Фотий, митрополит Киевский и всея России, духовный писатель, ум. в 1431 г. Уроженец Морейского города Монемвазии (иначе Мальвазии), Фотий всю первую половину жизни провел на родине; с молодых лет чувствуя влечение к уединенной жизни, он еще отроком удалился в монастырь к уважаемому в свое время старцу Акакию. Когда Акакий был избран в митрополиты Монемвазийской митрополии и должен был оставить пустыню, Ф. последовал за любимым наставником и остался по прежнему в числе близких к нему людей. Одним из последствий таких отношений между учеником и учителем было возведение Фотия на русский митрополпчий престол, оставшийся праздным в 1406 г. после смерти митрополита Киприана. Обстоятельства назначения Фотия русским митрополитом были следующие: в 1408 г., когда Константинопольский патриарх получил известие о смерти Киприана и просьбу московского великого князя Василия Димитриевича о назначении нового митрополита, Ф. случайно находился в Константинополе по поручению Акакия; питомец всеми ценимого митрополита Монемвазийского, к тому же уроженец Мореи, где было много славян, может быть, даже несколько знакомый с их языком, естественно обратил на себя внимание патриарха Матфея. Не слушая его просьб позволить ему предаться монашеской жизни, не обращая внимания на его боязнь ехать в Россию, Фотия избрали в митрополиты, убедили исполнить волю патриарха и 2 сентября 1408 г. рукоположили. 1-го сент. 1409 г. Ф. прибыл в Киев; проведя там около полугода, он 22 апр. 1410 г. торжественно въехал в Москву. Первые заботы Фотия по приезде в митрополию были обращены на паству, почти четыре года остававшуюся без митрополита; видя распространение разных пороков и среди мирян и среди духовенства, он рассылал по городам послания, писал поучения для проповедования, так как, плохо зная русский язык, первое время сам не мог говорить в церквах. В то же время, найдя свою митрополию разоренной, церковное имущество после смерти митр. Киприана расхищенным, он начал добиваться возвращения похищенного. Энергические действия Фотия в этом деле скоро вооружили против него многих знатных людей, в руках которых оказались бывшие церковные собственности; мало того, те же старания Фотия возбудили неудовольствие и в самом великом князе, в казну которого поступали некоторые доходы с бывших церковных и митрополичьих имений; несогласия с князем, впрочем, можно думать, не были продолжительны, и поучения Фотия к князю о неприкосновенности церковных имений имели результат благоприятный для Фотия; мало того, между митрополитом и великим князем скоро началось даже некоторое сближение; можно думать, что повод к нему заключался в начавшихся переговорах Василия Димитриевича с Византийским императором Мануилом о браке Анны, дочери Василия, с наследником Византийского престола. Через год после приезда в Москву, в 1411 г. значение Фотия было уже настолько сильно, что многие его недоброжелатели принуждены были бежать из московского княжества. Но, когда начали улаживаться дела Фотия в Москве, новые невзгоды настали для него в литовской части его митрополии. Сначала вследствие распоряжений польского короля Владислава обнаружились разные притеснения православных в русских областях, соединенных с Польшею (1412), затем договорами короля Владислава с литовским великим князем Витовтом (1413) те же притеснения православия в связи с предоставлением исключительных прав католикам начались и в Литве. Вслед за этим вновь открылось уже не новое движение к отделению от Москвы литовской части митрополии; после того как неоднократные просьбы Витовта перед Константинопольским патриархом об учреждении самостоятельной митрополичьей кафедры для Литовского княжества не были уважены в Константинополе, собор литовско-русских епископов по приказанию Витовта избрал своего самостоятельного митрополита (1416); попытка Фотия предупредить это избрание окончилась для него плачевно: он был ограблен во время путешествия в Литву, наместники его выгнаны, их места заняты княжескими управителями, наконец составлена была опись городов и селений, долженствующих войти в состав литовской митрополии. Разделение всероссийской митрополии, в общем вполне в то время естественное вследствие политических видов Витовта, в частности нельзя не считать следствием ошибок Фотия; его пристрастие к монашескому обиходу и уединенной жизни, предпочтение Москвы Киеву, нерадение о литовских областях (где он был лишь в 1408 и 1411 гг.), заведование ими через наместника, в известной мере оправдывают Витовта. Отдельное существование литовской митрополии продолжалось не долго; поставленный с 1415 г. литовский митрополит Григорий Цамблак в 1419 г. скончался; нового митрополита Витовт не назначил и Ф. с его согласия вступил в управление литовскими областями. — Близкий человек к московскому князю, Ф. обыкновенно принимал горячее участие и в трудных политических обстоятельствах его княжества, к которому