Съ занятіемъ Французами города Бреславля на Одерѣ, прекратились всѣ военныя дѣйствія, и чрезъ три дни, 23 числа, заключено перемиріе, близъ Яура, въ с. Пейшвицѣ, уполномоченными съ обѣихъ сторонъ Генералами. Срокъ перемирія положенъ до 8-го Іюля; военныя дѣйствія долженствовали начаться спустя шесть дней послѣ срока. Но условія перемирія въ самомъ началѣ были нарушены, и, кажется, оно заключалось для того единственно, чтобы приготовиться къ продолженію войны съ новымъ ожесточеніемъ.
23-го Мая, въ день заключенія перемирія, стали разводить войски на кантониръ-квартиры. Наша рота артиллеріи въ полдень тронулась съ биваковъ изъ общей позиціи подъ Швейдницемъ, и, прошедъ за м. Минстербергъ двѣ версты, остановилась на биваки у с. Вейсенталь.
Здѣсь мы дневали, и писали требовательную вѣдомость о жалованьѣ, котораго за прошедшую Генварскую треть до сего времени не получали.
Теперь стали мы нуждаться въ продовольствіи: за деньги въ деревняхъ ничего не находили, а фуражировать было запрещено. Жителямъ приказали ловить фуражировъ, или мародёровъ, и за каждаго обѣщали по червонцу.
Потомъ отвели намъ квартиры. 3-я легкая рота, въ которой я служилъ старшимъ Поручикомъ, поступила въ совершенное командованіе Подполковнику Тимоѳееву. До этого времени онъ имѣлъ свою полуроту, и только надзиралъ надъ ротою, которою я командовалъ послѣ Фигнера.
Ввечеру полученъ былъ приказъ отъ Начальника резервной артиллеріи, Генерала Эйлера, чтобы командировать меня въ главную квартиру, въ м. Рейхенбахъ, къ Начальнику всей артиллеріи, Князю Яшвилю, для особеннаго порученія; вмѣстѣ со мною назначили изъ разныхъ ротъ Поручиковъ Арнольди, Альбедиля, и Селезнева.
Верхомъ на подъемныхъ клячахъ пріѣхали мы четверо въ Рейхенбахъ, и явились въ квартиру Князя, гдѣ въ передней комнатѣ застали многочисленное сборище артиллерійскихъ офицеровъ. Важность всего окружающаго навела на насъ какую-то робость, и мы, зная строгость Князя, ожидали себѣ какой нибудь бѣды. Однако мы его не видали; насъ позвали къ Начальнику артиллерійскаго штаба, Генералу Сухозанету, который обошелся съ нами весьма ласково и приказалъ отправиться къ Графу Аракчееву.
Въ пріятной деревушкѣ Петерсвальдау, въ двухъ верстахъ отъ Рейхенбаха, явились мы въ квартиру Графа Аракчеева. Въ сѣняхъ стоялъ фельдъегерь, а въ передней Графскій Адъютантъ Полковникъ К***, который тотчасъ доложилъ о насъ Графу. Черезъ нѣсколько минутъ вошли мы, по призыву, съ нѣкоторымъ трепетомъ, въ огромную, безмебельную, довольно мрачную комнату, гдѣ, въ отдаленномъ углу, Графъ одинъ сидѣлъ за письменнымъ столомъ. Его Сіятельство удостоилъ насъ благосклоннымъ пріемомъ, и, вручивъ мнѣ бумаги, приказалъ намъ отправиться обратно къ Князю Яшвилю. Мы пошли, однако еще не знали своего назначенія и были въ недоумѣніи.
По нѣкоторомъ ожиданіи въ домѣ Князя, Генералъ Сухозанетъ приказалъ намъ отправиться въ свои квартиры, съ тѣмъ, чтобъ мы явились въ Рейхенбахъ, когда насъ потребуютъ.
Пользуясь свободою, мы зашли въ трактиръ закусить; но за тѣснотою, отъ множества офицеровъ разныхъ полковъ, едва достали себѣ кусокъ баранины. Въ небольшомъ городкѣ Рейхенбахѣ расположены были главныя квартиры Союзныхъ Монарховъ, Главнокомандующаго, всѣхъ Дипломатовъ, Министровъ, Посланниковъ, и всѣхъ важныхъ особъ, а потому безпрестанно мимо насъ мелькали блестящіе мундиры разнаго покроя и цвѣта на офицерахъ, составлявшихъ свиты; они взадъ и впередъ, на лошадяхъ и пѣшкомъ, суетились по площади.
Къ ночи надобно было намъ поспѣть въ м. Франкенштейнъ, въ 14-ти верстахъ отъ Рейхенбаха, чтобы явиться къ Начальнику резервной артиллеріи, и оставаться тамъ въ ожиданіи дальнѣйшаго приказанія; однако мы въ Рейхенбахѣ замѣшкались, выѣхали довольно поздно, и за темнотою принуждены были ночевать, не доѣзжая семи верстъ, въ деревушкѣ, у офицеровъ 1-го Украинскаго полка Князя Горчакова. Мы нашли у нихъ добрый пріемъ, музыку, веселую компанію, и до полуночи разсказывали другъ другу разные анекдоты.
По утру, на другой день, пріѣхали мы четверо въ м. Франкенштейнъ, и явились къ Генералу Эйлеру. Между тѣмъ произошла объ насъ тутъ суматоха: за нами присылали изъ Рейхенбаха тогда, какъ мы еще не успѣли пріѣхать въ Франкенштейнъ. Генералъ, не зная куда мы дѣвались, будучи посланы въ главную квартиру, назначилъ другихъ офицеровъ; но узнавъ, что мы ночевали на дорогѣ, сдѣлалъ намъ строгій выговоръ. Не знаю по какому случаю, только двоихъ изъ насъ перемѣнили. Съ полудня мы четверо: я, Чутинъ, Сенкевичъ и Селезневъ, отправились верхомъ опять въ Рейхенбахъ, и, пріѣхавъ поздно вечеромъ, явились къ Генералу Сухозанету, который, поговоривъ съ нами ласково, отпустилъ искать квартиры.
Не ѣвши ничего съ самаго утра, ни въ Франкенштейнѣ, ни въ Рейхенбахѣ, и проѣздивъ съ своими явками весь день, мы къ вечеру очень проголодались, и на ужинъ зашли въ трактиръ. Тутъ армейскіе офицеры играли въ билліардъ. Мы смиренно сѣли за столъ и просили убѣдительно хозяйку подать намъ чего нибудь закусить. Суетливая и воркливая муттерхенъ, въ ушастомъ чепцѣ, жаловалась, что она не можетъ ничего напастись для аппетита Русскихъ офицеровъ, однако—изъ милости—принесла намъ по кусочку печеной баранины съ салатомъ, поставила бутылку пива, и взяла—также изъ состраданія—по полуталеру съ брата. Отъ двухъ-дневной ѣзды и діеты мы довольно поизнурились, а потому, отблагодаривъ свою муттерхенъ за милостивый ужинъ, расположились по угламъ билліардной комнаты, кто на стулѣ, кто на канапе, и сидя дремали. Въ такомъ положеніи мы думали тутъ-же провести ночь, потому что отыскивать квартиры намъ было поздно....
