Н. И. Гнедич Последняя песнь Оссиана ---------------------------------------------------------------------------- Джеймс Макферсон. Поэмы Оссиана James Macpherson The Poems Of Ossian Издание подготовил Ю. Д. Левин Л., "Наука", 1983 Серия "Литературные памятники" ---------------------------------------------------------------------------- О источник ты лазоревый, Со скалы крутой спадающий С белой пеною жемчужною! О источник, извивайся ты, Разливайся влагой светлою По долине чистой Лутау. О дубрава кудреватая! Наклонись густой вершиною, Чтобы солнца луч полуденный Не палил долины Лутау. - Есть в долине голубой цветок, Ветр качает на стебле его И, свевая росу утренню, Не дает цветку поблекшему Освежиться чистой влагою. Скоро, скоро голубой цветок Головою нерасцветшею На горячу землю склонится, И пустынный ветр полуночный Прах его развеет по полю. Звероловец, утром видевший Цвет долины украшением, В вечеру придет пленяться им; Он придет - и не найдет его! Так-то некогда придет сюда Оссиана песни слышавший! Так-то некогда приближится Звероловец к моему окну, Чтоб еще услышать голос мой. Но пришлец, стоя в безмолвии Пред жилищем Оссиановым, Не услышит звуков пения, Не дождется при окне моем Голоса ему знакомого; В дверь войдет он растворенную И, очами изумленными Озирая сень безлюдную, На стене полуразрушенной Узрит арфу Оссианову, Где вися, осиротелая, Будет весть беседы тихие Только с ветрами пустынными. О герои, о сподвижники Тех времен, когда рука моя Раздробляла щит трелиственный! Вы сокрылись, вы оставили Одного меня, печального! Ни меча извлечь не в силах я, В битвах молнией сверкавшего; Ни щита я не могу поднять, И на нем напечатленные Язвы битв, единоборств моих, Я считаю осязанием. Ах! мой голос, бывший некогда Гласом грома поднебесного, Ныне тих, как ветер вечера, Шепчущий с листами топола. - Все сокрылось, все оставило Оссиана престарелого, Одинокого, ослепшего! Но недолго я остануся Бесполезным Сельмы бременем; Нет, недолго буду в мире я Без друзей и в одиночестве! Вижу, вижу я то облако, В коем тень моя сокроется; Те туманы вижу тонкие, Из которых мне составится Одеяние прозрачное. О Мальвина, ты ль приближилась? Узнаю тебя по шествию, Как пустынной лани, тихому, По дыханью кротких уст твоих, Как цветов, благоуханному. О Мальвина, дай ты арфу мне; Чувства сердца я хочу излить, Я хочу, да песнь унылая Моему предыдет шествию В сень отцов моих воздушную. Внемля песнь мою последнюю, Тени их взыграют радостью В светлых облачных обителях; Спустятся они от воздуха, Сонмом склонятся на облаки, На края их разноцветные, И прострут ко мне десницы их, Чтоб принять меня к отцам моим! О! подай, Мальвина, арфу мне, Чувства сердца я хочу излить. Ночь холодная спускается На крылах с тенями черными; Волны озера качаются, Хлещет пена в брег утесистый; Мхом покрытый, дуб возвышенный Над источником склоняется; Ветер стонет меж листов его И, срывая, с шумом сыплет их На мою седую голову! Скоро, скоро, как листы его Пожелтели и рассыпались, Так и я увяну, скроюся! Скоро в Сельме и следов моих Не увидят земнородные; Ветр, свистящий в волосах моих, Не разбудит ото сна меня, Не разбудит от глубокого! Но почто сие уныние? Для чего печали облако Осеняет душу бардову? Где герои преждебывшие? Рино, младостью блистающий? Где Оскар мой - честь бестрепетных? И герой Морвена грозного, Где Фингал, меча которого Трепетал ты, царь вселенныя? И Фингал, от взора коего Вы, стран дальних рати сильные Рассыпалися, как призраки! Пал и он, сраженный смертию! Тесный гроб сокрыл великого! И в чертогах праотцев его Позабыт и след могучего! И в чертогах праотцев его Ветр свистит в окно разбитое; Пред широкими вратами их Водворилось запустение; Под высокими их сводами, Арф бряцанием гремевшими, Воцарилося безмолвие! Тишина их возмущается Завываньем зверя дикого, Жителя их стен разрушенных. Так, в чертогах праотеческих Позабыт и след великого! И мои следы забудутся? Нет, пока светила ясные Будут блеском их и жизнию Озарять холмы морвенские, Голос песней Оссиановых Будет жить над прахом тления, И над холмами пустынными, Над развалинами сельмскими, Пред лицом луны задумчивой, Разливался гармонией, Призовет потомка позднего К сладостным воспоминаниям. 1804 ПРИМЕЧАНИЯ Сев. вестник, 1804, ч. I, ? 1, с. 65-69. Подпись: Г-чъ. Печ. по: Гнедич Н. Стихотворения. СПб., 1832, с. 157-163. - Berrathon (начало и конец). Общественные и художественные идеалы поэта Николая Ивановича Гнедича (1784-1833), чьим основным жизненным трудом явился перевод "Илиады" Гомера, влекли его к народному творчеству, проникнутому духом героизма и патриархальности. Одним из первых проявлений этого было обращение его в молодые годы к поэзии Оссиана, с которой он знакомился, по-видимому, по французскому переводу Летурнера. В "Последней песне Оссиана" Гнедич объединил лирические фрагменты, составляющие начало и конец поэмы "Бератон", в целостное произведение и обращался с известным ему текстом довольно свободно. В примечании к одной из рукописных редакций он специально указывал: "Это не перевод, но подражание Оссиану" (Чтения в О-ве ист. и древностей российских, 1868, кн. 4, отд. V, с. 69). Для переложения Оссиана Гнедич избрал стихотворный размер, имитирующий народный стих. В примечании он писал: "Мне и многим кажется, что к песням Оссиана никакая гармония стихов так не подходит, как гармония стихов русских" (Сев. вестник, 1804, ч. I, ? 1, с. 65). Позднее Гнедич отказался от этого мнения и в 1818 г. выражал сожаление, что "величавую музу" Оссиана "одевал... не к лицу сельскою одеждою музы русской"; он пришел к выводу, что "народный стих русский, имеющий отличительную, резкую особенность, не свойствен барду Шотландии" (Чтения в О-ве ист. и древностей российских, 1868, кн. 4, отд. V, с. 55-56). Гнедичу принадлежит также переложение "Красоты Оссиана, или Песни в Сельме" (Сев. вести., 1804, ч. II; 1805, ч. VI), которое сопровождалось примечанием: "В стихах сих многого не найдут того, что есть в _Песнях в Сельме_, но многое найдут, чего нет в них. Скажу (но, может быть, эта смелость мне и непростительна), что я хотел только все красоты Оссиана слить в эти песни и в них одних хотел показать, каков Оссиан" (там же, ч. II, ? 4, с. 100). Очевидно, Гнедич все же остался недоволен "Красотами Оссиана", потому что впоследствии не включил их (в отличие от "Последней песни") в издание своих "Стихотворений" (1832). Поэтический образ оссиановского мира Гнедич создал в послании "К К. Н. Батюшкову" (см. выше, с. 450), перекликающемся со стихотворением Батюшкова "Мечта".
