Рейгэтскіе помѣщики
Прошло не мало времени, прежде чѣмъ здоровье моего друга, м-ра Шерлока Холмса, вполнѣ поправилось послѣ его напряженной дѣятельности весной 1887 г. Вопросъ о нидерландско-суматрской компаніи и колоссальныхъ планахъ барона Мопертюи еще слишкомъ живъ въ памяти публики и слишкомъ интимно связанъ съ политическими и финансовыми вопросами для того, чтобы касаться его въ этихъ очеркахъ. Однако, слѣдствіемъ его, косвеннымъ образомъ, было появленіе странной, сложкой задачи, разрѣшеніе которой дало моему другу возможность ввести новое оружіе въ число употреблявшихся имъ во время его продолжительной борьбы съ преступленіями.
Въ моихъ замѣткахъ упоминается, что 14-го апрѣля я получилъ телеграмму изъ Ліона, извѣщавшую меня, что Холмсъ лежитъ больной въ гостиницѣ Дюлонъ. Спустя сутки я уже стоялъ у его постели и съ облегченіемъ убѣдился, что симптомы его болѣзни не представляли ничего опаснаго. Однако, и его желѣзное сложеніе не выдержало напряженнаго состоянія, въ которомъ онъ находился во время слѣдствія, продолжавшагося два мѣсяца. За этотъ періодъ онъ работалъ не менѣе пятнадцати часовъ въ сутки, а иногда, какъ онъ признался мнѣ, и по пяти сутокъ безъ отдыха. Блистателыній исходъ дѣла не могъ предотвратить реакціи, послѣдовавшей за крайнимъ напряженіемъ силъ, и въ то время, когда имя его гремѣло по всей Европѣ, а комната, въ которой онъ лежалъ, была положительно завалена поздравительными телеграммами, я нашелъ его въ полномъ упадкѣ духа. Даже сознаніе, что онъ добился успѣха въ дѣлѣ, съ которымъ не могла справиться полиція трехъ государствъ, и перехитрилъ самаго искуснаго мошенника Европы, не могло вывести его изъ нервной простраціи.
Черезъ три дня мы вмѣстѣ вернулись въ улицу Бэкеръ, но ясно было, что моему другу нужна перемѣна мѣста да и мнѣ мысль провести недѣльку, другую въ деревнѣ казалась очень привлекательной. Мой старинный пріятель, полковникъ Хэйтеръ, котораго я лѣчилъ въ былое время въ Афганистанѣ, жилъ теперь близъ Рейгэта въ Сёрреѣ и не разъ приглашалъ меня погостить у него. Въ послѣдній разъ онъ писалъ, что былъ бы радъ, если бы мой другъ пріѣхалъ со мной. Пришлось пустить въ ходъ разныя дипломатическія уловки, но когда Холмсъ узналъ, что мой пріятель — холостякъ и что гостямъ его предоставляется полная свобода, онъ согласился принять предложеніе и черезъ недѣлю послѣ нашего возвращенія изъ Ліона мы уже сидѣли подъ гостепріимной кровлей полковника. Хэйтеръ былъ славный старый солдатъ, много видавшій на своемъ вѣку, и, какъ я и ожидалъ, у нихъ съ Холмсомъ нашлось много общаго.
Вечеромъ въ день нашего пріѣзда мы всѣ сидѣли въ кабинетѣ полковника, стѣны котораго украшены были оружіемъ. Холмсъ лежалъ на диванѣ, а Хэйтеръ и я пересматривали небольшой запасъ оружія. — Между прочимъ, вдругъ сказалъ полковникъ, — я возьму къ себѣ наверхъ одинъ изъ этихъ пистолетовъ на случай тревоги.
— Тревоги! — сказалъ я.
— Да, недавно тутъ у насъ былъ переполохъ. Въ прошлый понедѣльникъ напали на домъ одного изъ нашихъ магнатовъ, Эктона. Покража ни велика, но воровъ еще не удалось поймать.
— А слѣдовъ никакихъ? — спросилъ Холмсъ, взглядывая на полковника.
— Никакихъ. Но дѣло это пустяшное, одно изъ мелкихъ преступленій, обычныхъ въ нашей мѣстности, слишкомъ ничтожныхъ для того, чтобы за интересовать васъ, м-ръ Холмсъ, послѣ знаменитаго международнаго дѣла.
Холмсъ сдѣлалъ знакъ рукою, какъ бы отстраняя комплиментъ, но по улыбкѣ было видно, что о доволенъ имъ.
— Были въ дѣлѣ какія-нибудь интересныя подробности?
— Кажется, нѣтъ. Воры обшарили библіотеку, но получили очень мало за свой трудъ. Все тамъ перевернуто вверхъ дномъ, шкафы открыты и обшарены, а исчезли только одинъ разрозненный томъ Гомера въ переводѣ Попа, два подсвѣчника накладного серебра, пресспапье изъ слоновой кости, маленькій дубовый термометръ и пучокъ веревки.
— Что за странный подборъ вещей! — замѣтилъ
— О, молодцы, очевидно, схватили, что имъ попалось подъ руку.
Холмсъ проворчалъ что-то себѣ подъ носъ.
— Мѣстная полиція должна бы заняться этимъ, сказалъ онъ. — Вѣдь очевидно, что…
Но я погрозилъ ему.
— Вы здѣсь для отдыха, мой милый. Ради Бога, не выдумывайте себѣ новой работы, когда у васъ нервы такъ издерганы.
Холмсъ, съ видомъ комической покорности, взглянулъ на полковника, и разговоръ перешелъ на менѣе опасныя темы.
Однако, судьба рѣшила, чтобы вся моя профессіональная осторожность пропала даромъ, потому что на слѣдующее утро дѣло явилось передъ нами въ такомъ видѣ, что его нельзя было игнорировать, и наше посѣщеніе деревни приняло совершенно неожиданный оборотъ. Мы сидѣли за завтракомъ, когда въ столовую вдругъ вбѣжалъ дворецкій съ совершенно растеряннымъ видомъ.
— Вы слышали новость, сэръ? — задыхаясь, проговорилъ онъ. — Слышали, что случилось у Кённингэмовъ, сэръ?