По поводу нѣкотораго страннаго недоразумѣнія, товарищей моихъ посадили подъ караулъ, а меня, какъ зачинщика, отвели на гауптвахту, и сунули за рѣшетку, въ душное и смрадное отъ тѣсноты арестантовъ мѣсто. Сначала я крайне досадовалъ, что со мною поступили безъ всякой справедливости, какъ съ важнымъ преступникомъ, и, чувствуя свою невинность, прослезился; но послѣ сталъ смѣяться странности приключенія, и просилъ караульныхъ солдатъ, чтобъ позволили мнѣ выйдти на свѣжій воздухъ. Погода была тихая, хотя ночь темная и прохладная. Я, не забывъ взять съ собою изъ трактира шинель, легъ на мостовой, близъ будки часоваго, и спалъ на камняхъ крѣпко, до самаго разсвѣта.
По утру, на другой день, стали насъ искать по всему Рейхенбаху, и узнали, что мы ночуемъ въ добрыхъ и безопасныхъ квартирахъ. Прекрасная заря утренняго солнца нѣжила меня, и я, вытягиваясь, продолжалъ безпечно валяться на мостовой, когда пришелъ артиллеріи Капитанъ Эйсмонтъ, и потребовалъ меня съ гауптвахты. Ему указали на валяющагося у будки арестанта; онъ довольно посмѣялся, видя мою безпечность, и повелъ меня къ Князю Яшвилю. Тамъ я засталъ своихъ товарищей; мы поздравляли другъ друга съ пріятнымъ ночлегомъ, и довольно забавлялись своимъ приключеніемъ.
Князь вышелъ посмотрѣть насъ; онъ казался тогда довольно веселымъ, а потому я осмѣлился сказать ему:—Ваше Сіятельство! заступитесь за насъ; съ нами поступили весьма несправедливо и обидно.—«Какъ быть, братцы!» сказалъ онъ: надобно впередъ быть осторожнѣе, и не загуливаться въ трактирахъ.»—Мы не имѣли квартиры—продолжалъ я—пріѣхали сюда поздно; трактирщикъ.... «Ну, полно, полно!»—и тѣмъ все кончилось.
Узнавъ, что насъ командируютъ въ армію для калибровки ружей, мы вышли отъ Князя искать себѣ, заблаговременно до отправленія, квартиры. На площади застали парадный разводъ гвардіи Семеновскаго полка. Тутъ увидѣли своего Императора, Цесаревича, Графа Аракчеева, Князя Волконскаго, и многихъ своихъ и иностранныхъ Генераловъ; блестящая свита ихъ была столь-же многочисленна, какъ и разводъ. Гвардейцы наши парадировали стройно, ровно, какъ на картинкѣ; огромная музыка раздавалась по всѣмъ угламъ Рейхенбаха: было чѣмъ любоваться. Но мы, опасаясь попасть опять кому-либо на глаза не кстати, пробирались сторонкою подальше. Во весь день не могли мы найдти себѣ квартиры, ни чрезъ полицію, ни чрезъ ратушу; однако, по знакомству одного изъ товарищей, нашли пріютъ для ночлега у офицеровъ Гвардейскаго Экипажа.
Слѣдующій день прошелъ безъ дѣла. Мы выходили всѣ тѣсныя улицы Рейхенбаха, и по счастію нашли Коменданта Главной Квартиры, Генерала Ставракова, который пенялъ намъ, что мы давно къ нему не явились, и назначилъ квартиру въ пустомъ домишкѣ, на краю мѣстечка.
30-го Мая, по утру, Фельдъегерь отъ Графа Аракчеева позвалъ насъ въ квартиру Государя Императора. Мы пришли, и намъ велѣли ожидать приказанія въ пріемной залѣ. Тутъ много было всякихъ чиновниковъ въ блестящихъ мундирахъ; между ними расхаживалъ одинъ почтенный старичекъ, въ красномъ мундирѣ, обращавшій на себя вниманіе присутствующихъ; его почитали за Англійскаго Лорда, Министра. Въ залѣ наблюдалась строгая тишина, какъ въ преддверіи святилища. Черезъ нѣсколько минутъ явился Графъ Аракчеевъ, и повелъ насъ за собою. Черезъ три комнаты вошли мы въ одну небольшую, которая отъ опущенныхъ на окнахъ шторъ была въ пріятномъ полусвѣтѣ; на одномъ столѣ у дверей лежало восемь ружей съ билетиками, а за полуоткрытыми дверьми что-то читали вслухъ: тамъ находился самъ Государь Императоръ. Вскорѣ вышелъ оттуда Князь Волконскій. Графъ Аракчеевъ, взявъ меня подъ руку, сказалъ Князю: «Вотъ, Ваше Сіятельство, офицеры, которые выполнятъ въ точности порученіе!»—Князь приказалъ намъ взять ружья и откалибровать ихъ дома. Мы вынесли ихъ въ пріемную залу, и отдали вѣстовымъ гвардейцамъ, которые донесли ружья къ намъ на квартиру. Послѣ обѣда мы ихъ откалибровали, сдѣлали каждому ружью подробное описаніе и понеслись съ ними опять въ квартиру Государя, къ Князю Волконскому. Онъ смотрѣлъ нашу работу, и приказалъ намъ явиться къ Начальнику штаба 1-ой арміи, Генералу Сабанееву. Отъ этого Генерала получили мы повелѣніе тотчасъ отправиться во всѣ войски калибровать ружья. Меня и Поручика Чутина назначили въ Корпусы Графа Витгенштейна, а прочихъ послали въ Корпусы Графа Ланжерона и Барона Сакена.
31-го Мая приготовились мы для путешествія, каждый самъ по себѣ; у точильнаго мастера взяли костяные цилиндры, которые, дни за два, заказали себѣ для пособія въ калибровкѣ ружей, и разъѣхались на форшпанахъ, по открытому листу отъ Дежурнаго Генерала Кикина.
Я поѣхалъ въ Швейдницъ. Крѣпость, по возможности, приведена была въ оборонительное состояніе: земляной валъ вооружили фрезами, а на гласисѣ вырыли волчьи ямы. Проѣзжая по улицамъ, я замѣтилъ въ домахъ довольно пригожихъ Нѣмочекъ; но для ночлега отвели мнѣ весьма дурную квартиру.
1-го Іюня, въ день Троицы, при ясной погодѣ, отправился я въ квартирное расположеніе Корпусовъ Графа Сенъ-При и Генерала Олсуфьева. Графъ Сенъ-При не находился при Корпусѣ; онъ былъ уволенъ въ Вѣну. Въ отсутствіи его командовалъ Корпусомъ Генералъ Желтухинъ.
Я началъ свою работу въ 3-мъ егерскомъ полку, который находился тогда въ авангардѣ, на бивакахъ, при д. Яурникахъ, подъ начальствомъ Генерала Эммануэля. Биваки егерскіе были построены прочно и опрятно: соломенные шалаши, на подобіе домиковъ, поставленные линіями, издали представляли видъ деревушки. На постахъ выставлены были маяки, и, не смотря на перемиріе, соблюдалась вся воинская предосторожность.
