Мои статьи «Современная жрица Изиды», по своему предмету и по тому интересу, какой возбуждают рассказы из действительной жизни с разоблачением её курьёзов, — не могли не обратить на себя внимания. Зная это, я хорошо знал также и то, что мне придётся вынести всякие неприятные следствия такого интереса и внимания. Ведь угодить всем нет никакой возможности, и, прежде всего, я не мог, конечно, угодить сестре моей героини, — г-же Желиховской. Её писания о Е. П. Блаватской как о великой чудотворице оккультизма, преисполненные самой удивительной фантастичности, явились для неё тем заклинанием, посредством которого чародей средневековой легенды вызвал духа, не имея сил с ним справиться. Жестоким духом, неосмотрительно вызванным г-жой Желиховской, оказалась моя «жрица Изиды».
Я объяснил в начале моего рассказа причины, принудившие меня приступить к печатанию моих воспоминаний, сопровождаемых документами. Для людей, знакомых с современными настроениями нашего общества и относящихся серьёзно к этим настроениям, ясен вред, могущий произойти от увлечений глубоко материалистической доктриной, разукрашенной разными суевериями, мнимыми чудесами и носящей пышное название «теософии» и «религии разума». Показать в истинном свете с помощью неопровержимых доказательств нравственную подкладку такого учения, а также его создателей и провозвестников, — оказалось делом общественной важности. Я увидел, что при таких обстоятельствах молчать и скрывать истину, зная её — преступно.
Я сам в своё время, да и не один, а в компании с некоторыми весьма известными и достойными представителями западно-европейской науки и литературы, очень заинтересовался Блаватской, её феноменами и чудесами. Ни от кого я не скрывал моего первоначального увлечения, моих всё возраставших сомнений и моего страстного желания во что бы то ни стало узнать истину в этом крайне важном деле (см. ниже: письмо г. Шарля Рише). Лично к Блаватской я относился с полной симпатией как к моей соотечественнице, как к женщине, обладавшей редкой талантливостью и совсем оригинальной силой. Такое моё отношение к ней продолжалось до осени 1885 года, когда я разглядел её со всех сторон и должен был решить, что, ввиду важности дела, далее щадить её нельзя, что это значило бы сделаться, так сказать, её косвенным сообщником.
Я никогда не скрывал и от самой Блаватской моих сомнений, подозрений и расследований её «феноменов», что видно из её же собственноручных, приводимых мною в «Изиде» писем. Я только имел наивность надеяться, пока ещё мало знал её, что мне удастся в конце концов отдалить её от «теософической» деятельности и направить её силы на чисто литературную почву. Был период, когда это и действительно представлялось возможным. Но внезапные обстоятельства, — её поспешный отъезд в Индию, — помешали этому.
Она знала, что я веду моё расследование, но рассчитывала, что я в качестве соотечественника и друга, узнав всё, не решусь «выдать её иностранцам» — по её выражению. Я не мог, — подобно «Обществу психических исследований», так же как и я глубоко заинтересованному «феноменами» и «истиной», — назначать комиссий, комитетов, избирать «расследователей на месте». Я был один — и поневоле заключал в своём лице и комиссию, и расследователя на месте. Если бы мои «исследования действительности» привели к иному результату, то есть дали бы мне доказательства, что Блаватская никого не обманывала и что её «феномены» истинны — ведь я был бы её первым защитником, с добытыми мною доказательствами в руках. А Блаватская и её друзья и последователи не находили бы достаточных слов для моего прославления.
Но конечные результаты моего исследования, подтверждаемые документами, оказались ужасны для Блаватской: я убедился, что вся её теософическая деятельность — обман, обман, и ещё обман! Обращаюсь ко всем порядочным людям и спрашиваю: что же мне было делать? мог ли я молчать перед так или иначе заинтересованными в деле лицами, молчать и скрывать правду ради моих личных отношений к Блаватской в таком вовсе не личном, а общем деле?!
Я дал свои показания для заинтересованных лиц — и сделал это тогда же, в начале 1886 года, открыто, в Париже, не после смерти Блаватской, а при её жизни, когда она была окружена друзьями. Я сделал это и, не убоясь, подвергся «теософскому» мщению.
