РАЗСКАЗЪ ПОЛКОВНИКА.
правитьДо пятнадцатилѣтняго возраста я жилъ вмѣстѣ съ вдовою матерью и двумя сёстрами. Моя мать была вдова офицера, убитаго въ одномъ изъ сраженій съ Гэйдеръ-Али, и получала пенсію изъ Правленія Остъ-Индской Компаніи. Я былъ младшій въ семействѣ. Вскорѣ послѣ пятнадцатаго дня моего рожденія, матушка умерла скоропостижно. Сестры уѣхали въ Индію, по приглашенію какой-то дальней родственницы со стороны моей матери, а меня отдали въ пансіонъ, гдѣ я скучалъ чрезвычайно. Поэтому, вы можете легко вообразить, съ какимъ удовольствіемъ я принялъ визитъ одного виднаго и любезнаго стараго джентльмена, который объявилъ мнѣ, что онъ былъ старшій сводный братъ моего отца, что еще въ молодости они разошлись чрезъ какую-то ссору, и что теперь, сдѣлавшись бездѣтнымъ вдовцомъ, онъ отъискалъ меня и рѣшился усыновить.
Въ сущности же дѣло было въ томъ, что старикъ любилъ общество; а такъ какъ главный его доходъ, — и притомъ очень значительный, — получался прямо изъ рудниковъ, вблизи которыхъ онъ жилъ, въ весьма отдаленной и глухой части государства, то ему пріятно было имѣть при себѣ молодаго компаньона, который бы имѣлъ званіе и видъ джентльмена, умѣлъ бы рѣзать дичь за столомъ, держать въ порядкѣ погреба и быть домашнимъ секретаремъ.
Мнѣ отведена была комната въ его домѣ; — я имѣлъ лакея и пару отличныхъ лошадей. Онъ далъ мнѣ понять, что мнѣ не должно слишкомъ много безпокоиться на счетъ будущности, что я могъ бросить всѣ замыслы объ отъѣздѣ въ Индію и поступленіи въ службу Остъ-Индской Компаніи, гдѣ для меня было бы мѣсто во всякое время; — словомъ, пока я буду сообразоваться съ его желаніями, мнѣ рѣшительно ни о чемъ не должно заботиться.
Спустя нѣсколько времени послѣ такого устройства въ Бичгровъ-Галлѣ, припадки подагры моего дяди, наперекоръ роскошной жизни, которую онъ принялъ въ видахъ предосторожности, сдѣлались столь жестокими, что онъ не иначе передвигался съ мѣста на мѣсто, какъ въ креслѣ на колесахъ; съ большимъ трудомъ сажали его иногда въ коляску. Вслѣдствіе этой болѣзни, на меня упали всѣ его обязанности; и хотя ему непріятно было лишать себя даже на время моего общества и заботливости, но необходимость заставила отправить меня въ Лондонъ, для наблюденія за успѣшнымъ ходомъ нѣкоторыхъ его торговыхъ спекуляцій. Это былъ первый мой визитъ Лондону. Дядя щедро снабдилъ меня рекомендательными письмами и деньгами. Дѣла его отнимали у меня только утро, и я занимался ими прилежно, опасаясь прогнѣвить старика своей небрежностью; зато, по вечерамъ, увлекаемый новизной и молодостью, я предавался всѣмъ удовольствіямъ.
Не могу сказать, что до этой поры я ни разу не былъ влюбленъ. Дядя мой раза два предостерегалъ меня, и весьма серьезно, что если я сдѣлаюсь глупцомъ, женясь на дѣвушкѣ безъ состоянія, то онъ никогда не проститъ меня. — «Если, сэръ, — говорилъ онъ, замѣтивъ на моихъ щекахъ при вторичномъ увѣщаніи румянецъ гнѣва (я былъ слишкомъ гордъ и слишкомъ самонадѣянъ, чтобъ переносить терпѣливо увѣщаніе подобнаго рода): — если, сэръ, вамъ угодно сдѣлаться осломъ ради хорошенькаго личика, какъ напримѣръ у миссъ Виллингтонъ, съ ея тремя братцами и пятью сестрицами, половину которыхъ вамъ придется содержать, — вы можете дѣлать это на ваши собственныя деньги; — на мои — я не позволю».
