Преподобный Максимъ, родомъ грекъ, по своимъ великимъ подвигамъ, вполнѣ принадлежитъ св. руской церкви, для которой онъ остается свѣтильникомъ по своимъ сочиненіямъ[1].
Получивъ начальное образованіе въ отчизнѣ въ г. Артѣ, гдѣ отецъ былъ знатнымъ сановникомъ, Максимъ, по любви къ наукамъ, путешествовалъ по Европѣ: въ Парижѣ у знаменитаго грека Іоанна Ласкаря, потомъ во Флоренціи и Венеціи изучалъ словесныя науки, исторію, философію, богословіе; основательно узналъ языки латинскій и древній греческій, познакомился съ языками французскимъ и италіянскимъ. По возвращеніи въ отечество, поступилъ на Аѳонъ и здѣсь въ Ватопедской обители принялъ иночество.
Когда в. к. Василій Ивановичъ, желая разобрать въ своей библіотекѣ собраніе греческихъ рукописей и иныя видѣть въ переводѣ, просилъ султана и аѳонское начальство прислать къ нему ученаго грека: то на Максима указали, какъ на человѣка, самаго способнаго исполнить желанія вел. князя[2]. Максиму не хотѣлось разстаться съ св. горою и ея безмолвіемъ: но повинуясь волѣ аѳонскихъ старцевъ, онъ въ 1516 г. отправился въ Россію; на пути, время случайнаго пребыванія въ Перекопѣ употребилъ онъ на знакомство съ русскимъ языкомъ и въ началѣ 1518 г. прибылъ въ Москву. Здѣсь принятъ онъ былъ ласково и ему указано жить въ Чудовѣ монастырѣ, на отчетѣ вел. князя. Сокровища греческой учености, которыя увидалъ Максимъ въ библіотекѣ московской, привели его въ восторгъ: сочиненій, не переведенныхъ на славянскій языкъ, нашлось много. На первый разъ ему поручили перевесть толкованіе на псалтырь. Въ помощь ему, мало знакомому съ славянскимъ языкомъ, даны переводчики съ латинскаго Димитрій Герасимовъ и Власій и для письмоводства инокъ Сергіевой лавры Силуанъ и Михаилъ Медоварцевъ. Черезъ годъ и 5 мѣсяцевъ переводъ толковой псалтыри совсѣмъ былъ оконченъ. Максима осыпали милостями, и оставили для новыхъ трудовъ. По волѣ м. Варлаама и на его иждивеніе переведено имъ (въ 1519 г.) толкованіе на книгу дѣяній апостольскихъ. Ему поручили еще пересмотрѣть славянскія богослужебныя книги. По волѣ в. князя, Максимъ принялся за исправленіе перевода тріоди, по прежнему, при пособіи переводчиковъ; за тѣмъ пересматривалъ онъ и другія церковнослужебныя книги. Грубы были ошибки, какія нашелъ многосвѣдущій Максимъ въ церковныхъ нашихъ книгахъ, и разжигаемый, какъ говоритъ онъ божественною ревностію, очищалъ онъ плевелы обѣими руками. По этой ревности рѣзкіе высказывалъ онъ отзывы о томъ, что видѣлъ въ книгахъ. Но то, что видѣлъ онъ, видѣли немногіе, и слѣпая страсть къ старинѣ принимала отзывы его за оскорбленіе святыни. Съ начала ропотъ былъ тайный. М. Варлаамъ, у котораго испрашиваемо было разрѣшеніе на важныя перемѣны въ древнихъ книгахъ, понималъ преп. Максима; в. к. отличалъ его своею любовію. И клевета не смѣла открыто возставать на Максима. Совѣтами его пользовались въ дѣлахъ церкви и государства, отличая въ немъ человѣка умнаго и образованнаго, инока пламеннаго въ любви къ истинѣ и вѣрѣ. Онъ былъ усерднымъ ходатаемъ за вельможъ, впадавшихъ въ немилость князя, и князь внимателенъ быль къ его просьбамъ. Полный ревности къ св. вѣрѣ, онъ подалъ собору отцевъ совѣтъ принять строгія мѣры противъ жида Исаака. М. Варлааму совѣтовалъ онъ пересмотрѣть славянское собраніе церковныхъ правилъ и самъ началъ переводить «Властареву синтагму» законовъ, — съ древней московской рукописи.
