Действие третье
ЯВЛЕНИЕ 1
Викул. Чего бы ради так-ста, Прасковья Харитоновна! мы вам пришли не в любовь? оно вот что!
Параша. Так; мне не хочется.
Викул. Да не возможно ли к тому хотение учинить? больно бы мне радость была велика.
Параша. Что это за глупая радость, от которой больно.
Викул. Да не о том слово: дело идет о женитьбе нашей.
Параша. Ведь я сказала еще давиче, ну кто тебе мешает жениться?
Викул. Да без любви твоей не можно мне на тебе жениться, оно вот что.
Параша. А когда нельзя без того, так тебе ввек ни на ком не жениться; а мне, право, любить тебя очень не хочется.
Викул. Да оно пусть так; да ведь я жених-то вам гораздо на стать; денег у меня нет, что ли? оно вот что!
Параша (с сердцем). А мне какая нужда до твоих денег; ведь меня не прибудет от того, что у тебя деньги есть, ведь кого любишь, с тем бы не расстался и поминутно бы говорил; а с деньгами-то как можно говорить.
Викул. Как с деньгами не говорить? кому же и говорить, как не нам, богачам… Молчать — это дело бедняков: всяка речь красна, как деньги с ней побрякивают вместе: оно с деньгами гораздо ко всему досуж будешь; деньги рождают и разум, и любовь.
Параша. Нет, меня не обманешь: у тебя деньги-то есть; а разуму-то и любви не бывало.
Викул. У меня разуму нет? это мне обидно; я пожалуюсь родителю на тебя; оно вот что!
Параша. Не сам ли ты сказал, что деньги рождают и разум, и любовь… ведь любить тебя нельзя, стало, и разуму-то у тебя нет.
Викул. А вот увидишь сама, что у меня разум есть: я на тебе женюсь; а женясь, и любить меня будешь.
Параша. Нет; лжешь, голубчик мой! вот какой Питерской сахар выехал, для чего ж ты в Питере-то не женился? Уж коли на своей родине тебя никто не полюбил, так видно, что ты хорош молодец. Что ты ко мне пристал с деньгами твоими; разве по-твоему и любовь-то товар, так я своей любви не продам ни за какие деньги.
Викул. Так я и ума не приложу, какою манерою согласить вас на мое желание… разве не поволите ли, вышед за меня замуж, переменить вашу душегрейку на модные наряды; я всем готов вам угодить, оно вот что! Всякой месяц платья по два новых вам достать обещаюсь, пудры и помады вдоволь будет. А коли уж на то пойдет, так для вас и колухмастера француза наймем, оно вот что! Статимо ли дело-ста, пожалеем ли мы чего для твоего веселья, лишь бы только узнать, что милости твоей, Прасковья Харитоновна, будет в угоду.
Параша. Ты мне одним только угодить можешь.
Викул. Прикажите, летком полечу, хотя бы то стоило сотни другой рублев: оно вот что.
Параша. Ох, нет! ты по себе и обо мне думаешь… это тебе ни полушки не стоит.
Викул. И того лучше, не потратя ни копейки, угодить красной девице: это бы хотя и не нашему брату, так в пору, оно вот что.
Параша. Ну, да как ты этого не сделаешь, так теперь я не люблю тебя только, а тогда буду как дьявола ненавидеть.
Викул. Да не имейте сумневательства во мне, неужто в том с меня вексель брать?
Параша. Я не знаю ваших векселей, мне побожись.
Викул. За тем дело не стало… ну, пусть я буду проклятой сын, а не Викул Софронов, коли просьбы твоей не исполню. (В сторону.) А какова просьба? мне не впервой божбы не держать, оно вот что.
Параша. Поди ж теперь к батюшке и скажи ему, что ты жениться на мне отдумал.
Викул. Так оно вот что! какою манерою меня огрели. Право-ста, хитры затеи; а я и божбу сотворил, только держать ее не намерен, не погневись, пожалуй; ведь я не волчок, которого вертят, чтоб он выл для забавы. У меня сперва сама завоешь, а позабавлюсь-то я на твое вытье, оно вот что.
Параша. А когда ты божбы своей не держишь, так душа-то твоя хуже черной твоей хари. Я сказываю тебе: эй! не женись на мне, быть худу: я с тобою во всю жизнь слова не молвлю и все буду делать на перелом, точно так, как матушка, когда она сердита на батюшку.
