ОПАСНОЕ ПЛАВАНИЕ
На старинных картах, составленных в 1854 году, при первом Губернаторе Приморской области генерале Тихменеве, река эта значится под именем Нимана. Слово это маньчжурское и означает «горный козел». Отсюда легко могло получиться и другое слово — «Иман». Удэхейцы называют ее сокращенно Има, а китайцы к этому названию прибавляют еще слово «хе» (река), и получилось «Има-хе».
Кулумбе встречает Иман уже большою рекою, шириною в 50 саженей, глубиной в 1½ сажени при быстроте течения 8 верст в час в малую воду. Долина Имана слагается из участков денудационных и тектонических, чередующихся между собою. Первые имеют широтное направление, вторые — меридиональное. Продолжением Иманских денудационных долин будут долины притоков рек Тхетибе, Арму и Кулумбе.
Иман еще не замерз и только по краям имел забереги. На другом берегу, как раз против того места, где мы стояли, копошились какие-то маленькие люди. Это оказались удэхейские дети. Немного дальше, в тальниках, виднелась юрта и около нее — амбар на сваях.
Дерсу крикнул ребятишкам, чтобы они подали лодку. Мальчики испуганно посмотрели в нашу сторону и убежали. Вслед за тем из юрты вышел мужчина с ружьем в руках. Он перекинулся с Дерсу несколькими словами и затем переехал в лодке на нашу сторону.
Удэхейская лодка — длинный плоскодонный челнок, настолько легкий, что один человек может без труда вытащить его на берег. Передняя часть его тупая, но дно выдается вперед; оно расширено и загнуто кверху, так что получается нечто вроде ковша или лопаты, вследствие чего вся лодка кажется несуразной. Благодаря такой конструкции она не разрезает воду, а, так сказать, взбирается на нее. Имея центр тяжести высоко поднятый, она кажется очень валкой. Когда мы вошли в лодку, она так закачалась, что я невольно ухватился руками за борта. Но как только мы успокоились и отчалили от берега, я убедился, насколько она была устойчива. Удэхеец управлял ею при помощи длинного шеста, стоя на ногах. Сильными толчками он продвигал лодку против воды; течение относило ее в сторону и постепенно прибивало К противоположному берегу.
Наконец мы пристали к тому месту, где была юрта, и высадились на лед. Навстречу нам вышли женщина и трое ребятишек. Они испуганно прятались за свою мать. Пропустив нас, женщина тоже вошла в юрту, села на корточки у огня и закурила трубку, а дети остались на улице и принялись укладывать рыбу в амбар. В юрте было множество щелей. В них свистал ветер. Посредине помещения горел огонь. Время от времени ребятишки забегали в юрту и грели у огня свои озябшие ручонки. Я удивился, как легко они были одеты: с открытой грудью, без рукавиц и без головного убора, они работали и, казалось, нимало не страдали от стужи. Если который-нибудь из них дольше других засиживался у огня, отец прикрикивал на него и выгонял вон.
— Он озяб, — сказал я Дерсу и просил его перевести слова мои удэхейцу.
— Пусть привыкает, — отвечал тот, — иначе умрет с голоду.
С этим нельзя было не согласиться. Кому приходится иметь дело с природой и пользоваться дарами ее в сыром виде, тому надо быть в общении с ней даже тогда, когда она не ласкает.
Я принялся расспрашивать удэхейца об Имане и узнал, что в верхнем течении река эта имеет направление течения параллельно Сихотэ-Алиню, причем истоки ее находятся на высоте истоков реки Тютихе. Странное явление! Вода сбегает с водораздела в каких-нибудь 50 верстах от моря, течет на запад, совершает длинный кружной путь для того, чтобы в конце концов попасть в то же море.
Верховья Имана покрыты густыми смешанными лесами. Трудно себе представить местность более пустынную и дикую. Только в начале зимы она немного оживает. Сюда перекочевывают прибрежные китайцы для соболевания, но долго не остаются; они боятся быть застигнутыми глубокими снегами и потому рано уходят обратно.
Расспросив удэхейцев о дороге, мы отправились дальше и очень скоро дошли до того места, где Иман поворачивает на северо-запад. Здесь в углу с левой стороны примыкает к реке большая поляна. Она длиною пять и шириною около двух верст. В конце ее находятся четыре фанзы. Это и есть китайский охотничий поселок Сидатун [1]. На другой стороне Имана живут инородцы (пять семейств) в трех юртах. У них я и остановился.
На Сидатуне мы простояли с 27 по 30 октября. За это время я успел осмотреть поселок и ознакомиться со всеми его обитателями. Это были большею частью различные преступники, беглые, уклоняющиеся от суда и искатели приключений, бурные страсти которых не знали пределов. Они ничего не делали, курили опий, пили водку, играли в кости, ссорились и ругались между собою. Обитатели каждой фанзы делились на три группы: хозяев, работников и бездельников, живущих на средства, добытые грабежами и убийствами. Я вспомнил Чжан-Бао. Он предупреждал меня не доверяться китайцам на Сидатуне.
