 11 часов вечера. В одном из углов комнаты вдруг появилось какое-то белое облако, которое мало-помалу превратилось в человеческую фигуру. Фигура начала ходить взад и вперёд перед присутствовавшими и подходила так близко, что Могини казалось, что, протянув руку, он мог бы дотронуться до неё. По портрету он признал в фигуре махатму Кут-Хуми. Через несколько времени, говорит Могини, я попросил махатму оставить мне какой-нибудь вещественный знак своего посещения. Тогда он поднял руку, казалось, бросил нам что-то и через мгновение на нас упал целый дождь роз, каких в саду не было. Так как с одной стороны балкона росли деревья, то, во избежание подозрений, что оно могло спуститься по дереву, мы попросили явление исчезнуть с той стороны, где нет выхода. Оно прошло мимо нас до края балкона и мгновенно исчезло. Высота балкона от 15 до 20 ф. Под ним место открытое и в то время там находилось несколько человек, кроме того, под балконом находится несколько ступенек, и человек, спрыгнувший сверху, непременно переломал бы себе ноги.
Дамодар, спрошенный м-ром Годжсоном, сказал, что фигура исчезла не у края балкона, а как раз напротив и близко от двери в Оккультическую комнату, которая выходит на балкон. В то время, говорит м-р Годжсон, я предполагал, что разногласие между этим показанием и словами м-ра Могини может происходить от желания м-ра Дамодара убедить меня, что г-жа Блаватская не была знакома с обстоятельствами дела.
М-р Могини в последующем показании, которое он дал в наше первое свидание по возвращении моём из Индии, описал мне, что фигура исчезла на месте очень близком от указанного мне м-ром Дамодаром, но не на том самом; и я обязан сказать, что если бы оно было то же самое, то позднейшее показание м-ра Могини превратило бы его первое в совершенно бессмысленное; но и так оба показания м-ра Могини совершенно различны. Вместо исчезновения фигуры, как было сказано в его первом показании, по одну сторону балкона и над лестницей, теперь она исчезает в месте, которое скорее можно описать, как переднюю часть балкона и внизу не было ступенек. Я не могу придавать никакой цены таким противоречивым показаниям; точно так же, как, по-моему, дело нисколько не поправляется объяснением, данным м-ром Могини в наше последнее свидание, что он не осматривал места, чтобы убедиться, были ли внизу какие-нибудь ступени, и что ему только показалось, будто он видел, что под балконом были ступени. В первом показании м-ра Могини точка исчезновения фигуры была определена одной стороной балкона, деревьями по другую сторону, краем балкона и ступенями. Позднейшее показание противоречит первому в трёх из этих четырёх определяющих условий.
Я должен сказать, что показание м-ра Могини, сделанное прежде, чем здесь стало публично известно что-либо об обвинениях, возбуждённых Куломбами, вполне согласно относительно движения фигуры и её исчезновения с показанием, сделанным мне независимо (то есть, как я полагаю, не зная, что́ показал м-р Могини) г-жою Куломб, утверждавшей, что на этот раз роль махатмы исполняла она. Место, где она, по её мнению, окончательно исчезла из вида, было по одну сторону балкона у края, ступени были как раз внизу, а деревья вблизи другой стороны балкона. Она рассказала, что, переодевшись махатмой в ванной комнате — теперь комната м-ра Дамодара (см. план), — она прошла через шкаф с секретной двойной задней стороной в Оккультическую комнату, а оттуда через дверь на террасу, по которой, согнувшись и следуя вдоль стены, пробралась до среднего окна в гостиной, где медленно выпрямилась во весь рост (болван, надетый на голову, увеличивал её рост). Присутствующие приветствовали её почтительным поклоном. По её словам, она запаслась цветами, которые спрятала в складках кисеи, и, пройдя несколько раз взад и вперёд по террасе, она наконец прошла на восточную сторону балкона, примыкавшую к строившейся в то время новой комнате, а оттуда, через северную часть террасы, назад в ванную комнату. Она сообщила также, что сняла башмаки, чтобы двигаться неслышно, и что было так темно, что она ушибла себе ногу о гвоздь на террасе; цветы, брошенные м-ру Могини, по её словам, она получила от г-жи Уэлли (Wailli), портнихи, которая затем уехала из Мадраса и живёт в Коломбо, на Цейлоне. Я расспросил г-жу Уэлли в Коломбо, и она припомнила, что в 1884 г., получив много цветов, она дала часть г-же Куломб. Г-жа Куломб показала, что ночь была тёмная и, — на мой специальный вопрос, — что луны не было. Между тем м-р Могини сказал, что луна освещала балкон. По справке с календарем ночь была безлунная. М-р Могини объясняет теперь, что, может быть, он принял «свет от лампы» за лунный (!!).