Викул. Не опасен я этого, поладим когда-нибудь, оно вот что!
Параша. Никогда; скорей умру, нежели буду в ладах с этаким криводушником, которой и божбу ни во что ставит.
Викул. Да ведь родители твои не за тем велели мне одному поговорить с тобою, чтоб я услышал не то, что мне надо, оно вот что; вот я пойду и все им расскажу, так они гораздо тебя за этаки дела пощувают; а я уж положил твердо, да и твердо на тебе жениться; и от этого намерения никто меня не отобьет. Спроси обо мне в Питере, как Викул Софронов к которому подряду пристанет, так всех отобьет, кто бы тут ни совался, оно вот что!
Параша. Чем больше я говорю с тобою, тем ты глупее мне кажешься: сменял жену с подрядом; этакой торгаш! (С огорчением.) Да неужели для бедной Пашеньки людей на свете не стало? неужто мне на роду написано быть женою черномазой скотины? Вот тебе вся моя любовь! а лучше этого век от меня не дожидайся. И коли тебе радость жениться на мне; так эта радость не долго будет с тобою: за мои слезы заплачешь и ты… я умру… посмотрю, что-то тебе тогда скажет совесть твоя, что ты меня уморил. Да полно, какой совести быть у того, кто клянется нарочно, чтоб не сдержать божбы своей; всего лучше уйти от него. Поди, жалуйся батюшке, что я не хочу с тобою говорить; теперь разве на веревке меня притащут к тебе, а сама не пойду. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 2
Викул (один). Она плачет! оно ладно, то-то нашему брату и на руку; котора плачет, от той всего добра надейся; а котора идет замуж да пляшет, так того и гляди, что мужа плясать заставит. Видал я и у господ этаки свадьбы: неделя, друга, третья, свои как свои, а там, как будто век друг друга не знавали… женитьба эта мне гораздо на стать. Домик сидельцов; а там, ведь дочка-то одна у батюшки… все в наши руки придет, только пошли Бог поскорее по душу его, оно вот что!
ЯВЛЕНИЕ 3
Тарасьевна. А Прасковьюшка где? мне обоих вас позвать велели.
Викул. Она ушла прежде еще зву.
Тарасьевна. Какому быть еще злу? и так хорошо! Прасковьюшка вдруг стала пасмурна, хозяйка взбеленилась, а Андреюшку со света белого согнали; и теперь его мучкарят да бранят; а он стоит себе, сердечушко, и ответу им не дает; а все твоя милость набедокурила: такого провального гостя у нас сроду не бывало.
Викул. Послушай, старушка божья! не всяку бы ты дрянь молола; за иные речи схватишь у меня и треуха в плечи.
Тарасьевна. И рада бы я терлась около печи, да видишь, тебя Господь пожаловал, так и в погреб-то сбегай, и туда-то, и сюда; уж ноженьки все отходила! видать ли бы, кабы тебя Господь унес.
Викул. Уж таким делом не выживают ли меня из дому; видно, моя невеста научила ее этакому череду, оно вот что!
Тарасьевна. Ну, что ж не идешь? там тебя дожидаются, ведь не сто раз за тобою ходить.
Викул. Спрошать было у нее, нет ли у моей Прасковьи Харитоновны другого опричь меня; что-то она ко мне не больно, так сказать, приветлива. Старушка божья! послушай-ка меня.
Тарасьевна. Громче говори, ведь я не слышу.
Викул. Скажи-ка мне правду; я тебе алтына четыре дам на орехи.
Тарасьевна. И, батька мой! какие орехи! здесь их и слыхом не слыхано. Однажды о святках купил сам Прасковьюшке на денежку, да недели с три попрекал.
Викул. Она и взаболь худо слышит. (Вынув из кармана пятак.) Вот деньги.
Тарасьевна (весело). На что?
Викул. Тебе.
Тарасьевна (с радостию). Мне?
Викул. Да, тебе.
Тарасьевна. Ну, спасибо.
Викул. Скажи мне всю правду.
Тарасьевна (смеясь). Прямо питерской! за правду деньги дает; я бы и даром тебе сказала; что тебе надо?
Викул. Мне надо узнать, не любит ли кого хозяйская дочь? оно вот что!
