Пятистопные ямбы (Гумилёв)/Колчан (ДО)

Пятистопные ямбы

М. Л. Лозинскому

Я помню ночь, какъ чёрную наяду,
Въ моряхъ подъ знакомъ Южнаго Креста.
Я плылъ на югъ; могучихъ волнъ громаду
Взрывали мощно лопасти винта,
И встрѣчныя суда, очей отраду,
Брала почти мгновенно темнота.

О, какъ я ихъ жалѣлъ, какъ было странно
Мнѣ думать, что они идутъ назадъ
И не остались въ бухтѣ необманной,
Что донъ Жуанъ не встрѣтилъ донны Анны,
Что горъ алмазныхъ не нашелъ Синдбадъ
12 И Вѣчный Жидъ несчастнѣй во сто кратъ.

Но проходили мѣсяцы, обратно
Я плылъ и увозилъ клыки слоновъ,
Картины абиссинскихъ мастеровъ,
Мѣха пантеръ — мнѣ нравились ихъ пятна —
И то, что прежде было непонятно,
18 Презрѣнье къ міру и усталость сновъ.

Я молодъ былъ, былъ жаденъ и увѣренъ,
Но духъ земли молчалъ, высокомѣренъ,
И умерли слѣпящія мечты,
Какъ умираютъ птицы и цвѣты.
Теперь мой голосъ медленъ и размѣренъ,
24 Я знаю, жизнь не удалась… и ты,

Ты, для кого искалъ я на Левантѣ
Нетлѣнный пурпуръ королевскихъ мантій,
Я проигралъ тебя, какъ Дамаянти
Когда-то проигралъ безумный Наль.
Взлетѣли кости, звонкія, какъ сталь,
30 Упали кости — и была печаль.

Сказала ты, задумчивая, строго:
— «Я вѣрила, любила слишкомъ много,
А ухожу, не вѣря, не любя,
И предъ лицомъ Всевидящаго Бога,
Быть можетъ, самоё себя губя,
36 Навѣкъ я отрекаюсь отъ тебя». —

Твоихъ волосъ не смѣлъ поцѣловать я,
Ни даже сжать холодныхъ, тонкихъ рукъ,
Я самъ себѣ былъ гадокъ, какъ паукъ,
Меня пугалъ и мучилъ каждый звукъ,
И ты ушла, въ простомъ и тёмномъ платьѣ
42 Похожая на древнее Распятье.

То лѣто было грозами полно,
Жарой и духотою небывалой,
Такой, что сразу делалось темно
И сердце биться вдругъ переставало,
Въ поляхъ колосья сыпали зерно,
48 И солнце даже въ полдень было ало.

И въ рёвѣ человѣческой толпы,
Въ гудѣньѣ проѣзжающихъ орудій,
Въ немолчномъ зовѣ боевой трубы
Я вдругъ услышалъ пѣснь моей судьбы
И побѣжалъ, куда бежали люди,
54 Покорно повторяя: буди, буди.

Солдаты громко пѣли, и слова
Невнятны были, сердце ихъ ловило:
— «Скорѣй вперёдъ! Могила, такъ могила!
Намъ ложемъ будетъ свѣжая трава,
А пологомъ — зелёная листва,
60 Союзникомъ — архангельская сила». —

Такъ сладко эта пѣснь лилась, маня,
Что я пошёлъ, и приняли меня
И дали мнѣ винтовку и коня,
И поле, полное враговъ могучихъ,
Гудящихъ грозно бомбъ и пуль пѣвучихъ,
66 И небо въ молнійныхъ и рдяныхъ тучахъ.

И счастіемъ душа обожжена
Съ тѣхъ самыхъ поръ; веселіемъ полна
И ясностью, и мудростью, о Богѣ
Со звѣздами бесѣдуетъ она,
Гласъ Бога слышитъ въ воинской тревогѣ
72 И Божьими зовётъ свои дороги.

Честнѣйшую честнѣйшихъ херувимъ,
Славнѣйшую славнѣйшихъ серафимъ,
Земныхъ надеждъ небесное Свершенье
Она величитъ каждое мгновенье
И чувствуетъ къ простымъ словамъ своимъ
78 Вниманье, милость и благоволенье.

Есть на морѣ пустынномъ монастырь
Изъ камня бѣлаго, золотоглавый,
Онъ озарёнъ немеркнущею славой.
Туда бъ уйти, покинувъ миръ лукавый,
Смотреть на ширь воды и неба ширь…
84 В тотъ золотой и бѣлый монастырь!

1912—1915