Delphicum oraculum. По Эсхилу (Eum. 1 слл.), дельфийский оракул впервые принадлежал древнейшей прорицательнице, богине Гее, которая передала его своей дочери Фемиде, в эта — своей сестре Фойбе, которая, в свою очередь, предоставила его, в виде подарка при рождении (γενέθλιος δόσις), своему внуку Фойбу Аполлону. По другим сказаниям, оракулом владела сперва Гея совместно с прорицательницей (πρόμαντις) горной нимфой Дафной, а затем — Гея с Посейдоном; Гея передала свою часть Фемиде, а эта Аполлону, который выменял часть, принадлежавшую Посейдону, на остров Калаврию. По гомеровскому гимну в честь пифийского Аполлона, Аполлон, вскоре после своего рождения прибыв с острова Делоса, принимает оракул в свое владение, убивая своими стрелами оберегавшего оракул змея Пифона (или Δελφύνη), сына Геи, и назначая своими жрецами критских мужей из города Кносса. Чтобы очистить себя от убиения Пифона и смягчить гнев Геи, Аполлон должен был бежать и служить восемь лет (великий год). Это наказание Аполлона и его очищение символически изображал праздник дельфийцев, совершавшийся через каждые восемь лет. Зажигали хижину перед храмом, хижину Пифона, и бежали опрометью; затем мальчик, представлявший собой Аполлона, во главе процессии отправлялся из Дельф через Локриду, Дориду, гору Ойту, области энианян и малийцев, в Темпейскую долину, и здесь совершались над ним всякого рода очистительные обряды. Лишь после своего очищения Аполлон вступил во владение оракулом, с целью возвещать волю отца своего Зевса и содействовать наступлению лучших и более просвещенных времен. Местом оракула служила расселина в земле, испускавшая испарения раздражающего свойства: над ней было выстроено святилище (ἄδυτον) большого храма Аполлона. Место это, по преданию, было открыто пастухами, когда подошедшая к нему коза была охвачена судорогами. Над расселиной установлен был деревянный, обложенный золотом треножник, на котором лежал сосуд, называемый по-гречески λέβης, φιάλη, κύκλος или ὅλμος, а по-латински cortina. Это была гладкая или только немного вогнутая круглая плита, на которой помещалась пророчествующая жрица. В древнейшее время роль Пифии играла девица, а позже женщина свыше 50 лет, одетая по-девичьи. В самое цветущее для оракула время в служении при нем постоянно чередовались две Пифии, а третья в случае надобности заменяла их место. Законным временем для совещаний с оракулом первоначально считался только седьмой день весеннего месяца Βύσιος (день рождения Аполлона, в начале весны, около равноденствия), а впоследствии известное время в каждом месяце. Конечно, были и неблагополучные дни, ἡμέραι ἀποφράδες. Очередь в допущении просителей (θεοπρόποι), приносивших дары, определялась жребием. В лавровых венках с шерстяными повязками, они приносили богу молитвы и жертвы (χρηστήρια). Когда по знамению жертвы день оказывался благоприятным (αἰσία) для совещания, тогда Пифия, после предварительных омовений, в золотом головном уборе всходила на треножник и возбуждаемая выходящими из земли парами произносила свои прорицания, которые, если они не были выражены в стихотворной форме, перелагались в стихи состоящими для этой цели в служении при храме поэтами. Размер стихов и слог был эпический; в позднейшее время, однако, употреблялась и проза. Эти изречения давались в символической форме и отличались темнотою и загадочностью. Собрание изречений оракула — к таковым сборникам часто обращались за советом — было уже у Писистрата. Hdt. 5, 90. К составу лиц, служивших при оракуле, принадлежали еще так называемые ὅσιοι, жрецы и главные управляющие храма, происходившие от пяти священных дельфийских родов, προφῆται, истолкователи изречений оракула, πρόσπολοι γυναῖκες, прислужницы, и περιηγηταί, путеводители приезжих. Дельфийский оракул весьма древний, хотя позднее додонского; уже в гомеровские времена пифийский бог и его оракул знамениты. Od. 8, 79. Издревле дельфийский оракул во многих отношениях оказывал влияние на греческие государства (см. Apollo, 2); первым основанием этого влияния послужило учреждение пифийского союза Амфиктионов (см. Amphictyones). Высшим авторитетом дельфийский оракул пользовался у дорийского племени, особенно в Спарте. Даже негреческие народы чтили его, особенно лидийские цари (Hdt. 1, 13. 14. 19. 25. 46 слл.) и народы Италии. У еллинов дельфийский оракул пользовался своим влиянием приблизительно до пелопоннесской войны, до периода просвещения. Причина падения его авторитета заключалась отчасти в нем самом: покровительствуя известным политическим партиям и не чуждаясь даже подкупа, он возбудил сначала к себе недоверие, а затем даже презрение, так что Цицерон (div. 2, 56) мог сказать, с точки зрения греческих философов и особенно римлян, для которых оракулы всегда оставались чуждым учреждением: cur isto modo iam oracula Delphis non eduntur, non modo nostra aetate, sed iam diu, ut nihil possit esse contemtius?[ВТ 1] При императоре Гадриане авторитет оракула несколько поднялся снова, но предметы, о которых совещались с ним, не имели политического значения и касались большей частью мелких обстоятельств частной жизни. Поражаемый святыми отцами, обираемый и угнетаемый римскими императорами, он наконец был совершенно закрыт Феодосием около 390 г. по Р. Х.
