Действие второе
ЯВЛЕНИЕ 1
Тарасьевна. Вот, Андреюшка, каково мое житье-то! легко ли место, чайник в печи стоит; а по сю пору воды не спрашивают; после и поднимут содом, что полуда сошла. Прасковьюшка велела тебе сказать…
Андрей. Что такое, Тарасьевна?
Тарасьевна. Ась! что ты говоришь, Андреюшка?
Андрей. Я спрашиваю у тебя, что мне сказать велели.
Тарасьевна. Нет; не хозяева, Прасковьюшка велела.
Андрей. Да что ж такое?
Тарасьевна. Что сказать-то велела?
Андрей. Да; скажи Бога ради поскорее.
Тарасьевна. То-то, Андреюшка, голубчик! я не дослышала, видишь, я на ухо-то крепка.
Андрей. Так лучше бы ты мне уж об этом и не говорила.
Тарасьевна. Нет; она говорила что-то; да ведь тихо; а я ведь ничего не слышу: мне надо кричать, и тут не всякое слово услышишь; а кричать-то нельзя, я это по домекам догадалась; сама была близко, они ведь после обеда-то в сад пошли.
Андрей. Сделай милость, Тарасьевна-матушка!
Тарасьевна. Нет, с гостем-то сам ходит, а матушка-то ее малину щиплет, а Прасковьюшка-то тарелку держит… то уж хозяйка добрая, того и пильнует, чтоб Прасковьюшка ни ягодкой не пощечилась.
Андрей. Да выслушай меня, Тарасьевна!
Тарасьевна. Что делать? не слыхала, Андреюшка, так и быть.
Андрей. Я уж не об этом говорю… сделай мне милость: нельзя ли тебе сказать Пашеньке, чтобы она на минуту из саду вышла.
Тарасьевна. Чтобы из саду вышла?
Андрей. Да, голубушка, Тарасьевна.
Тарасьевна. Хорошо, побегу ж я ей скажу.
Андрей. Да смотри ж, Тарасьевна! скажи ей это тихонько, чтоб никто не слыхал.
Тарасьевна. Добро, скажу.
Андрей. Мне только одну минуту с ней поговорить. Тарасьевна. Поговорить; тотчас я ее кликну. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 2
Андрей (один). Так; надобно мне открыться ей; ее хотят выдать за Викула; Боже мой! что будет со мною? Если бы мой батюшка был жив, то бы я мог надеяться; а теперь… как скоро забыты его благодеяния! со мною здесь начали поступать бесчеловечно, накладывают на меня все тяжкие работы, я все сношу; ах! всякая работа для меня приятна. Я вижу Пашеньку и забываю все огорчения, которые приключают мне ее родители! у меня сняли лавку; они отобрали все книги… Не надобно ли мне бояться чего-нибудь? Нет; книги взяла у меня Пашенька — тут ничего не может быть для меня худого… да этот несносной жених! сердце мое трепещет; если за него выдадут ее… я слышу, кто-то идет, конечно, Пашенька.
ЯВЛЕНИЕ 3
Мавра. Что такое сделалось? зачем ты велел Тарасьевне меня позвать?
Андрей. Вас звать! у меня и в уме не было. (В сторону.) Что это она наделала.
Мавра. Уж у тебя, страмца, ума спрашивай. Тарасьевна! зачем ты меня кликала?
Тарасьевна. Да вот он, матушка, невесть как мне кучился.
Андрей. Когда, Тарасьевна? (В сторону.) И я не догадался, что она сделает все не так.
Тарасьевна. Вот лишь теперь только ты мне говорил, так я отсюда прямо и побегла; хозяйка и сама сюда шла, так я ей и молвила.
Мавра. Ну, слышишь; говори, зачем? ты разве не знаешь меня? у меня тотчас сорвешь оплеуху. Давиче тебе даром прошло, так ты еще вздумал надо мною прохлажаться.
Андрей. Вольно вам кричать; если бы что надобно сделать, так бы я и сам прибежал к вам в сад спроситься.
