Арсений Грек, иеромонах, переводчик греческих и латинских книг и учитель греко-латинской школы, род. около 1610 г. по одним источникам в Солуни, а по его собственным словам в турецком городе Трикале. Когда ему минуло 14 лет, старший его брат, архимандрит Афанасий, по обычаю греков того времени, отвез его в Венецию, для обучения грамматике, а оттуда в Рим. Здесь Арсений, по его собственным показаниям, данным впоследствии кн. Н. И. Одоевскому в Москве, учился „Омирову и аристотелеву учению и седьми соборам“. Когда дело дошло до 8 и 9 собора, и от него, по римскому обычаю, потребовали клятву, что он примет римскую веру, так как иначе „того учения никому не открывают и учить не велят“, то он, во избежание неприятностей со стороны католического духовенства, прикинулся больным и уехал из Рима. Впоследствии, однако, находясь в ссылке в Соловках, Арсений сознался, что во время пребывания в столице папы он в действительности переменял веру, потому что иначе его бы не приняли в римское училище. Позднее он три года обучался в Падуанском университете философским и врачебным наукам. Вернувшись на родину и заметив, что братья заподозрили его в отступничестве от православия во время пребывания в Риме, он торжественно проклял папскую веру и затем, 23 лет от роду, принял монашество. Пробыв некоторое время игуменом в монастыре на острове Кяфе, он жил затем у воевод валахского Матвея и молдавского Василия. Пробыв у последнего два года, он решил отправиться в Киевскую академию, пользовавшуюся в то время громкою славою, как рассадник славянского образования; но в Львове он узнал, что в академию не принимают без разрешения польского короля. Отправившись в Варшаву, он был допущен к королю, которого вылечил от каменной болезни, за что получил грамоту к киевскому митрополиту Сильвестру Коссову. В Киеве Арсений встретился с иерусалимским патриархом Паисием, которому очень понравился своим умом и весьма разносторонним образованием. Патриарх взял его с собою в Москву, куда они прибыли 26-го января 1649 г. В Москве Паисий расхвалил его пред всеми и на все время своего пребывания в столице зачислил в штат своей патриаршей свиты, так что молодой грек, как „патриарший уставщик“, наравне с прочими членами, получил на прощальной аудиенции, данной царем патриарху, „царское жалованье“. С отъездом Паисия, Арсений, „яко многим языком искусный“, по приглашению царя Алексея Михайловича, занялся было учительством, но вскоре одно обстоятельство неожиданно прервало его педагогическую деятельность. На обратном пути через Киев и Валахию патриарх Паисий узнал от тамошнего населения такие нелестные для репутации рекомендованного им русскому правительству грека отзывы, что счел своим долгом с дороги сообщить об этом в Москву. „Еще да будет ведомо тебе, благочестивый царь, про Арсения, — доносил патриарх со слов малороссов и валахов, — что он… прежде был иноком и священником и сделался басурманом; потом бежал к ляхам и у них обратился в униата, — способен на всякое злое безделие: испытайте его добре и все это найдете…“ В свое оправдание Паисий писал: „Я нашел его в Киеве и взял с собою, а он не мой старец. Я того про него не ведал…“ Донесение патриарха обратило на себя внимание царя. Князю Н. И. Одоевскому и думному дьяку М. Волошенинову велено было учинить допрос Арсению. Но он во всем запирался. „Католического сакрамента в Риме не принимал и не только в басурманстве, но и в униатстве не был“. Энергически отрицая все обвинения, Арсений, торжественно заявил, что „буде кто уличит его в таком двойном отступничестве, тогда пусть царское величество велит снять с него шкуру: милости в том он, Арсений, у государя не просит“. Однако, когда предубежденный против подсудимого письмом патриарха князь Одоевский пригрозил телесным осмотром, то Арсений сознался, что он действительно был обасурманен, неволею, но впоследствии принес покаяние янинскому митрополиту и был им помазан миром. Сосланный