Тарасьевна. Как не любить? любит; да и нивесь как; о, неча греха таить, и гораздо любит.
Викул. Так оно вот что! от того-то я ей и не люб стал. А давно ли она полюбила?
Тарасьевна. С самого малолетства.
Викул. Ахти! диковинка какая! Надобно этого парня оттереть. Да кого бы она так крепко любила, скажи на милость?
Тарасьевна. Очень милость ее велика; ее милость очень любит меня; а кабы не ее любовь ко мне, где бы мне здесь ужиться: кусочка без меня не съест, неча сказать, дай ей, Господи, голубушке моей, доброе здоровье.
Викул. Тьфу, рамада какая! прости Господи, а я было гораздо приосамиться хотел. Не об этой любви я тебя спрашивал.
Тарасьевна. Ась! не слышу, говори громче.
Викул. Ты не то сказала, о чем я спрашивал.
Тарасьевна. Да об чем, бишь, ты меня спрашивал? я, знать, не дослышала?
Викул. Кого любит хозяйская дочь?
Тарасьевна. Ну, я сказала ведь, что меня любит.
Викул. А больше никого?
Тарасьевна. Как никого! самое, да самого.
Викул. А еще кого?
Тарасьевна. Меня, слышал ли ты? этакой бестолковой, кажется, я тебе толком говорила. Да пойдешь ли ты к самим-то?
Викул. Так, она будет моя; она никого не любит… за что ж я пятак-то дал? Подай же мой пятак назад.
Тарасьевна. Ась! не слышу.
Викул. Пять копеек мои назад подай, слышишь, аль нет?
Тарасьевна (с досадою). Слышу, слышу; да на что ж ты мне давал его?
Викул. На то, чтоб ты мне сказала!
Тарасьевна. Я и так тебе все сказала, так пятак-то мой.
Викул. Нет, не твой; я за это тебе полушки не дам, что тебя любит хозяйская дочь.
Тарасьевна. Так ты за то давал, чтоб она не любила меня? да что ты за обморок такой! всех в доме перебаламутил, уж и мне, старухе грешной, позавидовал; провались ты, проклятой! за все головы; на, вот твой пятак! (Бросила его.) Только что разлакомил им меня; самой ты бес сольца; да пойдешь ли ты к самим-то?
Викул (подняв пятак). Что надобно, выведал; а пятачок в кармане. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 4
Параша. Тарасьевна, голубушка! постой тут за дверьми, и как пойдут сюда, скажи Бога ради; я кликнула Андрюшу поговорить с ним одну минуту
Тарасьевна. Сказать, что ты кликнула Андрюшу на минуту? скажу.
Параша. Эх! бестолковая! постой за дверьми; а как пойдут, так нам скажи. Тарасьевна. Как пойдут, так сказать? скажу. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 5
Андрей (в сторону). Увидя ее, не могу сказать ей ни одного слова; я робею, и сам не знаю, от чего.
Параша. Андрюша! что ты вдруг остановился?
Андрей. Я, я хотел тебе сказать. (В сторону.) Не знаю, как бы начать разговор. (Ей.) Кажется, тебе хотелось со мною поговорить?
Параша. Нет; мне не того хотелось, как я тебе мигала, мне хотелось у тебя спросить.
Андрей. Спросить об чем, Прасковья Харитоновна?
Параша. Ох! не зови меня Прасковьей Харитоновной; а зови лучше Пашенькой… ведь я тебя не зову Андрей Акимыч, а Андрюша! этак, кажется, лучше да и милее.
Андрей. Милее! Пашенька; если б я мог надеяться, но нет, воздержу себя. О чем же хотела спрашивать?
Параша. А вот о чем! растолкуй мне, Андрюшенька, для чего батюшке хочется выдать меня за этого гостя?
Андрей. Я не знаю, может быть, что он богат.
Параша. Неужли батюшка больше думает о богатстве, нежели обо мне? мне кажется, всего лучше, когда я буду весела да здорова; ну, а как богатства-то много, да радости-то нет.
Андрей. А ты думаешь, Пашенька, что тебе не будет радости, когда ты за него выйдешь?
Параша. Это и без думанья знать можно; ну какой тут быть радости?
Андрей. Может быть, не одной тебе горестно будет, когда ты выйдешь замуж?