Я разсказалъ объ этомъ повѣренному моихъ сердечныхъ тайнъ, доктору Крилейгу:
— Изъ имѣнія, которое досталось вамъ въ наслѣдство отъ родителя, отвѣчалъ онъ вы получаете всего-на-все сто-двадцать фунтовъ въ годъ; — между тѣмъ, вы держите лошадей и собакъ, — а это удовольствіе стоитъ, по крайней мѣрѣ, пятьсотъ фунтовъ. Неужели вы захотите, чтобъ ваша жена и дѣти одѣвались и жили какъ жена и дѣти пастора — бѣднаго мистера Серджа? Повремените: дядюшка вашъ вѣдь не вѣчно же будетъ жить.
Этого довода было для меня весьма достаточно; тѣмъ болѣе, что въ Кларѣ Виллингтонъ я видѣлъ только хорошенькую дѣвушку, съ которою пріятно танцовать кадриль; значитъ, мое время еще не пришло.
Въ Лондонѣ я занималъ квартиру въ Вестминстерскомъ кварталѣ, въ большомъ старинномъ домѣ, нѣкогда принадлежавшемъ какому-то вельможѣ. По множеству и разнообразію квартирующихъ, это былъ настоящій караванъ-сарай. Лучшія комнаты отдвались подъ помѣщеніе членовъ Парламента и людей подобныхъ мнѣ; верхній же этажъ занимали лица съ ограниченными средствами, но не совсѣмъ съ ограниченными претензіями. Здѣсь, я часто встрѣчалъ на лѣстницѣ элегантную женщину, высокаго роста, одѣтую въ черномъ, подъ плотнымъ вуалемъ и всегда съ сверткомъ фортепьянныхъ нотъ. — При этихъ встрѣчахъ, давая ей дорогу, я иногда изъ вѣжливости кланялся ей такъ, что втеченіе нѣсколькихъ недѣль тѣмъ дѣло и кончалось. Но потомъ, мое любопытство было затронуто: маленькая ножка, бѣленькія ручки и черный локонъ, выбивавшійся изъ подъ вуали, подстрекали меня ближе узнать эту даму.
Справки по этому предмету, порученныя мистриссъ Гофъ, нашей домоправительницы, пробуждали во мнѣ желаніе узнать еще болѣе. Ее звали Лора Делакуръ; ей было лѣтъ двадцать или не болѣе двадцати-двухъ. Четыре года тому назадъ она жила втеченіе зимы въ этомъ самомъ домѣ, въ лучшихъ комнатахъ и съ величайшей роскошью. Мосьё Делакуръ былъ французъ и съ тѣмъ вмѣстѣ игрокъ, очень не дуренъ собой и вѣтренъ; — какъ видно было, онъ моталъ ея состояніе. Мистриссъ Гофъ говорила, что больно было видѣть это молодое, прелестное созданіе, въ ея бальномъ платьѣ, когда мужъ отсылалъ ее домой одну, а самъ оставался играть до разсвѣта. Весной они уѣхали, и ничего не было слышно о нихъ почти до моего пріѣзда. Около этого времени, m-me Делакуръ очень смиренно явилась въ нашъ домъ и наняла комнату въ третьемъ этажѣ; она только разъ упомянула о своемъ мужѣ, сказавъ, что онъ умеръ; и теперь, повидимому, жила уроками музыки.
Была бы слишкомъ длинная исторія, еслибъ я сталъ разсказывать, какимъ образомъ, сдѣлавъ старую домоправительницу моей довѣренной особой, посылая чрезъ нее плоды и дичь въ подарокъ отъ неизвѣстнаго лица, вызываясь брать уроки музыки и дѣлая заказы на переписку огромнаго количества нотъ, — я сначала познакомился, а потомъ сдѣлался задушевнымъ другомъ m-me Делакуръ. Не оказывая мнѣ особеннаго расположенія, или, вѣрнѣе, оказывая холодное равнодушіе и при каждомъ нашемъ свиданіи имѣя при себѣ полу-служанку, полу-подругу тѣхъ неопредѣленныхъ лѣтъ и неопредѣленной наружности, которыя производитъ одна только Франція, m-me Делакуръ постепенно сообщала мнѣ свою исторію. Дочь военноплѣннаго англичанина, она родилась во Франціи, въ Вердёнѣ; за семьнадцатомъ году вышла за мужъ за прекраснаго мосьё Делакуръ, по желанію матери, которая сама хотѣла вступить во вторичный бракъ. Въ двѣнадцать мѣсяцевъ мосье Делакуръ промоталъ ея небольшое состояніе и, въ заключеніе, промѣнялъ ее на танцовщицу вдвое ея старѣе.