Отсюда поѣхалъ я въ д. Тихенау, въ 47-ю дивизію Генерала Пиллара, въ Бѣлозерскій полкъ. Къ вечеру, на ужинъ поспѣлъ въ д. Шенфельдъ, къ 48-му егерскому полку, и ночевалъ въ с. Доманцахъ, въ огромной пустой мызѣ, гдѣ стоялъ Брестскій полкъ. Такимъ образомъ въ первыя сутки я успѣлъ окалибровать всѣ ружья въ трехъ полкахъ.
Разсѣянный по селеніямъ, Брестскій полкъ задержалъ меня на другой день; я ѣздилъ почти подъ самую гору Цобтенъ. Еще съ большею досадою искалъ и собиралъ Рязанскій полкъ въ с. Петервицъ и Пушкау.
Въ м. Стригау осмотрѣлъ я 23-й егерскій полкъ. Не смотря на то, что въ десяти верстахъ отсюда находились непріятельскіе пикеты, повсюду была тишина и спокойствіе, какъ среди глубокаго мира. Мнѣ разсказывали, что 19-го Мая, около Стригау, была жаркая сшибка у нашихъ съ Французами, которые съ урономъ были сбиты съ мѣста.
Для ночлега поспѣлъ я въ с. Становицы, гдѣ успѣлъ окалибровать ружья только въ одномъ батальонѣ 24-го егерскаго полка.
Въ слѣдующій день работа моя была удачнѣе. Я осмотрѣлъ ружья въ 24, 25 и 26-мъ егерскихъ полкахъ, которые были многолюднѣе прочихъ и находились подъ командою Генерала Рота. Они были разсѣяны по деревнямъ, у подошвы Исполинскихъ горъ.
Къ вечеру прибылъ я въ опрятное и чистое мѣстечко Гоенъ-Фридбергъ, лежащее къ западу отъ Швейдница, у подошвы горъ. Прелестные холмы, украшенные рощицами, составляли его окрестности. Тутъ окалибровалъ ружья въ Олонецкомъ полку, и остался ночевать въ пустой мызѣ.
На другой день, съ разсвѣтомъ, я поѣхалъ въ горы, въ с. Баумгартенъ, въ Старооскольскій полкъ; на пути любовался прелестными видами Исполинскихъ горъ, которыя воздымались передо мною, какъ древніе Титаны, и терялись въ отдаленности. На долинахъ, около небольшихъ деревушекъ, увѣнчанныхъ садами, разстилались ковры яркой и блѣдножелтой зелени яроваго и озимаго хлѣба; около рѣчекъ, на лужкахъ, паслись небольшія стада коровъ, овецъ. Счастливые обитатели! думалъ я; вы теперь спокойны, и не чаете той грозы, которая вокругъ васъ скопляется; можетъ быть скоро она рушится надъ вами, и въ нѣсколько часовъ сотретъ съ лица земли ваше существованіе! Наслаждайтесь бытіемъ своимъ, покуда можете, и не теряйте безполезно минутъ жизни: пользуйтесь этимъ безцѣннымъ даромъ природы.
Какъ рано ни пріѣхалъ я въ Баумгартенъ, однако прождалъ до 10-ти часовъ, покуда собрался полкъ въ квартирѣ своего шефа, Генерала Ш***, который, въ продолженіе своей службы, прошелъ всѣ званія, начиная отъ деньщика, фельдфебеля и Подпоручика до Маіора и до Генерала. Съѣвъ у него балычка и икорки, сохранившихся еще отъ предѣловъ Россіи, поѣхалъ я далѣе въ горы, къ м. Болкенгайну, расположенному на сѣдыхъ скалахъ, надъ ужасными пропастями, и окруженному каменною стѣною, съ древнимъ полуразвалившимся замкомъ. Виды здѣсь живописные, романическіе: угрюмыя скалы, черные лѣса, опустѣвшіе замки; все это, встрѣчавшееся мнѣ часто въ этихъ горахъ, напоминало исторію минувшихъ вѣковъ Рыцарства, или благородныхъ разбоевъ Феодализма. Мѣста эти занималъ 19-й егерскій полкъ Генерала Вуича, который принялъ меня отмѣнно ласково и пригласилъ къ себѣ на обѣдъ.
Осмотрѣвъ ружья въ егерскомъ полку, поѣхалъ я искать Вятскаго, и нечаянно засталъ его въ городѣ Фрейбургѣ, подъ начальствомъ Князя Урусова. Отыскивая батальонъ Вятскаго полка, ночевалъ въ одной бѣдной деревушкѣ.
Въ слѣдующій день возвратился въ Фрейбургъ для осмотра ружей въ Староингерманландскомъ полку. Въ с. Кунцендорфъ осмотрѣлъ я Шлиссельбургскій полкъ, который меня задержалъ; въ с. Рейхенау, на самой вершинѣ Исполинскихъ горъ, осмотрѣлъ 1-й егерскій полкъ.
Проѣхавъ мѣстечко Ландсгутъ, ночевалъ въ д. Шрейбендорфъ. Тутъ, на мызѣ, засталъ я за сытнымъ ужиномъ помѣщика съ семействомъ, и при нихъ молодаго Маіора. Замѣтивъ, что приходъ мой былъ не во время, я тотчасъ отретировался къ шульцу, или деревенскому старостѣ, который отвелъ мнѣ квартиру у мѣльника, на самой границѣ Богеміи. Здѣсь строились земляные окопы, конечно въ обезпеченіе отъ нападенія Французовъ.
Тутъ я былъ на вершинѣ Исполинскихъ горъ, въ туманѣ, или въ облакахъ, между скалами, и окруженный пропастями; выше этого еще въ жизни своей не поднимался. Жители здѣсь такъ-же угрюмы и безобразны, какъ ихъ горы. Вездѣ природа земли отпечатываетъ свою физіогномію на лицахъ мѣстныхъ обитателей. Какъ велико различіе между пріятною наружностію Саксонца и угрюмымъ безобразіемъ горнаго Богемца! Довольство жизни, образованіе ума и сердца, нравственныя наслажденія нѣжатъ душу Саксонца, и выражаются въ спокойныхъ и пріятныхъ чертахъ лица его; напротивъ того, вѣчная нужда, истощеніе, заботы о пропитаніи семейства, вліяніе суровой атмосферы, и самый видъ дикихъ скалъ, наводящихъ на душу горнаго обитателя уныніе, искажаютъ черты лица его. Романисты прославляютъ счастливую жизнь въ Швейцаріи; но такъ-ли она счастлива? Можетъ быть только въ долинахъ, между горами, гдѣ человѣкъ живетъ безъ нужды, окруженный дарами природы, являются пріятности жизни, а не на скалахъ. Лучше всякихъ доказательствъ я это видѣлъ предъ собою. Здѣсь, между гранитныхъ скалъ, хижины разсѣяны по теченію быстрыхъ ручейковъ; хотя берега ихъ украшены незабудочками, но эти незабудочки прелестны только для минутнаго гостя. Жители бѣдны, хлѣба сѣютъ немного, даже недостаточно имѣютъ луговъ для содержанія тощаго и мѣлкаго скота своего. Хозяинъ мой, мѣльникъ, жилъ порядочнѣе прочихъ—отъ помола. Онъ занимается не одною мѣльницею, но и политикою: разсказывалъ мнѣ, что въ Прагѣ съѣхались Министры на конгрессъ, и, кажется, готовятъ миръ; что Французы болѣе всѣхъ въ томъ нуждаются, ибо въ молодомъ ихъ войскѣ множество больныхъ, и почти вовсе нѣтъ кавалеріи. И это говорилъ простой мѣльникъ.