— Воровство? — крикнулъ полковникъ, не донеся до рта чашку съ кофе.
— Убійство!
Полковникъ свистнулъ.
— Чортъ возыми! — проговорилъ онъ. — Кто же убитъ? Самъ мировой или сынъ?
— Ни тотъ, ни другой, сэръ. Убитъ Вильямъ, кучеръ. Въ самое сердце… и слова ни сказалъ.
— Кто же убилъ его?
— Разбойникъ, сэръ. Выскочилъ, какъ стрѣла, и слѣдъ его простылъ. Онъ только-что влѣзъ въ окно кладовой, какъ Вильямъ бросился на него и поплатился жизнью, спасая имущество своего господина.
— Когда?
— Вчера ночью, сэръ, около полуночи.
— А! Ну, такъ мы сейчасъ отправимся туда, — сказалъ полковникъ, хладнокровно принимаясь опять за завтракъ. — Скверная исторія, — прибавилъ онъ, когда дворецкій вышелъ изъ комнаты. — старикъ Кённингэмъ — одинъ изъ самыхъ выдающихся нашихъ помѣщиковъ и весьма порядочный человѣкъ. Это убійство страшно поразитъ его, потому что кучеръ жилъ у него много лѣтъ и былъ хорошій слуга. Очевидно, это тѣ же негодяи, которые забрались въ Эктонъ,
— И украли такую странную коллекцію? — задумчиво сказалъ Холмсъ.
— Вотъ именно.
— Гмъ! Можетъ-быть, дѣло окажется совершенно простое, но на первый взглядъ оно все же любопытно, не правда ли? Шайка воровъ, дѣйствующая въ извѣстной мѣстности, могла бы нѣсколько разнообразить свои похожденія и не нападать въ теченіе нѣсколькихъ дней на два дома въ одномъ округѣ. Когда вчера вечеромъ вы заговорили о предосторожностяхъ, я помню, что мнѣ пришла въ голову мысль, что едва ли какой-либо воръ или воры обратятъ вниманіе на эту мѣстность Англіи. Оказывается, однако, что мнѣ слѣдуетъ еще многому поучиться.
— Я думаю, это какой-нибудь мѣстный профессіоналъ, — сказалъ полковникъ. — Въ такомъ случаѣ онъ, понятно, выбралъ помѣстья Эктона и Кённингэма, какъ самыя большія.
— И богатыя?
— Должны бы быть самыми богатыми; но въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ они вели процессъ другъ съ другомъ, который, какъ я полагаю, высосалъ соки изъ обоихъ. У стараго Эктона есть какое-то право на половину имѣнія Кённингэма, и адвокаты ухватились за это дѣло обѣими руками.
— Если это какой-нибудь мѣстный негодяй, то поймать его не трудно, — зѣвая, проговорилъ Холмсъ. — Хорошо, Ватсонъ, я не стану мѣшаться въ это дѣло.
— Инспекторъ Форрестеръ, сэръ, — проговорилъ дворецкій, растворяя двери.
Въ комнату вошелъ франтоватый молодой человѣкъ съ умнымъ лицомъ.
— Здравствуйте, полковникъ, — сказалъ онъ. — Извините, что помѣшалъ, но мы слышали, что здѣсь м-ръ Шерлокъ Холмсъ изъ улицы Бэкеръ.
Полковникъ указалъ на моего друга. Инспекторъ поклонился.
— Мы думали, что, можетъ-быть, вы согласитесь пойти съ нами, м-ръ Холмсъ.
— Судьба, положительно, противъ васъ, Ватсонъ, — со смѣхомъ сказалъ мой пріятель. — Мы только-что говорили объ этомъ дѣлѣ, инспекторъ. Можетъ-быть, вы сообщите намъ нѣсколько подробностей.
По тому, какъ онъ откинулся на спинку кресла, я увидѣлъ, что всѣ мои увѣщанія будутъ напрасны.
— Въ дѣлѣ Эктона у насъ не было никакихъ данныхъ. Въ этомъ же ихъ очень много, и нѣтъ сомнѣнія, что въ обоихъ случаяхъ участковала одна и та же личность. Человѣка этого видѣли.
— А!
— Да, сэръ. Но онъ убѣжалъ съ быстротой лани, послѣ того, какъ выстрѣлилъ въ бѣднаго Вильяма Кирвана. М-ръ Кённингэмъ видѣлъ его изъ окна спальни, а м-ръ Алекъ Кённингэмъ — съ чернаго хода. Тревога поднялась въ три четверти двѣнадцатаго. Мръ Кённингэмъ только-что легъ въ постель, а м-ръ Алекъ, уже въ халатѣ, курилъ трубку. Они оба слышали, какъ кучеръ Вильямъ звалъ на помощь, и м-ръ Алекъ бросился внизъ узнать, что случилось. Дверь чернаго хода была отперта, и внизу лѣстницы онъ увидѣлъ двухъ человѣкъ, боровшихся другъ съ другомъ. Одинъ изъ нихъ выстрѣлилъ, другой упалъ, и убійца бросился въ садъ и перескочилъ черезъ заборъ. М-рь Кённингэмъ, выглянувъ изъ окна спальни, видѣлъ, какъ онъ добѣжалъ до дороги, но затѣмъ потерялъ его изъ виду. М-ръ Алекъ нагнулся, чтобы посмотрѣть, нельзя ли помочь умирающему, а негодяй тѣмъ временемъ убѣжалъ. Мы знаемъ только, что это человѣкъ средняго роста, одѣтый въ темную одежду, усердно разыскиваемъ его и надѣемся скоро найти, такъ какъ онъ здѣсь чужой.
— Что дѣлалъ Вильямъ тамъ? Говорилъ онъ что-нибудь передъ смертью?
— Ни слова. Онъ жилъ въ сторожкѣ съ матерью, и такъ какъ былъ очень преданный малый, то мы думаемъ, что онъ пришелъ въ домъ взглянуть, все ли тамъ въ порядкѣ. Понятно, что происшествіе въ помѣстьѣ Эктона заставило всѣхъ быть насторожѣ. Разбойникъ, должно-быть, только-что взломалъ дверь — замокъ оказался сломаннымъ, когда Вильямъ бросился на него.