Мавра. Так ты, дура глухая, соврала. Сказывай, что он тебе говорил, как посылал в сад?
Тарасьевна. Что он говорил-то, матушка?
Мавра. Да что ты мои слова-то переговариваешь? сказывай скорее, что он говорил?
Тарасьевна. Говорил что-то; да я не слышала: видишь, глухота-то меня съела.
Мавра. Говори, мошенник! что ты с нею говорил? я ведь допытаюсь правды; дай-ка мне гостя-то со двора спустить: это уж тебе даром не пройдет. Да смел ли бы ты меня звать? да смел ли бы ты ее посылать за мною, озорник непотребной? я на тебя давно уже зубы грызу; не отвертишься ты от меня.
Андрей. Мне уж от вас не в первой раз терпеть напраслину. Что делать; так и быть: бранитесь, сколько вам хочется, когда вам воля дана.
Мавра. А тебе бы хотелось, чтоб мне Харитон Авдулович воли не давал? да ты что за указ в нашем доме? Чертенок! эдакие он затеи поднимает! вот я это все теперь же самому скажу; мне и гость не помешает! Ты на то и надеешься, что у меня сердце-то отходчиво; а вот, благо, и они идут.
ЯВЛЕНИЕ 4
Мавра. Харитон Авдулович, долго ли мне будет терпеть от Андрюшки? теперь, перед твоим приходом, нос передо мною вздернул.
Харитон. Да где эдаки кондуиты бывают, прости меня Господи! Андрей, да в твою ли ласоту, того как оно, вдаваться в такие поведенции? Хозяйка! подай-ка мне трость; вот я ему ребра-то перещупаю.
Параша (с горестию). Тарасьевна, за что его бить хотят?
Тарасьевна. Ась!.. не слыхала, что говорит.
Харитон (дочери). А у тебя что за распросы? Видно, и тебе того же захотелось? у меня теперь по ниточке ступай; я еще и давишнее не забыл.
Андрей. Я ничего не сделал; Мавра Трифоновна говорит напрасно.
Харитон. Не в красном я говорю… Что ж, хозяйка! подай мне трость-то поскорее.
Андрей. Будет с вас и того, что я и брань вашу сношу, а драться… этого тебе не удастся! ты мой хозяин, больше ничего; я сам такой же купец, как и ты.
Мавра. Вот видишь, Авдулович, что он и с тобой говорит.
Харитон. Ты такой же купец, как и я? Так ты при том еще и заносишка; я торгую сам собою, а ты мой сиделец, ты работник мой! прости меня Господи, уж и такой враженок со мною плечо о плечо. Ты меня обесчестил: я тебя поколотить-то поколочу, да еще и судом с тобою справлюсь. Смотри пожалуй, Викул Софронович! прошу быть свидетелем. Он тронул кондуит мой: это дело не статеишное, за что всему купечеству вступиться надобно.
Викул. И резонно; обиду вашу мы своими ушами слышали; оно вот что!
Параша (в сторону). И эта скверная рожа туда же.
Мавра. Благодарны, батюшка, что ты не оставляешь нас своею милостию.
Викул. Да и невозможно: у меня и у самого сидельцов много: эти буйные головы и хозяина-то оседлают, спусти им только что-нибудь; оно вот что! У меня один резон с ними: взял орясину после дяди Герасима, да и понес всякого со лбу на лоб стучать: так усмиреют и не хотя: оно вот что! За вашу милость и меня сердце взяло: и когда сам рук марать не хочешь, так ин мне прикажи ему дать потасовку; я вмиг его сломаю, оно вот что! (Идет к Андрею, замахнувшись.)
Андрей. Отойди, когда цел быть хочешь, я, пока жив, драться не дамся, что ни будет после со мною; ты еще меня не знаешь! Ежели я что снесу, так снесу перед хозяином; а ты и не думай шуметь со мной, а не то худо тебе будет.
Параша. Хорошенько его, Андрюша! уж и этот чернорылой драться вздумал.