Я сам не очень уверен, чтобы на балконе был ламповый свет, но здесь следует прибавить, что во всяком случае большая часть террасы должна была оставаться во мраке и что хотя всякий, прочтя показание м-ра Могини, подумает, что с террасы не было другого выхода, как «спуститься по дереву или что-нибудь вроде этого», тем не менее были ещё другие пути, по которым обыкновенный переодетый смертный мог оставить её. Зрители сидели в гостиной, против среднего окна, и взгляд на план покажет, что известная часть террасы с обеих сторон, восточной и западной, была совершенно скрыта от их наблюдения. С террасы легко можно было уйти, не только спустившись по дереву, но и через строившуюся комнату или поднявшись на крышу, — не говоря уже о двери в Оккультическую комнату и двойной стенке шкафа; или даже, ввиду отсутствия луны и того, что было 11 ч. вечера, спуститься по подставной лестнице с балкона на землю…
Затем м-р Годжсон переходит к остальным показаниям о явлениях махатм.
«Мне остаётся сказать очень немного относительно других явлений махатм, как в их обыкновенном виде, так и в «астральном». Их лёгкое и вполне достаточное объяснение во всех случаях — переодетый помощник. Рассказы в памфлете м-ра Броуна, о которых он отказался сообщить мне дальнейшие подробности, недолго нас задержат. Единственный раз, когда он увидал махатму Кут-Хуми при дневном свете, фигура была на расстоянии. М-р Броун говорит: «Утром 20-го он пришёл ко мне в палатку и сказал: «Теперь вы видите меня перед собою в телесном виде; смотрите и убедитесь, что это я», — и оставил письмо с инструкциями, и шёлковый носовой платок, которые до сих пор у меня». Этот случай произошёл, кажется, в два часа дня, и все причины м-ра Броуна предполагать, что это был Кут-Хуми, состоят, кажется, в том, что данное им письмо было написано тем же почерком, как все письма «Кут-Хуми», полученные в главной квартире «чудесным» способом.