Параша. Ах! Андрюшенька! как ты мне мил: ты точно то же думаешь, что и я. Научи ты меня, как это сделать, чтоб мне не быть за Викулом: я бы тебя расцеловала за это… Ведь дурак-то говорит, что мне неотменно любить его надобно, как он на мне женится. Скажи мне, Андреюшка! неужли это правда?
Андрей. Ах, правда.
Параша. Ну, так сам рассуди, мне вот смерть не хочется любить его! я и сама не знаю, что тому причиною; батюшка с матушкой поминутно мне твердят: люби Викула Софроныча! Скажи мне, Андрюшенька! ведь этот Софроныч ужасно как дурен! я уж думала, не от того ли я его не люблю-то; ну, да ведь Тарасьевна и его дурнее, а я ее люблю.
Андрей. Эта любовь совсем другая.
Параша. Неужли любовь-то не одна?
Андрей. Конечно; великая разность между любовью к мужу и любовью…
Параша. Ты совсем меня с ума сбил; как же это, я батюшку люблю любовью; а матушку другою; а Тарасьевну третьего… я этого до сих пор и не знала, что у меня столько любовей; нет, Андрюша, ты шутишь надо мною; мне кажется, больше одной любви нет. Скажи мне еще, это отчего: когда батюшка тебя бранит, то это мне так же больно, как будто бы меня побили?
Андрей. Это оттого, что ты имеешь жалостное сердце, и тебе всякая несправедливость чувствительна.
Параша. Да ведь и Тарасьевну часто понапрасну бранят, да мне ее не так жаль, как тебя: стало, я тебя больше ее люблю.
Андрей. Ты любишь меня; я вне себя от радости! нет, я не беден; нет, я всех счастливее на свете.
Параша (с запальчивостью). Я и сама была бы счастлива так же, как ты, если бы ты, Андрюшенька, любил меня так же, как я тебя.
Андрей. Не сомневайся в том; я люблю тебя больше самого себя; ты мне дороже всего на свете. Я давно восхищался твоею простотою; давно не имел других мыслей, кроме воображения о тебе: твое участие обо мне чувствительно трогало мою душу. Я думал, что это одно сожаление, которым нежная душа твоя ко мне тревожилась: мог ли я представить, что я когда-нибудь заслужу твою любовь, и что приятно тебе будет услышать о моей.
Параша. Очень приятно, когда ты меня любишь. Растолкуй же мне теперь, Андрюшенька! которою ж любовию мы друг друга любим? эта любовь мне приятнее всякой другой любви, и мне кажется, что эта и есть настоящая любовь.
Андрей. Не спрашивай у меня о том, что говорит тебе твое сердце.
Параша. Нет, Андреюшка, сердце мое не говорит; оно только бьется, а особливо теперь, когда я услышала, что ты меня любишь.
Андрей. И мое сердце так же бьется, как и твое, и этот сердечной разговор изъясняет наши чувства; ах! Пашенька, я умру прежде, нежели увижу тебя замужем за другим.
Параша. Ах, нет! Не умирай, я без памяти буду плакать об тебе; кого ж без тебя любить мне будет? ты меня и теперь уж опечалил. Я скажу батюшке и матушке, что, кроме тебя, никого любить мне нельзя, так поэтому, кроме тебя, ни за кого и замуж идти нельзя.
Андрей. Так бы должно, Пашенька! но они на то никак не согласятся; они меня ненавидят и всячески стараются погубить меня. Знаешь ли, на что взяла ты у меня книги?
Параша. На что?
Андрей. Когда их нет у меня в руках, то я ничем не могу доказать моей справедливости. Твой отец отнимает у меня мое наследство: он обвиняет меня, что я промотал его лавку.
Параша. Об этом не печалься, я взяла у тебя книги; я знаю, где они спрятаны, и если батюшка тебе их не отдаст, я унесу их тихонько.
Андрей. Нет, не делай этого; я не хочу, чтоб ты обличала своего отца, хотя бы то было один наедине.
Параша. Так ты хочешь, чтоб ты от меня погибал?
Андрей. Бедность не погибель. Ты сделала то, что тебе велели отец и мать. Не твое дело рассуждать об их намерении, твое дело им повиноваться; в твоей воле сожалеть обо мне, сожалеть о поступке твоих родителей: и твое сожаление утешит меня несравненно более, нежели несправедливые нападки твоего отца меня огорчают. Пашенька! ты не виновата в моем несчастии; ты меня любишь, этого довольно, чтоб перенесть всякую напасть терпеливо.