Въ концѣ 1521 года правдивый и разсудительный Варлаамъ оставилъ каѳедру, и его мѣсто (въ февр. 1522 года) занялъ Даніилъ. Новый митрополитъ любилъ книги, но одни славянскія: любилъ заниматься дѣлами вѣры, но не столько, сколько видами страстей. Блаженный Максимъ скоро понялъ, что не можетъ онъ съ прежнею свободою и покоемъ трудиться для истины: съ любовію къ истинѣ онъ обратился къ новымъ предметамъ дѣятельности. Папа, обезсиленный на западѣ Лютеромъ, сильно заботился о томъ, чтобы распространить свою власть на сѣверо-востокѣ. Легатъ его Николай Шонбергъ хитрилъ въ Москвѣ. Нѣмецъ «къ прочимъ лукавствамъ» присоединилъ и то, что тайно пустилъ въ ходъ (въ 1520 г.) слово: «о соединеніи руссовъ и латинянъ». Максиму доставили сочиненіе Шонберга «о началѣ турковъ», написанное съ видами папизма въ защиту астрологической судьбы. Шонбергъ успѣлъ обольстить боярина Ѳеодора Карпова, колебалъ и другихъ; особенно мысли о фортунѣ, распространенныя Шонбергомъ, производили впечатлѣніе на суевѣрный народъ и нашли защитника себѣ даже въ какомъ-то бывшемъ игуменѣ. Максимъ возсталъ противъ лукаваго нѣмца и написалъ противъ него до 15 сочиненій, преслѣдуя козни его на всѣхъ путяхъ. Въ тоже время писалъ онъ противъ магометанъ и язычниковъ. Эти труды ревности святой на время оберегали Максима отъ злобы раздражавшагося противъ него невѣжества, такъ какъ были не противны и духу времени. Но между трудами его не видно ни одного, который предпринялъ бы онъ лично для м. Даніила. Къ 1523 г. окончены имъ переводы толкованій св. Златоуста на евангелія Матѳея и Іоанна: но это было окончаніемъ трудовъ, начатыхъ при м. Варлаамѣ. Даніилу хотѣлось, чтобы Максимъ перевелъ церковную исторію Ѳеодорита. Разсудительный Максимъ представлялъ, что это сочиненіе, по содержащимся въ немъ письмамъ Арія и Несторія, можетъ быть вредно «для простоты». Даніилъ принялъ такой отвѣтъ Максима за непослушаніе непростительное и остался въ сильной досадѣ. Онъ не только не приближалъ къ себѣ Максима, но, какъ видно по послѣдствіямъ, былъ очень не доволенъ имъ за исправленіе книгъ, совершавшееся при Варлаамѣ. В. князь продолжалъ быть благосклоннымъ къ Максиму. Пользуясь этою любовію, Максимъ свободно обличалъ пороки въ вельможахъ, въ духовенствѣ, въ народѣ. Онъ писалъ, что неприлично, не полезно, весьма опасно инокамъ владѣть недвижимыми имуществами. Послѣднее сильно оскорбляло Даніила и ему подобныхъ.