Все это было разсказано такимъ печальнымъ голосомъ и съ такимъ печальнымъ выраженіемъ въ лицѣ, что я ничего подобнаго не видѣлъ; и все это произвело на меня впечатлѣніе, понятное только тѣмъ, которые сами были молоды и влюблены.
Дѣла наши оставались въ этомъ положеніи втеченіе нѣсколькихъ недѣль. Она не подавала ни малѣйшаго повода къ сближенію; позволяла только проводить съ ней вечера и слушать ея пѣніе. О, какъ божественно пѣла она! Она не хотѣла принимать подарковъ отъ моего имени; но я посылалъ къ ней отъ неизвѣстнаго: наряды, мебель, цѣнныя бездѣлушки и книги являлись къ ней ежедневно. — Наконецъ, я рѣшился высказать свою страсть; но она остановила меня и съ холодной улыбкой сказала: — «Перестаньте! Я не должна васъ слушать.» — Она представляла мнѣ свое недавнее вдовство; но я настаивалъ, и черезъ нѣсколько времени одержалъ побѣду.
Ей были извѣстны мои небольшія средства и огромныя ожиданія; она знала, что наша женитьба должна быть тайной, и соглашалась жить гдѣ бы-то ни было; лишь бы ей была возможность оставить образъ жизни, въ которомъ переносила такъ много горя.
Мы обвѣнчались въ Сити, въ какой-то мрачной церкви, безъ всякихъ свидѣтелей, кромѣ причетника и церковнаго сторожа, Первые дни послѣ брака, мы провели въ небольшой деревнѣ, славившейся рыбною ловлей. Послѣ того, мнѣ было должно выѣхать изъ Лондона и привесть въ исполненіе предположенный планъ. Я оставилъ жену на квартирѣ, подъ чужимъ именемъ, миляхъ въ сорока отъ моего постояннаго мѣстопребыванія. Еще до этого я убѣждалъ дядю взять на аренду отъ лорда Мордалля, на весьма выгодныхъ условіяхъ, нѣсколько акровъ земли, изобилующей минералами, въ дикой и малонаселенной мѣстности, посѣщаемой порядочными людьми только въ сезонъ охоты. Это обстоятельство доставляло мнѣ возможность отлучаться изъ дому раза по два въ недѣлю.
По близости рудниковъ находились остатки лѣса и овраги богатые дичью. На отлогомъ скатѣ одного оврага, кто-то изъ предковъ лорда Мордалля выстроилъ небольшой домъ на случай пріѣзда и отдыха во время охоты; а кто-то изъ лѣсничихъ, сынъ садовника и большой любитель садоводства, разсадилъ около дома фруктовыя и другія деревья. На этотъ-то уголокъ, удаленный на нѣсколько миль отъ всякаго жилища, я обратилъ особенное вниманіе. Домъ представлялъ собою почти развалины, а садъ находился въ страшномъ запущеніи; слѣдовательно, мнѣ не трудно было пріобрѣсть это мѣстечко. Съ деньгами и рабочими людьми въ моемъ распоряженіи, садъ въ весьма скоромъ времени началъ улыбаться; его орошалъ горный потокъ; розы и вьющіяся растенія покрывали крутую сторону оврага, и небольшой каменный коттеджъ сдѣлался игрушкой. Приготовивъ клѣтку, я посадилъ въ нее мою птичку. Первые мѣсяцы были для меня мѣсяцами счастія и блаженства. Только мой дядя жаловался, что я потерялъ веселый характеръ.
Я считалъ дни и съ нетерпѣніемъ ждалъ той минуты, когда мнѣ можно сѣсть на коня и помчаться въ новые рудники. Нужно было проѣхать двадцать-пять миль неровной гористой дороги; перейти два брода, дѣлавшіеся неприступными отъ осеннихъ дождей; — но днемъ или ночью, при лунномъ свѣтѣ или въ непроницаемомъ мракѣ, я мчался туда, гоня добрую лошадь и въ-гору и подъ-гору. Я ѣхалъ, не отрываясь отъ тревожныхъ размышленій, пока отдаленное журчанье горнаго потока, падавшаго каскадомъ въ нашемъ саду, говорило мнѣ, что я нахожусь близь предмета моей страстной и нѣжной любви.
