ПУТЬ ПО РЕКЕ НОТО
Утром 8-го августа мы оставили Фудзин — это ужасное место, где людей хоронят живыми. От фанзы Иолайза мы вернулись сначала к горам Сяень-Лаза, а оттуда пошли прямо на север по небольшой речке Поу-гоу, что в переводе на русский язык значит «Козья долина». Проводить нас немного вызвался один пожилой таза. Он все время шел с Дерсу и что-то рассказывал ему вполголоса. Впоследствии я узнал, что они были старые знакомые, и таза собирался тайно переселиться с Фудзина куда-нибудь на побережье моря. Расставаясь с ним, Дерсу в знак дружбы подарил ему ту самую бутылку, которую я бросил на Ли-Фудзине. Надо было видеть, с какой довольной улыбкой таза принял от него этот подарок.
Долина реки Поу-гоу представляет из себя довольно широкий распадок. Множество горных ключей впадает в него с той и с другой стороны. Пологие холмы и высокие релки, вдающиеся в долину с боков, покрыты редким лиственным лесом и кустарниковой порослью. Это и есть самые любимые места диких козуль.
После полудня Дерсу нашел маленькую тропку, которая привела нас к перевалу, покрытому густым лесом. Здесь было много барсучьих нор. Одни из них были старые, другие — совсем свежие. В некоторых норах поселились лисицы, что можно было узнать по следам на песке.
Отряд наш несколько отстал, а мы с Дерсу шли впереди и говорили между собою. Вдруг, шагах в тридцати от себя, я увидел, что в зарослях кто-то шевелится. Это оказался барсук (Meles amurensis Schrencki; по Бихнеру — М. anakuma amurensis), близко родственный японскому барсуку и распространенный по всему краю. Окраска его буро-серая с черным, морда белесоватая с продольными темными полосами около глаз. Барсук — животное всеядное, ведущее одиночную жизнь. Китайцы и инородцы специально за ним не охотятся, но бьют, если он попадается под выстрелы. Шкура его, покрытая жесткими волосами, употребляется ими на чехлы к ружьям и оторочку сумок.
Замеченный мною барсук часто подымался на задние ноги и старался что-то достать, но что именно — я рассмотреть никак не мог. Он так был занят своим делом, что совершенно не замечал нас. Долго мы следили за ним, наконец мне наскучило это занятие, и я пошел вперед. Испуганный шумом, барсук бросился в сторону и быстро исчез из виду.
Придя на то место, где было животное, я остановился и стал осматриваться. Вдруг я услышал крики Дерсу. Он махал руками и давал мне понять, чтобы я скорее отходил назад. В это самое время я почувствовал сильную боль в плече. Схватив рукой больное место, я поймал какое-то крупное насекомое. Оно тотчас ужалило меня в руку. Тут только я заметил на кусте бузины совсем рядом с собой большое гнездо шершней. Я бросился бежать и стал ругаться. Несколько насекомых погналось за мною следом.
— Погоди, капитан! — сказал Дерсу, вынимая топор из котомки. Выбрав тонкое деревцо, он срубил его и очистил от веток. Потом набрал бересты и привязал ее к концу жерди. Когда шершни успокоились, он зажег бересту и поднес ее под самое гнездо. Оно вспыхнуло, как бумага. Подпаливая шершней, Дерсу приговаривал:
— Что, будешь нашего капитана кусать?
Покончив с шершнями, он побежал опять в лес, нарвал какой-то травы и, растерев ее на лезвии топора, приложил мне на больные места, а сверху прикрыл кусочками мягкой бересты и обвязал тряпицами. Минут через десять боль стала утихать. Я просил его показать мне эту траву. Он опять сходил в лес и принес растение, которое оказалось маньчжурским ломоносом (Clematis manshurica. Rupr.). Дерсу сообщил мне, что трава эта также помогает и от укусов змей, что эту-то именно траву и едят собаки. Она вызывает обильное выделение слюны; слюна, смешанная с соком травы, при зализывании укушенного места является спасительной и парализует действие яда. Покончив с перевязкой, мы пошли дальше. Разговор наш теперь вертелся около шершней и ос. Дерсу считал их самыми «вредными людьми» и говорил:
— Его постоянно сам кусай. Теперь моя всегда его берестой пали.