— Не сказалъ ли Вильямъ чего-нибудь матери, когда уходилъ изъ дома?
— Она очень стара и глуха, и мы ничего не можемъ добиться отъ нея. Она чуть съ ума не сошла отъ постигшаго ее удара, да и прежде, кажется, не отличалась умомъ. Но у насъ въ рукахъ есть одна замѣчательная вещь. Взгляните, пожалуйста, на это!
Онъ вынулъ маленькій клочокъ бумаги изъ записной книги и разложилъ его на колѣняхъ.
— Вотъ что найдено въ рукѣ убитаго. Повидимому, что это клочокъ, оторванный отъ цѣлаго листа бумаги. Замѣтьте, что обозначенное тутъ время какъ разъ совпадаетъ съ тѣмъ, когда убили бѣднягу Вильяма. Вы видите, что или убійца вырвалъ отъ него остальной листъ, или, наоборотъ, Вильямъ вырвалъ этотъ клочекъ изъ рукъ убійцы. Дѣло идетъ какъ будто о свиданіи.
Холмсъ взялъ клочокъ бумаги, факсимиле котораго приведено здѣсь.
— Если признать это за назначеніе свиданія, — продолжалъ инспекторъ, — то, конечно, можно предположить, что Вильямъ Кирванъ, хотя и пользовался репутаціей честнаго человѣка, состоялъ въ заговорѣ съ воромъ. Онъ могъ встрѣтиться съ нимъ, помочь ему даже взломать дверь, а затѣмъ между ними могла произойти ссора.
— Это чрезвычайно интересный отрывокъ, — сказалъ Холмсъ, разсматривая его съ большимъ вниманіемъ. — Дѣло-то оказывается гораздо сложнѣе, чѣмъ я думалъ, — прибавилъ онъ, опуская голову на руки. Инспекторъ улыбался впечатлѣнію, произведенному этимъ дѣломъ на знаменитаго лондонскаго спеціалиста.
— Ваше послѣднее предположеніе о возможности соглашенія между воромъ и кучеромъ и о томъ, что этотъ клочокъ представляетъ собой отрывокъ письма одного изъ нихъ, остроумно и не лишено вѣроягія, — заговорилъ, наконецъ, Холмсъ. — Но эта записка открываетъ…
Онъ снова опустилъ голову на руки и сидѣлъ нѣсколько минутъ, погруженный въ глубокое раздумье. Когда онъ поднялъ голову, я съ изумленіемъ увидѣлъ, что румянецъ игралъ у него на щекахъ, а глаза блестѣли, какъ до болѣзни. Онъ вскочилъ на ноги съ прежней энергіей.
— Знаете что! — сказалъ онъ. — Мнѣ бы хотѣлось хорошенько и спокойно заняться подробностями этого дѣла. Въ немъ есть что-то чрезвычайно привлекательное для меня. Если позволите, полковникъ, я оставлю васъ съ моимъ другомъ Ватсономъ и пройдусь съ инспекторомъ, чтобы провѣрить правдоподобность фантазіи, пришедшей мнѣ въ голову. Я вернусь черезъ полчаса.
Прошло цѣлыхъ полтора часа, прежде чѣмъ инспекторъ вернулся одинъ.
— Мистеръ Холмсъ расхаживаетъ по полю взадъ и впередъ, — сказалъ онъ. — Онъ приглашаетъ насъ всѣхъ отправиться въ домъ.
— Къ мистеру Кённингэму?
— Да, сэръ.
— Зачѣмъ?
Инспекторъ пожалъ плечами.
— Право, не знаю, сэръ. Между нами, мнѣ кажется, что мистеръ Холмсъ еще не вполнѣ оправился отъ болѣзни. Онъ держитъ себя какъ-то странно и очень возбужденъ.
— Мнѣ кажется, вы напрасно тревожитесь, — сказалъ я. — Я всегда убѣждался, что въ его сумашествіи есть извѣстный методъ.
— Или, наоборотъ, въ его методѣ сказывается сумашествіе, — пробормоталъ инспекторъ. — Но онъ горитъ желаніемъ отправиться туда, а потому, если вы готовы, полковникъ, пойдемте къ нему.
Мы застали Холмса расхаживающимъ взадъ и впередъ по полю, съ опущенной на грудь головой и засунутыми въ карманы брюкъ руками.
— Интересъ дѣла все возрастаетъ, — проговорилъ онъ. — Ватсонъ, наша поѣздка въ деревню удалась какъ нельзя лучше. Я провелъ чудесное утро.
— Вы были, какъ видно, на мѣстѣ преступленія? — спросилъ полковникъ.
— Да; мы съ инспекторомъ сдѣлали маленькую рекогносцировку.
— И успѣшно?
— Да; мы видѣли нѣсколько интересныхъ вещей. Разскажу вамъ дорогой. Прежде всего мы видѣли тѣло несчастнаго. Онъ, дѣйствительно, какъ и говорили, умеръ отъ выстрѣла изъ револьвера.
— А развѣ вы сомнѣвались въ этомъ?
— О, во всякомъ случаѣ слѣдовало удостовѣриться. Изслѣдованіе наше было не лишнимъ. Потомъ мы поговорили съ мистеромъ Кённингэмомъ и его сыномъ, которые точно указали намъ мѣсто, гдѣ убійца перескочилъ черезъ заборъ. Это было чрезвычайно интересно.
— Конечно.
— Потомъ мы заглянули къ матери бѣднаго малаго, но ничего отъ нея не узнали, такъ какъ она очень стара и слаба.
— Ну, а результатъ вашихъ изслѣдованій?
— Убѣжденіе, что случай совершенно особенный. Можетъ-быть, наше посѣщеніе нѣсколько выяснитъ его. Мы съ инспекторомъ, кажется, сходимся во мнѣніи, что клочокъ бумаги, зажатый въ рукѣ убитаго и указывающій часъ смерти его, весьма важный документъ.
— Онъ долженъ служить исходной точкой, мистеръ Холмсъ.