Топотъ лошадиныхъ шаговъ былъ слышенъ далеко, такъ что съ послѣдними ихъ звуками растворялась дверь коттеджа, въ каминѣ начиналъ пылать яркій огонекъ, и Лора выходила на крыльцо принять меня въ свои объятія.
Я просилъ ее выписывать изъ Лондона все, что требовалось для нее и для дома, и, во избѣжаніе подозрѣнія, выписываемыя вещи присылались въ ближайшій портъ, а оттуда привозилъ ихъ къ Лорѣ ея слуга, — деревенскій парень; кромѣ того, я открылъ ей неограниченный кредитъ. Спустя нѣсколько времени, я замѣтилъ признаки расточительности въ мебели, въ одеждѣ, и особливо въ брильянтахъ… Легкій выговоръ, который я сдѣлалъ по этому поводу, былъ принятъ сначала слезами, а потомъ обмороками. Я узналъ, что Лора имѣла капризный нравъ, котораго до этой минуты не подозрѣвалъ.
Такимъ образомъ, доброе согласіе наше нарушилось; а съ тѣмъ вмѣстѣ прекратились и радости въ уютномъ коттеджѣ. Лора, до того времени покорная и кроткая, приняла теперь надменный и недовѣрчивый видъ; каждое слово она принимала въ обиду; я, по ея словамъ, не пріѣзжалъ когда нужно, оставался у ней слишкомъ не долго; — словомъ, половина времени проходила въ сценахъ упрековъ, слезъ, истерическихъ припадковъ и сѣтованій на судьбу. Наша служанка, простенькая деревенская дѣвушка, смотрѣла на эти сцены съ удивленіемъ: кроткая и милая Лора обратилась въ демона. — Я продолжалъ любить ее, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, боялся ея; — но даже и любовь моя не въ состояніи была возстановить нашихъ прежнихъ отношеній. Меня начала тревожить ужасная идея: не наскучилъ ли я ей? была ли ея исторія справедлива? любила ли она меня когда нибудь? — При свиданіи съ моимъ банкиромъ, я ужаснулся, узнавъ, что Лора, въ короткій промежутокъ времени, взяла изъ банка огромную сумму. Не теряя времени, я поскакалъ въ нашъ коттеджъ. Лоры не было дома. Гдѣ же она? — Никто не зналъ. Строгіе допросы открыли, что ея нѣтъ дома уже двое сутокъ — она не ожидала моего пріѣзда. Я задыхался отъ бѣшенства.
Спустя нѣсколько-времени, я услышалъ шаги ея лошади. Лора пріѣхала и, вмѣсто привѣта, встрѣтила меня бранью. Въ эту минуту она была прекрасна, несмотря на демонски-злое выраженіе въ лицѣ. Она грозила мнѣ обнаружить меня передъ дядей, признавалась, что никогда меня не любила и что вышла за меня изъ однихъ видовъ на деньги. Наконецъ, злость ея достигла до такой степени, что она ударила меня. Бѣшенство, кипѣвшее въ груди моей, вырвалось наружу. Не помню, что я сдѣлалъ съ ней…. не знаю, какъ я очутился на дорогѣ и во весь духъ мчался черезъ горный хребетъ, раздѣлявшій одинъ округъ отъ другаго. Во время переѣзда черезъ бродъ, кто-то говорилъ со мной, на не помню, что я отвѣчалъ: вѣроятно, отвѣтъ мой отзывался бѣшенствомъ и сумасшествіемъ.
Я ѣхалъ, не обращая ни на что вниманія и понукая усталую лошадь безпощадно, и при послѣднемъ спускѣ съ горы она споткнулась и упала, сбросивъ меня черезъ голову съ такою силою, что на нѣсколько времени я оставался совершенно безъ чувствъ. Очнувшись, я увидѣлъ, что бѣдная моя лошадь хромала. Я подвелъ ее къ постоялому двору и постучался. Была полночь, и потому меня впустили неохотно. Содержатель постоялаго двора, увидѣвъ меня, отступилъ назадъ съ восклицаніемъ ужаса. Мое лицо, платье и рубашка покрыты были кровью.