Харитон (бросясь к ней). Ах ты, проклятая!
Мавра (бросясь к Параше). Негодница; ты смеешь… куда ты бежишь? поди сюда, поди, я говорю, поди, я тебя поколочу.
Параша. Да и он, матушка, затеял драться; его ли рукам бить Андрюшу; эдакой урод, экой черт, экая харя! (Убегает.)
ЯВЛЕНИЕ 5
Харитон. Эдакая беда! дочь от рук отбилась! что ты станешь делать! Трифоновна! хорошенько ее… Эка рамада! руки врозь, да и только.
Мавра. В первой раз от роду эка втора случилась, ни думано ни гадано: а это все от того, что при Андрюшкином отце они играли вместе; так и свыклись, он же ей, бывало, как сидел в лавке, то и дело игрушки носил; а я сама знаю по себе, долго ли девку игрушками к себе привадить.
Харитон. А для чего ты мне об этом давно не сказала? в этих игрушках того и гляди, что выйдут шашни; глаза-то у тебя, прости Господи, к черту провалились, что ли?
Мавра. Нет, кажется, глаза-то мои так же во лбу, как и твои: да что ты на меня так вскинулся? ведь кажду игрушку тебе Параша сама показывала, да ты тогда не бранился; тогда бы тебе и шуметь: так от твоей повадки Андрюшка-то завольничал, а не от моей.
Харитон. Да я не об Андрюшке говорю; Параша-то у тебя так извольничалась, что и шва в ней, того-воно, не стало: это твоя потачка! Смотри пожалуй, среди бела дни Викула Софроновича назови чернорылым; к статью ли это? водится ли это в честных людях? не взыщи, осударь мой! такая поведенция родясь впервые случилась.
Викул. Дитя молодое! от резвости вдалась в такую сатисфакцию, дело простительное, оно вот что.
Харитон. Стыд моей голове пред вами, да и только. Андрюшка негодной! кланяйся Викулу Софроновичу, он человек милосердой, прощения у него проси.
Викул. Для милости вашей на всякую простительность мы готовы; оно вот что.
Мавра. Что ж ты стоишь, статуй с крухмальных ворот? в ноги поскорее.
Андрей. В ноги! кому? я должен просить прощения в том, что драться не дался?
Харитон. Не в том, да в этом, что Параша за тебя его милость обидела.
Андрей. Она его не обижала, а сказала правду.
Харитон. Так ты все бурлишь по-прежнему; так ин, я тебя переверну по-своему; ин того стани, с тобою мы сладим иным чередом; коли поколотить тебя нельзя, так мы и судом с тобою разделаемся, и во что Бог ни поставить, а тебе не живать в добре.
Андрей. Я это вижу по всему, что у таких добрых хозяев, как вы, сидельцу нельзя добра ждать. Мой отец хотел, чтоб я был у вас в опеке, и я все сношу для того только, чтоб совесть меня не упрекнула, что я когда-нибудь осмелился роптать на его волю, и для того еще, что эта воля его была последняя. Он умирал спокойно, думая, что заменишь мне эту драгоценную потерю. И когда отец мой не простирал власти своей до того, чтоб меня бить, то как же тебе иметь надо мною больше власти моего отца? Ты суровым со мною обхождением потерял все право на мое почтение; я имею еще столько смысла, чтоб доказать, что я не невольник твой, и имею столько силы, чтоб унять дерзость петербургского вашего гостя, которой осмелился на меня замахнуться. Если вы меня стращаете судом, то суд страшен одним только преступникам, а честной человек никогда суда не боится; суд есть защита невинности; и если я боюсь суда, так боюсь его за тебя: я боюсь самого оправдания моего, оно докажет, сколько отец мой ошибся, вверив судьбу сына своего человеку, не стоющему не только его благодеяния, ниже доверенности: а это убьет меня больше, нежели все твои жестокие со мною поступки. Не гневайся на меня, любезная тень родителя, я и так много сказал; но если б я имел и каменное сердце, и оно бы затрепетало от несчастного моего жребия.