— Онъ и служитъ ей, Авторъ этой записки заставилъ Вильяма Кирвана встать въ этотъ часъ. Но гдѣ же листъ, отъ котораго оторванъ этотъ клочокъ?
— Я тщательно осмотрѣлъ все мѣсто кругомъ, надѣясь найти его, — сказалъ инспекторъ.
— Онъ былъ вырванъ изъ руки убитаго. Кому было такъ нужно овладѣть имъ? Тому, кого могла уличить эта записка. Что же онъ сдѣлалъ съ ней? По всѣмъ вѣроятіямъ, сунулъ ее въ карманъ, не замѣтивъ, что клочокъ отъ нея остался въ рукѣ убитаго. Если бы намъ удалось добыть остальную часть листка, то, очевидно, мы сдѣлали бы большой шагъ къ открытію тайны.
— Да, но какъ намъ добраться до кармана преступника, не поймавъ его самого?
— Да, да, объ этомъ стоитъ подумать. Затѣмъ еще одинъ пунктъ. Записка была прислана Вильяму. Человѣкъ, написавшій ее, принесъ не самъ, иначе онъ могъ бы передать все на словахъ. Кто же принесъ записку? Или ее прислали по почтѣ?
— Я навелъ справки, — сказалъ инспекторъ. — Вильямъ получилъ вчера послѣ полудня письмо по почтѣ. Конвертъ онъ уничтожилъ.
— Превосходно! — вскрикнулъ Холмсъ, похлопывая инспектора по спинѣ. — Вы видѣли почталіона. Право, пріятно работать съ вами. Ну, вотъ и сторожка; если вы пройдете со мною, полковникъ, я покажу вамъ мѣсто преступленія.
Мы прошли мимо хорошенькаго коттэджа, гдѣ жилъ покойный, и, по аллеѣ, окаймленной дубами, дошли до красиваго стариннаго дома эпохи королевы Анны. Надъ входной дверью стоялъ годъ битвы при Мальплакэ. Холмсъ и инспекторъ по вели насъ кругомъ до чернаго входа, отдѣленнаго садомъ отъ забора, идущаго вдоль дороги. У двери въ кухню стоялъ констэбль.
— Откройте дверь, — сказалъ Холмсъ. — Ну-съ, вотъ на этой лѣстницѣ стоялъ молодой мистеръ Кённингэмъ и видѣлъ, какъ двое людей боролись какъ разъ на томъ мѣстѣ, гдѣ мы стоимъ теперь. Старикъ мистеръ Кённингэмъ стоялъ у второго окна налѣво и видѣлъ, какъ убійца убѣжалъ влѣво отъ куста. Видѣлъ это и сынъ. Оба они сходятся на счетъ куста. Тогда мистеръ Алекъ выбѣжалъ и сталъ на колѣни возлѣ раненаго. Земля, какъ вы видите, очень тверда, и тутъ нѣтъ слѣдовъ, которые могли бы помочь намъ.
Въ эту минуту изъ-за угла дома на дорожку сада вышли двое людей. Одинъ изъ нихъ былъ пожилой человікъ, съ крупными, рѣзкими чертами лица, съ тяжелымъ взглядомъ глазъ; другой — блестящій молодой человѣкъ; его сіяющее, смѣющееся лицо и щегольская одежда составляли странный контрастъ съ приведшимъ насъ сюда дѣломъ.
— Все еще возитесь съ нимъ? — сказалъ онъ Холмсу. — Я думалъ, что вы, лондонцы, сразу схватываете суть дѣла. Оказывается, не такъ-то скоро.
— Ахъ, дайте намъ немножко времени, — добродушно замѣтилъ Холмсъ.
— Да, время понадобится вамъ, — сказалъ молодой Алекъ Кёинингэмъ. — По моему, нѣтъ никакихъ уликъ.
— Есть только одна, — отвѣтилъ инспекторъ. — Мы думали, что если бы намъ удалось найти… Боже мой! Что съ вами, мистеръ Холмсъ?
Лицо моего друга вдругъ приняло ужасное выраженіе. Глаза его закатились, черты исказились. Съ подавленнымъ стономъ онъ упалъ ничкомъ на землю. Испуганные внезапностью и силой припадка, мы отнесли его въ кухню. Нѣсколько минутъ онъ лежалъ въ большомъ креслѣ, откинувшись на спинку и тяжело дыша. Наконецъ, онъ всталъ и со сконфуженнымъ видомъ принялся извиняться, что перепугалъ насъ.
— Ватсонъ можетъ вамъ сказать, что я только-что оправился послѣ серьезной болѣзни, — объяснилъ онъ. — Я подверженъ этимъ внезапнымъ нервнымъ припадкамъ.
— Не отвезти ли васъ домой въ шарабанѣ? — спросилъ старикъ Кённингэмъ.
— Такъ какъ я уже здѣсь, то мнѣ хотѣлось бы удостовѣриться въ одномъ пунктѣ. Это очень легко сдѣлать.
— А именно?
— Видите ли, мнѣ кажется, весьма возможно предположить, что бѣдняга Вильямъ пришелъ не до, а послѣ того, какъ воръ забрался въ домъ. Вы, повидимому, не сомнѣваетесь, что хотя замокъ и былъ взломанъ, но убійца не входилъ въ дверь.
— Мнѣ кажется, это — очевидно, — серьезно отвѣтилъ м-ръ Кённингэмъ. — Вѣдь мой сынъ Алекъ еще не ложился спать и, конечно, слышалъ бы, если бы кто-нибудь ходилъ внизу.
— Гдѣ онъ сидѣлъ?
— Я сидѣлъ и курилъ у себя въ уборной.
— Гдѣ окно уборной?
— Послѣднее слѣва; рядомъ съ окномъ комнаты отца.
— Конечно, у васъ обоихъ еще горѣли лампы?
— Безъ сомнѣнія.
— Странно, — улыбаясь, проговорилъ Холмсъ. — Ну, развѣ не удивительно, что воръ — да къ тому еще опытный воръ — рѣшается ворваться въ домъ, когда видитъ по свѣту, что въ немъ не спятъ еще двое людей..
— Должно-быть, человѣкъ смѣлый.
