21-го Апрѣля, Корпусъ Генерала Милорадовича отъ Цейтца пошелъ къ Пегау, и, не доходя за милю, присоединился къ Большой арміи, которая тутъ маневрировала, избирая боевыя позиціи; она вскорѣ потомъ перешла чрезъ р. Эльстеръ, а нашъ Корпусъ остался въ арріергардѣ. Непріятель насъ не тревожилъ, однако для безопасности и мы перешли рѣчку по плотинѣ; тутъ выбирали и часто перемѣняли позиціи; наконецъ въ полночь пришли къ м. Фронбургу, выходивши въ продолженіе дня до 40 верстъ.
Отсюда принялись мы опять за старое: ретироваться. Причиною отступленія, какъ говорили, былъ недостатокъ въ огнестрѣльныхъ снарядахъ: войски наши, покуда не встрѣтились съ Наполеономъ, такъ скоро шли впередъ, что парки и транспорты не поспѣвали за ними; но главнѣйшею причиною ретирады полагали кончину Фельдмаршала нашего, Князя Кутузова-Смоленскаго, которая случилась за три дни до Люценскаго сраженія. Всѣ съ горестію приняли эту вѣсть, и навѣрное[1] ожидали, что Наполеонъ снова восторжествуетъ: началомъ этого была наша ретирада. Сверхъ того войски не знали, кто дѣйствительно былъ Главнокомандующимъ послѣ Свѣтлѣйшаго; одни почитали Графа Витгенштейна, другіе Милорадовича, какъ старшаго по службѣ; нѣкоторые утверждали, что самъ Императоръ нашъ принялъ званіе Генералиссимуса надъ всѣми Союзными войсками. Вскорѣ послѣ того слышно было, что Корпусный Командиръ нашъ Генералъ Милорадовичъ, по какому-то неудовольствію, намѣренъ былъ уѣхать изъ арміи на воды; Рускіе любили его, и полагали на него большую надежду, какъ на современника и ученика Суворова. Такія обстоятельства, всѣ вмѣстѣ съ началомъ ретирады, произвели опять въ войскахъ уныніе.
Въ слѣдующій день, арріергардъ нашъ пришелъ къ м. Рохлицъ. По прежнему начали мы становиться на бивакахъ, а не въ квартирахъ. Противъ насъ, въ непріятельскомъ авангардѣ, находился Корпусъ Вице-Короля. Пруссаки отъ Пегау пошли къ Мейссену, а мы взяли направленіе къ Дрездену.
Какъ скучна ретирада! Жители вездѣ прячутся, а которые и являются, то съ печальными лицами и слезами: они не хотѣли разставаться съ нами, опасаясь мщенія Французовъ. Многіе уѣзжали съ имуществомъ, оставляя домы впустѣ, и тѣмъ напоминали намъ горестную ретираду въ Россіи. Досадно было видѣть отступленіе войскъ, а еще непріятнѣе смотрѣть на отчаяніе жителей, терпящихъ раззореніе отъ неизбѣжныхъ бѣдствій войны. Избаловавшимся нѣсколько на квартирахъ, Цыганская жизнь въ бивакахъ опять весьма не нравилась намъ. Болѣзни во время похода заставили насъ не мало людей оставить въ разныхъ госпиталяхъ, такъ что рота артиллеріи, въ которой я служилъ, могла дѣйствовать только полуротою.
