Гаий Такаов, архиепископ Астраханский, грузин по происхождению, родился в селе Магаро в Грузии в 1750 г. и провел молодость при Дворе Грузинского царя. 22‑х лет, уже будучи монахом, Гаий приехал в Россию с Грузинским католикосом и в течение 5 лет обучался русскому и древним языкам в Александровской семинарии. По возвращении в Грузию он устроил там училище для обучения грузин русскому языку и получил сан архимандрита. В 1784 г. Гаий был вызван в Россию и состоял при Екатеринославском архиепископе Амвросии Серебренникове, заведовавшем церковными делами в Новороссии и во время второй турецкой войны управлявшем духовенством в занятых русскими войсками Придунайских княжествах. 29 мая 1793 г. он был хиротонисан во епископа Моздокского, викария Астраханской епархии. Целью учреждения викариатства было просвещение христианством инородцев, живших вблизи Кавказской линии. О деятельности Гаия в этом направлений «не имеется никаких сведений». При нем в пределах викариатства число церквей почти удвоилось. Гаий хлопотал об отводе земли для архиерейского дома и под монастыри мужеский и женский, которые ему велено было устроить. Он построил в Моздоке дом и монастыри: Преображенский мужеский и Успенский женский. Преображенский монастырь был, впрочем, окружен плетнем и имел 4 человека братии. В 1799 г. викариатство было упразднено; уничтожены были и монастыри, как «не вполне устроенные и требовавшие значительной суммы для своего устройства от казны». 16 октября 1799 г. Г. был переведен во вновь учрежденную Саратовскую епархию с титулом «Саратовского и Пензенского». За неимением в Саратове помещения для архиерея Г. поселился в Пензе, где было много свободных зданий, оставшихся от присутственных мест упраздненной Павлом I Пензенской губернии. Гаий так и остался в Пензе и, после учреждения в 1801 г. Пензенской губернии, 4 декабря 1803 г. получил титул «Пензенского и Саратовского». Одно время Гаия прочили на проектированную тогда Телаво-Кахетинскую епархию, и с этой целью он в 1805 г. был вызван в С.‑Петербург, но это предположение почему-то было оставлено. 10 января 1808 года Гаий был переведен в Астрахань с возведением в сан архиепископа. Он умер 20 февраля 1821 г. и был погребен в Астраханском кафедральном соборе. У себя на родине Гаий считался знатоком русского языка, но на самом деле обучение в русской семинарии принесло ему мало пользы: он «плохо владел русской речью». На людей, видевших его в первый раз, он производил благоприятное впечатление. «Видна в нем политика и сведение света, — записал про Гаия в свой дневник наблюдательный протоиерей Г. А. Скопин, — также довольно и ум промелькивает; из чего заключить должно, что он учился довольно». Но, по замечанию автора очерка истории Пензенской семинарии Троицкого, Гаий, плохо говоривший по-русски, «тем менее знаком был с русской наукой». Его учено-литературные труды ограничивались составлением грузинской грамматики и переводом на осетинский язык «Начального учения человеком, хотящим учитися книг Божественного Писания». В Пензе Гаию пришлось устраивать семинарию и руководить ею в первое, самое трудное время ее существования. Но Гаий вообще не чужд был восточной лени: «мало занимавшийся делами епархии, он еще менее оказывал влияния на семинарские дела»; поставив во главе семинарского управления доверенных людей, привезенных им из Моздока, он свалил на них все семинарские дела и даже от важнейших распоряжений по семинарии уклонялся иногда под самыми наивными предлогами. По выражению Троицкого, Г. являлся в семинарию лишь «в качестве почетного гостя с пышной торжественностью, которою он любил обставлять и свое служение, и свои выезды». Величественный и окруженный пышностью Гаий не был высокомерен. Приветливый и радушный, он был душой провинциального общества, которое он кормил и поил на славу. В торжественных случаях у архиерея шел трехдневный пир не только для почетных лиц, но и для всего городского духовенства. Семинарская корпорация запросто угощалась у него и в праздники, и в будни. При проезде через Астрахань из Моздока он и в чужой семинарии после «сказанных ему приветствий» тотчас расщедрился и «подарил на бурсаков сто рублей и на учителей сто же рублей». Радушие его не было напускным; он на самом деле был добр и в случае нужды оказывал подчиненным самую деятельную и участливую поддержку. В Пензенской семинарии «царили большие непорядки», но члены семинарской корпораций, наравне со всей паствой Гаия, не могли нахвалиться щедрым и ласковым архиереем. Его перевод в Астрахань вызвал общее сожаление в Пензенско-Саратовской епархии. В Саратове отъезжавшего Гаия «купцы провожали до первой станции» и, согласно со вкусами владыки, «там делали обед». «Все сожалели о сем пастыре, — писал протоиерей Скопин, — яко кротком и нежном отце». Тот же протоиерей Скопин дал самую нелестную характеристику астраханцев того времени, у которых «правота на языке только, но на деле едва ли и у десятой части людей находится». «Холодна зима, — писал Скопин, — в Астрахани, но холоднее в атмосфере нравственной». Но Гаию было тепло и в Астрахани. Его общительность и хлебосольство и здесь покорили ему все сердца. От Астраханских богачей с известным греком Варваци во главе потекли щедрые пожертвования на нужды Церкви. Один Варваци пожертвовал 100000 руб. На эти пожертвования кафедральный собор был отделан внутри и снаружи, стены были расписаны под мрамор, были сделаны серебряные царские врата, богатые ризы на местные иконы и был слит невиданный в Астрахани колокол в 1150 пудов.
Списки архиереев, № 164; Пензен. Епарх. Ведомости, 1900, № 9; Благонравов М., Архиереи Астраханской Епархии, 92—96; Скопин, Г. А., протоиерей, Дневник («Саратов. Истор. Сборник», I), XVI—XVII, 203—204, 379—380; Чистович, Руководящие Деятели Духовного Просвещения в России, 41, 87; Астраханские Епарх. Ведомости, 1880 г., № 32.