— Если бы дѣло не было странное, намъ не пришлось бы просить васъ выяснить его, — сказалъ м-ръ Алекъ. — Что же касается вашего предположенія, что воръ обокралъ домъ прежде, чѣмъ накрылъ его Вильямъ, то я считаю его вполнѣ нелѣпымъ. Развѣ мы не замѣтили бы безпорядка въ домѣ и не хватились бы похищенныхъ вещей?
— Это зависигъ отъ того, какія вещи пропали, — сказалъ Холмсъ. — Вы должны помнить, что мы имѣемъ дѣло съ какимъ-то совершенно необычнымъ воромъ. Напримѣръ, вы помните, что онъ унесъ у Эктона?.. Пучокъ веревокъ, пресспапье и еще какіе-то пустяки.
— Мы вполнѣ отдаемся въ ваше распоряженіе, м-ръ Холмсъ, — сказалъ старикъ Кённингэмъ. — Все, что укажете вы или инспекторъ, будетъ исполнено.
— Во-первыхъ, — сказалъ Холмсъ, — мнѣ бы хотѣлось, чтобы вы предложили награду лично отъ себя — когда еще полиція опредѣлитъ сумму! — а эти вещи нужно дѣлать какъ можно скорѣе. Я набросалъ заявленіе; можетъ-быть, вы согласитесь подписать его. Я думаю, пятидесяти фунтовъ будетъ достаточно.
— Я охотно далъ бы и пятьсотъ, — сказалъ Кённингэмъ, беря листъ бумаги и карандашъ, поданный Холмсомъ. — Но здѣсь есть неточность, — прибавилъ онъ, взглянувъ на объявленіе.
— Я нѣсколько торопился, когда писалъ.
— Видите ли, вы пишите: "Такъ какъ въ среду, около трехъ четвертей перваго, была сдѣлана попытка… и т. д. На самомъ же дѣлѣ было три четверти двѣнадцатаго.
Мнѣ было досадно за сдѣланную ошибку, такъ какъ я зналъ, какъ это будетъ непріятно Холмсу. Онъ отличался точностью въ передачѣ фактовъ, но только что перенесенная имъ болѣзнь, очевидно, потрясла его, и этой маленькой случайности было для меня достаточно, чтобы видѣть, что онъ еще не вполнѣ поправился. Онъ самъ сконфузился на минуту, инспекторъ поднялъ брови, а Алекъ Кённингемъ громко захохоталъ. Но старый джентльменъ исправилъ ошибку и отдалъ Холмсу бумагу.
— Отдайте ее напечатать какъ можно скорѣе, — сказалъ онъ. — Мнѣ кажется, это превосходная идея.
Холмсъ аккуратно положилъ объявленіе въ записную книжку.
— А теперь, — сказалъ онъ, — право, хорошо бы намъ всѣмъ пройтись по дому и убѣдиться, не утащилъ ли чего-нибудь этотъ нѣсколько полоумный грабитель.
Прежде чѣмъ войти въ домъ, Холмсъ осмотрѣлъ взломанную дверь. Очевидно, было всунуто долото или крѣпкій ножъ, чтобы выдвинуть замокъ обратно.
— У васъ, стало-быть, нѣтъ засова? — спросилъ онъ.
— Мы не находили его нужнымъ.
— Вы не держите собаки?
— Держимъ; но она на привязи по другую сторону дома.
— Когда прислуга ложится спать?
— Около десяти.
— Вѣроятно, и Вильямъ ложится въ то же время?
— Да.
— Странно, что онъ не спалъ именно въ эту ночь. Теперь я былъ бы очень радъ, если бы вы были такъ добры и проводили насъ по дому, м-ръ Кённингэмъ.
Коридоръ, вымощенный плитами, съ выходящими въ него кухнями, велъ къ деревянной лѣстницѣ, поднимавшейся въ перный этажъ. Онъ выходилъ и на противоположную площадку, съ которой начиналась другая, болѣе нарядная лѣстница, ведшая въ парадную переднюю. На эту площадку выходили двери гостиной и нѣсколькихъ спаленъ, въ томъ числѣ и спальни м-ра Кённингэма и его сына. Холмсъ шелъ медленно, внимательно приглядываясь къ архитектурѣ дома. По выраженію его лица я видѣлъ, что онъ напалъ на горячій слѣдъ, но никакъ не могъ себѣ представить, куда приведетъ его этотъ слѣдъ.
— Любезный сэръ, — сказалъ м-ръ Кённингэмъ съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ, — право же, все это совершенно безполезно. Моя комната тамъ, гдѣ оканчивается лѣстница, а за ней идетъ комната сына. Предоставляю вамъ судитъ, могъ ли воръ забраться сюда, не потревоживъ насъ.
— Кажется, придется вернуться и искать новаго слѣда, — замѣтилъ сынъ съ нѣсколько злобной улыбкой.
— Попрошу васъ потерпѣть еще немного. Вотъ, напримѣръ, мнѣ хотѣлось бы знать, какъ далеко можно видѣть изъ оконъ спаленъ. Это, насколько я понялъ, спальня вашего сына, — прибавилъ онъ, отворяя дверь, — а это уборная, гдѣ онъ сидѣлъ и курилъ, когда началась тревога. Куда выходитъ ея окно?
Онъ прошелъ черезъ спальню, отворилъ дверь и окинулъ взглядомъ слѣдующую комнату.
— Надѣюсь, вы довольны теперь? — спросилъ м-ръ Кённингэмъ съ досадой въ голосѣ.
— Благодарю васъ; кажется, я видѣлъ все, что нужно.
— Тогда, если это дѣйствительно необходимо, мы можемъ пройти въ мою комнату.
— Если васъ это не затруднитъ.
Мировой судья пожалъ плечами и провелъ насъ въ свою комнату, очень просто убранную. Въ то время, какъ мы подходили къ окну, Холмсъ отсталъ отъ остальныхъ такъ, что онъ и я шли послѣдними въ нашей группѣ. Въ ногахъ у кровати стоялъ маленькій столикъ, а на немъ тарелка съ апельсянами и графинъ съ водой. Въ ту минуту, какъ мы подошли къ нему, Холмсъ, къ несказанному моему изумленію, нагнулся впередъ и преспокойно опрокинулъ столикъ. Графинъ разлетѣлся вдребезги, а фрукты покатились во всѣ стороны.