Параша. Так что ж выйдет из нашей любви? ведь мы не за тем друг друга любим, чтоб нам только что вместе плакать. Ну, да разве тебе нельзя жениться без наследства? оставь его у батюшки, коли оно ему так полюбилось: он будет жить вместе с твоим наследством, а мы зато с тобою будем вместе.
Андрей. Может быть, для того-то у меня все и отнимают, чтоб бедность моя отняла у меня всю надежду.
Параша. О! коли так, так что ты не говори, а я книги-то унесу.
Андрей. Нет, Пашенька! если ты меня любишь, так ты этого не сделаешь: ты получишь себе нарекание ото всех: а это сделает гораздо меня злополучнее. Дети никогда не должны быть против родителей; бойся той любви, которая выводит детей из послушания.
Параша. Ну, теперь я не знаю, что мне и делать! так и в том надобно послушаться батюшки, чтоб выйти замуж за дурака Софроныча? Провал его возьми! что он за барин такой, чтоб все делалось по его. Так пусть же он женится на мне.
Андрей. Боже мой! какой это для меня удар!
Параша. Не тужи, Андрюша! я ему за то отомщу: он только что на мне женится, а любить-то я все-таки буду тебя, а не его.
Андрей. О невинность! сердце мое разрывается: на что я узнал всю мою напасть? Прости, Пашенька.
Параша. Прости; да куда ж ты идешь, Андрюша! поговорим еще что-нибудь со мною.
Андрей (помолчав). Ах, Пашенька! так я непременно должен тебя лишиться; лучше б для меня было, если б я не родился.
Параша. Нет, Андрюша, лучше бы было, кабы твой батюшка жив был.
Андрей (заплакал). Что ты мне напоминаешь?
Параша. Не плачь, Андрюшенька! я виновата; я никогда об этом говорить с тобою не стану.
Андрей. Боже мой, до чего корысть людей доводит, что не стыдятся забывать для нее честь, усыпляют совесть и не страшатся ее пробуждения; принимаются за всякое коварство и злодеяние, чтоб достигнуть мучительного удовольствия назвать себя богатым: что ж пользы в этом богатстве, которое приобретено беззаконно? Всякая копейка есть лютый упрек, который ни на одну минуту не дает покою и всегда твердит, что она обмочена слезами разоренного человека.
Параша. Ах! Андреюшка, право, не я этому причиной; право, я не знала этого ничего; если бы льзя да можно, я бы последнюю мою душегрейку отдала; кабы льзя да можно было, я бы вот и душу-то мою с тобою разделила пополам.
Андрей. Что ты говоришь, Пашенька! я бы жизнь мою возненавидел, если бы мог о тебе подумать. Прости мне, что горесть моя вырвала у меня слова, которыми ты огорчилась. Я знаю, что душа твоя без всякого имения составила бы все мое богатство; прости мне, прости огорченному моему сердцу: теряя тебя, я все на свете потерял и ничего уж более желать не хочу. (Став на колени.) Пашенька, дай мне свою руку, я поцелую ее в первые и в последние.
Параша. Пожалуй себе целуй, сколько тебе хочется.
ЯВЛЕНИЕ 6
Харитон. Ба, ба, ба, мои ли глаза-те это видят?
Мавра. На коленях руку целует.
Викул. Оно вот что! ан вот какою манирою дело-то идет.
Тарасьевна (вбегая). Матушка, Прасковьюшка, не видала, как они сюда пришли; а то как бы им про то не сказать, что ты здесь с Андреюшкой, даром, что ты мне велела, да вот видишь, меня пришибло, ноги-то я сего дни отходила: ну так вот, что сяду, то и усну.
Мавра. Ан они и караульщика приставили, а ты, глушь негодная, у них помощница, вот до чего я дожила, Харитон Авдулович!
Харитон. Голову мою срезали! Ай, Андрюшка! перепоясал ты меня, ажно язык не ворочается; ай, дочка! уходила ты меня, проклятая!
Андрей. Выслушайте меня.
