МАРКА ТВЭНА
ТОМЪ ПЕРВЫЙ.
ЮМОРИСТИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ и РАЗСКАЗЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія братьевъ Пантелеевыхъ, Верейская, № 1
1896.
Переводъ В. О. T.
ПОЧЕМУ Я ПОДАЛЪ ВЪ ОТСТАВКУ.
правитьЯ подалъ въ отставку! Правительство, кажется, намѣрено шествовать далѣе по тому же самому пути, пусть будетъ такъ, не одна спица въ его колесѣ безвозвратно потеряна. Я состоялъ секретаремъ при сенатской коммиссіи по Конхологіи и отказался отъ этой должности. Я не могъ не замѣтить со стороны другихъ органовъ правительства явное стремленіе воспрепятствовать мнѣ пріобрѣсти какое-либо значеніе въ совѣтѣ націи, и, такимъ образомъ, и не могъ болѣе исполнять свои обязанности, не поступившсь своимъ самолюбіемъ.
Если бы я пожелалъ разсказать въ отдѣльности о каждомъ изъ оскорбленій, нанесенныхъ мнѣ въ теченіе шести дней, пока я по дѣламъ службы находился въ непосредственныхъ сношеніяхъ съ правительствомъ, то разсказъ мой занялъ бы цѣлый томъ. Пригласивъ меня секретаремъ коммиссіи по Конхологіи, мнѣ не ассигновали даже никакого аванса, на который я бы могъ играть на билліардѣ. Но это, какъ оно ни скучно! я бы еще перетерпѣлъ, если бы только встрѣтилъ со стороны другихъ членовъ кабинета вѣжливость, которая приличествовала моей должности. Однако, этого-то и не было. Какъ только я замѣчалъ, что начальникъ какого-либо управленія вступилъ на ложный путь, я тотчасъ же бросалъ всякія дѣла, отправлялся туда и старался повернуть его на правильную дорогу, считая это своей прямой обязанностью. И хоть бы одинъ единственный разъ получилъ я за то благодарность. Съ наилучшими въ свѣтѣ побужденіями явился я къ морскому министру и сказалъ ему;
— М. г., я не могу не усмотрѣть, что адмиралъ Фарагутъ ровно ничего не дѣлаетъ, какъ только шаландается по Европѣ, точно онъ предпринялъ какую-то увеселительную прогулку. По вашему, это, можетъ быть, очень хорошо, но мнѣ это представляется въ нѣсколько иномъ свѣтѣ. Если ему тамъ больше нечего дѣлать, то пусть онъ лучше возвращается домой. Не имѣется никакого резоннаго основанія, чтобы человѣкъ, развлеченія ради, таскалъ за собою цѣлый флотъ. Это слишкомъ дорогое развлеченіе. Въ принципѣ я ничего не имѣю противъ увеселительныхъ прогулокъ для гг. флотскихъ офицеровъ, но съ тѣмъ, однако, чтобы такія прогулки преслѣдовали хоть какую-нибудь разумную цѣль и обходились дешево. Съ этой точки зрѣнія, отчего бы имъ не отправиться по-просту на какомъ-нибудь плоту, ну хоть внизъ по Миссисипи?.. Вы бы послушали, какъ онъ разсвирѣпѣлъ! Можно было подумать, что я совершилъ преступленіе. Но я все-таки продолжалъ стоять на своемъ и указалъ ему, что такая увеселительная прогулка, отличаясь дешевизною, была бы преисполнена истинно-республиканскою простотою и, несомнѣнно, безопасна. Для спокойной увеселительной прогулки не существуетъ ничего лучшаго, какъ именно плотъ.