Дня через два мы достигли водораздела. И подъем на хребет, и спуск с него были одинаково крутыми. По ту сторону перевала мы сразу попали на тропинку, которая привела нас к фанзе соболевщика-китайца. Осмотрев ее, Дерсу сказал, что хозяин ее жил здесь несколько дней подряд и ушел только вчера. Я высказал сомнение. В фанзе мог быть и не хозяин, а работник или случайный прохожий. Вместо ответа Дерсу указал мне на старые вещи, выброшенные из фанзы и замененные новыми. Это мог сделать только сам хозяин. С этими доводами нельзя было не согласиться.
К вечеру в этот день нам удалось дойти до реки Ното. Истоки ее находятся приблизительно там, где пересекаются 45-я параллель и 135-й меридиан (от Пулкова). Отсюда берут начало река Ваку и все верхние левые притоки Имана.
Река Ното (по-удэхейски Нынту) длиною около 100 верст. В верхней половине она состоит из двух рек одинаковой величины: Да-бэй-цы[1] и Да-нан-цы[2]. Названия эти китайские и указывают направление их течений. Первая течет с севера, вторая — с юга. Место слияния их определяет границу, где кончаются леса и начинаются открытые места и земледельческие фанзы. Если идти вверх по реке Да-бэй-це, то можно выйти в верховья реки Ваку и далее к охотничьему поселку Сидатун на Имане.
Верховья Ното по справедливости считаются самыми глухими местами Уссурийского Края. Китайские фанзы, разбросанные по тайге, нельзя назвать ни охотничьими, ни земледельческими. Сюда стекается весь беспокойный манзовский элемент, падкий до легкой наживы, способный на грабежи и убийства.
Долина нижнего Ното является как бы продолжением долины Дананцы. Она принимает в себя справа реку Себучар и, согласуясь с ее направлением, поворачивает к югу. Недалеко от впадения своего в реку Улахе она снова склоняется на юго-запад. Таким образом, бассейн реки Ното со своими притоками составляет систему тектонических долин, сходящихся почти под прямыми углами с денудационными долинами прорыва. Первые представляют собой прямые долины, узкие в вершинах и постепенно расширяющиеся книзу, вторые — изломанные и состоящие из целого ряда котловин, замыкаемых горами, так что вперед сказать, куда повернет река — невозможно. Котловины между собою соединены узкими проходами. Обыкновенно в этих местах река делает поворот. Вследствие этого очень часто притоки легко принять за главную долину; ошибка разъясняется только тогда, когда подходишь к ним вплотную.
Река Ното порожистая, и плавание по ней считается опасным. В нижнем течении она около 30 саженей ширины, 3 фута глубины и имеет быстроту течения до 8 верст в час в малую воду. В дождливый период года вода, сбегающая с гор, переполняет реку и производит внизу большие опустошения.
Тут мы нашли брошенные инородческие юрты и старые развалившиеся летники. Дерсу мне сообщил, что раньше на реке Ното жили удэхейцы (четверо мужчин и две женщины с тремя детьми), но китайцы вытеснили их на реку Ваку. В настоящее время по всей долине Ното охотничают и соболюют одни манзы.
На другой день мы пошли вверх по реке Да-нан-це. Она длиною около 50 верст.
Здесь в лесах растет много тиса (Taxus cuspidata S. et Z.). Некоторые деревья достигают десяти саженей высоты и трех с половиною футов в обхвате на грудной высоте.
Не доходя верст десяти до перевала, тропа делится на две. Одна идет на восток, другая поворачивает к югу. Если идти по первой, то можно выйти на реку Динзахе, вторая приведет на реку Вангоу (притоки Тадушу). Мы выбрали последнюю. Тропа эта пешеходная, много кружит и часто переходит с одного берега реки на другой.