по прежнему тяготел, хотя после 1419 г. и чаще посещал свои западные области. Особенно большую услугу он оказал новому великому князю московскому, 13-тилетнему сыну Василия Димитриевича († 1425), впоследствии получившему прозвание Темного, когда угрожала новая усобица со стороны его дяди Юрия Димитриевича. Умиротворить князя Юрия Фотию удалось благодаря тому, что его отъезд из Галича, куда он являлся в качестве посла к Юрию, совпал с началом мора в этом городе; испуганный Юрий бросился в догоню за Фотием, вернул его в город и обещал примириться с племянником; а между тем мор стал ослабевать; это было новым доказательством чудесной силы Фотия и правоты его дела. Ф. скончался 2 июля 1431 г. и погребен в московском Успенском соборе. В 1472 г., по случаю перестройки собора, гроб его был извлечен из земли вместе с гробами святителей Ионы, Феогноста и Киприана и затем вновь похоронен в том же соборе; здесь он находится и до ныне под спудом. По общепринятому мнению день 27 мая 1472 г. считается днем обретения мощей четырех упомянутых святителей и 1472 г. годом их канонизации; но между тем известно, что в 1472 г. канонизирован был один митрополит Иона и что ни в XV, ни в XVI, ни в XVII веках празднования памяти митрополитов Киприана, Феогноста и Фотия не было ни вообще в России, ни в частности в московском Успенском соборе. В настоящее время память Фотия празднуется 2 июля и 27 мая.
Краткий обзор главнейших событий жизни Фотия, сохранившийся в летописях, дает сравнительно тусклый его облик; эту неполноту в значительной степени устраняют произведения самого архипастыря. Служба Фотия в России совпала с трудным временем для его второго отечества; непрекратившаяся еще усобица князей, набеги татар, несвоевременные морозы и снега до жатвы, засухи и лесные пожары, неурожаи, идущие за такими явлениями, и далее дороговизна, голод, повальные болезни были нередким явлением в эти годы и представлялись указанием близкого конца мира; физические бедствия способствовали развитию бедствий духовных, распространению разврата и пороков среди мирян и духовенства, церковных неустройств, ересей и пр. В борьбе с этим злом прошла пастырская деятельность Фотия; человек образованный, хорошо знакомый с священным писанием, правилами церкви и творениями святых отцев и вместе с тем пастырь заботливый, обращавший внимание на нужды паствы, он писал многочисленные послания, составлял поучения. Труды Фотия, в литературном отношении маловажные, тем не менее представляют значительный интерес, как проявление его деятельности и вместе с тем как изображение духовного состояния русского народа того времени; этим достоинством в особенности отличаются следующие его произведения: послание в Новгород (1410 г.) и близкое к нему по содержанию послание в Псков, в которых он напоминает забытые церковные постановления о крещении детей, о совершении браков, запрещает поединки, ранние браки, осуждает совместную жизнь в монастырях чернецов с черницами, занятия священников торговлею и ростовщичеством, увлечения мирян чародейством, вступление в четвертый брак и пр. Далее следует упомянуть грамоты против ереси стригольников (1416 и 1427 гг.), грамоты Псковскому духовенству (1417 и 1422 или 1425 гг.) о соблюдении церковных правил и обрядов, послание в Снетогорский монастырь о соблюдении общежительного устава (1418 г.), послание к Псковскому духовенству о совершении церковных служб, между прочим разрешающее вопрос о троекратном произнесении «аллилуйя» (1419 г.). Труды Фотия, не имеющие отношения к тогдашней действительности, как сказано выше, малозначительны; таковы его учительные послания, поучения, долго считавшиеся оригинальными, а, как теперь доказано, представляющие иногда компиляцию (чаще плохую, чем удачную) из произведений византийских писателей, иногда же просто перевод (напр., слово о бездождии, вторая часть которого, представляющая, может быть, отдельное слово, есть дословный перевод прекрасного слова Василия Великого). К недостаткам учительных произведений Фотия надо отнести плохую русскую речь, обилие греческих оборотов и невразумительность. Наконец следует упомянуть еще одно сочинение Фотия, стоящее в ряду других несколько самостоятельно, именно его завещание, в котором сообщаются, между прочим, сведения о его жизни до приезда в Россию. Относительно того, на каком языке писал Ф., нельзя дать определенного ответа: сохранившиеся подлинные его подписи на духовных грамотах Василия Димитриевича, написанные по-гречески, наводят некоторое сомнение относительно сведений его в русской грамоте; этому предположению впрочем следует противопоставить то обстоятельство, что греческих подлинников сочинений Фотия не сохранилось и что, напротив, по словам Строева, сохранилась русская рукопись, в которой находятся сочинения Фотия «со многими вставками и помарками, некоторые в двух экземплярах, один чище другого», как бы черновые и перебеленные.
