Въ «Правдѣ» напечатано:
«Горькій заговорилъ языкомъ враговъ рабочаго класса».
Это — не правда. Обращаясь къ наиболѣе сознательнымъ представителямъ рабочаго класса, я говорю:
Фанатики и легкомысленные фантазеры, возбудивъ въ рабочей массѣ надежды, неосуществимыя при данныхъ историческихъ условіяхъ, увлекаютъ русскій пролетаріатъ къ разгрому и гибели, а разгромъ пролетаріата вызоветъ въ Россіи длительную и мрачнѣйшую реакцію.
Далѣе въ «Правдѣ» напечатано:
Всякая революція, въ процессѣ своего поступательнаго развитія, неизбѣжно включаетъ и рядъ отрицательныхъ явленій, которыя неизбѣжно связаны съ ломкой стараго, тысячелѣтняго государственнаго уклада. Молодой богатырь, творя новую жизнь, задѣваетъ своими мускулистыми руками чужое ветхое благополучіе, и мѣщане, какъ разъ тѣ, о которыхъ писалъ Горькій, начинаютъ вопить о гибели Русскаго государства и культуры.
Я не могу считать «неизбѣжными» такіе факты, какъ расхищеніе національнаго имущества въ Зимнемъ, Гатчинскомъ и другихъ дворцахъ. Я не понимаю, — какую связь съ «ломкой тысячелѣтняго государственнаго уклада» имѣютъ разгромъ Малаго театра въ Москвѣ и воровство въ уборной знаменитой артистки нашей, М. Н. Ермоловой?
Не желая перечислять извѣстные акты безсмысленныхъ погромовъ и грабежей, я утверждаю, что отвѣтственность за этотъ позоръ, творимый хулиганами, падаетъ и на пролетаріатъ, очевидно безсильный истребить хулиганство въ своей средѣ.
Далѣе: «молодой богатырь, творя новую жизнь», дѣлаетъ все болѣе невозможнымъ книгопечатаніе, ибо есть типографіи, гдѣ наборщики вырабатываютъ только 38% дѣтской нормы, установленной союзомъ печатниковъ.
Пролетаріатъ, являясь количественно слабосильнымъ среди стомилліоннаго деревенскаго полуграмотнаго населенія Россіи, долженъ понимать, какъ важно для него возможное удешевленіе книги и расширеніе книгопечатанія. Онъ этого не понимаетъ на свою бѣду.
Онъ долженъ также понимать, что сидитъ на штыкахъ, а это — какъ извѣстно — не очень прочный тронъ.
И вообще — «отрицательныхъ явленій» много, — а гдѣ же положительныя? Они не замѣтны, если не считать «декретовъ» Ленина и Троцкаго, но я сомнѣваюсь, чтобъ пролетаріатъ принималъ сознательное участіе въ творчествѣ этихъ «декретовъ». Нѣтъ, если бы пролетаріатъ вполнѣ сознательно относился къ этому бумажному творчеству, — оно было бы невозможнымъ, въ томъ видѣ, въ какомъ дано.
Статья въ «Правдѣ» заключается нижеслѣдующимъ лирическимъ вопросомъ:
Когда на свѣтломъ празднике народовъ въ одномъ братскомъ порывѣ сольются прежніе невольные враги, на этомъ пиршествѣ мира будетъ ли желаннымъ гостемъ Горькій, такъ поспѣшно ушедшій изъ рядовъ подлинной революціонной демократіи?
Разумѣется ни авторъ статьи, ни я не доживемъ до «свѣтлаго праздника» — далеко до него, пройдутъ десятилѣтія упорной, будничной, культурной работы для созданія этого праздника.
А на праздникѣ, гдѣ будетъ торжествовать свою легкую побѣду деспотизмъ полуграмотной массы и, какъ раньше, какъ всегда — личность человѣка останется угнетенной, мнѣ на этомъ «праздникѣ» дѣлать нечего и для меня это — не праздникъ.
Въ чьихъ бы рукахъ ни была власть, — за мною остается мое человѣческое право отнестись къ ней критически.
И я особенно подозрительно, особенно недовѣрчиво отношусь къ русскому человѣку у власти, — недавній рабъ, онъ становится самымъ разнузданнымъ деспотомъ, какъ только пріобрѣтаетъ возможность быть владыкой ближняго своего.