По утру сходилъ я къ Подполковнику Шеншину, и взялъ отъ него записку о расположеніи Архангелогородскаго полка, для котораго, до полудня, ѣздилъ по деревушкамъ, въ горахъ, осматривать ружья. На пути безпрестанно мочилъ меня мѣлкій дождь; я ѣздилъ въ облакахъ по скаламъ, и любовался видами дикой природы. Скалы гранитныя, островерхія, покрыты у подошвы тонкимъ слоемъ дерна, въ которомъ ростетъ мѣлкая ель и колючій кустарникъ. Мѣстами выдаются большіе безобразные отломки.
Къ ночи спустился я съ горъ къ м. Гоенъ-Фридбергъ, и ночевалъ въ домѣ стараго, горбатаго Доктора, который посылалъ Наполеона къ тысячѣ дьяволовъ за причиненное мною ему безпокойство. Послѣ продолжительной ѣзды, измокшаго и голоднаго гостя своего онъ уподчивалъ тремя яичками, увѣряя по своей наукѣ, что ничего въ свѣтѣ нѣтъ питательнѣе яицъ, что одно яйцо въ этомъ отношеніи стоитъ десяти картофелинъ. Впрочемъ причину скудости своего угощенія онъ слагалъ на Казаковъ, которые обшарили всѣ углы въ его домѣ, отыскивая Французовъ, и, казалось ему, готовы были самого Доктора съѣсть безъ соли.
Этимъ кончилъ я калибровку ружей въ Корпусѣ Графа Сенъ-При, осмотрѣвъ шестнадцать полковъ въ шесть дней. Я проѣхалъ часть демаркаціонной линіи, начиная отъ границъ Богеміи чрезъ Ландсгутъ, Болкенгайнъ, и Стригау, лежащее на большой дорогѣ между Яуромъ и Швейдвицемъ, въ 14-ти верстахъ отъ каждаго.
7-го Іюня поѣхалъ я опять къ Швейдницу, чрезъ д. Яурникъ, въ Корпусъ Генерала Олсуфьева. Въ с. Швенцинау осмотрѣлъ ружья въ Сѣвскомъ полку. Въ с. Вилькенау нашелъ корпусный штабъ самого Генерала. Тутъ я осмотрѣлъ ружья въ егерскомъ батальонѣ Ея Высочества, которымъ командовалъ Флигель-Адъютантъ, Полковникъ Князь Оболенскій. Я восхищался его благороднымъ обхожденіемъ съ подчиненными офицерами. Въ с. Гросъ-Мерцдорфъ осмотрѣлъ Пермскій полкъ 5-й дивизіи, которою командовалъ Генералъ Мезенцевъ. Въ с. Клетендорфъ осмотрѣлъ Могилевскій полкъ. На вечеръ пріѣхалъ въ с. Биркгольцъ, въ Калужскій полкъ, гдѣ ужиналъ и ночевалъ въ обществѣ тридцати офицеровъ. Я замѣтилъ и здѣсь, что благородное обхожденіе полковаго командира съ офицерами дѣлало ихъ пріятными въ бесѣдѣ между собою.
До десяти часовъ утра слѣдующаго дня проѣздилъ по ротамъ Калужскаго полка. Проѣзжая с. Стефангайнъ, явился къ командиру дивизіи, Князю Гуріалову, и въ с. Гулау осмотрѣлъ Екатеринбургскій полкъ, при чемъ одинъ Маіоръ, своею повѣстію о великой потерѣ этого полка въ послѣднемъ сраженіи, продержалъ меня и сдѣлалъ безъ обѣда. Въ Оберъ-Кентхенѣ осмотрѣлъ Елецкій полкъ, а въ Кальтбрунѣ, у подошвы горы Цобтена, Полоцкій.
Гора Цобтенъ въ окружности имѣетъ верстъ 12-ть, а вышиною по отлогости версты двѣ съ половиною; снизу до верха покрыта она густымъ лѣсомъ, и стоитъ среди плодоносной равнины, усѣянной деревеньками. Положеніе ея къ востоку отъ Швейдница верстахъ въ десяти. На самой вершинѣ стоитъ Лютеранская кирха, гдѣ въ Ивановъ день бываетъ большой праздникъ; жители изъ окрестныхъ мѣстечекъ и селеній во множествѣ стекаются на Цобтенбергъ въ честь Іогана-Вурста, и несутъ съ собою, говорятъ, каждый по гусю и по колбасѣ, для общаго торжества въ честь Мартину Лютеру.
Въ с. Оберъ-Вирау осмотрѣлъ 33-й егерскій полкъ, а въ Клейнъ-Вирау 1-й егерскій, гдѣ и остался ночевать у Маіора Бера. Во время странствія моего узналъ я, что полки весьма нуждались въ продовольствіи и аммуниціи. Транспорты изъ Россіи еще не приходили; провіанта въ полкахъ недоставало, и многіе солдаты обносились. Сказывали мнѣ, будто вышелъ указъ, чтобы не впускать изъ-за границы въ Россію ни людей военныхъ, ни ассигнацій.
При осмотрѣ ружей я замѣтилъ, что разнокалиберщина произошла отъ несоблюденія порядка въ госпиталяхъ, ибо находилъ разносортныя ружья болѣе у тѣхъ рядовыхъ, которые оставались гдѣ-либо за ранами лечиться.
14-й дивизіи я не засталъ на мѣстѣ, и поѣхалъ опять чрезъ Швейдницъ къ горамъ, въ м. Вальденбургъ; тутъ, въ Эстляндскомъ и Тенгинскомъ полкахъ, на походѣ сдѣлалъ послѣднюю калибровку ружей, и оставался обѣдать въ трактирѣ подъ вывѣскою Золотой Надежды (Goldene Hoffnung); любовался милыми Нѣмочками, которыя за разными надобностями приходили въ трактиръ, и, на вопросы мои отвѣчая съ усмѣшкою, поспѣшно уходили. Извощику на форшпанѣ никакъ не хотѣлось меня везти, и онъ давалъ мнѣ два добрыхъ грота, чтобы я уволилъ его. За такое простосердечіе не льзя было не дать ему своихъ три; при чемъ представилъ я невозможность увольненія, потому что ходить пѣшкомъ такъ далеко не по моимъ силамъ.
Изъ м. Вальденбурга переѣхалъ я въ с. Вестрицъ по весьма дурной дорогѣ, чрезъ каменистые овраги. Тутъ опять ночевалъ въ 1-мъ егерскомъ полку.
Этотъ полкъ былъ извѣстенъ своей храбростію, имѣлъ Георгіевскія серебряныя трубы, за отличіе надпись на киверахъ, а офицеры золотыя петлицы на воротникѣ. Бывши съ начала войны подъ командою храбраго Полковника Карпенко, этотъ полкъ во всѣхъ сраженіяхъ отличался, особенно въ Бородинскомъ, и менѣе прочихъ понесъ потери. Между офицерами и солдатами была строгая дисциплина; солдаты были всегда одѣты щеголевато и опрятно; люди все рослые, стройные и проворные. За отсутствіемъ самого Полковника командовалъ полкомъ строгій Маіоръ Беръ.
