С некоторого времени социология вошла в моду; самое слово «социология» стало теперь употребляться очень часто; а ещё десять лет тому назад оно было малоизвестно и почти осуждено наукой. Социология находит себе всё новых и новых поклонников, и в публике слагается какое-то предвзято благосклонное отношение к этой новой науке, на которую возлагаются самые большие надежды. Нельзя, однако, не признать, что полученные до сих пор результаты не вполне оправдывают ни большого количества опубликованных по этому вопросу трудов, ни затраченного на них интереса читателей.
Прогрессивное развитие какой-либо отрасли науки выражается, главным образом, в том, что трактуемые ей вопросы не остаются в стационарном состоянии; лишь тогда говорят про данную науку, что она двигается вперёд, если ей устанавливается дотоле неизвестная законообразность явлений, или, по крайней мере, открывается ряд новых фактов, которые, не позволяя делать окончательных выводов, способны изменить самую точку зрения на затрагиваемую проблему. К несчастью, в силу того, что социология в большинстве случаев не ставит себе точно определённых проблем, она не может тем самым служить таким примером. Она не прошла ещё через периоды построений и синтезов. Вместо того, чтобы поставить себе целью осветить своими лучами определённую часть необъятного социального поля, социология, в большинстве случаев, ищет блестящих выводов, причём все вопросы только подвергаются общему обзору, но отнюдь не исследуются по-настоящему; такой метод легко ведёт к злоупотреблениям, давая читающей публике, так называемое «представление» о всякого рода вещах, но не приходя при этом ни к какому объективному результату. Законы бесконечно сложной действительности не могут быть открыты путём таких кратких обсуждений и мимолётных интуиций; особенной же бездоказательностью отличаются широкие и поспешные обобщения. Всё, что можно сделать при таком понимании задач социологии — это привести при случае несколько подтверждающих предлагаемую гипотезу примеров; но одни иллюстрации ещё не могут служить доказательством чего бы то ни было; к тому же, если затрагивается такая масса различных вопросов, то ни в одном из них нельзя быть компетентным. И приходится пользоваться чисто случайными сведениями, без всякого критического к ним отношения. Таким образом, книги по чистой социологии не могут быть полезны тому, кто поставил себе правилом иметь дело лишь с вопросами строго определёнными, так как большинство из них не входит в рамки какой-либо особой отрасли исследования и, кроме того, чрезвычайно бедно сколько-нибудь авторитетными документальными данными.
Каждый человек, верующий в будущее социологии, должен всеми силами души стремиться к тому, чтобы положить конец такому положению вещей. Если социология будет и дальше пребывать в таком состоянии, то она быстро впадёт в прежнюю немилость, к немалой радости всех врагов знания. Для человеческого разума было бы в высшей степени плачевно, если бы часть действительности, представляемая социологией, — единственная, отказывающаяся ему до сих пор покориться, единственная, о которой ведутся ещё горячие пререкания, — хотя бы только на время ускользнула из под его власти. Неопределённость полученных до сих пор результатов отнюдь не должна нас обескураживать: это аргумент в пользу того, чтобы употребить новые усилия, а не в пользу того, чтобы отказаться от усилий. Наука, только ещё вчера зародившаяся, имеет право ошибаться и идти ощупью, если только она сама сознаёт свои ошибки и колебания и тем самым предохраняет себя от возможности их повторения. Социология не должна отказываться ни от одной из своих высоких задач, но если она хочет оправдать возлагающиеся на неё надежды, то она должна стремиться к тому, чтобы стать чем-либо иным, а не только своеобразной разновидностью философской литературы.