В России я молчал, пока «заинтересованных» не было или было мало. Поднимать это дело — значило бы обращать на него общее внимание. Я находил, что полезнее для нашего общества ждать, пока кто-нибудь не заговорит во всеуслышание об этом грандиозном обмане как об интересной своей новизною истине — и тем принудит меня, во исполнение моего долга перед обществом, к ответу. Г-жа Желиховская заговорила во всеуслышание, изменяя действительность до полной неузнаваемости, — и я должен был прервать моё молчание. Обращавшимся же за все эти годы прямо и словесно ко мне — я всегда открывал правду.
Во время печатания «Современной жрицы Изиды» я убедился, что весьма многие смотрят на эти статьи именно как на исполнение мною моего прямого перед обществом долга; кроме того я получал письма от людей, мне даже лично неизвестных, благодаривших меня за мой труд, который мне-то самому уж никак не мог доставить удовольствия, а был только неизбежной тягостью. Смысл моих статей отметило и «Русское обозрение», прежняя редакция которого неосмотрительно поместила у себя «заклинания» г-жи Желиховской. В ноябрьской книге этого журнала за 1892 год, г-н Л. Тихомиров пишет: «Г-жа Блаватская, основательница теософического общества, имела без сравнения больше влияния и известности заграницей, нежели у нас. Тем не менее при имеющихся у нас элементах сектантского мистицизма, она хотя по смерти могла бы перенести своё влияние и к нам. Поэтому нельзя без живого любопытства читать статей Всев. С. Соловьева «Современная жрица Изиды», в «Русском вестнике».
Мой рассказ, подтверждаемый приводимыми мною документами, готовыми для какой угодно экспертизы, служит значительным дополнением к весьма обстоятельному расследованию многих чудес Блаватской, опубликованному Лондонским психическим обществом. С этим трудом Лондонского общества, совершенно доселе у нас неизвестным, я знакомлю, в переводе, моих читателей. Что же касается сведений, сообщённых г-жой Желиховской в «Русском обозрении», — там, где я их касался, фантастичность их мною объяснена и доказана, не голословными заявлениями, а фактами против которых возразить решительно нечего.
Таким образом г-жа Желиховская оказалась, разумеется, в крайне обидном положении перед вызванным ею духом, с которым ей никогда не справиться. Кто же виноват, если особа, разрешившая себе под видом правды рассказывать публике на нескольких печатных листах разнообразные и зловредные выдумки, — должна нести последствия такого деяния!
Но г-жа Желиховская — дама сердитая, решительная, без предрассудков. К тому же, после моей «Изиды» и терять-то уж ей нечего. Приготовила г-жа Желиховская свой «ответ» на мою «Изиду» и, так как «Русский вестник», вследствие особенностей содержания этого «ответа», отказался его печатать, — издала его «отдельной брошюрой». Предварительно г-жа Желиховская заявила в «Новом времени», что эта её брошюра будет «сплошь составлена из моих писем и ответов мне лиц, задетых моей сатирой(!!) и ясно докажет фантастичность всех моих изобличений как Е. П. Блаватской, так и её самой, г-жи Желиховской».
Это произведение сестры «основательницы теософического общества» появилось 1 апреля. Первое апреля — «день обманов», — обманом, да ещё и каким! далеко не невинным!! — оказалась эта так внушительно оповещённая брошюра.
Г-жа Желиховская сама однако и показывает своим читателям, ка́к именно надо относиться к её сообщениям. На стр. 125 своей брошюры она прямо открывает, что способна не только на «полубезумие», но и на полное «безумие» — и, в таком состоянии, ничего не помнит; что, под влиянием раздражения, она дает свои показания «в самом крайнем, преувеличенном раздражением смысле».
Ну, а что она раздражена против меня и доведена до безумия после «Изиды» — в этом, конечно, никто не может сомневаться!
Свою новую «правду» г-жа Желиховская начинает с такого действия: печатно заявив, что её брошюра сплошь составлена из моих писем и ответов мне «лиц» — она печатает моих писем 20 страниц; ответов мне «лиц» 4,5 страницы — всего 24,5 страницы из 177, составляющих брошюру. Остальные 152,5 страницы — суть собственные разглагольствования и голословные уверения г-жи Желиховской. На её языке это называется «сплошь». Ну как же не 1 апреля и не «самый крайний, преувеличенный смысл!»