Скорбные элегии (Овидий; Артюшков)/4/6

Текст править

Время приходит, и вол привыкает к сохе земледельца

И подставляет свою шею кривому ярму;

Гордый, со временем конь узде подчиняется гибкой,

Нравом смирясь, удила жесткие в зубы берет.

Ярость пунических львов улечься со временем может:

Дикости прежней уже в чувстве их более нет;

Слушаясь слов вожака, чудовище Индии даже,

Слон, побежденный рукой времени, к рабству идет.

Время разбухнуть дает лозе виноградной и гроздьям,

Так что вмещают едва ягоды внутренний сок.

Время зерно создает в колосьях жатвы созревшей,

Не дозволяет плодам терпкий их вкус сохранить;

Время стирает резец у сохи, обновляющей землю;

Время стирает кремни, твердый стирает алмаз;

Даже и яростный гнев понемногу время стирает;

Время смягчает печаль, скорбь облегчает в сердцах.

Стало быть, всё притупить способна безмолвная давность

В медленном ходе своем, кроме несчастий моих.

С тех пор как я потерял отечество, дважды смолочен

Хлеб и под голой ногой дважды разбрызгался грозд:

Долгий, однако же, срок не доставил нисколько терпенья,

Ум до сих пор мой хранит чувство недавней беды.

Часто бегут от ярма, как известно, и старые мулы,

Часто объезженный конь против узды восстает.

Даже печальней сейчас напряжение горя, чем раньше:

Пусть было б тем же - взросло выше, старея, оно.

Не были беды мои тогда мне настолько знакомы:

Ставши знакомей, они больше теперь тяготят.

Кое-что значит с собой принести неослабшие силы

И не позволить себя долгому злу истощить.

Свежий боец на желтом песке арены сильнее,

Чем утомивший свои руки тяжелой борьбой.

Крепче не знающий ран гладиатор в блестящих доспехах,

Чем оросивший уже собственной кровью копье.

Стройки недавней судно переносит стремительность бури:

В ливне любом небольшом рушится дряхлый корабль.

Так же сначала и я сносил терпеливей несчастья,

Прежде чем длительный срок их приумножить успел.

Верьте, слабей становлюсь; сколько вижу по этому телу,

Времени мало страдать в будущем мне предстоит.

Нет уже более сил, нет обычного раньше здоровья,

Тонкою кожей едва кости прикрыты мои.

В теле, однако, больном мой ум еще более болен,

Он в созерцаньи погряз бед бесконечных своих.

Рима не вижу я, здесь и друзей нет, мною любимых,

Нет и супруги моей, что мне дороже всего.

Скифский народ предо мной и геты в длинной одежде;

Что на глазах, чего нет - всё беспокоит меня.

Только одна утешает меня надежда: несчастьям

Долго не длиться моим, смерть им положит предел.