Харитон. Эдакую он ахинею сварганил; не разжалобить ли ты меня хочешь? Смотри-ка, на полчаса пустил раздобаров-то. Нам, грешным, где эдакую махину наговорить; мы народ темной, где нам с тобой возиться. Твоя милость, Андрюшка, и печатные книги почитываешь, и грамоте-то тебя учил варкисецкий скубент; а нас от Покрова дьячок Кутейкин. Посмотрим, чья-то перетянет. Викул Софронович, памятуешь, что мы-сте с тобою-то говорили, дело будет статеишное; пусть еще что-нибудь пожалчее, твоим пожалованием, выдумает; а уж мы не так его разжалобим. Трифоновна! ты Параше-то дай трезвон самый заздравный; а с Андрюшкой-то я переведаюсь, как знаю.
Мавра. Да чем девка-то виновата? ведь это Андрюшка-вор ее всему научил.
Викул. И за истинную; когда он ее всему научил, так Прасковья Харитоновна ни в чем не виновата и к наказанию не следует, оно вот что!
Харитон. Да и ведомо; она не виновата.
Мавра. А коли не виновата, так за что ж и бить ее, Харитон Авдулович?
Харитон. Так, жена! и взаправду бить-то ее не за что: однако все-таки лучше, как поколотишь.
Андрей. Какое злое сердце имеют отцы к детям.
ЯВЛЕНИЕ 6
Харитон. Ах, милостивец мой! благодетель великий! какою манерою, какими ветрами занес вас Господь к нам мизерным? на чем зарубить, где посадить, чем потчевать гостя небывалого?
Праводелов. О, ты старинной хлебосол! однако не беспокойся.
Харитон. Как, государь мой! я от радости истинно, твоим пожалованием… Хозяйка! поднеси чего-нибудь, да хорошенького; ведь бы, твоим пожалованием, ждать не дождаться. Викул Софронович! это наш голова купецкий… истинно, сударь мой! вседушно рад; пожалуйте, прошу жаловать, почтите нашу горницу саждением. Хозяйка! поднеси по чарочке.
Праводелов. Не беспокойся, любезной друг; я ничего не пью.
Харитон. Сидор Лукьянович Праводелов пожаловал ко мне! гляжу на тебя, отец мой, и еже-ей! ей! от радости не верю. Что за диво такое?
Праводелов. Тут нет дива никакого; я зашел к тебе по дороге: у тебя есть ситцы новомодные, а мне они надобны.
Харитон. Преузорочные; по своей цене милости вашей отдам.
Праводелов. По своей цене? лжешь, приятель! нашему брату купцу без барыша ничего продавать нельзя.
Харитон. Да барыш-то хорошо с дворян брать; а с милости вашей без лишнего… да я было и нуждицу до вас имел.
Праводелов. Когда есть тебе нужда до меня, так верю, что отдашь по своей цене.
Харитон. Да вот изволите видеть сего парня?
Праводелов. Вижу.
Харитон. Он сын покойника Акима Космича Честина, батюшка его был доброй человек.
Праводелов. Знаю, только меня обидел однажды, и я этого ввек не забуду.
Викул (тихо, Харитону). Вот так, дело-то и на стать! Он на него сердит уж и без нас; оно вот что!
Андрей. Если мой отец вас обидел, то, верно, без умыслу или ошибкою.
Праводелов. О нет, и очень с умыслом. Смолоду я охотник был бегать из лавки в трактир и там играть на билиарте; а он это и приметил, да и привел моего отца туда. Как теперь помню, я лишь было хотел сделать славной удар, уж прицелился, как меня сзади дернет кто-то за тупей… смотрю, ан это мой отец! Как мне было в ту пору досадно; а пуще всего, что за этот же тупей меня и из трактира-то вон вывел.
Харитон. А сынок его мне не такую обиду сделал: я посадил его в лавку; пришло время к счету, смотрю, ан в лавке-то вместо товару и оставил мне аршин да ножницы.