по суду в Соловки, он, в продолжении трех лет, проведенных там, всячески старался расположить в свою пользу монахов, которые отозвались о нем весьма одобрительно. Помилованный царем, Арсений вернулся в Москву, где был обласкан патриархом Никоном, который отвел ему келию в собственном доме, поручил ему заведование патриаршею библиотекою и назначил справщиком и переводчиком богослужебных книг. С именем Арсения Грека в русской исторической литературе тесно связан вопрос о том, кто был основателем первой греко-латинской школы в Москве. Существовали предположения, что такая школа возникла еще до воцарения Романовых, затем, на основании свидетельства известного путешественника Олеария, по которому школа была учреждена под надзором грека Арсения, митрополит Евгений и вслед за ним автор „Истории Московской славяно-греко-латинской академии“, Смирнов приписали заслугу основания училища Арсению Греку. Но Филарет, архиепископ черниговский, не ознакомившись достаточно внимательно с книгою Олеария и основываясь на том, что последний посетил Россию в 1634 г., а Арсений Грек — в 1649 г., вывел неудачное заключение, что Олеарий подразумевал Арсения Глухого. Упуская вовсе из виду, что Олеарий ясно говорит о греке Арсении, тогда как Арсений Глухой был русский, Аристов, а за ним митрополит Макарий в своей „Истории русской церкви“ присоединились к мнению Филарета. А. В. Горский считал, вместе с митрополитом Евгением, Арсения Грека Олеария и Арсения Грека времен Никона за одно и то же лицо; С. М. Соловьев повторяет грубую ошибку Филарета; Миркович допускает существование двух Арсениев греков. Светочем в этом лабиринте догадок служит недавнее исследование С. А. Белокурова, доказавшего, что сведения о греко-латинской школе являются в книге Олеария позднейшим третьим дополнением, что школа открыта около 1653 г. и, наконец, что сведения, сообщаемые Олеарием, относятся именно к Арсению Греку, который был „дидаскалом“ первой греко-латинской школы, заведенной при Никоне. Не менее загадочным, чем заслуги и значение Арсения Грека в истории русского просвещения в патриаршем периоде является сама личность его, которая при ближайшем знакомстве представляется мало привлекательною. Арсений несомненно был одним из образованнейших представителей греческой народности своего времени, но это был человек с крайне гибкими убеждениями и совестью. Помимо легкости, с какою он менял свои религиозные убеждения, рабской угодливости пред власть имущими и пред соловецкими монахами, помимо склонности ко лживым показаниям в пользу себя и во вред ближним, он не задумался перейти на сторону врагов патриарха Никона, когда тот потерял власть и не мог уже более с прежнею щедростью оказывать ему милости. В народе и преимущественно среди старообрядцев и раскольников недаром сложилось про него мнение, что он „волхв, еретик, звездочетец, исполнен скверны и смрада езувитских ересей“. Деятельность его в исправлении книги занятия переводами, как и доверие, оказываемое Никоном, возбудили ненависть к нему в московском духовенстве. В 1654 г. протопоп Неронов писал из заточения царю о нем: „отнюдь не дерзати св. книг таковым переводити, ниже вручити, яко же оный лукавый чернец Арсений грек, о нем же патриарх иерусалимский Паисий писал к тебе из Путивля; а ныне он, Арсений, взят к Москве и живет у патриарха Никона в келии, да и его свидетеля врага поставляет, а древних великих мужей и св. чудотворцев свидетельств отметает. Ох! увы! благочестивый царю! стани добр, вонми плачу и молению твоих государевых богомольцев, — иностранных иноков, ересей вводителей, в совет не принимай“. Настоящее прозвище Арсения осталось неизвестным. По мнению Белокурова, он был прозван Греком из желания отличить его от других деятелей Арсениев, бывших в то время в Москве, — киевлянина Арсения Сатановского и Арсения Суханова. Он был оставлен в Москве, главным образом, „для риторского учения“ и хотя занимался этим делом