Въ 1524 г. великій князь Василій задумалъ развестись съ добродѣтельною, но неплодною, супругою своею Соломоніею и вступить въ новый бракъ съ Еленою, — для того, чтобы имѣть наслѣдника. М. Даніилъ одобрялъ средство для цѣли. Но тѣ, которые не хотѣли угождать людямъ болѣе, чѣмъ Богу, свободно указывали в. князю на рѣшеніе Спасителя. Таковъ былъ старецъ Вассіанъ, потомокъ князей литовскихъ и родственникъ Василія. Прямодушный Максимъ былъ тѣхъ же мыслей. Онъ предложилъ в. князю на бумагѣ сочиненіе, начинавшееся осужденіемъ плотоугодію. «Того признавай царемъ истиннымъ и самодержцемъ, писалъ Максимъ Василію, кто управляетъ подданными по правдѣ и закону, а безсловесныя похоти и страсти старается преодолѣвать въ себѣ... Кто побѣждается ими въ оскорбленіе смыслу: тотъ нс образъ одушевленный Владыки небеснаго, а безсловесное животное, въ видѣ человѣка». В. князь Василій и въ другихъ случаяхъ не любилъ противорѣчій волѣ его. Теперь положилъ онъ показать, что виновны несогласные съ его желаніемъ. И вотъ теперь-то отмстятъ Максиму за то, что осмѣлился онъ судить и осуждать русское. Въ началѣ фев. 1525 года Максимъ брошенъ былъ въ кандалахъ въ темницу Симоновской обители. Прежде всего старались запутать его въ дѣло двухъ бояръ виновныхъ, открывъ, что они имѣли сношеніе съ Максимомъ. Максимъ не скрывалъ, что они бывали у него для бесѣдъ: не скрывалъ ни того, что говорили они, ни того, что онъ имъ говорилъ; жалуясь на нововведенія они говорили: «страна, которая измѣняетъ свои обычаи, долго не стоитъ». Максимъ отвѣчалъ на то: «страна, которая преступаетъ заповѣди Божіи, должна ждать себѣ казни отъ Бога; а обычаи земные и царскіе государи измѣняютъ по усмотрѣнію нужды въ томъ для государства». Не успѣвъ обвинить Максима по этому дѣлу, обратились къ дѣламъ церковнымъ. — То во дворцѣ князя, то въ покояхъ митрополита, осыпали Максима обвиненіями въ порчѣ книгъ, оскорбительной для вѣры[3]. Въ судной списокъ сочли достаточнымъ внесть одну вину Максима; въ своей тріоди написалъ онъ о сѣденіи Сына со Отцемъ: «сѣдѣлъ еси, сидѣвъ». Максимъ искренно призналъ это за ошибку и въ извиненіе указывалъ на свое тогдашнее незнаніе русскаго языка. Въ судномъ спискѣ не записали ни сознанія въ ошибкѣ, ни извиненія, а записали, что, по словамъ Максима, разницы нѣтъ между «сѣде и сидѣлъ» — то и другое время прошедшее[4]. Спѣшили произнести приговоръ: Максимъ еретикъ, портитъ книги. В. князь, съ своей стороны, объявилъ Максима виновнымъ въ томъ, что будто онъ и другой святогорскій инокъ Савва вели переписку съ пашами и возбуждали султана къ войнѣ противъ вел. князя[5]. Понятно, что это такая же правда, какъ и то, что Максимъ еретикъ. Но Максима схватили и вывезли изъ Москвы такъ тайно, что въ Москвѣ долго не знали, живъ ли онъ? Исповѣдникъ правды въ оковахъ отправленъ былъ въ волоколамскую темницу; здѣсь, отъ дыма и смрада, отъ оковъ и побоевъ, по временамъ приходилъ онъ въ омертвѣніе: но здѣсь же явившійся ему ангелъ сказалъ: «терпи, старецъ! этими муками избавишься вѣчныхъ мукъ». Вассіанъ, Савва, Силуанъ, Медоварцовъ разосланы были по монастырямъ, подъ стражу. Въ стѣнахъ волоколамской темницы Максимъ углемъ написалъ канонъ Духу утѣшителю, понынѣ воспѣваемый церковію. Спустя шесть лѣтъ (въ 1531 г.), снова потребовали Максима къ духовному суду въ Москву. Это потому, что въ Москвѣ лучшіе люди стали говорить за Максима и противъ Даніила, а самъ Максимъ не признавалъ себя