Харитон. Поди, поди, голубчик родной! благодарен я тебе, крайне доволен твоею милостию! по самое горлышко удружил ты мне. (Вдруг ударил себя обеими руками в голову.) Да подымись весь мой дом огнем, коли тебе это даром пройдет. Как! у меня! в моем доме целовать мою дочь! кости живой в тебе не оставлю, и сам с тобою, хоть в воду, так готов.
Андрей. Делай все со мною, к чему досада и гнев тебя приводит; я все снесу безответно… Ты хочешь лишить меня принадлежащего мне имения, это ничего, ты хочешь меня лишить доброго имени, это меня убивает: лиши уже и жизни меня, лишив драгоценного сердца твоей дочери! По крайней мере скажи мне, за что ты меня ненавидишь? чем я заслужил, что ты, кроме зла, ничего мне не желаешь; или благодеяния, которыми отец мой осыпал тебя, дали тебе право изгонять несчастного и лишенного всякой защиты его сына? Я радел о твоем добре больше самого тебя; твой дом не имел другого работника, кроме меня: я служил тебе до изнеможения сил моих, за что, кроме брани и ругательства, ничего от тебя не видал, для чего ж ты хочешь, чтоб и дочь твоя столь же сурово со мною поступала, как и ты? Виновата ли она в том, что ты не дал ей своих жестоких чувств? Неужели она могла оскорбить тебя сожалением о бедственной моей участи? Ты столько на меня зол, что не боишься сделать дочь свою вечно злосчастною для того только, чтобы сделать мне совершенную погибель; ты хочешь до последней минуты жизни твоей видеть беспрестанные слезы ее для того только, чтоб несчастной Андрей вечно плакал, и для того, что прибудет у тебя несколько ни на что не нужных тебе тысяч рублей. Скажи мне, чем я могу смягчить твою ко мне жестокость? потребуй какого хочешь опыта, я все исполню. Знай, что суд людей, может быть, по недостатку доказательств и обвинит меня, но ты не почувствуешь удовольствия: суд совести твоей обличит твою неправду! я не знаю сам, какое побуждение заставляет меня искать твоего добра; если мой дом составить может твое счастие, возьми его добровольно без всякой укоризны совести, лишь только оставь при мне мое доброе имя; а для счастия дочери твоей потребуй моей души, она готова для унятия слез ее.
Харитон. Трифоновна!
Мавра. Ась! Харитон Авдулович!
Харитон. Андрюшка-то вить разжалобил меня.
Мавра. И меня также искусил, проклятой.
Харитон. Что ж мы станем делать теперь?
Мавра. Сам ты, умная голова, рассуди; а я не знаю.
Харитон. Уж не выдать ли за него Парашу-то.
Мавра. А что ты думаешь? Харитон Авдулович!
Параша. Так, батюшка! за него, за него; Андрюша, кланяйся.
Андрей. Неужели я могу быть столько счастлив? в радости моей почти не верю…
Викул. Ан оно вот что! ан в накладе-то я же остался.
Параша. Матушка, не слушайте этого Софроныча, прогоните его со двора долой, чтоб он не помешал нам.
Мавра. Чтобы он не помешал вам! ой ты звезда! а давиче так не хочу, да не хочу замуж; я тебе сказывала, что запрыгаешь от радости, я что знаю, то знаю.
Андрей. Мавра Трифоновна! я не знаю, чем заслужить вашу милость. Ах! если б батюшка мой был жив теперь, как бы он был доволен; не даром он мне велел почитать вас вместо себя; он предвидел, что я сыном вашим буду. Как приятно мне это название! (Целует у ней руку.)
Тарасьевна. Да, целуй, целуй ее руку-то! погляди, через минуту загорбок тебе наколотит.
Мавра. Молчи, глухая, пошла, стой на карауле-то; да опять не прозевай; моли Богу, что тебе за это не наколотили загорбка, вот какой часовой проявился!
Викул. Харитон Авдулович, так взаправду я ни с чем остаюсь? это мне больно не по сердцу; оно вот что!
Харитон. Прости Господи, да что ж мне делать? видишь, Параша тебя не любит, неужто мне для твоей милости поморить ребят-те? так ведь мы християне.
Викул. Да ты мне слово дал; оно вот что!
Харитон. Так что ж, что дал? ведь слово-то мое не вексель; оно вот что!