Горский: «Ф. митроп. Киевскии и всея России». (Прибавление к изданию творений св. отцев, ч. 11, 1752, с. 206—271). — Макарий: «История русской церкви», т. 4 и 5 (1866).— А. Вадковский (еп. Антоний): «О поучениях Ф., митр. Киевского и всея Руси» («Правосл. собес.» 1875, ч. 2, 284—315; ч. 3, 57—86). — Строев: «Библиографический словарь», 1882 ст. 278—287. — Филарет: «Обзор русск. духовн. литерат.» (1884). — Карамзин: «История госуд. Рос.», т. 5. — Соловьев: «История России», т. 1; (1895). — Голубинский: «История канонизации святых в русс. церкви» (1894). — Филарет: «Русские святые», (1882). — Барсуков: «Источники русской агиографии», (1882), с. 575—578. — С. Шевырев: «Ист. русс. словесности», ч. 3, (1858). — Митр. Евгений: «Словарь историч. о писат. духовного чина», т. 2 (1827). — Чистович: «Очерк истории западно-русс. церкви» (1882), ч. 1. — Николаевский: «Русс. проповедь в XV и XVI вв.» («Ж. М. Нар. Пр.» 1868, №№ 2 и 4).—Экземплярский: «Великие и удельные князья сев. Руси». — «Словарь историч. о святых, прославленных в Российскои церкви» (1836). — Арх. Леонид: «Святая Русь», (1891). — «Русский сводный икопописный подлинник XVIII в. » («Вестн. общества древне-русск. искусства», 1876, ч. 11—12, с. 106). — Павлов: «Первоначальный Славяно-русск. номоканон», (1869), с. 11—12. — Филимонов: «Иконные портреты на большом саккосе Фотия митр.», («Вестник общества древне-русс. искусства, 1875, в. 6—10). — Кротков: «Плащаница всеросс. митроп. Фотия», (1864). — Невоструев: «Монограмма всеросс. митроп. Фотия» (Сборн. 1866 г., издан. Общ. древне-русск. искусства, 175 и 181)., — Описаний библиотек, в коих сохранились рукописи с сочинениями Фотия, не указываем; не указываем также первоисточников для его биографии (летописей), по большей части отмеченных в перечисленных выше трудах, и источников второстепенного значения. — Сочинения Фотия были напечатаны в «Актах Археограф. экспед.», т. I, № 369; в «Актах историч.», т. I; в «Дополн. к Актам историч.», т. I; у митр. Макария в «Истории Русс. церкви», IV. 377—382; в «Правосл. Собеседнике», 1860, т. 2 и 3; 1861, т. 2; 1875, ч. 3; в «русск. историч. библиотеке», т. VI. — Послания и грамоты Фотию см. в «Актах Археограф. экспедиции», т. I, 20 и 23; в «Актах, отн. к истории запад. России», т. I, 23; в «Летописях занятий Археограф. комиссии», т. 3, с. 26—28; в «Русской исторической библиотеке», т. VI, №№ 37 и 40, т. VIII, № 2.