10-го Іюня переписалъ я набѣло свой отчетъ, и сочинилъ форму табели[1] о показаніи во всѣхъ полкахъ разнаго сорта и калибра ружей, которыхъ было по общему итогу осмотрѣно мною въ 28 полкахъ до 30,000. Посему на каждый день моей работы приходилось до 3000 ружей, или по три полка. Многіе полки были очень малолюдны, особенно егерскіе. Ружья находилъ я большею частію Тульскія съ 1806 по 1809 годъ, формою весьма сходныя съ Французскими Ліежъ, и одинаковаго съ ними 7-го линейнаго калибра; въ линейныхъ пѣхотныхъ полкахъ было множество старыхъ, широкодульныхъ, или 8-ми линейныхъ Тульскихъ ружей, съ 1797 по 1800 годъ, которыя отъ большихъ разстрѣловъ вовсе не годились къ употребленію. Въ нѣкоторыхъ полкахъ были Англійскія ружья съ короною въ штемпелѣ, Французскія Мобежь, Прусскія Потсдамъ и даже Шведскія. Изъ всѣхъ легчайшія и лучшей отдѣлки были Французскія, съ надписью Ліежъ; Англійскія ружья были тяжелы, калибромъ шире Французскихъ, но въ работѣ прочнѣе; Прусскія и Шведскія, какъ наши старо-Тульскія, были весьма неловки, тяжелы и негодны.
Съ вѣдомостію при рапортѣ поѣхалъ я въ Рейхенбахъ шагомъ, на длинномъ Форшпанѣ, и имѣлъ довольно времени любоваться на пути видами и тучною зеленью наливающагося всюду хлѣба. Въ Рейхенбахѣ подалъ свой отчетъ Начальнику Главнаго Штаба 1-й арміи, Генералу Сабанееву; онъ просмотрѣлъ бумаги и сказалъ мнѣ: хорошо.
Для отдыха зашелъ я въ тотъ-же трактиръ, откуда доставили мнѣ пріятный ночлегъ на гауптвахтѣ, какъ будто въ награду предварительно за исправное и скорое исполненіе порученія. Тутъ засталъ я, по обыкновенію, множество гостей и охотниковъ до билліарда; но какъ самъ не былъ охотникъ и не умѣлъ владѣть кіемъ, то черезъ нѣсколько минутъ на томъ-же форшпанѣ, по полудни, двинулся въ Франкенштейнъ. Здѣсь увидѣлъ я своихъ канонеровъ, и Штабсъ-Капитана Жемчужникова, съ которымъ пріѣхалъ въ роту, расположенную въ д. Шлаузѣ; Подполковникъ съ офицерами квартировалъ въ обширномъ, пустомъ зданіи какого-то знатнаго помѣщика.
Вотъ я опять въ ротѣ по прежнему; не смотря на общество веселыхъ товарищей, мнѣ было скучно и тягостно. Во время десятидневной поѣздки я наслаждался полною свободою, и леталъ по горамъ, какъ чижикъ, вырвавшійся изъ клѣтки; располагалъ временемъ произвольно, вездѣ встрѣчалъ новые предметы, занимательные для любопытства; вездѣ принимали меня съ нѣкоторымъ уваженіемъ по моему занятію.
Между тѣмъ, въ продолженіе перемирія, Россія, Англія, Пруссія и Швеція заключили твердый союзъ противъ Наполеона.
Въ Пруссіи вооруженіе производилось съ большою дѣятельностію; одни жители Берлина сформировали 30,000-й Корпусъ. Къ намъ также стали подходить войски. Баронъ Остенъ-Сакенъ, оставленный въ Галлиціи противъ Князя Понятовскаго, по удаленіи Польскихъ войскъ къ арміи Наполеона, пришелъ съ 44,000 въ Силезію. Генералъ Бенингсенъ, съ 70,000 резервнаго войска, находился на Вислѣ. Всѣхъ недовольныхъ Наполеономъ Германцевъ и Французовъ принимали охотно въ Русскую службу. Важнѣйшій изъ числа ихъ былъ славный Французскій полководецъ Генералъ Моро, вызванный нашимъ Императоромъ изъ Америки. Наслѣдный Принцъ Шведскій, прежде бывшій Бернадоттъ, счастливѣйшій изъ всѣхъ Французскихъ Генераловъ, вышелъ также противъ Наполеона. Главнѣйшіе враги этому завоевателю были Англичане, помогавшіе вооруженію противъ него цѣлой Европы. Но Австрія все еще могла сдѣлать перевѣсъ, если-бы пристала къ Франціи; она съ разсчетливостію оставалась неутральною, покуда не привела къ окончанію своего вооруженія, съ которымъ наконецъ объявила себя врагомъ того, кто воспротивится заключенію всеобщаго мира. А какъ Наполеонъ, къ униженію своей славы и гордости, никогда не могъ согласиться уступить завоеванныя земли, то и слѣдовало Австріи, не смотря на родство съ нимъ своего Императора, приступить къ общему союзу державъ, для возстановленія прежняго политическаго равновѣсія.
Союзныя войски, расположенныя за демаркаціонною линіею, наслаждались отдохновеніемъ и спокойствіемъ, какъ среди глубокаго мира. Полки и роты артиллеріи укомплектовались людьми и лошадьми; наконецъ получено было и удовлетвореніе жалованьемъ, провіантомъ и аммуниціею.
Съ 11-го по 27-е Іюня наша рота квартировала спокойно въ д. Шлаузѣ. Въ домѣ, гдѣ мы жили, вся мебель оставалась въ цѣлости, и между прочимъ библіотека, въ которой я нашелъ для себя Энциклопедію и Мильтонову поэму: Потерянный Рай. Въ минуты свободныя отъ службы, и въ хорошую погоду, которая почти не измѣнялась, я прогуливался по селенію, и любовался трудолюбіемъ жителей, ихъ хозяйственнымъ устройствомъ и семейственнымъ благосостояніемъ. У насъ во дворѣ жилъ поселянинъ, управитель господскаго дома. Къ прекрасной дочери его, Терезѣ, часто хаживали сельскія, миловидныя дѣвушки; тогда составлялась у насъ во дворѣ веселое и рѣзвое общество; мы съ поселянками играли въ горѣлки, въ веревочку, или качались на качеляхъ, и проводили время очень весело. Дѣвушки были весьма любезны, остроумны, и довольно строги въ своей нравственности, такъ что неблагопристойность или какая-либо дерзость при нихъ были непозволительны. На дѣвушкахъ, какъ замѣтили мы, въ Силезіи и въ Саксоніи оставалось вообще все хозяйство дома: ихъ дѣло было смотрѣть за чистотою въ комнатахъ, готовить кушанье, мыть бѣлье, чистить посуду, кормить дворовую птицу, и косить траву для коровъ, которыя содержались всегда въ стойлахъ. Пожилыя бабы занимались легкою работою, сидѣли за вязаньемъ чулковъ, за самопрялкою, или за шитьемъ. Мужчины возились болѣе съ лошадьми. По недостатку сѣнокосныхъ луговъ, поселяне не держали много скота; каждый имѣлъ не болѣе пары лошадей и двухъ коровъ. Для продовольствія ихъ они сѣяли траву клеверъ, которая ростетъ такъ скоро и густо, что въ продолженіе лѣта раза три ее скашиваютъ; такимъ образомъ небольшой участокъ земли, засѣянный клеверомъ, достаточно служитъ для скота и лошадей на годовое продовольствіе. Сверхъ того, кто держитъ болѣе скотины, тотъ сѣетъ еще и брюкву, которую особенно любятъ коровы. Лошади и коровы у нихъ всегда жирны, хотя вторыя всегда доятся, а первыя не знаютъ овса.