В походе Дерсу всегда внимательно смотрел себе под ноги; он ничего не искал, но делал это просто так, по привычке. Один раз он нагнулся и поднял с земли палочку. На ней были следы инородческого ножа. Место среза давно уже почернело.
Разрушенные юрты, порубки на деревьях, пни, на которых раньше стояли амбары, и эта строганая палочка свидетельствовали о том, что удэхейцы были здесь год тому назад.
В сумерки мы встали биваком на гальке в надежде, что около воды нас не так будут допекать комары.
Козулятина приходила к концу, надо было достать еще мяса. Мы сговорились с Дерсу и пошли на охоту. Было решено, что от рассошины[3] я пойду вверх по реке, а он — по ручейку в горы.
Уссурийская тайга оживает два раза в сутки: утром, перед восходом солнца, и вечером, во время заката.
Когда мы вышли с бивака, солнце стояло уже низко над горизонтом. Золотистые лучи его пробивались между стволами деревьев в самые затаенные уголки тайги. Лес был удивительно красив в эту минуту. Величественные кедры своей темной хвоей как будто хотели прикрыть молодняк. Огромные тополи, насчитывающие себе около трехсот лет, казалось, спорили в силе и мощности с вековыми дубами. Рядом, с ними в сообществе, росли гигантские липы и высокоствольные ильмы. Позади них виднелся коренастый ствол осокоря, потом черная береза, за ней — ель и пихта, граб, пробковое дерево, желтый клен и т. д. Дальше за ними уже ничего не было видно. Там все скрывалось в зарослях крушины, бузины и черемушника.
Время шло. Трудовой день кончился; в лесу сделалось сумрачно. Солнечные лучи освещали теперь только вершины гор и облака на небе. Свет, отраженный от них, еще некоторое время освещал землю, но мало-помалу и он стал блекнуть. Жизнь пернатых начала замирать, зато стала просыпаться другая жизнь — жизнь крупных четвероногих.
До слуха моего донесся шорох. Скоро я увидел и виновника шума — это была енотовидная собака (Nyctereutes procyonoides. Gray), животное, занимающее среднее место между собаками, куницами и енотами. Тело ее, длиною около 2,5 фута, поддерживается короткими ногами, голова заостренная, хвост длинный, общая окраска серая с темными и белесоватыми просветами, шерсть мохнатая, отчего животное кажется больше, чем есть на самом деле.
Енотовидная собака обитает почти по всему Уссурийскому Краю, преимущественно же в западной и южной его половине, и держится главным образом по долинам около рек. Животное это трусливое[изд. 1], ведущее большей частью ночной образ жизни, и весьма прожорливое. Его можно бы назвать всеядным; оно не отказывается от растительной нищи, но любимое лакомство его составляют рыбы и мыши. Если летом корма было достаточно, то зимой енотовидная собака погружается в спячку.
Проводив ее глазами, я постоял с минуту и пошел дальше.
Через полчаса свет на небе еще более отодвинулся на запад. Из белого он стал зеленым, потом желтым, оранжевым и, наконец, темнокрасным. Медленно земля совершала свой поворот и, казалось, уходила от солнца навстречу ночи.
В это время я услышал треск сучьев и вслед за тем какое-то сопение. Я замер на месте. Из чащи, окутанной мраком, показались две темные массы. Я узнал кабанов. Они направлялись к реке. Судя по неторопливому шагу животных, я понял, что они меня не видели. Один кабан был большой, а другой поменьше. Я выбрал меньшего и стал в него целиться. Вдруг большой кабан издал резкий крик, и одновременно я спустил курок. Эхо подхватило звук выстрела и далеко разнесло его по лесу. Большой кабан шарахнулся было в сторону. Я думал, что промахнулся, и хотел уже было двинуться вперед, но в это время увидел раненого зверя, подымающегося с земли. Я выстрелил второй раз, животное ткнулось мордой в траву и опять стало подыматься. Тогда я выстрелил в третий раз. Кабан упал и остался недвижим. Я подошел к нему. Это была свинья средней величины, вероятно, не более восьми пудов весом.