Викул. Нет, государь мой, я не отстану; так обижать меня не годится; я сам за себя постою; я купец первой гильдии, меня хоть бы с сидельцом-то верстать было и непригоже; оно вот что; у меня сух не выйдешь от меня; чего бы то ни стоило, а невесту я за собой поставлю, оно вот что! Смотри пожалуй, мною, как щепкою, поворачивают; да я, брат, зубаст: за этако дело хоть и не тебя так сгрызу; оно вот что!
Харитон. Да что ж ты так, твоим пожалованием, нос-то поднял? на кого так покрикиваешь? ведь я тебе на дочь-то записи не дал.
Андрей. Так; конечно, вы всегда вольны стараться о счастии вашей дочери. Рассудите, в какую пропасть огорчения вы себя введете, когда нарушите согласие сердец, отдадите дочь вашу противу ее склонности одному богатству; вы не увидите ни в своем, ни в ее доме ни малейшего удовольствия: всегдашние досады, плачь и жалобы займут все ваше время; неутешные ее слезы и ваше раскаяние ежечасно будут умножать печаль вашу; вам опротивеет, без сумнения, и самое богатство, которое в купеческом состоянии никогда не бывает верно: случай может лишить всего, тогда что будет? бедность еще увеличит досады и огорчения; погибель — вот участь неизбежная, которую довершает презрение людей. Напротив того, взаимная любовь все услаждает; всечасное веселие детей ваших будет составлять душевную вашу отраду; всякую минуту мы стараться будем предупреждать ваши желания, и чем больше будем угождать вам, тем более находить будем удовольствия для себя самих: всякое утро прибегут к вам с веселым лицом ваши дети; они будут целовать ваши руки. Я возьму на себя весь труд торговли; а дочь ваша все домашние попечения: вам останется только в покое вкушать плоды трудов наших, повелевать нами и благословлять послушных детей своих. Счастие их будет состоять в вашем удовольствии, и сам Бог благословит нашу семью; скажите, могут ли сравняться с нашим блаженством все сокровища на свете? мы не будем иметь нужды искать великого богатства; наше богатство будет взаимная и ничем не поколебимая любовь.
Мавра. Ну, как Параше не полюбить его, и я растаяла от его слов.
Харитон. Дай Господи, Андрюшенька, чтобы это так было.
Андрей. Вы знаете мое сердце, вы знаете совершенно душу своей дочери, неужли вы можете в нас сомневаться; (на коленях) батюшка!
Параша (на коленях). Матушка.
Харитон. Ну, быть так; соблазнили вы меня.
Тарасьевна. И мне что-то радошно стало, хоть я ничего не слыхала, что они говорили.
Викул. Видно, приходит мне хозяину челом, да и со двора долой; оно вот что!
Параша. Прощай, Викул Софронович; прощай! Тарасьевна, отворяй ему двери поскорей.
Тарасьевна. Двери затворить, матушка? да они и так затворены.
Викул. Да что ж вы меня так, Прасковья Харитоновна, середи бела дни оборвали; еще от моих рук не уйдете; не больно радуйтесь; коли не так, ин я другою манирою поступлю: а все-таки на своем поставлю; оно вот что!
Харитон. Да что ты за охреян такой ввалился в мой дом, да и вздумал в нем поворачивать по-своему; я в доме-то хозяин, а не ты.
Викул. Нет, мой друг! ты слово мне дал.
Харитон. Да что ты меня словом-то поминутно по ушам хлещешь: ну пусть я тебе его дал; да видишь, Андрей-то тебя умнее.
Викул. Что, парень ваш меня умнее? А вот посмотрим его ума-то; жив быть не хочу, чтоб мне не жениться на вашей дочери.
Параша. Нет, погоди немножко, лучше тебя есть; вот какой жених черномазой! Вот Тарасьевна по тебе таковская, женись на ней: она такая же дурная, как и ты. Тарасьевна, хочешь ли замуж за этого Софроныча?
Тарасьевна. И, матушка, куда тебе замуж за этакова? Разве у батюшки твоего с матушкой ума не стало?
Параша. Не я, ты хочешь ли за него замуж?
Тарасьевна. Замуж! провались ты, окаянной! Что в нем есть; у меня родных пять копеек зажилил.
Викул. Да что ж вы меня, так сказать, со всех сторон пускаете в ругательство? Да ведь как я и сам приосамлюсь, так вы все у меня иным голосом запоете.