Иногда посѣщали насъ пожилые крестьяне, въ свѣтлосинихъ курткахъ, въ треугольныхъ шляпахъ, съ длинными на затылкахъ косами, въ кожаныхъ панталонахъ и въ длинныхъ ботфортахъ; разговаривали они протяжно, съ почтительностію, и всегда были разсудительны: кротость ихъ характера показывала людей, по своему званію и понятіямъ довольно образованныхъ. Мы удивлялись достоинству народа, который въ сельскомъ быту могъ достигнуть такой степени просвѣщенія и благосостоянія. По разнымъ надобностямъ часто хаживалъ къ намъ деревенскій староста или шульцъ. Мы съ удовольствіемъ съ нимъ бесѣдовали, и подчивая его табакомъ, въ шутку называли: Gnädiger Herr Schultz von Schlause (Милостивый Государь, Господинъ Шульцъ фонъ Шлаузъ); и онъ всегда отвѣчалъ на это: . (Наша милость очень мала). Мы замѣтили въ немъ особенное достоинство, что онъ никого не осуждалъ: Наполеона почиталъ посланнымъ отъ Бога для наказанія грѣшниковъ; говорилъ, что всѣ бѣдствія надобно переносить съ терпѣніемъ, потому что Богу такъ угодно. Наконецъ философію свою всегда оканчивалъ восклицаніемъ: Vivat die ganze Welt!—(Да здравствуетъ цѣлый міръ)!
Перемиріе продолжалось. Хотя говорили, что въ Прагѣ идутъ переговоры о мирѣ, однако, судя по всѣмъ приготовленіямъ къ войнѣ, это казалось сомнительнымъ. По слухамъ, партизанъ Фигнеръ въ Фрауштатѣ формировалъ изъ бѣглыхъ Наполеоновой арміи Испанцевъ и Итальянцевъ Мстительные легіоны. Конечно его намѣренія были велики, но послѣдствія не оправдали затѣй пылкаго и предпріимчиваго воина.
24-го Іюня ѣздилъ я въ Франкенштейнъ за покупками, и видѣлся тамъ съ старымъ товарищемъ по Корпусу, Поручикомъ Вальцемъ, который поздравилъ меня переведеннымъ въ гвардію; но это не сбылось.
Чистенькій городокъ Франкенштейнъ довольно привлекателенъ для живущихъ въ деревнѣ: въ немъ есть магазины съ разными товарами, хорошіе трактиры, и не рѣдко пробѣгаютъ мимо глазъ прелестныя Нѣмочки, какъ легкія серны. Мѣстоположеніе вокругъ города прекрасное. Мнѣ столько понравились Силезія и Саксонія, что я не желалъ-бы съ ними разстаться; даже нерѣдко завидовалъ участи поселянъ, которые родились жить въ столь благословенныхъ странахъ.
Силезія есть одна изъ богатѣйшихъ провинцій Германіи, завоеванная у Австрійской Императрицы Маріи Терезіи Фридрихомъ Вторымъ, Королемъ Прусскимъ, въ 1742 году. Она раздѣляется на Верхнюю и Нижнюю; имѣетъ до 2-хъ милл. жителей. Судя по небольшому пространству ея (въ длину около 350 верстъ, въ ширину 175, и въ окружности не болѣе 2500 верстъ) народонаселеніе въ ней велико, а потому города, мѣстечки и деревни здѣсь весьма часты и многолюдны. Хребетъ Исполинскихъ горъ (Riesengebirge) отдѣляетъ Силезію отъ Богеміи. Расположенная на этихъ горахъ Верхняя часть имѣетъ климатъ суровый; по горамъ растетъ достаточно хорошій лѣсъ: дубъ, сосна, ель, листвяница; около рѣчекъ, въ долинахъ между горами, есть хорошія пастьбища для особой породы овецъ, извѣстныхъ у насъ подъ именемъ Шлёнскихъ, которыхъ содержатъ здѣсь во множествѣ для суконныхъ фабрикъ; горы даютъ довольно мѣди, свинца и желѣза; каменный уголь между жителями въ большомъ употребленіи. Нижняя часть Силезіи, простирающаяся по обѣимъ сторонамъ р. Одера, болѣе хлѣбородна, и въ особенности много производитъ льну и конопли; отъ того почти во всей Силезіи занимаются пряжею и тканьемъ; она производитъ прекрасныя полотна, славныя бѣлизною, тонкостію и прочностію, продающіяся у насъ Жидами подъ именемъ Голландскихъ. Главный городъ въ Силезіи есть Бреславль, весьма древній и богатый, въ которомъ считается до 70,000 жителей; въ немъ тридцать кирокъ и много публичныхъ зданій. Потомъ Глогау, большой, хорошо укрѣпленный городъ. Лигницъ, красивый городъ, извѣстенъ своими суконными и шелковыми фабриками; Гиршбергъ, славенъ обширною торговлею полотняными издѣліями; въ Заганѣ есть хорошее училище и прекрасный за̀мокъ; наконецъ въ Швейдницѣ есть мѣдный заводъ и суконная фабрика; въ Рейхенбахѣ дѣлаютъ канифасъ и бумазею. Въ Верхней Силезіи лучшій городъ есть Нейссе, извѣстный своею торговлею хлѣбомъ, также хорошими зданіями и училищемъ; Глацъ, большой и весьма укрѣпленный городъ; въ Тарновицѣ есть богатый рудникъ серебра и частію золота.
26-го Іюня, въ полночь, послали меня въ с. Ротшлосъ, къ артиллеріи Генералу Рѣзвому для полученія приказаній. Онъ далъ намъ предписаніе сойдти съ занимаемыхъ квартиръ, и слѣдовать на правый флангъ арміи, въ 10-й Корпусъ Генерала Капцевича. Тогда всѣмъ войскамъ послѣдовало перемѣщеніе въ Корпуса по новому раздѣленію.
27-го Іюня, рота наша выступила изъ благополучнаго и мирнаго квартированія деревни Шлаузе. Мы прошли мѣстечки Минстербергъ, Нимштъ, и при с. Гейнрихау расположились для ночлега.
На другой день пришли въ большое селеніе Зенитцъ. Погода нѣсколько дней стояла сухая, лѣто было жаркое; лучи солнца пожигали траву, и сѣрая пыль покрывала древесные листья. Такое состояніе погоды для солдатъ было вредно. На поляхъ хлѣбъ вездѣ созрѣвалъ, и дней черезъ пять надлежало быть жатвѣ. Рѣчекъ на пути не было: однѣ канавы съ стоячею водою, и негдѣ было прохладиться купаньемъ.
29-го Іюня, день Св. Петра и Павла, у насъ была дневка и ротный праздникъ. Наша рота артиллеріи поступила и отдѣльный Корпусъ Графа Ланжерона, состоящій изъ 6-го, 8, 9 и 10-го пѣхотныхъ Корпусовъ, и кавалеріи, подъ начальствомъ Генераловъ Корфа и Бороздина; всего войска въ этомъ Корпусѣ было до 50,000. Начальникомъ артиллеріи былъ Генералъ Веселицкій.