Вместо того, чтобы предаваться метафизическим размышлениям по поводу социальных явлений, социолог должен взять объектом своих изысканий ясно очерченные группы фактов, на которые можно было бы указать, что называется, пальцем, у которых можно было бы точно отметить начало и конец, — и пусть он вступит на эту почву с полной решительностью. Пусть он старательно рассмотрит все вспомогательные дисциплины: историю, этнографию, статистику, без помощи которых социология совершенно бессильна. Если при таком методе работы можно чего-либо опасаться, так это только того, что, при всей добросовестности социолога, данные, добытые социологом, не будут исчерпывать изученного им материала, так как сам материал настолько богат и разнообразен, что хранит в себе неистощимую возможность самого неожиданного, самого нечаянного стечения обстоятельств. Но не надо, конечно, придавать этому преувеличенного значения. Раз социолог пойдёт указанным нами путём, то даже в том случае, если фактический инвентарь его будет не полон, а формулы слишком узки, работа его будет бесспорно полезна, — и будущее поколение продолжит её, потому что каждая концепция, имеющая какое-нибудь объективное основание, не связана неразрывно с личностью автора; в ней есть нечто безличное, благодаря чему она переходит к другим людям и воспринимается ими; она способна к передаче. Благодаря этому в научной работе создаётся возможность известной преемственности, а в этой непрерывности лежит залог прогресса.
Именно в этой надежде написана предлагаемая нами работа. И если среди различных вопросов, которые разбирались нами на всём протяжении нашего курса, мы выбрали темой настоящей книги самоубийство, то поступили мы так главным образом потому, что самоубийство принадлежит к числу явлений, наиболее легко определяемых, и может служить для нас исключительно удачным примером; но и тут для точного определения очертаний нашей темы нам понадобилось немало предварительной работы. Зато, сосредоточиваясь таким образом на одном каком-нибудь вопросе, нам удаётся открывать законы, которые лучше всякой диалектической аргументации доказывают возможность существования социологии как науки. В дальнейшем изложении читатель познакомится с теми из этих законов, которые, как мы надеемся, нам удалось доказать. Без всякого сомнения, нам не раз случалось ошибаться, чрезмерно увлекаться в своей индукции и отдаляться от наблюдаемых фактов; во всяком случае, каждое из своих положений мы подкрепляли возможно большим количеством доказательств; особенное внимание мы обращали на то, чтобы как можно тщательнее отделить рассуждение по поводу данного положения и нашу субъективную интерпретацию его от самих рассматриваемых фактов. Таким образом, читатель может сам оценить, насколько основательны предлагаемые ему объяснения, имея под руками все данные для обоснованного суждения.
Поставив точные границы своим изысканиям, необходимо, кроме того, категорически воздержаться от изложения общих взглядов на изучаемый предмет и от так называемого краткого общего обозрения темы. Мы думаем, что достигнутые нами результаты, а именно, установление известного количества положений относительно брака, вдовства, семьи, религиозной общины и так далее, дают нам возможность, разумеется, при правомерном пользовании этим материалом, научиться гораздо большему, чем, изучая заурядные теории моралистов о природе и качестве этих явлений и учреждений.
В нашей книге читатель найдёт также несколько указаний на причины общего недуга, заразившего в настоящее время всё европейское общество, и на те средства, которыми этот недуг может быть ослаблен. Никогда не надо думать, что общее положение вещей можно объяснить при помощи обобщений. Можно говорить об определённых причинах только после тщательного наблюдения и изучения не менее определённого внешнего их проявления. Самоубийства в том виде, в каком они сейчас наблюдаются, являются именно одной из тех форм, в которых передаётся наша коллективная болезнь, и они помогут нам добраться до её сути.
Наконец, на страницах этой книги читатель найдёт в конкретном приложении главные проблемы методологии, более подробным рассмотрением которых мы занимались в другом месте (Les règles de la Méthode sociologique. Paris. T. Alcan 1895). Но среди всех этих вопросов есть один, которому в последующем изложении придаётся слишком большое значение, для того чтобы сейчас же не обратить на него внимание читателя.
Предлагаемый нами метод целиком зиждется на том основном принципе, что социальные явления должны изучаться как вещи, то есть как внешние по отношению к индивиду реальности. Для нас это столь оспариваемое положение является основным. В конце концов, для того, чтобы существование социологии было возможным, раньше всего нужно, чтобы у неё был специальный, только ей принадлежащий объект изучения, чтобы она поставила своей задачей изучение реальности и не была зависима ни от какой другой отрасли знания. Но если нет ничего реального за пределами единичного сознания, то социология как таковая должна исчезнуть за неимением материала.