— Ахъ, Ватсонъ, что вы надѣлали? — хладнокровно замѣтилъ Холмсъ. — Въ какой видъ вы привели коверъ?
Я нагнулся въ смущеніи и сталъ подбирать фрукты, понявъ, что мой товарищъ по какой-то извѣстной только ему причинѣ желалъ, чтобы я взялъ вину на себя. Другіе послѣдовали моему примѣру и поставили столикъ на ножки.
— Ахъ! — крикнулъ инспекторъ. — Куда же онъ дѣвался?
Холмсъ исчезъ.
— Подождите минутку, — сказалъ Алекъ Кеннингэмъ. — По-моему, онъ спятилъ съ ума. Отецъ, пойдемъ посмотримъ, куда онъ дѣвался.
Они выбѣжали изъ комнаты. Инспекторъ, полковникъ и я въ недоумѣніи переглядывались между собой.
— Честное слово, я склоненъ раздѣлить мнѣніе мистера Алека, — сказалъ инспекторъ. — Можетъ-быть, это слѣдствіе болѣзни, но мнѣ кажется, чт..
Внезапный возгласъ: «На помощь! На помощь! Убьютъ!» прервалъ его рѣчь. Съ ужасомъ я узналъ голосъ моего друга и выбѣжалъ, какъ безумный, на площадку. Крики, перешедшіе въ хриплый стонъ, неслись изъ комнаты, въ которую мы заходили раньше. Я влетѣлъ сначала въ нее, а потомъ въ смежную уборную. Оба Кённингэма навалились на лежавшаго на полу Холмса. Младшій душилъ его за горло обѣими руками, а старшій, казалось, старался вывихнуть ему кисть руки. Въ одно мгновеніе мы трое оторвали ихъ отъ Холмса, и онъ съ трудомъ поднялся на ноги, весь блѣдный и сильно измученный.
— Арестуйте этихъ людей, инспекторъ! — задыхаясь, проговорилъ онъ.
— По обвиненію въ чемъ?
— Въ убійствѣ кучера Вильяма Кирвана.
Инспекторъ оглядывался вокругъ въ полномъ недоумѣніи.
— О, м-ръ Холмсъ! — наконецъ, проговорилъ онъ, — я увѣренъ, что вы вовсе не…
— Замолчите и взгляните на ихъ лица! — отрывисто сказалъ Холмсъ.
Никогда въ жизни не приходилось мнѣ видѣть на человѣческомъ лицѣ болѣе полнаго выраженія сознанія вины. Старикъ казался совершенно пораженнымъ; его лицо съ рѣзко очерченными чертами приняло тяжелое; угрюмое выраженіе. Сынъ же, напротивъ, утратилъ все свое изящество; ярость опаснаго дикаго звѣря засверкала въ его темныхъ глазахъ и исказила красивое лицо. Инспекторъ ничего не сказалъ, но подошелъ къ двери и свистнулъ въ свистокъ. На зовъ явились два констэбля.
— Не могу поступить иначе, м-ръ Кённингэмъ, — сказалъ онъ. — Надѣюсь, что все это окажется нелѣпымъ недоразумѣніемъ. А! Это что! Бросьте.
Онъ взмахнулъ рукой, и на полъ упалъ револьверъ, который навелъ молодой Кённингэмъ, собираясь застрѣлиться.
— Сохраните эту вещь, — сказалъ Холмсъ, поспѣшно наступая на револьверъ. — онъ пригодится намъ при слѣдствіи. Но вотъ то, что необходимо намъ.
Онъ протянулъ инспектору маленькій кусокъ смятой бумаги.
— Остальная записка? — спросилъ инспекторъ,
— Именно такъ.
— Гдѣ же она была?
— Тамъ, гдѣ и слѣдовало ожидать. Сейчасъ объясню вамъ все. Мнѣ кажется, полковникъ, что вы съ Ватсономъ можете теперь вернуться домой; я же приду къ вамъ самое большое черезъ часъ. Мнѣ и инспектору нужно поговорить съ арестованными, но я навѣрно вернусь къ завтраку.
Шерлокъ Холмсъ сдержалъ свое слово и черезъ часъ уже входилъ въ курительную комнату полковника въ сопровожденіи пожилого господина невысокаго роста, котораго представили мнѣ какъ м-ра Эктона, въ домѣ котораго произошелъ первый грабсжъ.
— Я желалъ, чтобы м-ръ Эктонъ присутвовалъ при моемъ объясненіи этого дѣльца, — сказалъ Холмсъ, — такъ какъ ему вполнѣ естественно интересоваться подробностями его. Боюсь, любезный полковникъ, что вы отъ души жалѣете, что приняли въ свой домъ такого буревѣстника, какъ я.
— Напротивъ, — горячо отвѣтилъ полковникъ, — я считаю, что мнѣ посчастливилось въ томъ, что я могъ изучить вашъ методъ изслѣдованій. Сознаюсь, что результаты превзошли всѣ мои ожиданія. Но я такъ и не понимаю, какія у васъ были данныя для того, чтобы выяснить это дѣло.
— Боюсь, что мое объясненіе можетъ разочаровать васъ, но у меня привычка никогда не скрывать своего метода ни отъ моего друга Ватсона, ни отъ кого изъ интеллигентныхъ людей интересующихся ими. Но прежде всего, такъ какъ я нѣсколько потерпѣлъ отъ встряски, заданной мнѣ въ уборной, то намѣреваюсь подкрѣпиться глоточкомъ вашей водки, полковникъ. Я нѣсколько утомился за послѣднее время,
— Надѣюсь, у васъ не было больше нервнаго припадка?
Шерлокъ Холмсъ отъ души расхохотался.
— Въ свое время дойдетъ и до этого, — сказалъ онъ. — Я разскажу вамъ все по порядку и покажу вамъ, какъ я дошелъ до моихъ выводовъ. Пожалуйста, останавливайте меня, если что-либо покажется вамъ неяснымъ.