ни въ чемъ виновнымъ, когда въ монастырь увѣщевали его каяться. Надобно было оправдать себя въ жестокостяхъ съ Максимомъ. Имѣя въ виду такую цѣль, прибрали изъ книгъ Максима все, что можно было выставить противъ него: теперь успѣли и въ томъ, что даже Медоварцовъ говорилъ противъ Максима. Но и по судному списку ошибки въ поправкахъ оказываются то ошибками писцовъ, то ошибками незнанія русскаго языка. Теперь допрашивали о переводѣ Метафрастова житія Богоматери и старались уличить Максима въ томъ, что будто ошибки, допущенныя здѣсь, были прежде защищаемы Максимомъ. Но Максимъ отвѣчалъ, что Медоварцовъ говоритъ не по совѣсти. Указывали въ тріоди на поправки славословій; такъ было угодно м. Варлааму, отвѣчалъ Максимъ. Выставили ошибку въ книгѣ правилъ, пересмотрѣнной Максимомъ. Максимъ призналъ ее за ошибку писца. Снова говорили: за чѣмъ вмѣсто «сѣде» поправилъ «сѣдѣлъ еси»? И въ прежнемъ видѣ записали отвѣтъ его. Въ русскихъ книгахъ написано: «и въ Духа святаго истиннаго», а ты для чего загладилъ истиннаго? Максимъ отвѣчалъ, что самъ онъ не зачеркивалъ; а Медоварцевъ сказалъ, что по словамъ Максима нѣтъ этого слова въ греческомъ. Протодьяконъ Чушка, протопопъ Аѳанасій и священникъ Василій въ своемъ доносѣ писали, что Максимъ хулилъ всѣ русскія книги, что, по его словамъ, въ Россіи нѣтъ ни евангелія, ни апостола, ни псалтыри, ни уставовъ. Но очевидно, эти люди говорятъ противъ себя самихъ, выставляя свое невѣжество и злость. Максимъ, по его признанію, говорилъ, что въ Россіи книги испорчены то писцами, то переводчиками и потому нужно поправлять и переводить ихъ[6]. Въ заключеніе, блаженный Максимъ три раза повергался предъ соборомъ, умоляя о помилованіи ради милости Божіей, ради немощей человѣческихъ, — со слезами просилъ простить ему ошибки, если какія и допущены имъ въ книгахъ. Максима оставили и послѣ сего суда подъ запрещеніемъ церковнымъ: но не малымъ облегченіемъ для него было то, что послали его въ Тверь, подъ надзоръ добродушнаго епископа Акакія. Акакій принялъ его милостиво и обходился съ нимъ привѣтливо, — онъ даже приглашалъ его къ своей трапезѣ. Особенно пріятно было для Максима, что онъ теперь могъ читать книги и писать. Въ 1532 году написалъ онъ для себя самаго «мысли, какими инокъ скорбный, затворенный въ темницѣ, утѣшалъ и укрѣплялъ себя въ терпѣніи.
По смерти в. к. Василія (1534 г.), преподобный рѣшился дать публичное оправданіе въ возведенныхъ на него винахъ. Въ «исповѣданіи вѣры» онъ предложилъ свое вѣрованіе, вполнѣ православное: потомъ показалъ, что еретическими и неумными словами наполнены не тѣ книги, которыя имъ исправлены, а тѣ, которыя противники его считали за святыню. «Свидѣтель мнѣ, писалъ онъ, Господь нашъ Іисусъ Христосъ, Богъ истинный; — много у меня беззаконій, но не знаю я за собою никакой хулы противъ святой, христіанской вѣры». О называвшихъ его врагомъ Россіи сказалъ онъ: «да не вмѣнитъ имъ Господь того въ согрѣшеніе тяжкое»! Въ заключеніи же умолялъ отпустить его въ Аѳонъ, представляя и то, что судъ о немъ принадлежитъ патріарху. Но участь его не перемѣнилась. Крамольные бояре, управлявшіе Россіею въ малолѣтство Іоанна, заняты были тѣмъ, что душили другъ друга. Максимъ лишился даже и снисходительности Акакія. По случаю пожара, истребившаго (въ 1537 г.) построенный Акакіемъ великолѣпный храмъ въ Твери, Максимъ высказалъ правду объ Акакіѣ и жителяхъ Твери, и Акакій сильно прогнѣвался на Максима.