Главные лица, утверждающие по собственному опыту (кроме г-жи Блаватской) о существовании «Братства» в Тибете — мистер Дамодар и м-р Баваджи Дарбагири Наф. Чего стоит свидетельство м-ра Дамодара, об этом уже было достаточно говорено. Относительно м-ра Баваджи Д. Нафа в приложении I показано, что он сам вмешался в попытку нападения г-жи Блаватской на письмо о «телеграмме Сассуна», а в примечании к приложению IV будет видно, что он дал показания, — которые я не могу считать иначе, как заведомо ложными, — относительно священного шкафа. Кроме того, он показал мне, что жил с братьями только несколько месяцев из тех двух лет, которые последовали за оставлением им в 1878 места частного секретаря у сборщика податей в Курнульском округе, хотя предварительно показал м-ру Синнетту («The Occult World», стр. 154, 155, четвёртое издан.), что прожил с Кут-Хуми десять лет. Далее он говорит, что только по прошествии этих двух лет он присоединился в Бомбее к «Теософическому обществу» и с тех пор постоянно находился в главной квартире, исключая двух поездок на север — одной в Тибет и другой на окраины Тибета. Из этого показания в настоящее время ясно, что м-р Баваджи присоединился к «Теософическому обществу» в Бомбее не позже 1881 года и пробыл в этом году некоторое время в главной квартире. Но, как кажется, его первое появление как Баваджи Дарбагири Нафа произошло не ранее конца 1882 г., и около этого времени он посетил м-ра Синнетта. Когда впоследствии он возвратился в главную квартиру, теософы узнали в нём Гвалу К. Деба, бывшего там ранее. Сообщение, сделанное г-жею Куломб в её памфлете[4] и повторённое затем мне самому, что м-р Бабаджи Д. Наф есть то же самое лицо, которое было ранее известно в главной квартире в Бомбее под именем Гвала К. Деб, подтверждается показаниями м-ра А. О. Юма, м-ра Тукарама Татиа, м-ра Баль Ниладжи Питаля и м-ра Езекиеля, и это кажется мне единственным объяснением приведённого выше показания м-ра Баваджи мне самому. М-р Баваджи, конечно, утверждает, что никогда не носил имени Гвала К. Деб, но невозможно, чтобы все свидетели могли принять за мистера Баваджи другую личность, так как он очень мал ростом и голос его имеет совершенно особый тембр. Сверх того, он вообще, кажется, не прочь являться в разных видах, так как даже в последнее время он представляет собой две личности в последнем официальном годовом отчете «Теософического общества», то есть является под двумя различными именами. На стр. 8 он является как делегат от Визианаграмской ветви под именем Баваджи Д. Нафа и на стр. 131 приложения А. к отчёту «Теософического общества» — в качестве одного из помощников секретарей канцелярии, под именем С. Кришнасвами. Оказывается, что Баваджи Дарбагири Наф и С. Кришнасвами одно лицо, причём последнее имя — настоящее, согласно его собственному мне признанию. Я полагаю, всякий согласится, что простое заявление лица, дававшего ложные и противоречивые показания, недостаточно для доказательства того, что он «ученик (Chela) Кут-Хуми», но зато трудно избежать заключения, что если он, говоря словами м-ра Синнетта «что-либо другое, то конечно лжесвидетель, придуманный для поддержания гигантского обмана, созданного г-жой Блаватской». Я могу прибавить, что м-р Баваджи, если можно верить его рассказу о его полной всяких перемен жизни, кажется совершенно одиноким и бездомным и не имеет ничего, кроме главной квартиры, и, по моему мнению, из благодарности за доброту к нему г-жи Блаватской с радостью готов для неё обращаться с истиной более чем свободно. Рама Суриндро Гаргиа Дева, — из письма которого к г-же Блаватской, свидетельствующего о его близости с учителем (напечатано в «Теософисте» в декабре 1883), в нашем первом отчёте было приведено извлечение, — не может считаться независимым свидетелем; ввиду того что его собственное существование ещё более проблематично, чем существование махатм, так как его знают только г-жа Блаватская, м-р Баваджи и м-р Дамодар. А м-р Мирза Мурад-Али-Бег, который в своих заявлениях («Теософист», август 1881) ручается за него, приблизительно так же, как г-жа Блаватская и м-р Дамодар ручались за существование и могущество махатм, по словам разных теософов, нимало не заслуживает доверия и, кроме того, выказывает очевидные признаки сумасшествия. Про него говорят, что он занимался чёрной магией (!), прежде чем вступить в «Теософическое общество», из которого давно вышел и сделался католиком, а теперь он уже мусульманин. Таким образом, я должен сказать, что все главные доказательства существования махатм оказались — ничем.
Прежде всего я обращу внимание, — говорит Годжсон, — на показание, данное м-ром Дамодаром и м-ром П. Сриневасом Рао, что феномены чудесного шкафа происходили и после того, как г-жа Блаватская оставила Мадрас, и, следовательно, после того как пустота в стене была заделана, согласно показанию самого м-ра Куломба.