Как и везде, местное туземное население находилось в полном порабощении. Не имея никакого понятия о письменности, удэхейцы совершенно не знали, кто из них и сколько должен китайцам. Последние численностью превосходили их раз в двадцать, если не больше. Тут можно было видеть рабство в буквальном смысле этого слова. Так, например, удэхеец Си-ба-юн за то, что к указанному сроку не доставил определенного числа соболей, был так избит палками, что на всю жизнь остался калекой. Жену и дочь у него отобрали, а самого его продали за 400 рублей в качестве бесплатного работника другому китайцу.
Наблюдая все это, я горел негодованием. Но что могли сделать мы вшестером, находясь среди многочисленных и хорошо вооруженных разбойников? Я обещал помочь удэхейцам тотчас, как только возвращусь в город Хабаровск.
31-го числа морозы заметно усилились; по реке плыл лед. Несмотря на это, удэхейцы решили везти нас на лодке, сколько это будет возможно.
1-го ноября рано утром мы покинули Сидатун и поплыли вниз по Иману.
К плаванию по горным рекам туземцы привыкают с детства[изд. 1]. Надо далеко смотреть вперед, надо знать, где следует придержать лодку, где повернуть ее носом против воды или, наоборот, разогнать елико возможно и проскочить опасное место. Все это надо учитывать и быстро принимать соответствующие меры. Малейший промах — и лодка, подхваченная быстрым течением, в один миг будет разбита о камни. На порогах вода находится в волнении, лодка качается, и потому сохранять равновесие в ней еще труднее. Для нас трудность плавания увеличилась еще тем, что по реке плыл лед, и фарватер ее был стеснен заберегами. Льды заставляли плыть не там, где нам хотелось, а там, где это было возможно. Особенно это было заметно в тех случаях, когда порог находился на месте поворота. Чем больше увеличивались забереги, тем быстрее становилось течение посредине реки.
От Сидатуна долина Имана носит резко выраженный денудационный характер. Из мелких притоков ее в этом месте замечательны: с правой стороны Дун-да-гоу[2] (с перевалом на Арму)[изд. 2], потом — Хуанзегоу[3] и Юпи-гоу[4], далее — Могеудзгоу[5] и Туфангоу[6].
Немного ниже Сидатуна можно наблюдать высокие древне-речные террасы, слагающиеся из сильно перемятых глинистых сланцев, среди которых попадаются слои красновато-бурых песчаников с прожилками кварца. За террасами верстах в десяти от реки высится гора Яммудинзцы[7]. По рассказам удэхейцев, китайцы тайком моют там золото.
По пути около устьев рек Мацангоу[8], Сыфангоу[9] и Гадала виднелись пустые удэхейские летники. В некоторых местах рыба еще не была убрана. Для окарауливания ее от ворон туземцы оставили собак. Последние несли сторожевую службу очень исправно. Каждый раз, как только показывались пернатые воровки, они бросались на них с лаем и отгоняли прочь.
Леса, растущие по Иману, превосходного качества. В горах преимущественно — кедровники и пихтачи, в долине преобладают лиственные породы.
На Имане, как на всех горных речках, много порогов. Один из них, тот самый, который находится на половине пути между Сидатуном и рекой Арму, считается самым опасным. Здесь шум воды слышен еще издали. Уклон дна реки заметен прямо на глаз. С противоположного берега нависла скала. Вода с пеной бьет под нее. От брызг она вся обмерзла.
Удэхейцы задержали лодку и посоветовались между собою, затем поставили ее поперек воды и тихонько стали спускать по течению. В тот момент, когда сильная струя воды понесла лодку к скале, они ловким толчком вывели ее в новом направлении. По глазам удэхейцев я увидел, что мы подверглись большой опасности. Спокойнее всех был Дерсу. Я поделился с ним своими впечатлениями.
— Ничего, капитан, — отвечал он мне. — Удэхе все равно рыба. Шибко хорошо понимай в лодке ходи. Наша так не могу.
Чем дальше, тем плыть было труднее. Льдов становилось больше, забереги делались шире.
Вся эта часть Имана покрыта хвойно-смешанным лесом; на островах преобладают лиственные породы с примесью строевого кедра, а по берегам реки и по галечниковым отмелям — заросли тальника, дающего неисчерпаемый материал для лыж, юрт, острог, нарт и т. д.
На лодках нам удалось проехать немного. Начавшая с утра хмуриться погода опять разразилась пургой. Удэгейцы очень искусно лавировали между льдами, отталкивая их в сторону шестами.