Большой, великолепный храм пифийского Аполлона, выстроенный над расселиной земли, был окружен обширною оградою (περίβολος), покрытою меньшими храмами, сокровищницами, беседками (λέσχη), статуями и обетными дарами. Богатства храма составлялись не только из приношений за полученные изречения, но и из пожертвований в виде десятины, посвящавшихся и по поводу особенно радостных событий в жизни. Большая часть еллинских городов и даже некоторые иностранные государства имели свои сокровищницы, и, случалось, храм ссужал деньги даже за пределы Греции. Thuc. 1, 121. Таким образом, и здесь, как на острове Делосе, союзническое святилище амфиктионов служило местом, где производились денежные обороты и куда обращались за денежным вспоможением; оно представляло нечто вроде биржи. Древнейший храм, построенный, по преданию, Агамедом и Трофонием, сгорел в 548 г. до Р. Х. Он был вновь отстроен с бо́льшим великолепием в дорийском стиле Алкмеонидами, изгнанными Периклом; постройка им обошлась в 300 талантов. Сооружение этого нового здания потребовало, вероятно, много времени, потому что фронтонные группы, исполненные ваятелями Праксием и Андросфеном, окончены были лишь в 430 г. Храм этот, как показывают его остатки, был из числа открытых (см. Ὕπαιθρος) и внутри построен был в ионийском стиле, а снаружи — в дорийском. На фронтонах с лицевой стороны изображены были три дельфийских божества: Артемида, Латона и Аполлон среди муз, на задней стороне — Дионис с вдохновенными Фийадами (Θυιάδες) возле устремляющейся вниз колесницы Гелия. Ср.: Welcker, alte Denkm. I, стр. 151—178. Архитрав был украшен золотыми щитами побежденных персов и галлов, которые оба угрожали однажды храму разорением. В преддверии храма (πρόναος) начертаны были известные мудрые изречения: Γνῶθι σεαυτον[ВТ 2] и Μηδὲν ἄγαν[ВТ 3] и слово Εἰ, непонятное уже для самих древних. Ср.: Göttling. Abhandl. I, стр. 221. Близ этих изречений мудрецов стояла статуя Гомера. В самом храме находились изображения богинь судьбы (Μοῖραι) и руководителей их, Зевса и Аполлона (Ζεὺς Μοιραγέτης и Ἀπόλλων Μοιραγέτης); далее там стоял золотой кумир Аполлона и пред ним жертвенник, на котором поддерживался неугасаемый огонь. Там же, близ жертвенника, виднелись: изображение земного пупа (ὀμφαλὸς τῆς γῆς) — тумба из белого мрамора в виде усеченного конуса, обвитая повязками, и по обе стороны золотые изображения орлов, которые некогда, отпущенные Зевсом с противоположных концов земли, встретились на этом месте, почему и стало известно, что здесь центр земли. Позади этой главной части храма был вход в собственное святилище, ἄδυτον; оно лежало ниже и было под сводом, вроде пещеры; здесь была расселина в земле, а над нею — треножник; здесь же стояла золотая статуя Аполлона и старое лавровое дерево; сюда проведена была и вода источника Кассотиды, бравшего свое начало в ограде храма. Пифия, прежде чем всходила на треножник, вкушала листьев лавра и пила из источника. Пред входом в храм находился алтарь для всесожжений и возле него большой золотой треножник, принесенный в дар греками после платейской битвы (Hdt. 9, 81). Это была золотая чаша на медной подставке, состоявшей из трех обвивающих друг друга змей, головы которых вверху были обращены в разные стороны. Часть этой подставки, по всей вероятности, сохранилась в Константинополе и в подлинности ее нет основания сомневаться. Ср.: Frick, das Plataeische Weihgeschenk in Konstantinopel (1859).