Тогда морской министръ спросилъ меня, кто я такой. Когда я объяснилъ ему, что стою въ непосредственныхъ отношеніяхъ къ правительству, то онъ пожелалъ знать, въ какихъ именно. Я скромно объяснилъ, что, оставляя въ сторонѣ странность такого вопроса, исходящаго отъ члена того же самаго правительства, считаю долгомъ напомнить ему, что состою секретаремъ сенатской коммиссіи по Конхологіи. Въ отвѣтъ на это разразилась дѣлая буря! Онъ закончилъ тѣмъ, что предложилъ мнѣ убираться вонъ и впредь безпокоиться только о своихъ собственныхъ служебныхъ дѣлахъ. Сначала я было имѣлъ намѣреніе отколотить его, но, такъ какъ это могло бы повредить не только ему, но и другимъ лицамъ, а для меня лично не принесло бы никакой видимой пользы, то я и оставилъ его въ покоѣ.
Затѣмъ я отправился къ военному министру, который сперва не желалъ вообще меня принять и пригласилъ къ себѣ лишь послѣ того, какъ ему доложили, что я стою въ непосредственныхъ отношеніяхъ къ правительству. Приди я не по такому важному дѣлу, мнѣ, вѣроятно, и не удалось бы вовсе добраться до него. Такъ какъ онъ въ то время какъ разъ курилъ, то я попросилъ у него огня, а затѣмъ объяснилъ, что ничего не имѣю противъ утвержденія съ его стороны тѣхъ условій, которыя поставлены генераломъ Леемъ для себя и для его товарищей, но; тѣмъ не менѣе, не могу одобрить той тактики, посредствомъ которой онъ думаетъ побѣдить индѣйцевъ. По моему, онъ слишкомъ разбросался въ своихъ военныхъ дѣйствіяхъ. Было бы несравненно практичнѣе согнать, какъ можно большее число индѣйцевъ въ такое подходящее мѣстечко, гдѣ хватило бы провіанта для обѣихъ воюющихъ сторонъ, и за симъ устроить имъ тутъ поголовную рѣзню. Я объяснилъ ему, что для индѣйцевъ не существуетъ ничего болѣе доказательнаго, какъ именно поголовная рѣзня. Но если онъ не можетъ почему-либо согласиться на рѣзню, то ближайшими за ней средствами противъ индѣйца могли бы служить: мыло и просвѣщеніе. Мыло и просвѣщеніе не дѣйствуютъ, конечно, такъ внезапно, какъ рѣзня, но, по истеченіи достаточнаго періода времени, они оказываются еще болѣе губительными, — ибо полузарѣзанный индѣецъ можетъ еще кое-какъ оправиться, если же индѣйца вымыть и просвѣтить, то, рано или поздно, онъ погибнетъ навѣрняка. Эти два предмета расшатываютъ въ корнѣ его здоровье и подрываютъ основы самаго его существованія.
— М. г. — закончилъ я, — мы переживаемъ минуту когда жестокость пролитія крови стала необходимостью. Пошлите же каждому индѣйцу, опустошающему наши равнины, кусокъ мыла и азбуку, и пусть онъ умретъ!
Военный министръ спросилъ меня, состою-ли я членомъ кабинета? Я отвѣтилъ: да, конечно, и къ тому же не отъ людей служащихъ ad interim; тогда онъ спросилъ, какую же должность я занимаю, и я объяснилъ, что состою секретаремъ сенатской коммиссій по Конхологіи… Засимъ, по его приказанію, я былъ арестованъ за оскорбленіе должностного лица и лишенъ свободы въ теченіе лучшей части этого дня.
Послѣ этого я было пришелъ къ рѣшенію держаться на будущее время совсѣмъ въ сторонѣ, предоставивъ правительству шествовать далѣе самостоятельно по его рискованному пути. Но меня призывалъ долгъ, и я повиновался. Я отправился къ министру финансовъ. «Что вы желаете?» спросилъ онъ. Этотъ любезный вопросъ заставилъ меня отбросить излишнюю церемонность въ обращеніи и я откровенно отвѣтилъ: «пуншъ съ ромомъ».
Но онъ возразилъ: — Если васъ, милостивый государь, привело сюда какъ-нибудь дѣло, то потрудитесь изложить его, по возможности, въ самыхъ короткихъ словахъ.