23-го Апрѣля, перешедъ за м. Рохлицъ, стали мы въ боевую позицію; около полудни услышали вправо, въ арріергардѣ Пруссаковъ, канонаду. Въ Кольдицѣ, за р. Мульдою, они хотѣли остановить стремленіе непріятелей, но Французы переправились въ бродъ и вытѣснили Пруссаковъ, между тѣмъ какъ мы оставались еще при Рохлицѣ; такимъ образомъ они были у насъ во флангѣ, и хотѣли пресѣчь намъ путь къ Вальдгейму. Уже непріятельская кавалерія показалась у насъ на правомъ флангѣ, въ лѣсистой лощинѣ; мы прибавили рыси. Генералъ Милорадовичъ тотчасъ сдѣлалъ надлежащее распоряженіе для удержанія Французовъ: въ подкрѣпленіе Пруссакамъ, при д. Герсдорфъ, онъ послалъ отрядъ съ Графомъ Сенъ-При, который упорно выдерживалъ стремленіе Французовъ; въ арріергардъ, къ Генералу Корфу, также послалъ подкрѣпленіе; послѣ чего вдругъ увидѣли мы, что Французы были остановлены. Въ это самое время проѣзжалъ мимо артиллеріи нашъ Баярдъ, на котораго солдаты всегда взирали съ уваженіемъ; одинъ глазъ у него былъ перевязанъ бѣлымъ платкомъ. Кому-то въ отдаленіи онъ говорилъ довольно важно: «Сенъ-При послалъ я на встрѣчу; Корфу велѣлъ, чтобы онъ не торопился, и непріятель—остановился!»—Это магическое изрѣченіе многіе слышали и затвердили; точно, Французы не двигались съ мѣста, и мы благополучно перешли м. Вальдгеймъ. Арріергардъ, оставшійся по ту сторону мѣстечка, удерживалъ съ большимъ усиліемъ стремящагося непріятеля; въ виду нашемъ дымилась канонада, и Французы, не смотря на многочисленность пѣхоты своей, принуждены были остановиться. Говорили, что если-бы мы опоздали еще однимъ часомъ, то они прежде насъ заняли-бы мѣстечко; эта форсировка стоила имъ потери нѣсколькихъ зарядныхъ ящиковъ, но они сами отняли у Пруссаковъ четыре пушки. Молодые воины Наполеоновы, не взирая на ихъ юность, дралась отчаянно, и будучи ободрены нашимъ отступленіемъ, лѣзли впередъ, какъ бѣшеные.
Въ полночь, нашу артиллерію, находившуюся въ резервѣ, повели къ м. Росвейну; пѣхота оставалась на мѣстѣ, но вскорѣ и она пришла туда-же.
Въ слѣдующій день, не доходя версты двѣ до м. Носсена, сдѣлали мы привалъ; потомъ, перейдя ручей около мѣстечка, отошли верстъ семь и расположились биваками для ночлега. Непріятель не слишкомъ горячился. Мѣстоположеніе отъ самаго Рохлица гористое, съ частыми пролѣсками; грунтъ земли каменистый, особенно около Вальдгейма, который стоитъ на скалахъ; при военныхъ дѣйствіяхъ мѣста большею частію закрыты, и способны только для стрѣлковъ. Раззоренные жители убѣгали отъ насъ, такъ-же скоро какъ прежде усердно встрѣчали.
Потомъ Французы стали наступать на насъ. Шесть орудій нашей роты изъ резерва послали въ арріергардъ; мы заняли мѣсто въ боевой позиціи и приготовились. Однако Французы не тронули нашего фронта, прикрытаго ручьемъ, а усиливались противъ праваго фланга, и стали тѣснить его. Уланы съ конною артиллеріею атаковали непріятельскую пѣхоту, только неудачно, и мы принуждены были отступать, поспѣшая пройдти дефиле къ д. Вильсдруфъ. Лордъ Вильсонъ, въ красномъ мундирѣ, опять явился тутъ, распоряжался, и давалъ намъ направленіе куда идти; непріятельскія гранаты безпрестанно хлопали и разрывались надъ нами, заставляя скорѣе убираться; кромѣ того, съ самаго утра мочилъ насъ дождь. Однимъ словомъ, все что-то было неловко; порядокъ отступленія едва держался; пѣхотныя колонны, при первомъ разрывѣ надъ ними гранаты, ворочались на лѣво кругомъ, и уходили; раненыхъ едва успѣвали увозить на подводахъ. Эта ретирада, напоминая Россійскую, невольно ослабляла воинственный духъ и давала намъ чувствовать превосходство силъ Наполеоновыхъ. Смотря на плѣнныхъ Французовъ, отважныхъ мальчиковъ, нельзя было не досадовать на то, что мы, старики, отъ нихъ уходимъ; но ихъ одушевлялъ геній Наполеона, который умѣлъ изъ юношей создать новыхъ героевъ Франціи, соревнователей славы и мстителей погибшихъ въ Россіи.
