[48]
СМЕРТЬ КАЛЯЕВА.
«...И ясен к петле подымался
И в самой петле улыбался...»

Он был весь — затаенный, мятежный порыв, он был весь — предвкушение счастья борьбы, упоенье мечтой о победе...

Смерть его увенчала лавровым венком, смерть — завидная смерть на посту боевом — завершила достойно победу.

Ни на миг не хотел он спасать свою жизнь; ни мгновенья — и каждое слово его гордым вызовом судьям дышало.

Он им сам диктовал свой смертельный вердикт, вызывал всенародно над ним совершить дело мести, насилья и злобы.

Он достиг своей цели, исполнил свой долг‚ и, ликуя, отдался своим палачам, полный мощным восторгом успеха.

Этот чистый восторг и святую мечту он вынашивал долго в души глубинах — с первых дней своей юности ранней...

То была не эпоха отважной борьбы, а глухая, проклятая роком пора — предрассветное, тусклое время...

Но мятежный, исполненный нравственных сил, он поддаться не мог расслабляющим снам, — боевого размаха он жаждал...

В его чуткой душе глубоко залегла и тоска молодая по жизни живой, и мечтательный склад, и мятежность...

Но пора та прошла, и открылись пути, и рассеялся сумрак свинцовый кругом — яркой жизни заря загорелась.

Через головы тусклой невзгоды детей поколению старых отважных бойцов руку подали смелые внуки.

И борьба началась, и в упорной борьбе он нашел свое место, исполнил свой долг‚ — и стяжал он бессмертие смертью...

И последний, предсмертный, мучительный вздох долетит, как хотел он, до верных друзей новым зовом на бой — без пощады!