Харитон. Что? иным голосом запоем! да ведаешь ли ты, как неочесливых гостей со двора провожают?
Викул. Смотри, чтоб самому тебе в доме-то уцелеть!
Мавра. Ах ты, сурога питерской! да кто тебе волю ту дал над нами? Я баба, да тебя не струшу; убирайся за добра ума со двора долой.
Викул. А когда так, то я знаю одно дельце за вами. Пойду к голове вашему купецкому и все расскажу; уж я вас выведу на свежую воду; и об этом деле сегодня же все купечество узнает: оно вот что!
Харитон. Ах, беда моя! съел ты меня!
Викул. Нет; коли ты таков, так я всем твоим кредиторам расскажу, какова в тебе душа-то! а голова-то ваш в том мне свидетель. Не сам ли ты мне сказывал, что сиделец твой все книги, да книги читает, так велика ль сила, из какой-нибудь вытвердить; а ты и уши развесил, да и честных людей на то променял, оно вот что! Этот парнишка тебя как обморок осетил; а я, твоим пожалованием, и стал как болван и достатки мои ни во что пошли.
Харитон (раздумав). Ахти! чуть тако не обморочил ли меня Андрюшка-то?
Андрей. Боже мой! что он хочет делать? Батюшка!
Харитон. Поди прочь от меня.
Параша. Матушка! не слушайте его.
Мавра. Молчи, негодная!
Тарасьевна. Все кричат, а ничего у них не расслушаешь.
Харитон. Викул Софронович! да возьмите в рассуждение.
Викул. Не о рассуждении слово; не дорога коврига, да дорога обида! у нас, в купецком быту, на делу не обидь, а после хоть все возьми, оно вот что. Подумай-ка о слове-то: все скажут, что дочь твоя с сидельцом слюбилась; и когда уж нечем пособить, так пришло женить: а я сам всему очевидец и по обоим пунктам не премину вас обесславить. Этою манирою все скажут, что я сам отстал, а не вы мне отказали. Не хочу теперь этого стыда: скорей все на вас упадет; а парню твоему надо мною не смеяться, оно вот что!
Харитон. Викул Софронович, переложи гнев на милость! вижу теперь и сам я, что было меня обморочили.
Андрей. Что вы говорите?
Харитон. Молчи, враженок.
Параша. Батюшка!
Харитон. С глаз моих долой! Трифоновна, тресни ее хорошенько. Викул Софронович, помилуйте меня, возымейте прежнее ваше намерение.
Мавра (дочери). Ни пикни у меня.
Андрей. Вся моя надежда пропала: я погиб; одно отчаяние мне осталось.
Харитон. Ах ты, наше место свято! в глаза было мне насмеялся; подпустил ко мне лясы; вот я тебе дам любовь! купецкое ли это дело, слушать про нее? Поди-ка, запряги мне одноколку; так ты, стоя назади, протрясешься; поди, окаянной враг. Ну же, проворнее поворачивайся.
Андрей (заплакал, отходя). Пашенька! ах, может ли быть что жесточае нашей участи.
Параша (плача). Батюшка! Матушка! (Викулу с досадою.) Дьявол чернорылой! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 7
Мавра. Тарасьевна! беги за ней, да смотри, чтоб Андрюшка и не глядел на нее. Запри ее в топлюшку и не выпускай оттуда.
Тарасьевна. Не пускать ее в топлюшку? (Уходит.)
Харитон. Да что ты разовралась с этою глухою! побегай за ней сама; теперь надобен за нею твой глаз.
Мавра. И ведомо так. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 8
Викул. Вот так-то! Я, видишь, человек отходчив, как будто ничего и не бывало.
Харитон. Я теперь съезжу по рядским людям; он так меня заболтал, я и забыл было, что голова-то будет ко мне. Затеяв дело, как от него отстать.
Викул. Да мы вместе съездим, так вдвоем-то, ладнее сговоримся, что кому надо говорить, оно вот что!
Харитон. И заведомо так; благодарен, государь мой! просим же пожаловать вместе в одноколке.
Викул. Хорошо; смотри было, ты какой капитал упустил; а из чего наш брат купец и бьется, оно вот что!
Харитон. Чуть было не опутал меня этот враженок: вот каковы нынче молодые те люди.