26-го Апрѣля, въ 7 часовъ утра, арріергардъ тронулся съ мѣста, и, кажется, немного опоздалъ; Французы съ фронта насъ не трогали, но все обходили правый флангъ. Узнавъ это, и опасаясь быть отрѣзанными, спѣшили мы уходить, не видя впрочемъ нигдѣ передъ собою непріятелей. Не далеко отъ Дрездена, въ моей артиллеріи подъ запаснымъ лафетомъ сломилась ось; я остался съ нѣсколькими канонерами поддѣлать ее какъ нибудь, чтобы убраться съ лафетомъ. Мимо меня рысью проѣзжали драгуны, и совѣтовали скорѣе уходить, стращая Французами. Мнѣ показалось страннымъ, что, не видя непріятеля и не слыша даже выстрѣла, всѣ спѣшили въ городъ; однако и я съ лафетомъ побѣжалъ вслѣдъ за драгунами. Черезъ Дрезденъ мы уже не съ такимъ парадомъ проходили, какъ прежде; обозы по мостовой летѣли съ громомъ и стукомъ; все бѣжало, стараясь достигнуть понтонныхъ мостовъ, наведенныхъ ниже и выше города. Жители равнодушно смотрѣли на насъ, каждый занимаясь своимъ дѣломъ; любопытныхъ было мало; впрочемъ многіе посмѣивались, и, кажется, съ удовольствіемъ смотрѣли на нашу суетливость. Однѣ миловидныя Саксоночки выглядывали на насъ кой-гдѣ съ нѣжнымъ состраданіемъ; намъ самимъ жаль было разставаться съ ними.
Какъ войски ни спѣшили къ обоимъ мостамъ, однако Французы отхватили у насъ часть обоза и нѣсколько плѣнныхъ; Казаки подожгли мосты, и тѣмъ избавили насъ отъ большей потери, остановивъ стремленіе непріятеля.
Саксонцы въ городѣ встрѣтили Французовъ съ колокольнымъ звономъ и радостнымъ крикомъ. Это для насъ показалось весьма оскорбительно.
За Эльбою мы стали покойнѣе. Тутъ сошлось много войскъ изъ разныхъ Корпусовъ для прикрытія нашего арріергарда.
Артиллерію повели было къ м. Радебергъ; но послѣ привала велѣли на ночь воротиться къ Дрездену, и мы взадъ и впередъ прошли около 40 верстъ; люди и лошади весьма утомились по песчанымъ дорогамъ, на правой сторонѣ Эльбы.
Теперь одна половина Дрездена была у насъ, а другая у Французовъ; оба берега рѣки были усажены войсками, особенно съ нашей стороны, и биваки всюду дымились; стрѣлки съ обоихъ береговъ, до глухой полуночи перестукивались. Къ утру мы ожидали чего нибудь важнаго, потому что самъ Наполеонъ находился въ Дрезденѣ; а онъ не любилъ гулять.
27-го Апрѣля, въ 4 часа утра, я поднялся нарочно, и вышелъ съ биваковъ осмотрѣть положеніе нашихъ и непріятельскихъ войскъ, для всякаго случая. Я проходилъ черезъ Нейштатъ, или Новый городъ, и только что вступилъ въ большую аллею, ведущую къ мосту, какъ вдругъ взвизгнула мимо ушей моихъ пуля, и такъ сильно рванула за правый високъ, что я на мѣстѣ перевернулся; пуля отъ меня ударилась близъ одного Нѣмца, который, будучи тѣмъ остановленъ, спросилъ съ изумленіемъ: «Camrad! was ist das?»—Das ist kein Spass, Camrad[2]! отвѣчалъ я, и поворотилъ влѣво. Кромѣ этого выстрѣла, направленнаго именно въ меня скрытымъ злодѣемъ, все оставалось тихо и спокойно. Еще было довольно рано; людей по улицамъ ходило немного: большею частію служанки съ корзинами или изъ домовъ къ овощному рынку. Въ молчаніи или съ шепотомъ Нѣмцы ходили по улицамъ, такъ что стукъ ихъ сапоговъ по мостовой былъ внятнѣе словъ. У каменнаго моста я нашелъ два батарейныя орудія нашей бригады, съ Подпоручикомъ Сенкевичемъ, закрытыя турами; отсюда пошелъ лѣвѣе по берегу, и черезъ кварталъ нашелъ еще два такія-же орудія, съ Подпоручикомъ Мешетичемъ, на открытомъ мѣстѣ, направленныя на площадь Св. Петра въ Старый городъ. За развалинами взорванной части моста, по срединѣ рѣки, съ непріятельской стороны также поставлены были двѣ пушки, и за насыпью ходилъ часовой. По этимъ развалинамъ нѣкоторые изъ жителей, конечно по необходимой надобности, пробирались на нашу сторону изъ Стараго города, и ихъ пропускали безпрепятственно. Все молчало; изрѣдка Французскіе стрѣлки изъ-за развалинъ моста, гдѣ сидѣли притаившись, стрѣляли по нашему берегу, и вмѣсто Русскихъ солдатъ ранили часто бѣдныхъ жителей.