За рекой Гадала Иман делает крутой поворот. Здесь скопилось много плавучего льда. Посредине шел узкий проход. Был ли он сквозной или замыкался, этого не знали наши проводники. Удэхейцы задержали лодку и обратились ко мне с вопросом, рисковать или нет? Путешествие с котомкой на плечах до того надоело, что я решил попытать счастье. Дерсу начал было меня отговаривать, но я не согласился с ним, думая, что в случае неудачи нам все же удастся выбраться на берег. Стоять на одном месте долго было нельзя. Мы тронулись вперед, но не успели сделать и двадцати саженей, как увидели, что проход был закрыт. Дальше шел сплошной лед. Подходить к нему вплотную было опасно. Если нашу тяжело загруженную лодку течение прижало бы ко льду, она сразу наполнилась бы водою. Надо было спешно выходить назад, но это оказалось не так просто. Повернуть лодку в узком проходе тоже было нельзя. Пришлось двигаться кормой против воды. Как на грех, мы находились на самом фарватере, и шесты едва доставали дно. С большими усилиями мы прошли половину. Вдруг один удэхеец что-то закричал. По тревожному тону его голоса я понял, что нам грозит опасность, и оглянулся назад. Навстречу нам неслась огромная льдина. Она должна была закупорить проход раньше, чем мы успеем из него выйти. Удэхейцы напрягли все свои силы, но льдина не ждала. Она с шумом ударилась об один край прохода и затем о другой. В это время случилось еще худшее — то, чего мы вовсе не ожидали. От сильных толчков все льды пришли в движение. Проход начал суживаться.
— Лед скоро лодку ломай! — закричал Дерсу не своим голосом. — Скорей надо ходи!
Он выскочил из лодки и по плавающему льду побежал к берегу, таща за собой веревку. Раза два он проваливался, но скоро опять взбирался на лед. К счастью, до берега было недалеко. Следуя его примеру, выскочили и казаки. Кожевников и Бочкарев достигли берега благополучно, но Мурзин провалился. Он начал карабкаться на льдину, но она перевернулась. Чем больше он карабкался, тем глубже погружался в воду. Еще минута, и он опустился бы на дно. Тогда на выручку ему бросился Дерсу. Был момент, когда он сам мог погибнуть. В это время я вместе с удэхейцами перебирался с одной льдины на другую. Мы тащили лодку и в то же время держались за нее. К счастью, нос лодки скоро оказался вблизи Дерсу и Мурзина, и это спасло их обоих. Лодка опять загрузла. Она стала поперек реки, и ее повлекло по течению вместе со льдом. Тогда мы стали бросать на берег наши котомки и затем вылезли сами. Через несколько минут лодку прижало к утесу. Словно живое существо, она некоторое время еще сопротивлялась льдам и вздрагивала, потом вдруг треснула и сломалась пополам. Раздался еще один хруст, из воды показался один обломок — и затем все исчезло.
Выбравшись на берег, первое, что мы сделали, — разложили костер. Надо было обсушиться. Кто-то подал мысль, что следует согреть чай и поесть. Начали искать мешок с продовольствием, но его не оказалось. Не досчитались также одной винтовки. Нечего делать, мы закусили тем, что было у каждого в кармане, и пошли дальше. Удэхейцы говорили, что к вечеру мы дойдем до фанзы Сехозегоуза. Там в амбаре они надеялись найти мороженую рыбу.
В сумерки мы действительно дошли до фанзы. Она оказалась пустой. В амбаре ее казаки нашли две сухие рыбины. Пришлось довольствоваться этим скудным ужином.
От горного ключа Таухомигоу[10] Иман поворачивает на северо-запад и делает большую петлю. Здесь он принимает в себя с правой стороны один из самых больших своих притоков — Арму. Река эта длиною более 160 верст и имеет истоки в горах Сихотэ-Алиня на широте мыса Арка. В верховьях она слагается из трех речек, каждая длиною верст по тридцати. От места слияния их Арму направляется на запад, потом круто поворачивает на север, затем склоняется к юго-западу и наконец в нижнем течении снова принимает широтное направление. Уже из этой схемы видно, что долина Арму состоит из ряда продольных и поперечных долин. Последние являются наиболее извилистыми. Некоторые извилины описывают почти полную окружность.
Примечания автора
- ↑ Си цзя тунь — (военный) поселок Си-цзя (западной общины).
- ↑ Дунь да гоу — большая восточная долина.
- ↑ Хуа цзянь гоу — долина, в которой видно (много) цветов.
- ↑ Ю пи гоу — долина рыбьей кожи.
- ↑ Мо-гу цзы гоу — долина, где растет много грибов.
- ↑ Ту фан гоу — долина с домами, сделанными из земли.
- ↑ Ян-му дин-цзы — тополевая вершина.
- ↑ Ма чан гоу — долина с пастбищами для лошадей.
- ↑ Сы фан гоу — четырехугольная долина.
- ↑ Да у хэ ми гоу — густо заросшая долина на пятой большой реке.
Примечания издательства и редактора
- ↑ Окончательный вариант авторской правки. В издании 1921 года эта фраза имела такую редакцию: «К плаванию по горным рекам в инородческих лодках надо привыкнуть с детства». — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
- ↑ В имеющемся экземпляре издания 1921 года — полиграфический брак, в результате которого пропущена одна строка с упоминанием реки, название которой в примечании истолковано как Ми шань-цзы гоу — Густо заросшая долина между горами, и перевала на Ваку. При этом неясно, относятся ли Мишаньцзыгоу, Хуанзегоу и другие перечисленные далее притоки к правым, или на месте пропуска автор начинает перечисление левых притоков. — Примечание редактора Викитеки.