Утомленный, избитый, изнуренный отъ дороги и бѣшенства, я заснулъ. Рано утромъ меня разбудили весьма грубо, и я увидѣлъ себя подъ стражей двухъ констэблей. Двое лѣсничихъ и лордъ Мардолль преслѣдовали меня и настигли на постояломъ дворѣ.
— Въ чекъ мое преступленіе? спросилъ я, изумленный.
— Убійство, отвѣчалъ лордъ Мардолль.
— Убійство лэди въ лѣсномъ коттеджѣ, — сказалъ одинъ изъ лѣсничихъ.
Меня представили въ судъ. Ничего не помня, я не зналъ, что отвѣчать, и меня посадили въ тюрьму. Дядя мой, назначивъ на мою защиту небольшую сумму денегъ, объявилъ, что больше не желаетъ меня видѣть.
Вмѣсто разсказа, я прочитаю вамъ изъ газеты описаніе моего суда.
"Взятый подъ стражу джентльменъ былъ тайнымъ образомъ женатъ на лэди необыкновенной красоты, но неизвѣстнаго происхожденія, и помѣстилъ ее подъ чужимъ именемъ въ уединенномъ коттеджѣ. Послѣ непродолжительнаго періода нѣжной любви, между ними начались ссоры, которыя, по показанію служанки, постепенно увеличивались и дошли до драки. При послѣднемъ случаѣ, когда служанка видѣла несчастную жертву еще живою, произошла ссора самая ужасная. Ссора эта началась изъ-за какихъ-то денегъ. Служанка до такой степени перепугалась, что убѣжала къ матери, жившей въ одной мили отъ коттеджа, за горой, куда ей еще раньше было приказано отправиться и купить провизіи. Мать, услышавъ, что въ коттеджѣ происходитъ страшная ссора, оставила дочь свою при себѣ. Лордъ Мардолль, отправляясь рано утромъ на охоту, и проѣзжая мимо коттеджа, услышалъ въ немъ вой собаки, вошелъ въ отворенную дверь, и увидѣлъ жену арестованнаго джентльмена убитою. Послѣ нѣкоторыхъ освѣдомленій, лордъ Мардолль погнался по слѣдамъ ускакавшаго мужа и нашелъ его спящимъ на постояломъ дворѣ, при чемъ замѣтилъ, что его платье и рубашка были окровавлены. При входѣ на постоялый дворъ, обвиняемый немедленно вымылъ руки и лицо, и приписывалъ кровь паденію съ лошади; но, по освидѣтельствованіи, не оказалось на немъ ни ушибовъ, ни ранъ, отъ которыхъ могло бы произойти такое истеченіе крови.
"Но, когда лорда Мардолля пригласили въ судъ въ качествѣ свидѣтеля, онъ предъявилъ два факта, которые произвели сильное впечатлѣніе въ пользу обвиняемаго. Онъ видѣлъ убитую въ пять часовъ и ея тѣло еще не успѣло остыть. Онъ нашелъ въ рукѣ несчастной жертвы клочекъ волосъ, который она, очевидно, вырвала изъ головы убійцы, во время борьбы, — борьбы самой отчаяной. Онъ запечаталъ этотъ клочекъ и не хотѣлъ показывать его до времени. Ногти на другой рукѣ убитой были переломаны и пальцы окровавлены. Ни на которой рукѣ не было колецъ, хотя она имѣла привычку носить ихъ множество; слѣды нѣкоторыхъ колецъ остались на пальцахъ, и одно изъ нихъ было сорвано насильственнымъ образомъ. Въ кухнѣ, на столѣ, найденъ былъ свертокъ серебра, ножикъ и окровавленный кусокъ хлѣба.
"Для защиты обвиняемаго были приглашены другіе свидѣтели, которые объявили, что лэди часто носила драгоцѣнные браслеты. Обвиняемый, находясь, вѣроятно, подъ вліяніемъ сильнаго душевнаго волненія, рѣшительно отказался защищать себя. Судья спросилъ служанку и фермера, который иногда доставлялъ провизію въ лѣсной коттеджъ: узнаютъ ли они кольца и браслеты, если ихъ покажутъ имъ?