В ответ на мои расспросы м-р Дамодар и м-р П. Сриневас Рао согласились, что единственные примеры этих чудес были два, приведённые в приложении XI.
Вот в чём состояли эти чудеса: 4 марта 1884 г., когда Блаватская и Олкотт были в Европе, Сриневас Рао, находясь вследствие домашних обстоятельств в очень угнетённом настроении духа, пришёл в Адиар и попросил Дамодара показать ему шкаф, не упоминая при этом о своём настроении. Дамодар отворил шкаф, но через несколько секунд объявил, что он получил приказание закрыть его, что и было тотчас исполнено. Однако вскоре Дамодар снова открыл шкаф, и Сриневас Рао нашёл в нём письмо к себе Кут-Хуми, в котором махатма утешал его и советовал успокоиться духом. Второй случай был с Харисити Рунсинги. Однажды он с позволения Дамодара положил в шкаф письмо к махатме, касавшееся его домашних обстоятельств. На следующий день письмо было найдено нераспечатанным, и по открытии в нём оказался ответ Кут-Хуми, написанный обычным синим карандашом.
Читатель заметит, что во втором случае, когда в шкаф было положено письмо, требовавшее специального ответа, то до появления ответа прошло довольно много времени. В первом случае не было положено никакого письма, не требовалось никаких специальных справок и письмо в шкафе явилось без остановки. Для читателя будет ясно, какую роль мог играть при этом м-р Дамодар и то, что для этого именно феномена не было надобности в том, чтобы задняя сторона шкафа открывалась.
Известно, что когда г-жа Блаватская была в Мадрасе, в шкафе находились мгновенные ответы на мысленные вопросы, что конверты писем с вопросами возвращались нетронутыми, а когда их вскрывали, внутри находились ответы, написанные почерком махатмы. После многих расспросов я убедился, что во всех случаях, о которых я слышал, мысленные вопросы могли быть угаданы г-жою Блаватской; конечно, вопросы по большей части касались того, будет ли спрашивавший иметь успех в своём желании сделаться учеником махатмы, и ответы часто были неопределённого и пророческого характера. Во многих случаях конверт с вопросом, положенный в шкаф, был заранее прислан для этого в главную квартиру, так что его легко было вскрыть прежде даже, чем положить в шкаф. Там, где вопрос задавался с особой тщательностью, там — или не давалось специального ответа, или ответ откладывался. М-р Езекиель, теософ из Пуны, описал мне подробности полученного им от махатмы сообщения в ответ на его особый вопрос. Эти подробности вполне согласны с моим предположением относительно г-жи Блаватской, но м-р Езекиель не желает, чтобы они были напечатаны; однако он дал мне позволение подтвердить полную справедливость нижеследующего места в памфлете г-жи Куломб (стр. 73):
«Есть другой феномен, о котором я могу упомянуть, так как он произошёл в присутствии м-ра Езекиель, о котором я буду говорить позднее. Во время годовщины в числе многих делегатов, явившихся по этому случаю, находился и упомянутый джентльмен. Он был в числе других в комнате г-жи Блаватской, когда с потолка упало письмо. М-р Езекиель естественно предположил, что оно могло быть нарочно заранее туда засунуто, и объявил это под величайшим секретом многим из членов Общества. Тем не менее это дошло до ушей г-жи Блаватской, и она сейчас же велела моему мужу снять спираль, по которой проходила веревочка, и замазать отверстия краской, так чтобы уничтожить все следы; когда это было сделано, она позвала некоторых, чтобы показать, как смешно было обвинение».
