Раб (Брюсов)/Urbi et orbi, 1903 (ДО)

[61]
I.
РАБЪ.

Я — рабъ, и былъ рабомъ покорнымъ
Прекраснѣйшей изъ всѣхъ царицъ.
Предъ взоромъ, пламеннымъ и чернымъ,
Я молча повергался ницъ.

Я лобызалъ ея сандалій
Слѣды на утреннемъ пескѣ.
Меня мечтанья опьяняли,
Когда царица шла къ рѣкѣ.

И разъ — мой взоръ, сухой и страстный,
Я удержать въ пыли не могъ,
И онъ скользнулъ къ лицу прекрасной,
И очи бѣгло ей обжегъ…

И вздрогнула она отъ гнѣва.
Казнь — оскорбителямъ святынь!
И вдаль пошла — среди напѣва
За ней толпившихся рабынь.

[62]


И въ ту же ночь я былъ прикованъ
У ложа царскаго, какъ песъ.
И весь дрожалъ я, очарованъ,
Отъ сладкихъ мукъ и сладкихъ грезъ.

Она вошла стопой неспѣшной,
Какъ только жрицы входятъ въ храмъ,
Такой прекрасной и безгрѣшной,
Что было тягостно очамъ.

И падали ея одежды
До ткани, покрывавшей грудь…
И въ ужасѣ сомкнулъ я вѣжды…
Но долженъ былъ опять взглянуть.

Вошелъ къ ней юноша… И встрѣчи
Она, покорная, ждала…
Погасли факелы и свѣчи,
Настала тишина и мгла.

И было все на бредъ похоже!
Я былъ свидѣтель чаръ ночныхъ,
Всего, что тайно кроетъ ложе,
Ихъ содраганій, стоновъ ихъ.

Я утромъ увидалъ ихъ — рядомъ!
Еще дрожащихъ въ смѣнѣ грезъ!
И вплоть до дня впивался взглядомъ, —
Прикованъ къ ложу ихъ, какъ песъ.

Вотъ сосланъ я въ каменоломню,
Дроблю гранитъ, стирая кровь.
Но эту ночь я помню! помню!
О, еслибъ пережить все — вновь!