Тогда я сказалъ, что чувствую себя весьма огорченнымъ тѣмъ, что онъ счелъ приличнымъ такъ негостепріимно перемѣнить тему нашего разговора и что подобное обращеніе представляется мнѣ нѣсколько оскорбительнымъ, но, въ виду настоящаго положенія вещей, я оставляю это обстоятельство безъ вниманія и перехожу прямо къ дѣлу. За симъ я предпринялъ серьезное и всестороннее разслѣдованіе по поводу непристойной растянутости его финансовыхъ отчетовъ. Я высказалъ мысль, что они составляются и слишкомъ длинно и непрактично, и топорно: въ нихъ нѣтъ ни описательныхъ статеекъ, ни поэзіи, ни чувства, ни героевъ, ни драматической завязки, ни картинъ, ни даже гравюръ. Въ такомъ видѣ никто не въ состояніи ихъ читать, — это ясно, какъ Божій день. Я настоятельно убѣждалъ его не компрометировать свое доброе имя подобнымъ изданіемъ. Разъ онъ надѣется достигнуть какихъ-либо результатовъ отъ своей литературной работы, то ему необходимо вносить въ свои произведенія возможно большее разнообразіе. Надо остерегаться сухого перечня всякихъ мелочей. Я разъяснилъ ему, что значительная популярность календарей зависитъ отъ помѣщаемыхъ тамъ стихотвореній, шутокъ и анекдотовъ, и что нѣсколько шутокъ и анекдотовъ, умѣло разсѣянныхъ между финансовыми извѣстіями, способствовали бы розничной продажѣ ихъ гораздо болѣе, чѣмъ всѣ «внутренніе доходы», сколько бы онъ ихъ тамъ ни настряпалъ. Я толковалъ обо всемъ этомъ въ самомъ дружескомъ тонѣ, но министръ финансовъ пришелъ почему-то въ сильнѣйшее, очевидно — болѣзненное возбужденіе. Онъ даже выразилъ мысль, что я оселъ. Онъ ругалъ меня самымъ непозволительнымъ образомъ и сказалъ, что, если я еще разъ когда-нибудь позволю себѣ вмѣшиваться въ его дѣла, то онъ выброситъ меня въ окно. Я возразилъ на это, что, разъ ко мнѣ не желаютъ относиться съ тѣмъ уваженіемъ, которое подобаетъ моему служебному положенію, то лучше же я самъ возьму шляпу и уйду; — и я дѣйствительно ушелъ. Вообще онъ велъ себя какъ новоиспеченный литераторъ. Эти люди всегда думаютъ, что, разъ имъ удалось выпустить хотя одну книжку, они уже знаютъ свое дѣло лучше всѣхъ другихъ. Эти господа не признаютъ ничьихъ указаній. Такимъ образомъ, въ теченіе всего того времени, пока я находился въ непосредственныхъ отношеніяхъ къ правительству, мнѣ не удалось провести ни одного служебнаго дѣла безъ того, что бы не наткнуться на непріятности. И, все-таки, я не дѣлалъ ничего другого, даже не пытался дѣлать что-нибудь другое, какъ только то, что считалъ несомнѣнно полезнымъ для отечества. Всѣ причиненныя мнѣ несправедливости могли бы подбить меня къ противузаконнымъ и дурнымъ поступкамъ, если бы мнѣ не представлялось очевиднымъ, что министръ внутреннихъ дѣлъ, военный министръ, министръ финансовъ и всѣ другіе мои коллеги уже въ самомъ началѣ поклялись между собою, такъ или иначе, устранить меня отъ государственнаго управленія. Въ теченіе всего періода, пока я находился въ непосредственныхъ отношеніяхъ къ правительству, я присутствовалъ только въ одномъ засѣданіи совѣта министровъ. Но съ меня довольно и одного этого засѣданія. Швейцаръ при дверяхъ «Бѣлаго дома», казалось, не былъ расположенъ даже меня впустить туда, и я получилъ возможность войти только послѣ вопроса, явились-ли уже остальные члены совѣта? Онъ отвѣтилъ, что они уже явились, и только тогда я переступилъ порогъ. Они дѣйствительно всѣ уже были въ сборѣ, но никто, однако, не предложилъ мнѣ занять мѣсто. Они всѣ глазѣли на меня, какъ будто я сюда ворвался насильно.