Около 6 часовъ утра поднялся колокольный звонъ въ Старомъ городѣ, и вскорѣ стали являться непріятельскія войски на площади Св. Петра. Кажется, Наполеонъ хотѣлъ сдѣлать разводъ съ церемоніею, но Подпоручики Сенкевичъ и Мешетичъ, первыми выстрѣлами изъ своихъ пушекъ черезъ мостъ, разстроили весь парадъ. Это было знакомъ ко всеобщей тревогѣ. Я поспѣшилъ къ своему лагерю и увидѣлъ пѣхоту съ орудіями, уже выступающими для дѣла. Тогда нашею дивизіею начальствовалъ Генералъ Лейтенантъ Марковъ, а бригадою Князь Гуріаловъ. Мои два орудія находились при Старооскольскомъ полку Генералъ-Маіора Шкапскаго.
Еще въ продолженіе ночи Наполеонъ приказалъ наводить мостъ черезъ Эльбу, ниже города, у д. Присницъ, о чемъ мы вовсе не знали. Нѣсколько стрѣлковъ его переправились на нашу сторону, и засѣли въ кустарникъ. По утру Казаки открыли ихъ, и мы уже въ 7 часовъ пошли съ биваковъ, чтобы воспрепятствовать непріятелю устроивать переправу.
Едва войски отошли отъ города, какъ были встрѣчены гранатами съ противнаго берега. Я при двухъ пушкахъ шелъ со второю цѣпью стрѣлковъ, закрытый высокою рожью. По ту сторону рѣки увидѣли мы уходящую отъ берега непріятельскую гаубицу съ большимъ заряднымъ ящикомъ; тотчасъ я съ пушками побѣжалъ за первую цѣпь стрѣлковъ, остановился, прицѣлилъ и велѣлъ стрѣлять; канонеръ два, три раза прикладывалъ пальникъ къ затравкѣ, и выстрѣла не было. Что за чудо! Пушка была заряжена ядромъ; я самъ схватилъ фитиль, дунулъ въ него, и увидѣлъ, что онъ не былъ зажженъ!... между тѣмъ гаубица ушла. Какая досада!... Въ торопяхъ я не осмотрѣлъ исправны-ли мои канонеры, а они, так-же въ торопяхъ, забыли зажечь фитиль. Князь Гуріаловъ далъ за это мнѣ добрый нагоняй, и по дѣломъ. Желая поправить свою погрѣшность, я съ пушками, въ первой цѣпи стрѣлковъ, пошелъ по берегу къ д. Кольдицъ; два батальона Старооскольскаго полка слѣдовали за мною. Едва мы, прошедъ улицу черезъ деревню, показались на берегъ, какъ вдругъ увидѣли, на противной сторонѣ, дугообразно выставленную непріятельскую батарею въ 60 орудій, и мостъ, сдѣланный Французами уже до половины. Я не успѣлъ стать, какъ по мнѣ плюнули изъ нѣсколькихъ пушекъ картечью, отъ чего вдругъ пало два канонера и лошадь.—«Прочь! убирайся ты съ своими пушчонками!» сказалъ мнѣ Генералъ, и велѣлъ отойдти за деревню, не давши ни разу выстрѣлить; другой ударъ картечью, въ догонку за нами, свалилъ нѣсколько солдатъ армейскихъ. Теперь узнали мы, гдѣ непріятель. Князь Гуріаловъ занялъ берегъ стрѣлками, и послалъ къ Генералу Маркову сказать о дѣйствительной переправѣ непріятеля, подъ прикрытіемъ весьма сильной батареи. Тотчасъ прислали двѣ батарейныя роты Полковниковъ Нилуса и Малеева, и этими 24-мя орудіями приказано было имъ разстроить непріятельскую переправу. Тогда-то открылась съ обѣихъ сторонъ ужасная канонада, и въ нѣсколько минутъ обѣ наши роты, перекрестными выстрѣлами Французской батареи, были разбиты: большая часть канонеровъ и лошадей остались на мѣстѣ; сами командиры ротъ едва уцѣлѣли, поспѣшая спастись съ остатками. Тѣснота мѣста на нашемъ берегу не позволяла выстроить равносильную батарею противъ непріятельской; однако, на мѣсто разбитыхъ двухъ ротъ батарейной артиллеріи, прислали еще столько-же и конную роту Капитана Христодулова, которая стала по лѣвую сторону д. Кодицъ; подлѣ него велѣли стать мнѣ съ двумя пушками, а еще лѣвѣе, по открытому берегу, стали шесть орудій нашей роты, подъ командою Подполковника Тимоѳеева. Непріятель, кромѣ основной батареи своей, выставилъ противъ насъ еще нѣсколько легкихъ орудій, и тутъ-то открылась жарня съ обоихъ береговъ, болѣе нежели изо ста огнедышащихъ жерлъ, отъ Присницъ и Кодицъ до Дрездена, версты на двѣ пространства: дымъ клубился, и земля стонала отъ оглушительнаго стука выстрѣловъ. За нами строились колонны пѣхотныя и кавалерійскія. Дѣло выходило горячее, убійственное. Явился самъ Начальникъ Корпуса, Генералъ Милорадовичъ. Видя безполезное упорство съ нашей стороны, и уважая значительный вредъ въ артиллеріи, онъ приказалъ батареямъ отступить отъ берега, и далъ непріятелямъ свободу переправляться. Французы заняли дер. Кодицъ на нашей сторонѣ, однако далѣе не выходили, остерегаясь отъ насъ натиска. Эта переправа сдѣлана была ими нарочно для того, чтобы оттянуть наши войски отъ города, и спасти его отъ раззоренія. Между тѣмъ, въ Мейссенѣ, Генералъ Лористонъ перешелъ Эльбу, вслѣдъ за Пруссаками. Съ наступленіемъ вечера мы отошли внизъ по Эльбѣ, къ д. Рехенберхъ, а ночью, оставивъ на мѣстѣ бивачные огни, отступили, мимо Дрездена, къ д. Вейссигъ, гдѣ и пробыли до утра.
Такимъ образомъ кончился бѣдственный день для нашей артиллеріи; мы оплакивали погибшихъ тутъ многихъ своихъ товарищей. Поручику Краевскому оторвало ядромъ обѣ руки, въ то время какъ онъ, становя орудіе на мѣсто, хотѣлъ пособить снять хоботъ лафета съ передка; другому Поручику оторвало обѣ ноги, когда онъ стоялъ противъ колеса своего орудія. Не льзя было смотрѣть безъ жалости и содроганія на разбитыя роты, собранныя при д. Рехенбергъ. Ротные командиры, Полковники Нилусъ, Малеевъ, Магденко, лишась офицеровъ, лучшихъ людей и лошадей, со слезами исчисляли уронъ свой. Менѣе всѣхъ потерпѣла наша рота; но конной ротѣ досталось порядочно. Капитану Христодулову гранатнымъ черепкомъ разбило голову; его полумертваго везли на форшпанѣ, и онъ вскорѣ умеръ.
Послѣ Вяземскаго сраженія въ Россіи, здѣсь, за границею, въ первый разъ удалось мнѣ приняться опять за свое дѣло. Непріятельскія ядра жестоко насъ поражали, взрывая землю, а гранаты лопались въ воздухѣ съ адскимъ визгомъ. Удары съ обѣихъ сторонъ потрясали берега Эльбы, а густой дымъ помрачалъ небо. Одно шальное ядро, передо мною, шагахъ въ двухъ, сдѣлало рикошетъ, и должно-бы отскочить прямо ко мнѣ въ лобъ, но для спасенія моего случился тутъ камень, о который ударившись, оно съ визгомъ описало надо мною параболу влѣво.
Въ слѣдующій день изъ Вейссига пошли мы къ мѣстечку Бишофсверда, и не доходя полмили, возвратились на ночь опять къ Вейссигу. Французовъ не было слышно; занявши Дрезденъ, они присмирѣли, потому что главныя силы ихъ пошли чрезъ Мейссенъ въ Пруссію.