Въ 1538 году умерла Елена; а въ началѣ 1539 года Даніилъ посланъ въ заточеніе. Максимъ за долгъ совѣсти сочелъ примирить съ собою совѣсть изгнанника. Узнавъ, что Даніилъ питаетъ прежнее нерасположеніе къ нему, онъ именемъ Отца небеснаго просилъ оставить вражду и съ глубокимъ смиреніемъ говорилъ о своей невинности. Послѣ того, написалъ онъ къ новому митрополиту отвѣтъ «о исправленіи книгъ», и на имя бояръ другой отвѣтъ «о исправленіи русскихъ книгъ». Свобода духа и теперь была въ немъ прежняя. «Богъ свидѣтель за меня недостойнаго предъ вами благовѣрными: пишу вамъ не по лицемѣрію, какъ будто хотѣлъ льстить вамъ или желалъ получить отъ васъ облегченіе въ скорби временной, которая лежитъ на мнѣ уже 19 лѣтъ». Блаженный митрополитъ Іоасафъ утѣшилъ страдальца, по его благословенію онъ могъ теперь пріобщаться св. таинъ и ходить въ церковь. Это было въ концѣ 1541 года.
Въ 1545 году восточные патріархи просили царя Іоанна отпустить Максима въ Аѳонъ. Максимъ самъ въ письмѣ умолялъ о томъ же. Но подозрительная политика того времени не имѣла обыкновенія выполнять подобныя просьбы. Въ 1551 году троицкій игуменъ Артемій и добродѣтельные бояре упросили царя освободить Максима изъ тверскаго заточенія, и Максимъ, мирно принятый въ Москвѣ, съ честію вступилъ въ Сергіеву лавру. Страдалецъ былъ уже изможденъ тяжестію темничной жизни; но умъ его былъ ясенъ. По просьбѣ ученика своего Нила, бывшаго князя Курлятева, перевелъ онъ съ греческаго псалтырь.
Преподобный достигъ семидесятилѣтней старости. Духъ его, очищенный огнемъ скорбей и страданій, сталъ видѣть теперь далеко. Въ 1553 году царь Іоаннъ посѣтилъ келью святаго старца, слушалъ наставленія его и объявилъ ему о намѣреніи своемъ совершить путешествіе въ Кириллову обитель, въ благодарность за исцѣленіе отъ болѣзни. Старецъ сказалъ: «обѣтъ твой, царь, не согласенъ съ здравымъ разсужденіемъ. Вдовы и сироты убитыхъ подъ Казанью льютъ слезы, ожидая твоей помощи; собери ихъ подъ царственный кровъ твой, и тогда святые будутъ радоваться о тебѣ и помолятся за тебя — Богъ и святые слышатъ насъ не по мѣсту, а по доброму изволенію нашему». Царь не хотѣлъ отмѣнить своего намѣренія. И св. старецъ просилъ вельможей сказать отъ него царю: «если не послушаешь меня, который совѣтуетъ» тебѣ по волѣ Божіей — пренебрежешь кровію убитыхъ погаными: то знай — сынъ твой умретъ». Царь не послушался и пророчество святаго исполнилось.
Въ слѣдующемъ году царь приглашалъ богомудраго старца на соборъ противъ Матвѣя Башкина. Св. старецъ отвѣчалъ, что дряхлость его не дозволяетъ ему быть въ Москвѣ. Царь въ письмѣ къ Максиму, объяснивъ причину, по которой приглашаетъ онъ въ Москву епископовъ и лучшихъ иноковъ, писалъ: «такъ захотѣлось мнѣ послать и за тобою, дабы ты былъ поборникомъ православія, по примѣру первыхъ богоносныхъ отцевъ, да пріимутъ и тебя небесныя обители, какъ древнихъ ревнителей благочестія, имена которыхъ извѣстны тебѣ. И такъ будь сотрудникомъ ихъ, умножь данный тебѣ Богомъ талантъ, пришли отзывъ на нынѣшнее нечестіе. Слышно, что ты оскорбляешься и думаешь, что мы посылали за тобою для того, что будто причисляемъ тебя къ общникамъ Матвѣя. Нѣтъ, вѣрнаго не считаемъ мы съ невѣрнымъ. Оставь всякое сомнѣніе и по данному тебѣ таланту пришли намъ отвѣтъ на сіе посланіе». Преподобный послалъ сочиненіе свое о почитаніи святыхъ иконъ.
Въ 1556 году, послѣ пятидесятилѣтнихъ трудовъ и страданій, преподобный скончался 21 января.