"Послѣ этого, судья позвалъ Ричарда Перкинса, тюремщика, и предложилъ ему слѣдующіе вопросы:
" — Не поступилъ ли еще кто въ тюрьму вскорѣ послѣ убійства?
" — Спустя день послѣ убійства, ко мнѣ поступилъ мужчина, по имени Гэймэкинъ Диккъ, за кражу лошади.
" — А дорогую ли онъ укралъ лошадь?
" — Нѣтъ; онъ укралъ кобылу, кривую, старую и хворую. Я зналъ ее очень хорошо: съ мѣста не стронешь, — зато ужъ если разогрѣешь, такъ бѣжитъ на славу.
" — Какъ ты думаешь, съ. той ли цѣлью онъ укралъ ее, чтобы продать?
" — Конечно не съ той. За нее, кто ее не знаетъ, не дадутъ и полкроны. Безъ всякаго сомнѣнія, онъ что нибудь напроказилъ и хотѣлъ бѣжать изъ округа; но къ счастію попалъ на кузнеца, который призналъ кобылу и схватилъ его, какъ вора.
"Свѣдѣнія эти, по мнѣнію судьи, не относились къ дѣлу; однакожъ, послѣ нѣкотораго размышленія, онъ сдѣлалъ тюремщику еще нѣсколько вопросовъ:
" — Обыскалъ ли ты арестанта, и не нашелъ ли при немъ чего нибудь цѣннаго?
"Тюремщикъ представилъ два браслета, четыре кольца, изъ нихъ одно брильянтовое, а другое съ печатью, и мѣшокъ съ золотыми монетами. На одномъ изъ браслетовъ было вырѣзано: Чарльзъ Лорѣ, годъ и число. На другой вопросъ тюремщикъ отвѣчалъ, что на лицѣ Дикка есть царапины, сдѣланныя, повидимому, ногтями, и сверхъ того на лѣвомъ вискѣ свѣжее красное пятно, какъ будто выдернутъ клокъ волосъ: Диккъ объявилъ, что все это досталось ему въ дракѣ на Броадгринской ярмаркѣ.
"При этомъ показаніи, судья приказалъ привести Дикка. Клокъ волосъ, взятый лордомъ Мардоллемъ изъ руки убитой лэди, былъ приложенъ къ головѣ Дикка. По цвѣту и по количеству, волоса эти вполнѣ принадлежало ему, несмотря на то, что онъ успѣлъ остричь себя и вымыться. Послѣ того, нѣкто мистеръ Монли объявилъ, что когда онъ встрѣтилъ обвиняемаго джентльмена, въ вечеръ совершенія убійства, и притомъ немедленно послѣ его отъѣзда изъ коттеджа, на его лицѣ и на одеждѣ не было ни малѣйшихъ слѣдовъ крови. Содержатель постоялаго двора показалъ, что овесъ, засыпанный лошади обвиняемаго, былъ не тронутъ и залитъ кровью. По осмотрѣ языка лошади, оказалось, что онъ былъ полу откушенъ во время ея паденія, и потому нѣтъ никакого сомнѣнія, что молодой сквайръ былъ обрызганъ кровью лошади.
"Мрачное лице обвиняемаго озарилось свѣтомъ ясной луны въ темную ночь.
"Судья, не вставая съ мѣста, произнесъ приговоръ: невиненъ.
"Спустя недѣлю, Гэймэкинъ Диккъ покушался бѣжать изъ тюрьмы, и въ этой попыткѣ убилъ одного изъ тюремщиковъ. Его судили за то; судъ кончился приговоромъ къ висѣлицѣ. Когда всякая надежда убѣжать изъ тюрьмы исчезла, онъ позвалъ къ себѣ любимаго тюремщика и сказалъ: «Билль, — француженку-то я убилъ. Я зналъ, что у нея много денегъ и брильянтовъ, и только ждалъ случая овладѣть ими».
Этимъ кончается газетное извѣстіе. Мой дядя умеръ отъ подагры въ день моего суда, и умеръ несостоятельнымъ должникомъ. Чрезъ вліяніе лорда Мардолля, я получилъ мѣсто въ Остъ-Индской Компаніи, и впослѣдствіи довольно прибыльное назначеніе.