29-го Апрѣля спокойно оставались на прежнемъ мѣстѣ, и сочиняли реляціи. Наша рота, укомплектованная зарядами изъ запаснаго парка, поступила опять въ арріергардъ.
Въ 5 часовъ по полудни Французы выступили изъ Дрездена, и началась арріергардная перестрѣлка. Мы заняли довольно выгодную позицію на высотахъ у д. Фитбахъ, и держались долго. Передъ нами простиралась топкая долина, черезъ которую съ усиліемъ пробирались непріятельскіе стрѣлки. Изъ любопытства я взъѣхалъ на ближайшую горку, и любовался стрѣлками, какъ они, перебѣгая отъ камня къ кусточку, и отъ кусточка къ камню, пускали убійственный дымокъ, и какъ иногда, среди мѣлкой стукотни ружейной, пушечные громогласные выстрѣлы заставляли молчать ихъ. То резервы, разсыпнымъ строемъ, подкрѣпляли тѣснимыхъ стрѣлковъ, то эскадроны кавалеріи сбивали первую цѣпь ихъ, и тревожили резервы; все это было похоже болѣе на полевую охоту, нежели на войну. Между тѣмъ непріятели сбивали нашъ лѣвый флангъ. На горку, гдѣ я находился, пріѣхалъ на сѣрой лошади Генералъ, и сквозь зрительную трубку замѣчалъ положеніе непріятеля, какъ вдругъ прилетѣло къ намъ Французское ядро, и заставило насъ тотчасъ разъѣхаться по своимъ мѣстамъ, чтобы не кстати не быть жертвою любопытства. Непріятель обошелъ нашу позицію и сталъ тѣснить фланги; мы отступали съ горки на горку довольно упорно, продолжая перестрѣлку; такимъ образомъ, до вечера, прошли не болѣе семи верстъ, къ д. Капелленбергъ, въ чащу лѣса; тутъ перестрѣлка усилилась. Французы, по своему обычаю, къ вечеру сдѣлали общій натискъ на стрѣлковъ нашихъ, и такъ сильно, что много вышло изъ лѣса раненыхъ, и столько-же тамъ осталось; особенно потерпѣлъ Елецкій полкъ, при чемъ храбрый Маіоръ Тишинъ получилъ смертельную рану пулею въ грудь. Послѣ этого, съ наступленіемъ ночи, все утихло: Французы и Рускіе остановились въ виду другъ друга и развели свѣтлые бивачные огни.
Въ 4 часа утра слѣдующаго дня, мы тронулись съ мѣста и, не доходя м. Бишофсверда, имѣли продолжительный привалъ; потомъ, далѣе на пути, еще нѣсколько разъ останавливались. Не доходя верстъ 7 до Бауцена, ночевали. Французы не горячо насъ преслѣдовали; но отъ кавалерійской сшибки, въ м. Бишофсверда, сдѣлался пожаръ, и все мѣстечко выгорѣло до основанія. Перестрѣлка съ непріятелемъ во весь день была столь ничтожна, что у насъ, въ арріергардѣ, не оказалось даже ни одного раненаго; вѣроятно то-же было и у Французовъ.
1-го Мая. День точно Майскій; весна, въ полнотѣ своихъ прелестей, какъ юная невѣста, представлялась взорамъ, и, казалось, хотѣла примирить враговъ. Все было тихо и спокойно. Войски стояли на высотахъ, около лѣсковъ и ручейковъ, какъ будто въ ожиданіи какого-либо торжества, а не для кровопролитія. Такъ сама природа на время внушала врагамъ мирныя чувства, и останавливала удары смерти.
Между тѣмъ союзныя войски Пруссіи и Россіи собирались за Бауценомъ въ общую боевую позицію. Слухи были, что Австрія также вступила съ нами въ союзъ, и Наполеону не удалось преклонить тестя на свою сторону: въ этотъ разъ его политика спасовала.
Сказывали, что Наполеонъ взялъ съ Дрездена контрибуціи пять, а съ Лейпцига семь милліоновъ франковъ, не смотря на колокольный звонъ и радостные крики, съ которыми его тамъ встрѣчали.