Чтобы мясо не испортилось, я выпотрошил кабана и хотел было уже идти на бивак за людьми, но опять услышал шорох в лесу. Это оказался Дерсу. Он пришел на мои выстрелы. Я очень удивился, когда он спросил меня, кого я убил. Я мог и промахнуться.
— Нет, — засмеялся он, — моя хорошо понимай, тебе убей есть.
Я просил объяснить мне, на чем он основывает свои предположения. Гольд сказал мне, что обо всем происшедшем он узнал не по выстрелам, а по промежуткам между ними. Одним выстрелом редко удается убить зверя. Обыкновенно приходится делать два, три выстрела. Если бы он слышал только один выстрел, то это значило бы, что я промахнулся. Три выстрела, часто следующих один за другим, говорят за то, что животное убегает и выстрелы пускаются вдогонку. Но выстрелы с неравными промежутками между ними показывают, что зверь ранен и охотник его добивает.
Решено было, что до рассвета кабан останется на месте, а с собой мы возьмем только печень, сердце и почки животного. Затем мы разложили около него огонь и пошли назад.
Было уже совсем темно, когда мы подходили к биваку. Свет от костров отражался по реке яркою полосою. Полоса эта как будто двигалась, прерывалась и появлялась вновь у противоположного берега. С бивака доносились удары топора, говор людей и смех. Расставленные на земле комарники, освещенные изнутри огнем, казались громадными фонарями. Казаки слышали мои выстрелы и ждали добычи. Принесенная кабанина тотчас же была обращена в ужин, после которого мы напились чаю и улеглись спать. Остался только один караульный для охраны коней, пущенных на волю.
11-го числа мы продолжали свой путь по реке Дананце. Здесь в изобилии растет кедр. По мере приближения к Сихотэ-Алиню строевой лес исчезает все больше и больше, и на смену ему выступают леса поделочного характера, и наконец в самых истоках растет исключительно замшистая и жидкая ель (Picca ajanensis Fisch.), лиственница (Larix sibirica Ldb.) и пихта (Abies nephro-lepis Мах.). Корни деревьев не углубляются в землю, а стелются по поверхности. Сверху они чуть-чуть только прикрыты мхами. От этого деревья недолговечны и стоят непрочно. Молодняк двадцатилетнего возраста свободно опрокидывается на землю усилиями одного человека. Отмирание деревьев происходит от вершин. Иногда умершее дерево продолжает еще долго стоять на корню, но стоит до него слегка дотронуться, как оно тотчас же обваливается и рассыпается в прах.
При подъеме на крутые горы, в особенности с ношею за плечами, следует быть всегда осторожным. Надо внимательно осматривать деревья, за которые приходится хвататься. Уже не говоря про то, что при падении такого рухляка сразу теряешь равновесие, но, кроме того, обломки сухостоя могут еще разбить голову. У берез древесина разрушается всегда скорее, чем кора. Труха из них высыпается, и на земле остаются лежать одни берестяные футляры.
Такие леса всегда пустынны. Не видно нигде звериных следов, нет птиц, не слышно жужжания насекомых. Стволы деревьев в массе имеют однотонную буро-серую окраску. Тут нет подлеска, нет даже папоротников и осок. Куда ни глянешь, всюду кругом мох: и внизу под ногами, и на камнях, и на ветвях деревьев. Тоскливое чувство навевает такая тайга. В ней всегда стоит мертвая тишина, нарушаемая только однообразным свистом ветра по вершинам сухостоев. В этом шуме есть что-то злобное, предостерегающее. Такие места удэхейцы считают обиталищами злых духов.
К вечеру мы немного не дошли до перевала и остановились у предгорий Сихотэ-Алиня. На этот день на разведки я послал казаков, а сам с Дерсу остался на биваке. Мы скоро поставили односкатную палатку, повесили над огнем чайник и стали ждать возвращения людей. Дерсу молча курил трубку, а я делал записи в свой дневник.