Андрей. Как!
Харитон. Квак! нечего тут квакать, рядские люди были всему свидетели. Взвыл я, бедной человек. А в лавке-то было тысяч на десяток, на другой; у меня и роспись товарам за его рукою-сте в целости имеется… разорил меня до основания! Помоги мне, отец родной; я вашей милости рабски слуга буду до гроба.
Андрей. Что я слышу? И вы можете на меня это говорить?
Харитон. Да пришло говорить, коли это правда.
Мавра. Ах, Харитон Авдулович! и ты мне по сей час этого не скажешь? куда нам голову, бедным, приклонить будет?
Харитон. Власть Создателя Господа с нами.
Андрей. Я окаменел! да есть ли в вас совесть; за что вы на меня напали?
Праводелов. Неужли он на тебя все это всклепал?
Андрей. Это поклеп самый бесчеловечный. Пусть отдаст он мне лавочные книги, вы увидите, что я прав. Разве не твоя там рука?
Харитон. Никаких книг не ведаю, кроме товарной росписи, и ту было он у меня выкрал! вступитесь в нашу беду, разберите нас: он, сами видите, запирается.
Андрей. Как, разве не ты у меня все книги отобрал с тем, чтоб посадить меня в другой ряд?
Харитон. Этот другой ряд, куда я тебя посажу, будет Магистрат… А чтоб ты не запирался, так я и документы все ему покажу. Милостивец мой! прошу взять малое терпение… я во всем на вас полагаюсь! Пожалуйте, рассмотрите нас; все ведают, что вы души своей не покривите. Хозяйка! Викул Софронович! прошу на минуту со мною. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 7
Андрей. Что я теперь буду делать? хозяин меня хочет погубить.
Праводелов. То и ваша братья, сидельчики, часто заставляют хозяев своих охать: почему я знаю, кто из вас прав, кто виноват?
Андрей. Я виноват тем одним, что во всем слушался моего хозяина и отдал ему книги.
Праводелов. Этому быть нельзя; как отдать лавочные книги, если в них вся очистка твоему торгу?
Андрей. Думал ли я, сударь, что тут кроется злое намерение, да и кто бы мог подумать, чтоб тот, кто всем своим состоянием одолжен моему отцу, мог разорить совершенно сына своего благодетеля.
Праводелов. Отец твой мог быть благодетелем твоему хозяину; а ты от этого не меньше мог промотать его лавку.
Андрей. И вы думаете, что я способен промотать чужое имение?
Праводелов. Своего-то нет, так чье ж сидельцы-то и проматывают? У вас, молодчиков, нынче вошло в моду не только хозяев, да и отцов разорять; о торгах и помышлять забыли; и как некоторым из них удалось вынырнуть в офицеры, так и ты, брат, не смекаешь ли того же.
Андрей. Государь мой! вы не знаете ни поведения моего, ни моего сердца; а уже заключаете обо мне худо.
Праводелов. Не горячись, дружок, не горячись! Я сам с молоду не меньше тебя прытковать умел, и лет-то в шестнадцать, сидя в лавке, строил такие проказы, каких тебе вряд ли и выдумать удастся! При счетах и я говаривал, что меня обсчитают: да как чего нет и что ушло по красавицам, того уж негде взять; а ты, детина-то, брат, статной. Послушай-ка меня лучше; хозяину-то поклон, так авось либо как-нибудь и помочь не согласится ли?