Следующее письмо упало с потолка в гостиной г-жи Блаватской и, по всей вероятности, было устроено так же, как и «чудесное» письмо, приготовленное для меня Куломбами, которое было описано в апрельском номере Журнала в моём нижеследующем письме из Индии:
Сегодня утром я пригласил к себе Куломбов, живущих в доме м-ра Дайера в С-т Томе. До прибытия г-жи Куломб я короткое время разговаривал с м-ром Куломб. Во время последующего разговора я заметил, что ещё не имею удовлетворительной теории относительно падающих с потолка писем. В эту минуту появилось что-то белое, коснулось моих волос и упало на пол. Это было письмо. Я его поднял. Оно было адресовано на моё имя. Г-н и г-жа Куломб сидели недалеко от меня, напротив. Я не заметил с их стороны ни малейшего движения, которое могло бы относиться к появлению письма. Рассматривая потолок со своего места, я не заметил никакой трещины; потолок казался целым. Развернув письмо, я убедился, что оно имеет отношение к нашему разговору. Вот оно буквально:
«Так как сегодня существующие причины предсказывают нам завтрашние результаты, то бутон предсказывает нам заранее вполне распустившуюся розу на завтра; глядя на роскошное хлебное поле, в которое саранча положила свои яйца, мы можем предвидеть, что этот хлеб никогда не поступит в амбары; видя чахоточного отца и золотушную мать, можно заранее предсказать болезненное дитя. Все эти причины, вызвавшие все эти результаты, суть в свою очередь результаты других причин, и так до бесконечности; и так как ничто в природе не теряется, но остаётся запечатленным в аказа, то точное познавание умеющего видеть, начинающего от источника, всегда неуклонно достигает результата».
Затем м-р Куломб объяснил происхождение этого письма.
«Толстая балка поддерживала потолок, а на ней под прямым углом лежал целый ряд меньших балок с пустыми пространствами между ними. Эти пространства были наполнены кусками дерева, залитыми цементом. Часть этого цемента была выскоблена около большой балки и между двумя малыми, так что письмо могло быть вложено и лежать вплоть к большой балке. Вокруг письма была два раза обёрнута нитка под цвет потолка. Один конец был свободно обёрнут около письма, а другой в руке человека, вне комнаты. От письма нитка была проведена по потолку и затем вверх из комнаты. Я сидел под главной балкой. Разговор был нарочно направлен на данный сюжет и по данному сигналу (зов собаки) помощник на веранде потянул нитку, и письмо упало. Помощник притянул к себе всю нитку и затем скрылся. Щель для письма может быть затёрта в несколько мгновений простой пылью, так что на потолке не останется никаких следов приспособления».
Потолок в гостиной г-жи Блаватской был устроен точно так же, а потому годился для устройства подобных феноменов. Кроме письма, полученного м-ром Езекиель, письмо, о котором упоминается в приложении V, также упало в этой комнате. Я осмотрел балку и заметил щель, очень удобную для феноменов с письмами; когда я оставил Мадрас, отверстие ещё существовало».
Затем Годжсон заявляет, что все конверты, имевшие отношение к феноменам с письмами, виденные им у теософов носили несомненные признаки того, что они вскрывались и потом подклеивались и подпечатывались.
После отъезда Блаватской в Европу сообщения махатм — за двумя помянутыми исключениями — находились не в шкафу (schrine), а в других местах, по большей части в конторе, и во всех случаях появление этих писем легко могло быть делом рук Дамодара.
Во время своего пребывания в Бомбее, Годжсон тщательно осмотрел места, где главным образом происходили чудеса с письмами — комнату и чердак, вход в который через трап в потолке бывшей спальни Блаватской, — и нашёл, что описание, сделанное Куломбом, вполне точно и обстоятельно.
Примечания править
- ↑ Употребление слова «лицами» (parties) кажется мне подозрительным, замечает м-р Годжсон. К чему это общее и довольно странное слово, как не для того, чтобы прикрыть непредвидееное недоразумение? Слово «boys» (мальчики) было бы короче и естественнее.
- ↑ Могини знает английский язык превосходно, как утверждают и знакомые мне англичане, и я сам быль свидетелем его льющегося рекою красноречия на «конферансах». Вс. С.
- ↑ Сравн. заявление Бабулы родственницам Е. П. Блаватской относительно того, что махатмы — «кисейные». Вс. С.
- ↑ «Some Account of my Intercourse with Madame Blavatsky», стр. 48—50.