Единственный предмет, к которому тогда может применяться наблюдение, это состояние ума индивидов, ибо ничто иное не существует; но это — задача психологии. С этой точки зрения всё, что есть существенного в браке, или в семье, или в религии заключается в тех индивидуальных потребностях, которым предназначены служить эти институты, а именно: отцовская и сыновняя любовь, половое влечение, то, что называется религиозным инстинктом и так далее. Что же касается самих институтов с их исторически выработанными формами, столь сложными и разнообразными, то этой стороной дела можно пренебречь: она представляется малоинтересной. Будучи только внешним и случайным выражением общих свойств природы индивидуума, вышеназванные институты являются лишь одним из её проявлений и не требуют специального исследования. Конечно, при случае любопытно заняться изучением того, какое внешнее выражение получали в различные исторические эпохи эти вечные человеческие чувства; но так как каждое такое внешнее выражение несовершенно, то им нельзя придавать слишком большого значения. В некотором отношении бывает даже полезно вовсе отбросить их, чтобы лучше проникнуть вглубь оригинального подлинника, в котором чувства эти черпают свой смысл и истинная природа которого искажается внешней передачей.
Таким образом, под предлогом того, чтобы дать науке более глубокую подпочву, основывая её на психологическом строении индивида, её отделяют от единственного свойственного ей предмета. Обыкновенно в таких случаях не замечают того, что социологии не может быть там, где нет общества, а общества нет там, где есть только индивиды. К тому же, эта концепция является одной из главных причин, поддерживающих в социологии вкус к неясным обобщениям. Вполне естественно, что если за конкретными формами социальной жизни не признаётся самостоятельного существования, то нет и желания заниматься их описанием.
Мы твёрдо надеемся, что, читая нашу книгу, каждый согласится с нами в том, что над индивидом стоит высшая духовная реальность, а именно коллектив. Когда станет очевидно, что у каждого народа существует свой особый процент самоубийства, что процент этот более постоянен, чем общая смертность, что если он вообще эволюционирует, то — следуя коэффициенту ускорения, свойственному каждому обществу, что все его колебания в различные моменты дня, месяца, года только воспроизводят ритм общей социальной жизни; когда убедятся, что брак, развод, семья, религиозная община, армия и так далее влияют на него по точно определённым законам, из которых некоторые могут быть выражены даже цифрами; когда убедятся во всём этом, то откажутся видеть в этих состояниях и институтах какие-то идеологические установления, не имеющие ни силы, ни значения. Тогда почувствуют, что это — реальные, живые действующие силы, которые, определяя собой индивида, тем самым ясно доказывают, что они не зависят от него, по крайней мере тогда, когда он входит в качестве элемента в те комбинации, результатом которых они являются. По мере того, как вышеназванные силы формируются, они налагают свою власть на индивида. Приняв это во внимание, легче понять, каким образом социология может и должна быть объективной; ведь она имеет перед собой столь же определённые и столь же прочные реальности, как предмет изучения психолога или биолога[1].
Нам остаётся выразить свою благодарность нашим бывшим ученикам господину Ферран, преподавателю Высшей первоначальной школы в Борцо, и господину Марселю Мосс, приват-доценту философии, за ту готовность помочь нам, которую они проявили, и за те незаменимые услуги, которые они нам оказали. Первый из них снабдил эту книгу картами, а благодаря второму мы могли собрать все необходимые данные для составления таблиц XXI и XXII, важность которых будет впоследствии ясна читателю. Для этого надо было разобраться в 26 000 документах самоубийц с целью определения возраста, пола, социального положения, количества имевшихся детей и так далее. Эта в высшей степени ценная работа принадлежит М. Моссу. Таблицы были составлены с помощью документов, которые находятся в распоряжении министерства юстиции, но не публикуются в годовых отчётах. Они поступили в наше распоряжение благодаря любезности господина Тарда, заведующего отделом судебной статистики. Мы выражаем ему нашу глубокую благодарность.
Примечания править
- ↑ Далее мы укажем, что эта точка зрения, далёкая от того, чтобы исключать всякую свободу, является единственным средством примирения её с детерминизмом, непосредственно вытекающим из данных статистики.