Дней десять стояли мы на мѣстѣ въ с. Зенитцъ; время текло безъ происшествій.
5-го Іюля Главнокомандующій Барклай-де-Толли осматривалъ весь Корпусъ Графа Ланжерона. Парадъ былъ блестящій; войски успѣли укомплектоваться, обшиться и обучиться.
8-го Іюля вышелъ срокъ перемирія, однако оно продолжалось, потому что Союзные Монархи приняли предложеніе Наполеона о всеобщемъ конгрессѣ для заключенія мира; при чемъ Австрія вступила въ посредничество между враждующими державами. Перемиріе продолжили до 29-го Іюля, и положено уполномоченнымъ собраться въ Прагѣ. Назначенный отъ Наполеона для присутствія на конгрессѣ Герцогъ Коленкуръ не пріѣхалъ въ опредѣленное время; тогда Россійскій, Австрійскій и Прусскій уполномоченные, дожидаясь тщетно пятнадцать дней Коленкура, заключили между собою союзъ, и положили приготовляться къ войнѣ. Наполеонъ, кажется, нарочно медлилъ высылать Коленкура, чтобы выиграть болѣе времени для вооруженія; по этому заключили, что онъ ни мало не думалъ о мирѣ, и война тѣмъ ужаснѣе долженствовала быть, чѣмъ болѣе употреблено было усилій для приготовленія.
Черезъ два дня перешли мы въ с. Гросъ-Нигницъ. На другой день ѣздилъ я по службѣ въ м. Нимштъ, въ батарейную роту Полковника Либштейна. Тутъ услышалъ новость, что Герцогъ Веллингтонъ въ Испаніи, съ 40,000 Англичанъ и Союзною арміею Испанцевъ и Португальцевъ, выгналъ изъ Мадрита брата Наполеонова, Короля Іосифа, и въ Пиренейскихъ горахъ совершенно разбилъ Французскую армію, взялъ 15,000 человѣкъ въ плѣнъ, 150 пушекъ и весь обозъ. Впрочемъ, покуда молва о побѣдѣ Герцога Веллингтона надъ Французами, изъ Испаніи дошла до насъ, она могла на пути вдесятеро увеличиться.
12-го Іюля послали меня на ординарцы въ Рейхенбахъ къ Князю Яшвилю. Онъ былъ нездоровъ, и нѣсколько дней не выходилъ изъ комнаты; дѣлами управлялъ Начальникъ его штаба, Генералъ Сухозанетъ, весьма ласковый въ обращеніи съ офицерами, но строгій и взыскательный по службѣ.
Въ Рейхенбахѣ нечаянно увидѣлся я съ своими товарищами изъ Кадетовъ, выпущенныхъ въ разные полки послѣ меня. Всѣ они были Капитанами и смотрѣли въ Маіоры, хотя въ Корпусѣ по наукамъ въ классахъ сидѣли ниже меня. По этому, для выслуги, армейская пѣхотная служба казалась мнѣ предпочтительнѣе артиллерійской, въ которой отъ Прапорщика до Капитана многіе въ 15 лѣтъ не доходятъ; я самъ уже пятый годъ служилъ Поручикомъ.
Обыкновенное сборище офицеровъ въ Рейхенбахѣ было въ трактирахъ, гдѣ одни играли въ билліардъ, а другіе курили трубки. Передъ входомъ въ эти храмы празднолюбія стояло множество мальчиковъ и дѣвочекъ съ корзинами, въ которыхъ были ягоды, конфекты, хлопушки и всякія бездѣлки, для продажи. За нѣсколько грошей мальчики дрались между собою до крови, а дѣвочки на все соглашались.... Столько нравственность ихъ была развращена. Всякаго входящаго офицера они упрашивали, чтобы купилъ у нихъ что нибудь, или просили милостыни, или предлагали подлыя услуги. Можно сказать, что въ продолженіе двухмѣсячнаго пребыванія Союзныхъ войскъ въ Рейхенбахѣ сдѣлано довольно разврата между жителями. Взрослые и малолѣтные, пожилые и юные, мужчины, женщины и дѣвушки средняго званія, столько показали алчность къ деньгамъ, какъ томимые лютымъ голодомъ къ пищѣ; страсть корыстолюбія возбуждена была въ нихъ до такой крайности, что подавила добрыя сѣмена нравственности. Жестокія обстоятельства были тому причиной: съ одной стороны жители раззорялись отъ тягостнаго постоя, а съ другой они думали вознаграждать это непомѣрнымъ требованіемъ денегъ за все, научая мальчиковъ и дѣвочекъ, дѣтей своихъ, выманивать что нибудь у щедрыхъ офицеровъ, самымъ низкимъ образомъ. Война вездѣ сѣетъ зло.
Жители Силезіи, добрые, честные и трудолюбивые, были весьма недовольны, что къ нимъ завели въ гости Французовъ и Рускихъ. Зная о всеобщемъ вооруженіи Королевства Прусскаго, они не полагали въ насъ надобности; при національной гордости своей почитали достаточнымъ собственнаго энтузіазма и собранныхъ силъ Королевства, для изгнанія Французовъ, которыхъ уже перестали страшиться.
13-го Іюля, къ удовольствію моему, смѣнившись съ ординарцевъ, я отправился въ роту, которую засталъ около с. Пильценъ. Весь правый флангъ Союзныхъ войскъ съ авангардомъ уже выступилъ на биваки при Швейдницѣ, будучи въ готовности идти на непріятелей. По слухамъ, Наполеонъ просилъ Союзниковъ о продолженіи перемирія еще на двѣ недѣли, но не соглашался на требуемую отъ него уступку; чтобы показать готовность нашу къ войнѣ, войски двинулись и тѣмъ постращали его. Армія наша стала опять въ полномъ цвѣтѣ и блескѣ.
На слѣдующій день войски возвратились въ квартиры, потому что перемиріе продолжено до 29-го Іюля. Впрочемъ, оно тогда казалось не столько выгоднымъ для насъ, какъ для Наполеона.
О мирѣ не льзя было думать. Императоръ Французовъ, къ униженію своей славы и гордости не могъ согласиться на ту уступчивость, которой Союзники отъ него требовали. Война сдѣлалась необходимою. Франція жертвовала Наполеону послѣдними усиліями. Въ продолженіе перемирія войски его значительно умножились, но не столько какъ Союзныя. Наполеонъ имѣлъ тогда 280,000, а Союзники до 410,000. Такое превосходство силъ и самое положеніе войскъ Наполеоновыхъ, открытыхъ со всѣхъ сторонъ, давало Союзникамъ надежду восторжествовать надъ общимъ ихъ врагомъ. Наполеонъ, утвердившись главными силами въ Дрезденѣ, надѣялся центробѣжнымъ дѣйствіемъ изъ зажигательнаго фокуса этого, распространяя къ периферіи огненные лучи свои и обращаясь цѣлою массою, разбить отдѣльныя силы Союзниковъ; но онъ упустилъ изъ вида уже испытанное ихъ средство—ретираду. Они могли оттягивать его отъ центра съ одной стороны, тѣснить съ другой, и, постепенно утомляя, ослабить до того, что наконецъ довершить гибель совокупнымъ нападеніемъ. Кажется, съ тѣхъ поръ, какъ геній Наполеона ознобился въ Россіи, онъ сталъ теряться въ своихъ стратегическихъ соображеніяхъ.