В переходе от дня к ночи всегда есть что-то таинственное. В лесу в это время становится сумрачно и тоскливо; кругом воцаряется жуткое безмолвие. Затем появляются какие-то едва уловимые ухом звуки. Как будто слышатся глубокие вздохи. Откуда они исходят? Кажется, это вздыхает сама тайга. Я оставил работу и весь отдался влиянию окружающей меня обстановки. Голос Дерсу вывел меня из задумчивости.
— Худо здесь наша спи, — сказал он как бы про себя.
— Почему? — спросил я его.
Он указал рукой на клочья тумана, которые появились в горах и, точно привидения, бродили по лесу.
— Тебе, капитан, понимай нету, —продолжал он.— Его тоже все равно люди.
Дальше из его слов я понял, что раньше это были люди, но они заблудились в горах, погибли от голода, и вот теперь души их бродят по тайге в таких местах, куда редко заходят живые. Вдруг Дерсу насторожился.
— Слушай, капитан, — сказал он тихо.
Я прислушался. Со стороны, противоположной той, куда ушли казаки, издали доносились странные звуки. Точно кто-нибудь рубил там дерево. Потом все стихло. Прошло минут десять, и опять новый звук пронесся в воздухе. Точно кто-то лязгал железом, но только очень далеко. Вдруг сильный шум прокатился по всему лесу. Должно быть, упало дерево.
— Это его, его! — забормотал испуганно Дерсу, и я понял, что он говорит про души заблудившихся и умерших. Затем он вскочил на ноги и что-то по-своему стал сердито кричать в тайгу. Я спросил его, что это значит.
— Моя мало-мало ругается, — отвечал он. — Моя ему сказал, что наша одну только ночь здесь спи и завтра ходи дальше.
В это время с разведок вернулись казаки и принесли с собой оживление. Ночных звуков больше не было слышно, и ночь прошла спокойно.
На следующий день я проснулся раньше солнца и тотчас же принялся будить разоспавшихся казаков. Солнечный восход застал нас уже в дороге[изд. 2].
На рассвете (это было 12 августа) меня разбудил Дерсу. Выпив наскоро кружку горячего чая, я велел казакам седлать коней, а сам вместе с Дерсу пошел вперед. Мне хотелось измерить высоту перевала через Сихотэ-Алинь.
Подъем со стороны реки Дананцы был длинный, пологий, спуск в сторону моря — крутой. Самый перевал представляет из себя довольно глубокую седловину, покрытую хвойным лесом, высотою в 2740 футов. Я назвал его «Забытым».
В горах Сихотэ-Алиня почти всегда около глубоких седловин располагаются высокие горы. Так было и здесь. Слева от нас высилась большая гора с плоской вершиной, которую местные китайцы называют Тудинза.
Оставив казаков ожидать нас в седловине, мы вместе с Дерсу поднялись на гору. По гипсометрическим измерениям высота ее равна 4160 футам. Подъем, сначала пологий, по мере приближения к вершине становился все круче и круче. Бесспорно, что гора Тудинза является самой высокой в этой местности. Вершина ее представляет из себя небольшую площадку, покрытую травой и обставленную по краям низкорослой ольхой и березой.
Сверху с горы открывался великолепный вид во все стороны. Перед нами развернулась красивая панорама. Земля внизу казалась морем, а горы — громадными окаменевшими волнами. Ближайшие вершины имели причудливые очертания, за ними толпились другие, но контуры их были задернуты дымкой синеватого тумана, а дальше уже нельзя было разобрать, горы это или кучевые облака на горизонте. В этом месте хребет Сихотэ-Алинь делает небольшой излом к морю, а затем опять поворачивает на северо-восток. Гора Тудинза находилась как раз в углу излома. Сверху я легко мог разобраться в расположении горных складок и в направлениях течений рек. К западу текли реки: Ли-Фудзин и Ното, к северо-востоку — Тютихе, к востоку — Динзахе и на юго-восток — Вангоу[изд. 3].
Река Вангоу имеет вид горной таежной речки длиною около 20 километров, протекающей по продольной межскладчатой долине, покрытой отличным строевым лесом. На этом протяжении она принимает в себя пять небольших притоков: три с левой стороны — Тунца[4], Сяоца[5] и Сиявангул[6], и два с правой — Та-Сица[7] и Сяо-Сица[8].