Наконецъ, президентъ сказалъ:
— Ну-съ, милостивый государь, кто же вы такой?
Я протянулъ ему свою карточку и онъ прочелъ: «Маркъ Твэнъ, секретарь сенатской коммиссіи по Конхологіи.» Тогда онъ осмотрѣлъ меня съ головы до пятъ, какъ будто до сихъ поръ никогда не слыхалъ обо мнѣ.
Министръ финансовъ сказалъ:
— Это тотъ самый навязчивый оселъ, который являлся ко мнѣ съ совѣтомъ помѣщать, на манеръ календарей, стихотворенія, шутки и анекдоты въ моихъ финансовыхъ отчетахъ.
Военный министръ добавилъ:
— Это тотъ самый сумасшедшій, который былъ у меня вчера съ проэктомъ умертвить часть индѣйцевъ посредствомъ просвѣщенія, а остальныхъ перерѣзать.
Морской министръ присовокупилъ:
— Я узнаю въ этомъ молодомъ человѣкѣ ту самую личность, которая, въ теченіе настоящей недѣли, неоднократно вмѣшивалась въ мои дѣла. Онъ ужасно огорченъ, что адмиралъ Фарагутъ таскаетъ за собой цѣлый флотъ, ради «увеселительной прогулки», какъ онъ называетъ это. Его предложеніе, касающееся устройства такой прогулки на плоту, на столько идіотично, что едва-ли стоитъ еще что-нибудь говорить о немъ.
Тогда я сказалъ:
— Милостивые государи, я не могу не замѣтить господствующее здѣсь стремленіе набросить покрывало гнусности на каждый актъ моей служебной дѣятельности и воспрепятствовать мнѣ всякими способами подать собственный голосъ въ совѣтѣ націи. Я не получилъ повѣстки на сегодняшнее засѣданіе. Простому случаю обязанъ я тѣмъ, что узналъ объ этомъ засѣданіи совѣта. Но оставимъ въ сторонѣ все это. Я хочу знать только одно: — это засѣданіе совѣта министровъ или нѣтъ?
Президентъ отвѣтилъ утвердительно.
— Въ такомъ случаѣ, — продолжалъ я, — приступимъ же къ предмету нашего совѣщанія и не будемъ терять драгоцѣнное время во взаимныхъ пикировкахъ относительно нашихъ служебныхъ отношеній.
На это отвѣтилъ министръ внутреннихъ дѣлъ въ своемъ обычно-добродушномъ тонѣ:
— Молодой человѣкъ, вы страдаете отъ недоразумѣнія. Секретари отдѣловъ конгресса не состоятъ членами кабинета. И даже привратники Капитолія не состоятъ ими, хотя, можетъ быть, это и странно. Поэтому, какъ бы высоко ни цѣнили мы, при нашихъ совѣщаніяхъ, вашу сверхчеловѣческую прозорливость, мы все-таки, руководствуясь буквой закона, не въ правѣ сдѣлать изъ нея какое-либо употребленіе. Совѣту націи приходится, къ сожалѣнію, обходиться безъ вашего содѣйствія. Если вслѣдствіе этого произойдетъ какое-либо несчастіе, — что, во всякомъ случаѣ, не изъято изъ сферы совершенной невозможности, — то да послужитъ утѣшеніемъ въ вашей печали тотъ фактъ, что вы и словомъ, и дѣломъ сдѣлали все отъ васъ зависящее, чтобы отклонить это несчастье. Желаю вамъ всего хорошаго. Будьте здоровы.
Эти полныя нѣжности слова успокоили мой взволнованный духъ и я вышелъ. Но слуги націи не знаютъ полнаго покоя. Едва только достигъ я своего мѣстечка въ Капитоліи и, въ качествѣ истаго представителя народа, расположилъ ноги на столѣ, какъ вдругъ ко мнѣ подскочилъ съ свирѣпымъ видомъ одинъ изъ сенаторовъ конхологической коммиссіи и сказалъ:
— Гдѣ же вы пропадали цѣлый день?