Въ 1651 г. совершились одно за другимъ два чуда надъ могилою преп. Максима. Поселянинъ небрежно сѣлъ на могильномъ камнѣ преподобнаго и внезапно былъ сброшенъ съ него, такъ что разслабъ всѣмъ тѣломъ. Придя въ себя, приползъ онъ къ могилѣ въ раскаяніи, и когда отслужили панихиду, исцѣлѣлъ. — Тоже самое было съ послушникомъ; послѣднему явился при томъ во снѣ преподобный и грозно обличилъ дерзость его.
Въ концѣ 17 вѣка, имя преподобнаго Максима писали въ святцахъ. Святитель Платонъ устроилъ раку и часовню надъ гробомъ страдальца истины и правды[7].
Изъ многочисленныхъ сочиненій великаго страдальца истины особенно драгоцѣненъ для православной церкви «отвѣтъ о исправленіи книгъ»[8].
Доказавъ примѣрами, что въ славянскія книги вошли многочисленныя ошибки, и иныя изъ нихъ до того измѣнили точный видъ подлинниковъ, что выставляютъ словами своими мысли еретическія, противныя св. вѣрѣ, св. Максимъ говоритъ: «что скажутъ на это тѣ, которые такъ неосновательно клевещутъ на меня, называя меня растлителемъ св. писанія и осуждая меня за оправданіе свое? Порчу ли я книги, когда правильно поправляю не священныя писанія, а то, что въ нихъ составляетъ неодобрительную ошибку, допущенную по недоразуменію, по недосмотру, по забывчивости древнихъ переводчиковъ, или по невѣжеству и небрежности переводчиковъ? Пусть перестанутъ злословить ближняго, который трудится для славы Божіей и для пользы всякому разсудительному и правовѣрующему брату своему». Противники скажутъ: «ты дѣломъ своимъ наносишь оскорбленіе великимъ чудотворцамъ, давно прославившимся въ русской землѣ? Они съ этими священными книгами угодили Богу и по смерти прославлены чудесами». Не я буду отвѣчать имъ, но пусть блаженный Павелъ вразумитъ ихъ. Онъ говоритъ: одному дается Духомъ слово мудрости, другому слово знанія тѣмъ же Духомъ; иному — вѣра тѣмъ же Духомъ, одному даръ исцѣленій тѣмъ же Духомъ, другому чудесныя дѣйствія; иному пророчества, другому различеніе духовъ; одному даръ языковъ, другому истолкованіе языковъ; все же сіе совершаетъ одинъ и тотъ же Духъ, раздѣляя властію каждому, какъ ему угодно» (Кор. 12, 7—11). Ясно, что не даются одному всѣ дарованія духовныя. И я исповѣдую, что по дарованію свыше прославлены въ землѣ русской св. чудотворцы, и что богоносные отцы, какъ были прежде, такъ и нынѣ есть; и я покланяюсь имъ, какъ истиннымъ угодникамъ Божіимъ. Но они не приняли свыше ни дара языковъ различныхъ, ни истолкованія ихъ. Потому не должно удивляться, если при ихъ величіи прошло мимо ихъ разумѣнія исправленіе описокъ, исправленныхъ мною. Имъ, по ихъ апостольскому смиренію, кротости и святости жизни, даны дары исцѣленій и чудесъ; другому же, хотя и грѣшенъ онъ больше всѣхъ, даны знаніе и толкованіе языковъ. И нечему тутъ дивиться. — Иноплеменникъ Іоѳоръ вразумилъ Моѵсея о избраніи старѣйшинъ. Чудный Макарій, послѣ молитвы, не былъ ли вразумленъ отрокомъ пастухомъ о томъ, какъ надобно принимать пищу? Онъ еще выслушалъ и укоризну: или ты оселъ авво? Таковы всѣ искренніе угодники Божіи. Они съ смиреніемъ ищутъ и съ признательностію выслушиваютъ всякаго, кто говоритъ полезное.... Честный пресвитеръ, за незлобіе и чистую жизнь, удостоенъ былъ благодатію зрѣть стоящимъ и сослужащимъ ему ангела; но не былъ ли онъ исправленъ діакономъ, пришедшимъ изъ Константинограда? Нѣсколько лѣтъ по невѣдѣнію погрѣшалъ онъ, повторяя слова севировой ереси при св. тайнахъ. Онъ спрашивалъ ангела, почему столько лѣтъ, стоя близъ него, молчалъ онъ о такомъ согрѣшеніи его? И услышалъ отвѣтъ: такъ Богъ положилъ, что человѣка исправляетъ человѣкъ. Такъ бывшинъ во времена гоненій святѣйшимъ архіереямъ и мученикамъ ни малаго не наносили оскорбленія или поношенія бывшія послѣ нихъ разныя исправленія св. писанія вет. завѣта, совершавшіяся Симмахомъ, Ѳеодотіономъ, Акилою и Лукіаномъ пресвитеромъ антіохійскимъ, изъ которыхъ каждый исправлялъ недосмотрѣнное прежними переводчиками»[9].