"Въ искусствѣ сыска чрезвычайно важно умѣть отличить въ массѣ фактовъ случайные отъ существенныхъ. Иначе энергія и вниманіе разсѣиваются вмѣсто того, чтобы сосредоточиться, какъ это необходимо. Въ данномъ случаѣ съ первой микуты у меня не было сомнѣнія, что ключъ ко всему происшествію слѣдуетъ искать въ клочкѣ бумаги, вынутомъ изъ руки мертвеца.
"Прежде чѣмъ итти дальше, я хотѣлъ бы обратить вниманіе на то обстоятельство, что если бы разсказъ Алека Кённингэма былъ вѣренъ и нападавшій, застрѣливъ Вильяма Кирвана, бѣжалъ моментально, то, очевидно, не онъ вырвалъ бумагу изъ рукъ убитаго. А если это сдѣлалъ не онъ, то сдѣлалъ самъ Алекъ Кённингэмъ, потому что къ тому времени, какъ спустился старикъ, на мѣстѣ происшествія было уже нѣсколько слугъ. Это очень просто, но инспекторъ не обратилъ вниманія на эту сторону дѣла, потому что точкой его отправленія была невозможность участія мѣстныхъ магнатовъ въ подобнаго рода преступленіяхъ. Ну, а у меня нѣтъ никакихъ предразсудковъ, и я всегда послушно иду по всякому слѣду и, такимъ образомъ, въ самой первой стадіи слѣдствія я уже сталъ подозрительно поглядывать на роль, сыгранную мистеромъ Алекомъ Кённингэмомъ.
Я очень тщательно изучилъ уголокъ оторванной бумаги, переданный мнѣ инспекторомъ. Мнѣ сразу стало ясно, что онъ составляетъ часть весьма важнаго документа. Вотъ онъ. Не бросается ли вамъ въ глаза что-либо особенное?
— Почеркъ очень неровный, — сказалъ полковникъ.
— Дорогой сэръ! — вскрикнулъ Шерлокъ Холмсъ, — не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія въ томъ, что записка писана двумя лицами по очереди. Обратите вниманіе на букву «т», написанную твердымъ почеркомъ и съ черточкой надъ буквой въ словахъ «захотите», «притти» и сравните ее съ той же буквой въ словѣ «четверть», написанномъ болѣе слабымъ почеркомъ. Достаточно весьма поверхностнаго анализа, чтобы убѣдиться, что слова «узнаете», «можетъ быть» написаны болѣе твердой рукой, а «что» — болѣе слабой.
— Клянусь Юпитеромъ, это ясно, какъ день! — крикнулъ полковникъ.
— Очевидно, задумано было скверное дѣло, и одинъ изъ соучастниковъ, не довѣряя другому, рѣшилъ, чтобы все дѣлалось сообща. Руководителемъ былъ, конечно, тотъ, кто написалъ слова: «захотите», «узнаете».
— Изъ чего вы заключаете это?
— Это можно вывести изъ одного сравненія почерковъ. Но у насъ есть и другія, болѣе важныя основанія. Если вы станете внимательно разсматривать этотъ клочокъ, то придете къ заключенію, что человѣкъ съ болѣе твердымъ почеркомъ первый писалъ слова, оставляя пустыя мѣста, которыя долженъ былъ заполнять другой. Оставленные промежутки между словами были иногда слишкомъ малы и второму пришлось писать очень сжато, чтобы вставить свои слова. Человѣкъ, написавшій свои слова первымъ, безъ сомнѣнія, и задумалъ все дѣло.
— Превосходно! — вскрикнулъ м-ръ Эктонъ.
— Но весьма поверхностно, — сказалъ Холмсъ. — Теперь, однако, мы подходимъ къ весьма существенному пункту. Можетъ-быть, вамъ неизвѣстно, что опредѣленіе возраста человѣка по его почерку доведено экспертами до значительной точности. Въ нормальныхъ случаяхъ можно почти навѣрно опредѣлить возрастъ даннаго человѣка. Я говорю въ «нормальныхъ», потому что болѣзнь и физическая слабость придаютъ почерку характеръ старости, хотя бы больной и былъ молодой человѣкъ. Въ данномъ случаѣ, смотря на смѣлую, твердую руку одного и нѣсколько неувѣренный, хотя еще четкій почеркъ другого, мы можемъ сказать, что одинъ — молодой человѣкъ, а второй — пожилой, хотя еще не дряхлый.
— Превосходно! — повторилъ м-ръ Эктонъ.
— Но далѣе есть еще одинъ пунктъ, болѣе тонкій и интересный. Въ обоихъ почеркахъ есть что-то общее, свойственное, очевидно, лицамъ, состоящимъ въ кровномъ родствѣ. Вамъ это можетъ быть болѣе замѣтно въ отдѣльныхъ буквахъ, мнѣ же это ясно по многимъ мелкимъ чертамъ. Я не сомнѣваюсь, что въ этой запискѣ выразилась манера писать всей семьи. Конечно, я сообщаю вамъ только главные результаты моихъ изслѣдованій. Остальное интересно только для экспертовъ. Какъ бы то ни было, все способствовало подтвержденію моего впечатлѣнія, что эта записка написана Кённингэмами — отцомъ и сыномъ.
"Дойдя до этого заключенія, я, конечно, постарался вникнуть въ подробности преступленія и посмотрѣть, куда онѣ меня поведутъ. Я пошелъ съ инспекторомъ къ дому и осмотрѣлъ все, что можно было видѣть тамъ. Какъ я убѣдился, рана умершему была нанесена изъ револьвера на разстояніи четырехъ ярдовъ съ небольшимъ. Платье не почернѣло отъ пороха. Очевидно, что Алекъ Кённингэмъ солгалъ, что выстрѣлъ послѣдовалъ во время борьбы кучера съ воромъ. Затѣмъ — и отецъ и сынъ сходились въ указаннаго мѣста, гдѣ убійца выскочилъ на дорогу. Но тутъ какъ разъ оказывается низина съ сырымъ дномъ. Такъ какъ въ низинѣ не оказалось никакихъ слѣдовъ, то я пришелъ къ убѣжденію, что Кённингэмы не только опять солгали, но что въ дѣлѣ вовсе и не было никакого посторонняго лица.