Время летѣло; мы отдыхали, и въ послѣдніе дни перемирія наслаждались спокойствіемъ. Пруссаки безпрерывно формировали ландверовъ, на подобіе нашихъ ратниковъ, въ полукафтанахъ, съ киверами, на которыхъ вшитъ мѣдный крестъ съ вырѣзанною надписью: Für Vaterlandsliebe (За любовь къ отечеству). Въ подражаніе нашимъ Казакамъ, Пруссаки образовали своихъ по формѣ Донскихъ; но они только по названію были Казаками, не имѣя надлежащей ловкости, проворства и неопрятства нашихъ Казаковъ. Эти молодцы, съ рыжими, черными и сѣдыми бородами, въ разноформенныхъ курткахъ, довольно подсмѣивались надъ щеголеватыми и бритыми Казаками Прусскими, называя ихъ своими обезьянами.
Линейное войско наше, въ продолженіе перемирія, было укомплектовано старыми солдатами, вышедшими изъ госпиталей, одѣто, откормлено и приготовлено къ войнѣ. Артиллерія также во всѣхъ частяхъ была исправлена.
20-го Іюля, въ день своего ангела, пошелъ я въ деревенскую кирху. Насмотрѣвшись до этого времени на Католическое Богослуженіе, я здѣсь восхищенъ былъ простотою Лютеранскаго. Здѣсь входишь съ любовію и надеждою, среди благородной простоты и приличія. Мнѣ особенно пріятно было видѣть въ кирхѣ за молитвою, опрятно одѣтыхъ въ кофточки и чепчики, тѣхъ сельскихъ дѣвушекъ, которыя вчера пачкались на скотныхъ дворахъ своихъ; видъ ихъ вовсе перемѣнялся. Онѣ не имѣютъ привычки коснѣть въ нечистотѣ и неопрятствѣ; для праздничнаго дня бросаютъ лоскутья, дѣлаются бѣленькими, чистыми, и одѣваются въ лучшія свои платья, чтобы нравиться и привлекать къ себѣ жениховъ.
Хлѣбъ на поляхъ созрѣвалъ; вездѣ его косили или жали. Еще разъ замѣчу, какъ обширно у поселянъ въ Силезіи хозяйство. У каждаго мужика есть нѣсколько хлѣвовъ, сараевъ, чулановъ; для каждой лошади и коровы стойло; для каждаго рода птицы своя загородка; словомъ, для каждой вещи въ хозяйствѣ особенное мѣсто. Въ каждомъ дворѣ есть свой погребъ и свой колодезь. Домы двуэтажные со многими комнатами; окна большія со стеклами; при каждомъ домѣ садъ; огороды выходятъ въ поле вокругъ всего селенія, что составляетъ лѣтомъ пріятную окрестность, вмѣсто безплоднаго выгона, какъ у насъ при деревняхъ. Одно только мнѣ не нравилось, что при каждомъ домѣ, посреди двора, сваливаютъ навозъ около большой лужи съ стоячею водою; навозъ умятый рѣжутъ въ кирпичи, сушатъ и употребляютъ вмѣсто дровъ, а водою поливаютъ сады и огороды; притомъ она полезна для гусей и утокъ. Во всемъ экономія; только воздухъ отъ того дѣлается смраденъ, и надобно привыкнуть жить въ навозной атмосферѣ. Впрочемъ, говорятъ, это очень здорово. Въ селеніи, гдѣ кирха, тамъ и школа; въ обязанности Пастора состоитъ обучать дѣтей грамотѣ, и внушать имъ добрую нравственность, а они привыкаютъ любить его и уважать. Кажется, не только Пруссаки, Саксонцы, но и всѣ Нѣмцы, утвердившись осѣдлостію, столько привязаны къ мирной, сельской жизни, что вовсе не прельщаются воинскою славою. Какъ они различны стали отъ Германцевъ, современниковъ Тацита, жившихъ въ дичи обширныхъ лѣсовъ одними разбоями и войною! Такъ-то все измѣняется въ природѣ человѣка съ образованіемъ разума. Можетъ быть черезъ нѣсколько вѣковъ и наши брадатые мужички станутъ брить бороды, жить въ двуэтажныхъ домахъ и читать газеты.
Русскіе Генералы и офицеры съ деньгами не теряли золотаго времени, искали удовольствій и наслаждались ими по возможности. Многіе ѣздили къ цѣлебнымъ водамъ въ Ландекъ и въ Альтвассеръ, близъ Швейдница. Въ Ландекѣ Русскіе офицеры дѣлали балъ, на которомъ присутствовали Принцессы Прусскія и всѣ знатныя дамы; Графиня Остерманъ была хозяйкою. Пруссаки удивлялись богатству, вкусу и образованности Русскаго дворянства. Они были признательны къ той пріязни, которую имъ оказывали Русскіе офицеры, и еще болѣе тронулись благороднымъ чувствомъ своихъ Союзниковъ, когда увидѣли съ какимъ участіемъ они носили трауръ по усопшей, прекрасной ихъ Королевѣ Луизѣ.
Сколько ни гнѣвались сначала Пруссаки за тягостное для нихъ квартированіе войскъ въ Силезіи, отъ чего долженствовало разстроиться въ обыкновенномъ курсѣ ихъ хозяйство, и причемъ сами они должны были не рѣдко сносить невольную измѣну подругъ своихъ и терзаться ревностію, однако, по окончаніи разсчетовъ, оставались въ изрядныхъ барышахъ отъ щедрости Русскихъ гостей. Обитатели Силезіи, можно сказать, обогатились во время перемирія; они за все брали съ насъ добрые гроши и талеры, сколько хотѣли: торговаться съ ними никто не смѣлъ; они намъ плюнуть не давали даромъ. Нашъ Подполковникъ за тринадцать дней квартированія въ с. Гросъ-Нигницъ заплатилъ за одну говядину для своего стола девять червонцевъ, да за салатъ шесть. По этому можно судить о дороговизнѣ прочаго.
26-го Іюля Государь Императоръ нашъ, съ Королемъ Прусскимъ и со всѣми Посланниками Союзныхъ Державъ, осматривалъ войски праваго фланга въ Корпусѣ Графа Ланжерона. Пѣхота и артиллерія были собраны вмѣстѣ на обширномъ полѣ. Обновленныя войски, освѣжившіяся отдохновеніемъ, въ блестящихъ строяхъ, всюду встрѣчали своего Монарха радостнымъ крикомъ ура! и громкою музыкою; потомъ проходили мимо него церемоніальнымъ маршемъ. Мы видѣли грозное для враговъ, и милосердое для насъ чело Россійскаго Самодержца, освободителя Европы. Каждый солдатъ смотрѣлъ на Государя своего, какъ на отца, и Государь въ лицѣ каждаго солдата видѣлъ вѣрноподданнаго, готоваго положить за него животъ свой.
Перемиріе кончилось за два дни до срока; война объявлена, и намъ велѣно выступить на биваки.
Примѣчанія
править- ↑ По которой и нынѣ предписано въ полкахъ калибровать ружья.