Андрей. Боже мой! как я несчастлив! неужли правой человек должен ползать и искать милости у своего грабителя. Вы меня не знаете! Нет человека, кто бы послушнее был, когда требуют того мои обязательства! и нет гордее меня, когда хотят со мною поступить бесчеловечно. Я скорее соглашусь потерять все мое наследство, нежели под видом милости подлым образом выкланивать себе справедливость. Я не хочу перед вами выхвалять своего поведения, а скажу только, что я все силы прилагал, чтоб его никто не мог опорочить. Если хозяин мой, забывая совесть, хочет завладеть злодейски моим домом, он это может сделать, выманив у меня книги. Я останусь в бедности; однако же в сердце моем останется право презирать корыстолюбивого бездушника. Я буду в бедности; но совесть моя будет спокойна! Я буду жалеть о моем злополучии, буду винить мою неосмотрительность, но при всем том не упрекну себя никогда, чтоб я обидел кого-нибудь. Поверьте, что я найду в себе столько великодушия, чтоб стерпеть обиду и остаться навсегда честным человеком. Для чего ж вы меня осуждаете? или молодость моя дала вам право подумать, что я могу быть порочен. Вас все почитают человеком справедливым, да иначе и быть нельзя, когда единогласное избрание всего купечества поставило вас своим предводителем. Я знаю, что честный человек, каким я вас почитаю, должен при всяком случае твердостию души своей оправдывать столь знаменитый выбор, и я не могу верить, чтоб вы точно так мыслили обо мне, как теперь сказали. Вы сказали, что мой отец вас обидел; пусть так; я твердо уверен, что ваше сердце не унизится мстить его сыну. Я никогда не воображал переменить состояние купеческое на воинскую службу. Хороший купец, поставив на честности торг свой, может столько же отечеству принести пользы, сколько дворянин, проливая кровь свою для защиты, спокойствия и славы. Если б купцы знали всю важность своего состояния; на что им надевать мундир? на то разве, чтоб краснеться, не умея носить его. Кто рожден владеть аршином, тому шпага неспоручна.
ЯВЛЕНИЕ 8
Харитон. Не взыщи, осударь! задержал я, твоим пожалованием, милость твою!.. Чай, Андрюшка-то тебе нагородил балясов-те с три короба. О! ведь он такой говорун, что и Господи упаси, развесь кто передо ним только уши-то. (Андрею.) Пошел вон отселе. (Андрей уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 9
Харитон. Прости Господи, залет парень… Ведаете ли, милостивец! повадился читать печатные книги… Бывало, в воскресной день, чем бы в доме что поработать, того враженок и пильнует, как бы уйти на сушило да книгу в руки… десятков пять-шесть у него этой дьявольщины: какой-то Телемак да истории, да какое-то перемудрие… ан вот и перемудрил у меня лавчонку-то; ведь это, осударь, все денег стоит! Болтают рядские люди, что он и в комедь ходит! Посмотрите пожалуйте, взглянуть не на кого; а говорят, что всю мою лавчонку в ламбардеус стаскал. Мы вашей милости униженно кланяемся: нам, хозяевам, от эдаких сидельчиков приходит до зла горя. Благоволите войти в разбирательство: а мы нижайше кланяемся милости вашей двадцатью империальчиками за ваши труды в сем кошелечке! Не оставьте нашей мизерной просьбы.
Праводелов (взяв кошелек). Хорошо, мой друг! я возьму твой подарок. Теперь я вижу ясно, что сиделец твой…
Харитон. Самой негодной парень! Желательно бы это дело поскорее привести к концу; всякому своего жаль; за дочь жених сватается, так чем вы мне благоволите с Андрюшкой-то разделаться, то за ней и в приданое отдам.
Праводелов. Я и сам вижу, что это дело поскорее кончить должно. Уже ввечеру пригласи тех, при ком ты считал лавку; я к тебе буду; тут и положим, чему быть должно. А теперь прощай.
Харитон. Прошу о прощении, благодетель наш! на тебя вся моя надежда.
Праводелов (отходя). О! будь надежен.
ЯВЛЕНИЕ 10
Харитон (один). Ну, теперь Андрюшкин дом мой! Вот все кричали, что Праводелов — голова-то, что Праводелова деньгами не приманишь: ан, видно, он наш брат купец; кто от денег прочь? деньги! это душа человеческая; а без денег всякая душа хоть брось. Параша теперь с приданым, я с товаром, а Андрюшка без дому. Полно, хорошо ли это? вот беда какая? то худо, где барышей нет; а коли где барыши, тут все и радошно и благолепно. (Уходит.)