«Пролетаріатъ — творецъ новой культуры», — въ этихъ словахъ заключена прекрасная мечта о торжествѣ справедливости, разума, красоты, мечта о побѣдѣ человѣка надъ звѣремъ и скотомъ; въ борьбѣ за осуществленіе этой мечты погибли тысячи людей всѣхъ классовъ.
Пролетаріатъ — у власти, нынѣ онъ получилъ возможность свободнаго творчества. Умѣстно и своевременно спросить — въ чемъ же выражается это творчество? Декреты «правительства народныхъ комиссаровъ» — газетные фельетоны, не болѣе того. Это — литература, которую пишутъ «на водѣ вилами», и хотя въ этихъ декретахъ есть цѣнныя идеи, — современная дѣйствительность не дастъ условій для реализаціи этихъ идей.
Что же новаго дастъ революція, какъ измѣняетъ она звѣриный русскій бытъ, много ли свѣта вноситъ она во тьму народной жизни?
За время революціи насчитывается уже до 10 тысяч «самосудовъ». Вотъ какъ судитъ демократія своихъ грешниковъ: около Александровскаго рынка поймали вора, толпа немедленно избила его и устроила голосованіе: какой смертью казнить вора: утопить или застрѣлить? Рѣшили утопить и бросили человѣка въ ледяную воду. Но онъ кое какъ выплыл и вылѣзъ на берегъ, тогда одинъ изъ толпы подошелъ къ нему и застрѣлилъ его.
Средніе века нашей исторіи были эпохой отвратительной жесткости, но и тогда, если преступникъ, приговоренный судомъ къ смертной казни, срывался съ виселицы — его оставляли жить.
Какъ вліяютъ самосуды на подрастающее поколѣніе?
Солдаты ведутъ топить въ Мойкѣ до полусмерти избитаго вора, онъ весь облитъ кровью, его лицо совершенно разбито, одинъ глазъ вытекъ. Его сопровождаетъ толпа дѣтей; потомъ нѣкоторые изъ нихъ возвращаются съ Мойки и, подпрыгивая на одной ногѣ, весело кричатъ:
— Потопили, утопили!
Это — наши дѣти, будущіе строители жизни. Дешева будетъ жизнь человѣка въ ихъ оцѣнкѣ, а вѣдь человѣкъ — не надо забывать объ этомъ! — самое прекрасное и цѣнное созданіе природы, самое лучшее, что есть во вселенной. Война оцѣнила человѣка дешевле маленькаго куска свинца, этой оцѣнкой справедливо возмущались, упрекая за нее «имперіалистовъ» — кого же упрекнемъ теперь — за ежедневное, звѣрское избіеніе людей?
Въ силу цѣлаго ряда условій у насъ почти совершенно прекращено книгопечатаніе и книгоиздательство и, въ то же время, одна за другой уничтожаются цѣннѣйшія библіотеки. Вотъ недавно разграблены мужиками имѣнія Худекова, Оболенскаго и цѣлый рядъ другихъ имѣній. Мужики развезли по домамъ все, что имѣло цѣнность въ ихъ глазахъ, а библіотеки — сожгли, рояли изрубили топорами, картины — изорвали. Предметы науки, искусства, орудія культуры не имѣютъ цѣны въ глазахъ деревни, — можно сомнѣваться, имѣютъ ли они цѣну въ глазахъ городской массы.
Книга — главнѣйшій проводникъ культуры, и для того, чтобъ народъ получилъ въ помощь себѣ умную, честную книгу, работникамъ книжнаго дѣла можно бы пойти на нѣкоторыя жертвы, — вѣдь они прежде всѣхъ и особенно заинтересованы въ томъ, чтобъ вокругъ нихъ создалась идеологическая среда, которая помогла бы развитію и осуществленію ихъ идеаловъ.
Наши учителя, Радищевы, Чернышевскіе, Марксы — духовные дѣлатели книгъ, жертвовали и свободой и жизнью за свои книги. Чѣмъ облегчаютъ сейчасъ физические дѣлатели книгъ развитіе книжнаго дѣла?
Вотъ уже почти двѣ недели, каждую ночь толпы людей грабятъ винные погреба, напиваются, бьютъ другъ друга бутылками по башкамъ, рѣжутъ руки осколками стекла и точно свиньи валяются въ грязи, въ крови. За эти дни истреблено вина на нѣсколько десятковъ милліоновъ рублей и, конечно, будетъ истреблено на сотни милліоновъ.
Если бъ этотъ цѣнный товаръ продать въ Швецію — мы могли бы получить за него золотомъ или товарами, необходимыми странѣ — мануфактурой, лекарствами, машинами.
Люди изъ Смольнаго, спохватясь нѣсколько поздно, грозятъ за пьянство строгими карами, но пьяницы угрозъ не боятся и продолжаютъ уничтожать товаръ, который давно бы слѣдовало реквизировать, объявить собственностью обнищавшей націи и выгодно, съ пользой для всѣхъ продать.
Во время винныхъ погромовъ людей пристрѣливаютъ, какъ бѣшенныхъ волковъ, постепенно пріучая къ спокойному истребленію ближняго.
Въ «Правдѣ» пишутъ о пьяныхъ погромахъ, какъ о «провокаціи буржуевъ», — что, конечно, ложь, что «красное словцо», которое можетъ усилить кровопролитіе.
Развивается воровство, ростутъ грабежи, безстыдники упражняются во взяточничествѣ такъ же ловко, какъ дѣлали это чиновники царской власти; темные люди, собравшіеся вокругъ Смольнаго, пытаются шантажировать запуганнаго обывателя. Грубость представителей «правительства народныхъ комиссаровъ» вызываетъ общія нареканія и они — справедливы. Разная мелкая сошка, наслаждаясь властью, относится къ гражданину, какъ къ побѣжденному, то-есть такъ же, какъ относилась къ нему полиція царя. Орутъ на всѣхъ, орутъ какъ будочники въ Конотопѣ или Чухломѣ. Все это творится отъ имени «пролетаріата» и во имя «соціальной революціи», и все это является торжествомъ звѣринаго быта, развитіемъ той азіатчины, которая гноитъ насъ.
А гдѣ же и въ чемъ выражается тотъ «идеализмъ русскаго рабочаго», о которомъ такъ лестно писалъ Карлъ Каутскій?
Гдѣ же и какъ воплощается въ жизнь мораль соціализма, — «новая» мораль?
Ожидаю, что кто-нибудь изъ «реальныхъ политиковъ» воскликнетъ съ пренебреженіемъ ко всему указанному:
— Чего вы хотите? Это — соціальная революція!
Нѣтъ, — въ этомъ взрывѣ зоологическихъ инстинктовъ я не вижу ярко выраженныхъ элементовъ соціальной революціи. Это русскій бунтъ безъ соціалистовъ по духу, безъ участія соціалистической психологіи.