«Оставалось отыскать мотивы этого страннаго преступленія. Для этого я прежде всего попытался найти причину странной кражи въ домѣ м-ра Эктона. Изъ нѣсколькихъ словъ полковника я понялъ, что между вами, м-ръ Эктонъ, и Кённингэмами шелъ какой-то процессъ. Понятно, что мнѣ тотчасъ же пришло въ голову, что они вломились въ вашу библіотеку съ намѣреніемъ добыть нѣкоторые документы, которые могли бы повліять на ходъ дѣла».
— Совершенно вѣрно, — сказалъ Эктонъ, — не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія въ ихъ намѣреніяхъ. У меня неопровержимыя права на половину ихъ имѣнія, и если бы имъ удалось найти одну бумагу — къ счастью, она хранится въ несгораемомъ шкафу моего повѣреннаго — они, навѣрно бы, выиграли процессъ.
— Ну, вотъ видите! — сказалъ, улыбаясь, Холмсъ. — Это была смѣлая, отчаянная попытка, въ которой я вижу вліяніе молодого Алека. Не найдя ничего, они попытались отвратить подозрѣніе, придавъ нападенію видъ обычнаго грабежа, для чего унесли первыя попавшіяся вещи. Это было достаточно ясно, но все же многое оставалось темнымъ для меня. Главное было добыть недостающую часть записки. Я былъ увѣренъ, что Алекъ вырвалъ ее изъ руки убитаго, и сильно подозрѣвалъ, что онъ спряталъ ее въ рукавъ халата. Куда иначе онъ могъ дѣвать ее? Единственный вопросъ состоялъ въ томъ, тамъ ли она еще. Стоило употребить всѣ усилія, чтобъ разъяснить это, и для того мы всѣ отправились въ домъ.
«Кённингэмы подошли къ намъ, какъ вѣроятно вы помните, когда мы стояли у кухонной двери. Само собой разумѣется, очень важно было не напоминать имъ о существованіи записки, иначе они сейчасъ бы уничтожили ее. Инспекторъ только-что собирался сообщить имъ, какую важность мы придаемъ этому документу, какъ со мной сдѣлался припадокъ, и разговоръ принялъ другое направленіе».
— Господи, Боже мой! — со смѣхомъ сказалъ полковникъ. — Неужели вы хотите сказать, что мы потратили наше сочувствіе на притворную болѣзнь?
— Съ профессіональной точки зрѣнія, это было продѣлано изумительно, — сказалъ я, съ удивленіемъ смотря на человѣка, постоянно поражавшаго меня новыми проявленіями своей изобрѣтательности.
— Это искусство часто бываетъ очень полезно, — замѣтилъ Холмсъ. — Оправившись, я прибѣгнулъ къ уловкѣ — быть-можетъ, довольно остроумной — и заставилъ старика Кённингэма написать слова «три четверти двѣнадцатаго», чтобы имѣть возможность сличить ихъ со словами на запискѣ.
— Какой же я былъ оселъ! — вскрикнулъ я.
— Я видѣлъ, какъ васъ огорчила моя слабость, — смѣясь, сказалъ Холмсъ. — Мнѣ было жаль, что приходится огорчать васъ. Мы всѣ пошли наверхъ. Увидавъ во время осмотра уборной, что халатъ виситъ за дверью, я опрокинулъ столикъ, чтобъ отвлечь ихъ вниманіе, и шмыгнулъ обратно въ уборную, чтобъ осмотрѣть карманы. Но я только-что нашелъ (какъ и ожидалъ) записку въ одномъ изъ кармановъ, какъ на меня набросились оба Кённингэма и, навѣрно, убили бы меня, если бы вы не подоспѣли и не спасли меня. Я и теперь еще чувствую, какъ молодой Кённингэмъ схватилъ меня за горло, а старикъ чуть не вывихнулъ мнѣ руку, стараясь вырвать бумагу. Они, какъ видите, догадались, что я понялъ все, и внезапный переходъ отъ полной безопасности къ полному отчаянію заставилъ ихъ совершенно потерять голову.
«У меня со старикомъ Кённингэномъ былъ короткій разговоръ о мотивѣ преступленіи. Съ нимъ можно было разговаривать, но сынъ его — сущій демонъ, готовый застрѣлиться или застрѣлить кого угодно, если бы у него въ рукахъ очутился револьверъ. Когда старикъ Кённингэмъ увидѣлъ, что улики противъ него такъ вѣски, онъ потерялъ мужество и сознался во всемъ. Оказывается, что Вильямъ тайкомъ прослѣдилъ за своими хозяевами въ ночь нападенія на домъ м-ра Эктона и, получивъ такимъ образомъ власть надъ ними, пытался, путемъ угрозы, шантажировать ихъ. Но м-ръ Алекъ слишкомъ опасный человѣкъ для того, чтобъ съ нимъ можно было вести подобнаго рода игру. Съ его стороны было положительно геніальной выдумкой воспользоваться недавними грабежами въ здѣшней мѣстности для того, чтобъ отдѣлаться отъ человѣка, котораго онъ боялся. Вильяма заманили въ ловушку и застрѣлили. Будь записка у нихъ въ рукахъ и обрати они побольше вниманія на нѣкоторыя подробности, весьма возможно, что подозрѣніе никогда бы не пало ка нихъ».
— А записка? — спросилъ я.
Холмсъ положилъ передъ нами слѣдующую бумагу:
— Я именно ожидалъ найти что-нибудь въ этомъ родѣ, — сказалъ онъ. — Конечно, мы такъ и не знаемъ, какія отношенія существовали между Алекомъ Кённингэмомъ, Вильямомъ Кирваномъ и Анни Моррисонъ. Результатъ однако показываетъ, что западня была устроена очень искусно. Ватсонъ, я полагаю, что нашъ отдыхъ въ деревнѣ увѣнчался полнымъ успѣхомъ, и завтра я вернусь въ улицу Бэкеръ съ обновленными силами.