еще до ссылки в Соловки, но развил вполне свою педагогическую деятельность по возвращении оттуда. Судя по сохранившимся документам, Арсений с 1662 по 1666 г., находился вторично в ссылке в Соловках. Помимо „риторского учения“, на него было возложено книжное дело. Он перевел следующие три греческих сочинения: 1) „Скрыжаль“, соч. инока Иоанна Нафанаила, заключающее толкование литургии и других церковных обрядов. Знаменитый подлинник был прислан патриархом Паисием в 1653 г., а перевод с предисловием Епифания Славинецкого напечатан в 1655 году. 2) „Анфологион, си есть цветословие: страдальчества и мучения великомученицы Екатерины и святого великомученика Феодора Стратилата, и житие святого и преподобного Алексиа человека Божиа“. Эта книга издана была в Москве в 1660 г. В ней, кроме того, имеются „Четверострочия Григориа Богослова“ с „главизнами Максима Исповедника о любви“. Митрополит Евгений ошибочно приписал перевод „Анфологиона“ Арсению Сатановскому. 3) „Книга историчная или хронограф, сиречь летописец. Собрана убо древле от различных опасных историй вкратце и от еллинского языка на общий, сии речь на греческий, преведеся от преосвященнейшего митрополита монемвасийского кир Дорофея“. Перевод „Хронографа“ закончен и приготовлен к изданию в 1665 г.; он остался, однако, ненапечатанным, несмотря на то, что был дан от царя приказ о напечатании его для распространения в духовенстве истинных понятий о происшествиях мира и в опровержение апокрифических сказаний. Подлинник хранится в рукописи в Московской синодальной библиотеке. Вместе с Славинецким Арсений составил также славяно-латинский лексикон. Он же изобрел особый почерк или азбуку, которая поныне хранится в Московской типографической библиотеке и называется „арсениевской азбукой“. Вообще, как ученый, Арсений немало сделал для русской литературы, хотя труды его до сих пор не нашли себе беспристрастной критической оценки, вследствие крайней сбивчивости сведений, имевшихся о них до последнего времени.
Митроп. Евгений: «Слов. ист. о бывш. в Росс. писат. дух. чина», ч. I, 1818 г., стр. 41—42. — Филарет: «Обзор русской дух. лит.», кн. I, стр. 239—240. — Его же: «Ист. русской церкви», изд. 1862 г., т. IV, стр. 104. — А. В. Горский: «Творения св. отцов» (статья «О духовных училищах» в «Прибавлениях»), т. ІII стр. 154—156. — С. К. Смирнов: «Ист. моск. славяно-греко-латинской академии», 1855 г., стр. 145—147. — С. М. Соловьев: «Ист. Росс. с древн. времен», т. IX, стр. 457, Моск. 1859 г. — П. Знаменский: «Руков. к русск. церк. истории» Казань, 1870 г., стр. 252—296. — Гр. Миркович: «О школах и просвещении в патриарший период» в «Ж. М. Н. Пр.» за 1878 г., июнь, стр. 62. — Макарий: «Ист. рус. церк.», т. XII, стр. 155—165. — Н. Аристов: ст. в «Энц. сл., сост. русск. уч. и литер.» т. V, стр. 457—459. — H. Каптерев: «Характер отношений России к православному Востоку» (Москва, 1885 г., стр. 207—217) и « Следственное дело об Арсении Греке» в «Чтениях в общ. люб. дух. просв.» 1881 г., июль, стр. 70—96. — В. Колосов; статья об Арсении Греке в «Журн. Мин. Нар. Просвещения», 1881 г., сентябрь, стр. 77—93. — И. Е. Забелин «Первое водворение в Москве греко-латинской и общей европейской науки» в «Чтениях в общ. истории и древн. российских» 1886 г., кн. IV, стр. 1—24. — Н. И. Субботин «Материалы для истории раскола», т. І, стр. 150—151, т. III, стр. 273—274, т. VI, стр. 16—36. — Н. С. Тихонравов: «Летописи русск. литер.» т. III, стр. 162; т, V, вып. 1, стр. 127. — «Прав. Соб.» 1858 г., ноябрь, стр. 328—353. — С. А. Венгеров: «Крит.-биогр. слов. рус. пис. и уч.», т. І стр. 757—762. С. А. Белокуров, «Адам Олеарий о греко-латинской школе Арсения Грека в Москве в XVII столетии», в « Чтениях в общ. люб. дух. просвещения», 1888 г., апрель, стр. 357—397. — А. Ф. Бычков: «Древняя и Новая Россия», 1878 г. № 1. — Румянцев, В. Е., «Древние здания Москов. печатн. двора» (Труды Моск. Археолог. Общ.), стр. 33, прим. 69.