|
Quod porro offieium, ne nobis blandiar, aut quod
Pauperis hic meritum, si curet nocte togatus
Currere, quum praetor lictorem impellat et ire
Praecipitem iubeat, dudum vigilantibus orbis,
Ne prior Albinam et Modiam collega salutet? Iuvenalis satira III.
Бѣднякъ! подъ ветхою, изорванной одеждой
Ты не дразни себя обманчивой надеждой,
Чтобъ участью твоей могъ тронуться богачъ!
Смотри: проснулся Римъ! повсюду мчится въ скачь
Толпа бездѣльниковъ, съ улыбкою нахальной
Встречающихъ твой взоръ, усталый и печальный.
Самъ преторъ, услыхавъ, что для него готовъ
Открытый входъ въ дома отъ сна возставшихъ вдовъ,
Торопитъ ликторовъ, — а по какой причинѣ? —
Чтобъ прежде всѣхъ поспѣть къ прелестницѣ Альбинѣ.
Смотри: вотъ молодыхъ патриціевъ гурьба
Идётъ въ сообществѣ богатаго раба,
За мотовство своё попавшаго въ вельможи:
Что жь тутъ позорнаго для римкой молодёжи,
Когда тотъ самый рабъ — за часъ, за мигъ одинъ,
Прожитый на груди какихъ нибудь Кальвинъ,
Бросаетъ съ дерзостью, какъ щедрая фортуна,
Всё содержаніе военнаго трибуна.
Но ежели тебя, великихъ предковъ внукъ,
Порою соблазнитъ лобзаній тайный звукъ,
И ты, припавъ лицомъ пылающимъ къ подушкѣ,
Захочешь хилыхъ ласкъ послѣдней потаскушки, —
То, скованъ робостью, запавшей прямо въ грудь,
Ты не осмѣлишься руки ей протянуть,
И тайнаго стыда въ себѣ не уничтожа —
Не скажешь ей въ глаза: — «веди меня на ложе»!..
О, кто-бы ни былъ ты — самъ Нума, самъ Марцеллъ[2],
Вслѣдъ за тобой вездѣ-бъ вопросъ одинъ летѣлъ:
— «Что онъ, богатъ иль нѣтъ? Гдѣ домъ его? Гдѣ земли?
Пиры въ его дому теперь открыты всѣмъ-ли?»
Объ этомъ съ жадностью толкуютъ, но за то
О честности твоей не справится никто.
Есть золотой мѣшокъ — онъ путь тебѣ проложитъ;
Ты нищъ — и надъ тобой ругаться всякій можетъ,
Увѣренный вполнѣ, что боги съ облаковъ
Не слушаютъ молитвъ и плача бѣдняковъ,
И такъ ихъ нищенство и горе презираютъ,
Что даже громъ небесъ на нихъ не посылаютъ...
Когда твой старый плащъ заплатками покрытъ,
Когда гнилой башмакъ изношенъ и разбитъ,
И нищенство глядитъ сквозь каждую прорѣху —
Ты подвергаешься озлобленному смѣху,
Готовы мы тебя хоть грязью закидать;
Мы бѣдняка кругомъ привыкли презирать,
Какъ безполезный хламъ, какъ битую посуду...
О, бѣдность! Ты людей запугиваешь всюду, —
И въ ихъ измученныхъ страданіемъ чертахъ
Всегда читается безсмѣнный этотъ страхъ...
Едва на зрѣлище народныхъ игръ заглянетъ
Бѣднякъ отверженный, какъ грозный голосъ грянетъ:
— «Прочъ со скамьи, долой! Изъ цирка тотчасъ вонъ!
Однимъ богатымъ здѣсь даётъ мѣста законъ[3]!»
И онъ бѣжитъ съ стыдомъ, а на скамьяхъ остались
Потомки гаеровъ, которые кривлялись
Въ толпѣ на площадяхъ, да всадникъ временщикъ.
Внукъ гладіатора, нетрезвый свой языкъ
Едва ворочая, хрипитъ и бьётъ въ ладони...
Вотъ звѣзды первыя на римскомъ небосклонѣ!..
О, кто укажетъ мнѣ хоть на одну семью,
На одного отца, который дочь свою
За чувство къ бѣдняку не упрекнулъ въ равратѣ,
И сердце честное нашёлъ-бы въ бѣдномъ зятѣ?..
Гдѣ, укажите мнѣ, встрѣчаютъ бѣдняка
Безъ слова наглаго, безъ дерзкаго пинка?
Кто въ нёмъ оцѣнитъ умъ, способности и силы?
Допустятъ-ли его на свой совѣтъ эдилы[4]?..
Быть можетъ, скажутъ мнѣ: бѣднякъ вездѣ гонимъ!..
Да, это такъ, вездѣ, — но ты, великій Римъ,
Лишь ты одинъ владѣешь страшнымъ даром —
Всегда грозить ему позоромъ иль ударомъ...
Вѣкъ пошлой роскоши! Что-жь ты придумать могъ?
Покрои модные великолѣпныхъ тогъ[5],
Ненужный, внѣшній блескъ, скрывавшій безъ различья
Ничтожество и грязь мишурнаго величья...
Пусть тёмнымъ призракомъ грозитъ намъ нищета,
Лохмотья бѣдности, — у насъ одна мечта:
Купить, хотя-бъ цѣной покражи иль обмана,
Права на мотовство бездоннаго кармана,
Чтобъ роскошью своихъ нарядовъ и одеждъ
Дивить толпу зѣвакъ и уличныхъ невѣждъ.
У насъ одинъ порокъ — хоть вылѣзай изъ кожи,
Хоть ближняго зарѣжь, — но попади въ вельможи
И запишись въ число надутыхъ спѣсью лицъ...
За то и Римъ теперь — продажнѣе блудницъ, —
И всѣмъ торгуетъ онъ: свободою плебейской,
Невинностью дѣтей и совѣстью судейской,
Почётной должностью, приманкой тёплыхъ мѣстъ
И прелестями жёнъ, наложницъ и невѣстъ.
Всѣмъ нужно золото, — и податью тяжёлой
Обременёнъ кліентъ оборванный и голый!
|
|