Слѣдующій (2 Мая) день также прошелъ безъ драки. Въ этотъ день неожиданно явился къ намъ въ бивакъ партизанъ Фигнеръ. Со времени разбитія Французовъ подъ Ляховымъ въ Россіи, когда онъ проводилъ мимо насъ плѣнныхъ изъ бригады Генерала Ожеро, мы его не видали. Съ недавняго времени, за границею, носились слухи, что Фигнеръ повѣшенъ въ Данцигѣ, куда былъ посланъ тайно, для возмущенія жителей противъ Французскаго гарнизона; но теперь Фигнеръ, передъ нами, какъ съ неба свалился. Мы обрадовались старому товарищу и закидали его вопросами. Повѣсть о приключеніяхъ его въ Данцигѣ была очень любопытна. Фигнеръ показалъ новый опытъ отважности, присутствія духа, и отличную способность быть новымъ Протеемъ, принимая на себя различные виды. Въ этотъ разъ послѣдствія его отважности не произвели ожидаемаго успѣха, но спасеніе его самого было чудесное.
Чтобы пробраться въ Данцигъ, Фигнеръ принялъ на себя видъ несчастнаго Итальянца, ограбленнаго Казаками. Съ перваго раза ему не повѣрили, и посадили его въ городскую тюрьму. Между тѣмъ удалось ему сдѣлать свое сношеніе съ главными лицами въ городѣ, къ которымъ имѣлъ тайную рекомендацію; въ ожиданіи отъ нихъ содѣйствія для своего предпріятія, онъ не терялъ надежды на успѣхъ. Только вмѣсто 5,000 непріятельскаго гарнизона, какъ полагали пославшіе его, было тамъ 35,000; впрочемъ крѣпость, блокируемая Союзниками, находилась въ жалкомъ положеніи, и едва 48,000 могли выйдти подъ ружье, а прочіе всѣ были больные и немощные. Главное затрудненіе для Фигнера состояло въ недостаткѣ единодушія и отважности между гражданами. Губернаторъ, Генералъ Раппъ, содержалъ жителей въ страхѣ, и мѣры полиціи были весьма строги.
Фигнеръ два мѣсяца сидѣлъ въ тюрьмѣ; его подозрѣвали и допрашивали; требовали доказательствъ дѣйствительнаго происхожденія изъ Италіи. На этотъ разъ ему пришлось весьма кстати короткое знакомство съ тою фамиліею въ Миланѣ, гдѣ онъ нѣкогда гостилъ, какъ родной, и которой назвался теперь сыномъ; онъ разсказалъ малѣйшія фамильныя подробности; какихъ лѣтъ отецъ и мать, какого состоянія, на какой улицѣ стоитъ ихъ домъ, даже какого цвѣта крыша и ставни; все это онъ умѣлъ описать въ подробности. Къ счастію его нашелся въ Данцигѣ человѣкъ, жившій нѣсколько лѣтъ въ Миланѣ, и который подтвердилъ все сказанное Фигнеромъ объ извѣстной ему фамиліи. Такимъ образомъ, не будучи ни въ чемъ уличенъ, онъ былъ выпущенъ изъ тюрьмы на поруку одного именитаго гражданина, и получилъ письменный видъ; однако находился подъ присмотромъ полиціи. Желая отвести отъ себя и эту грозу, Фигнеръ научилъ одного изъ своихъ сообщниковъ принять его собственное имя, и съ тайнымъ порученіемъ командировалъ его въ Гамбургъ, такъ, что этотъ мнимый Фигнеръ былъ тамъ захваченъ и повѣшенъ.
Настоящій Фигнеръ-Протей не щадилъ своихъ способностей и усердія для произведенія въ Данцигѣ всеобщаго возмущенія противъ Французовъ, но долженъ былъ видѣть неудачу своего отважнаго покушенія, и, чтобы съ честію и въ цѣлости выйдти изъ опасности, выдумалъ новую дерзость.