Я замѣтилъ ему, что, если до этого есть дѣло кому-нибудь кромѣ меня самого, то я былъ въ засѣданіи совѣта министровъ.
— Въ засѣданіи совѣта? интересно знать, что же вы тамъ дѣлали? — Сдѣлавъ видъ, что я не замѣчаю отсутствія съ его стороны прямого отвѣта на мой намекъ, что ему до этого нѣтъ никакого дѣла, — я подтвердилъ, что отправился въ совѣтъ для совѣщаній.
Тогда онъ сталъ вести себя совсѣмъ неприлично и въ заключеніе объявилъ, что уже три дня искалъ меня повсюду, чтобы я переписалъ его докладъ о какихъ-то раковинахъ и, я самъ не знаю, еще о чемъ-то, имѣющемъ какое-то отношеніе къ Конхологіи, — но ни одинъ человѣкъ не могъ меня нигдѣ найти. Это было уже слишкомъ. Это было то перо, которое переломило горбъ секретарскаго верблюда. Я сказалъ:
— Да неужели же вы, милостивый государь, думаете, что я за 6 долларовъ въ день стану еще работать? Если вы такъ понимаете мои обязанности, то позволяю себѣ рекомендовать сенатской коммиссіи по Конхологіи нанять для этого какое-нибудь другое лицо. Я не признаю себя рабомъ какой бы то ни было партіи! Я подаю въ отставку. Что-нибудь одно: или свобода, или смерть!
И съ этой минуты я разорвалъ связь съ правительствомъ. Непонятый въ министерствѣ, непонятый въ кабинетѣ, непонятый, наконецъ, предсѣдателемъ той коммиссіи, стать украшеніемъ которой я стремился, я отошелъ въ сторону отъ всѣхъ интригъ, развязался разъ навсегда съ опасностями и искушеніями моего высокаго служебнаго положенія и въ минуту опасности оставилъ на произволъ судьбы мое несчастное отечество. Но все-таки я достаточно послужилъ государству и потому представилъ слѣдующій
С.-А. Соединеннымъ Штатамъ отъ г. Марка Твэна, дворянина секретаря сенатской коммиссіи по Конхологіи (въ отставкѣ): За консультацію съ военнымъ министромъ — 50 долл.
За консультацію съ морскимъ министромъ — 50 "
За консультацію съ министромъ финансовъ — 50 "
Путевыя издержки въ Іерусалимъ[1] и обратно, чрезъ Египетъ, Алжиръ, Гибралтаръ и Кадиксъ, 14.000 миль по 20 центовъ — 2.800 долл.
За исполненіе обязанностей секретаря сенатской коммиссіи по Конхологіи, за 6 дней, по 6 долларовъ въ день — 36 "
Итого — 2.986 долл.
Ни одна статья этого счета не была мнѣ уплачена, кромѣ несчастныхъ 36 долларовъ за секретарскія обязанности. Министръ финансовъ, преслѣдовавшій меня до послѣдней минуты, зачеркнулъ всѣ остальныя статьи и коротко помѣтилъ сбоку «оставить безъ послѣдствій». Такимъ образомъ онъ разрѣшилъ, наконецъ, страшную альтернативу, положивъ начало непризнанію государственныхъ долговъ. Отнынѣ нація погибла. Впрочемъ, президентъ республики обѣщалъ въ своемъ докладѣ народнымъ представителямъ упомянуть о моемъ счетѣ и предложить произвести уплату по немъ изъ первыхъ же денегъ, которыя будутъ получены государствомъ въ вознагражденіе за Алабаму; какъ бы только онъ не забылъ объ этомъ обѣщаніи! Есть основаніе опасаться, что меня забудутъ къ тому времени, когда будетъ выплачена алабамская контрибуція! Вѣдь кромѣ меня, при разрѣшеніи алабамскаго вопроса, придется не забыть еще очень многихъ другихъ кредиторовъ государства.