Въ другомъ сочиненіи, показавъ въ одномъ славянскомъ сочиненіи суевѣрныя мысли, блаженный учитель говоритъ: «не сказалъ ли я правду въ самомъ началѣ, что великое зло не знать богодухновенныхъ писаній и неосмотрительно принимать всякое писаніе? Если бы странные мудрецы нашего послѣдняго времени умѣли правильно и разсудительно испитывать писанія апостоловъ и евангелистовъ: то не принимали бы такъ скоро всякое невѣжественное и несвидѣтельствованное писаніе»[10].
«Сказаніе о томъ, что надобно въ точномъ видѣ сохранять исповѣданіе православной вѣры», обличаетъ измѣнявшихъ нѣчто въ символѣ вѣры. Преподобный пишетъ: «не говори, что не велика разница въ мудрованіи, на которое осмѣливаетесь. Вы подвергаете себя анаѳемѣ, измѣняя богодухновенныя слова — изъ Маріи, а не Маріи и чаемъ, а не «чаю», и жизнь «будущая вѣки», а не «будущаго вѣка».
- ↑ Подробное изслѣдованіе о жизни и сочиненіяхъ препод. Максима напеч. въ москвитянинѣ за 1842 г. № 11, стр. 45—96.
- ↑ Письмо в. к. въ Аѳонъ и отвѣтъ аѳонцевъ напеч. въ 5 кн. врем. общ. ист. М. 1830 г.
- ↑ Продол. Нестора (М. 1784): «тогожъ мѣсяца (въ которомъ прощенъ Воротынскій, а онъ прощенъ въ февр. 1525 г. Соб. грам. 1. № 154) бысть у в. князя соборъ». Списокъ съ суднаго дѣла, «митрополитъ (Даніилъ) велѣлъ (1531 г.) Досиѳею владыкѣ крутицкому спрашивати Максима, что было взысканіе и соборы на Максима и на Савву у вел. князя на дворѣ, въ палатѣ; тоже потомъ соборы многіе были у митрополита въ палатѣ его, лѣта 7033 (1525) на Максима о тѣхъ хулахъ, которые прибыли и взыскашася мѣсяца апрѣля и мѣсяца маія». Чтен. общ. ист. № 9. М. 1847. Обвинители Максима, по волѣ Даніила, чудовскій архип. Іона и Вассіанъ Топорко, монахъ волоколамскій, который въ слѣдъ за тѣмъ, апр. 2 д. 1525 г. посвященъ былъ въ коломенскаго епископа. Синод. ркп. 347, Карамз. 7. пр. 331. 383.
- ↑ Судный списокъ стр. 1—4. Исповѣданіе Максима и слово отвѣщат. въ ист. Платона стр. 300.
- ↑ Судный списокъ стр. 4. 5. 11. сл. прим. 107.
- ↑ Судный списокъ стр. 5. 13.
- ↑ Мѣсяцесловъ Сергіевой лавры стр. 3, 48. М. 1850 г. Здѣсь: «21 янв. память пр. Максима грека». Ркп. святцы: «преп. Максимъ грекъ аѳонскія горы преставися въ л. 7064».
- ↑ Подробное разсмотрѣніе сочиненій преп. Максима въ москвитянинѣ 1842 г. № 11 стр. 65—96, гдѣ два и напечатаны; въ обзорѣ дух. литер. § 130. Полный перечень.
- ↑ Въ приб. ко 2 ч. ист. росс. церкви м. Платона стр. 333—335.
- ↑ «Къ глаголющимъ, яко во всю свѣтлую недѣлю солнце незаходя стояло».