К несчастью, река Вангоу сплавной быть не может, потому что русло ее засорено галькой и завалено буреломом.
Покончив с кипячением воды, мы стали спускаться обратно к седловине.
Я не знаю, что труднее — подъем или спуск? Правда, при подъеме в работе участвует дыхание, зато положение тела — устойчивее. При спуске приходится все время бороться с тяжестью собственного тела. Каждый знает, как легко подыматься по осыпям вверх и как трудно по ним спускаться книзу. При спуске приходится упираться ногой в камни, в бурелом, в основание куста, в кочку, обросшую травой, и т.д. Пpи подъеме на гору это не опасно, но при спуске всегда надо быть осторожным. В таких случаях легко сорваться с кручи и полететь вниз головою.
Восхождение на гору Тудинзу отняло у нас целый день. Когда мы спустились в седловину, было уже поздно. На самом перевале находилась кумирня. Казаки нашли в ней китайские леденцы. Они сидели за чаем и благодушествовали.
И здесь, как и на реке Вай-Фудине, при переходе через Си-хотэ-Алинь наблюдателя поражает разница в растительности. За водоразделом мы сразу попали в лиственный лес; хвоя и мох остались назади.
В истоках Вангоу стояла китайская зверовая фанза Цоцогоуза[9]; в ней мы заночевали.
Перед сумерками я взял ружье и отправился на разведки. Я шел медленно, часто останавливался и прислушивался. Вдруг до слуха моего донеслись какие-то странные звуки, похожие на певучее карканье. Я притаился и вскоре увидел ворона. Птица эта гораздо крупнее обыкновенной вороны. Крики, издаваемые вороном, довольно разнообразны и даже приятны для слуха. Он сидел на дереве и как будто разговаривал сам с собой. В голосе его я насчитал девять колен. Заметив меня, птица испугалась. Она легко снялась с места и полетела назад. В одном месте в расщелине между корой и древесиной я заметил гнездо пищухи, а затем и ее самое. Эта серенькая живая и веселая птичка лазала по дереву и своим длинным и тонким клювом ощупывала кору. Иногда она двигалась так, что приходилась спиной книзу и лапками держалась за ветки. Рядом с ней суетились два амурских поползня. Они тихонько пищали и проворно осматривали каждую складку на дереве и действовали своими коническими клювами, как долотом, нанося удары не прямо, а сбоку, то с одной, то с другой стороны.
На возвратном пути я убил трех рябчиков, которые и доставили нам хороший ужин.
Примечания автора
- ↑ Да бэй ца — большой северный распадок.
- ↑ Да нан ца — большой южный распадок.
- ↑ Место, где сливаются две речки вместе.
- ↑ Дун-ца — восточное разветвление.
- ↑ Сяо-на — малое разветвление.
- ↑ Сяо ван гоу-зр — малая извилистая долина.
- ↑ Да си ца — большое западное разветвление.
- ↑ Сяо си ца — малое западное разветвление.
- ↑ Цао-цао гоу-пзы — падь Цао-Цао (историческое имя времен Троецарствия).
Примечания издательства и редактора
- ↑ Окончательная авторская правка. В изданиях 1921, 1926 и 1928 годов — «довольно злобное». — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
- ↑ Данный абзац из текста 1921 года издания В. К. Арсеньев вносит при правке. Следующую фразу, которой в издании 1921 года начинается глава XXVII, он при этом не вычёркивает. Очевидно, что при подготовке исправленного текста к печати повтор был бы замечен и устранён. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
- ↑ Дальнейший текст (до конца главы) значительно отредактирован В. К. Арсеньевым по сравнению с изданиями 1926 и 1928 годов. Приведен окончательный вариант, близкий к тексту 1921 года издания. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
Отличия от текста первого издания (1921 год), кроме орфографии и пунктуации, заключаются в том, что два следующих абзаца, то есть описание реки Вангоу, в тексте первого издания отсутствуют. — Примечание редактора Викитеки.