Пока что, я закончилъ мою служебную карьеру. Пусть остаются на службѣ всѣ тѣ секретари, которые позволяютъ себя морочить. Я знаю въ составѣ департаментовъ цѣлую толпу такихъ, которыхъ не только никогда не извѣщали о засѣданіяхъ кабинета, но къ которымъ представители націи ни разу даже не обращались за совѣтовъ по поводу-ли войны, финансовъ или торговыхъ дѣлъ, — какъ будто они совсѣмъ и не находятся въ непосредственныхъ отношеніяхъ къ правительству, — и которые, тѣмъ не менѣе, неукоснительно, день за днемъ, торчатъ на службѣ и работаютъ. Они отлично понимаютъ то значеніе, которое имѣютъ для націи, и безсознательно обнаруживаютъ это своимъ поведеніемъ и манерами, съ какими заказываютъ себѣ кушанья въ ресторанахъ, и, тѣмъ не менѣе, они продолжаютъ работать!
Я знаю одного чиновника, обязанности котораго состоятъ въ наклеиваніи въ особую книгу самыхъ разнообразныхъ вырѣзокъ изъ газетъ, — иногда даже отъ 8 до 10 вырѣзокъ въ день.
Онъ исполняетъ это дѣло довольно небрежно, но, во всякомъ случаѣ, настолько хорошо, насколько можетъ. Это въ высшей степени утомительная работа. Она страшно изнуряетъ духовныя способности человѣка. И, все-таки, онъ за это получаетъ ежегодно только 1800 долларовъ. Съ такимъ умомъ, какимъ онъ обладаетъ, всякій молодой человѣкъ могъ бы въ любомъ дѣлѣ заработать себѣ тысячи и десятки тысячъ долларовъ, захоти онъ только этого. Но нѣтъ, его сердце принадлежитъ отечеству и онъ стремится служить ему, пока существуетъ хоть одна газетная вырѣзка.
Я знаю и другихъ секретарей, которые, хотя и не очень хорошо умѣютъ писать, но которые всѣ свои познанія, самымъ деликатнымъ образомъ, складываютъ къ стопамъ отечества, и за 2.500 долларовъ въ годъ страдаютъ и мучаются. Все, что они пишутъ, обыкновенно приходится съизнова передѣлывать другимъ секретарямъ; но вправѣ-ли отечество претендовать на человѣка, который жертвуетъ ему все-таки лучшею частью всѣхъ своихъ познаній!
Существуютъ еще и такіе секретари, которые, не исполняя никакихъ секретарскихъ обязанностей, ждутъ какого-нибудь солиднаго мѣста, ждутъ, ждутъ и ждутъ, — терпѣливо ждутъ возможности пожертвовать собою отечеству, и за все это ожиданіе получаютъ только 2.000 долларовъ ежегодно. Развѣ это не прискорбно? — Это очень прискорбно! Если у члена конгресса имѣется какой-нибудь пріятель, обладающій выдающимися способностями и познаніями, но не имѣющій опредѣленныхъ занятій, къ которымъ можно бы было съ пользою примѣнить ихъ, то онъ даритъ такого своего пріятеля отечеству и устраиваетъ ему секретарское мѣстечко въ какомъ-нибудь министерствѣ. И этому человѣку предстоитъ всю жизнь работать, какъ рабу, для блага націи, ничего о немъ недумающей и никогда ни въ чемъ ему не сочувствующей; возиться съ бумагами, и все это за какихъ-нибудь 2.000—3.000 долларовъ въ годъ. Если бы я захотѣлъ принести здѣсь полный перечень всѣхъ состоящихъ при разныхъ департаментахъ секретарей съ моими разъясненіями о томъ, сколько имъ приходится работать и сколько они за это получаютъ, то всѣ бы пришли къ непоколебимому убѣжденію, что мы не имѣемъ еще и половины необходимыхъ намъ секретарей и что тѣ, которые нынѣ имѣются на лицо, не получаютъ и половины необходимаго имъ содержанія!..
- ↑ Депутаты округовъ всегда исчисляютъ путевыя издержки «туда и обратно», хотя, разъ попавши «туда», обыкновенно больше уже не возвращаются «обратно». Почему мнѣ было отказано въ возмѣщеніи путевыхъ издержекъ, это выше моего пониманія.