Онъ явился къ Генералу Раппу, какъ ревностный патріотъ-Итальянецъ, преданный Наполеону, ожесточенный противъ варваровъ Казаковъ; при чемъ изъявилъ желаніе показать на дѣлѣ свое пламенное усердіе къ пользамъ Императора Французовъ, и заслужить о себѣ доброе мнѣніе. Онъ просилъ, чтобы Генералъ употребилъ его по своему произволенію на службу. Фигнеръ столь искусно могъ принять видъ Итальянца, приверженнаго къ Наполеону, что Раппъ вздумалъ послать его съ важными донесеніями изъ крѣпости, чрезъ непріятельскій станъ блокирующихъ его Союзниковъ, къ своему Императору, и— отважный Фигнеръ съ депешами невредимо предсталъ къ Главнокомандующему Россійскими войсками. Мы не могли довольно надивиться способностямъ этого новаго Протея, и поздравляли его отъ чистаго сердца съ благополучнымъ возвращеніемъ.
Фигнеръ явился лично къ Государю Императору нашему, и представилъ точныя и подробныя свѣдѣнія о состояніи Данцига, съ содержащимся тамъ гарнизономъ Французскихъ войскъ; свѣдѣнія эти могли послужить съ пользою для соображеній при осадѣ города. За этотъ подвигъ Фигнеръ былъ произведенъ въ Полковники, съ переводомъ въ Свиту Его Величества; однако, слѣдуя своей склонности, онъ опять облекся въ плащъ отчаяннаго партизана, отростилъ длинные усы, надѣлъ высокую медвѣжью шапку, съ изображеніемъ серебряной мертвой головы, и, нося съ собою смерть врагамъ, искалъ себѣ безсмертія.
3-го Мая, рано по утру, началась въ цѣпи авангарда перестрѣлка, и непріятель сталъ усиливаться; принимая вправо, онъ обходилъ высоты центра и лѣвый флангъ позиціи нашихъ войскъ. За нами, верстахъ въ семи, лежалъ Бауценъ, на р. Шпреѣ, а потому, чтобы не быть опрокинутыми на него, надлежало держаться. Командующій арріергардомъ, Графъ Милорадовичъ получилъ въ подкрѣпленіе изъ главной арміи нѣсколько батальоновъ пѣхоты и Чугуевскій уланскій полкъ. Союзныя войски были расположены въ боевой укрѣпленной позиціи, на высотахъ, позади Бауцена.
Прекрасно было смотрѣть, какъ стремленіе непріятельскихъ стрѣлковъ и артиллеріи пресѣкалось засадами нашей пѣхоты и атакою легкой кавалеріи. Передъ нами, залпы скрывавшейся за рощею пѣхоты и штыки заставляли непріятельскія колонны обращать тылъ, и передъ нашими глазами Чугуевскіе уланы, бросаясь съ фланговъ на цѣпи стрѣлковъ, топтали и кололи ихъ пиками, среди облаковъ пыли. Чѣмъ ближе отходили мы къ городу, тѣмъ отпоръ нашъ былъ жесточе, и уронъ непріятеля до вечера простирался около 2,000 убитыми и ранеными; при чемъ 700 взято въ плѣнъ, и захвачено двѣ пушки. Этотъ успѣхъ на ретирадѣ былъ поздравленіемъ отъ войскъ авангардному герою нашему, возведенному тогда Высочайшею милостію въ Графское достоинство.
Усилія непріятеля были тщетны; мы остановили его передъ городомъ и не пустили туда ночевать. Изъ этого можно было замѣтить, что силы Французовъ передъ нашими здѣсь не были значительны. Плѣнные говорили, что большая часть Наполеоновыхъ войскъ потянулась къ Берлину, и здѣсь оставленъ былъ только одинъ Корпусъ; между плѣнными встрѣчались наиболѣе Итальянцы и Баварцы. Наполеонъ конечно желалъ отдалить Союзниковъ отъ Австрійскихъ предѣловъ, угрожая занятіемъ Берлина; но Союзники предпочли лучше придержаться Австріи, которая уже готова была склониться на ихъ сторону. Тогда Наполеонъ, узнавъ о собранныхъ за Бауценомъ силахъ Россіи и Пруссіи, принужденъ былъ стянуть свои туда-же, чтобъ испытать еще разъ генеральное сраженіе: при удачѣ его онъ надѣялся преклонить тестя на свою сторону. Никогда политика его не была въ столь шаткомъ положеніи.
До вечера мы простояли передъ Бауценомъ, и только съ захожденіемъ солнца стали переходить черезъ городъ. Жители, казалось, приготовлялись для торжественной встрѣчи Французовъ съ ихъ Императоромъ: все чистили, мели и прибирали въ виду нашемъ.
