Перед судом ума сколь, Каченовский! жалок
Талантов низкий враг, завистливый зоил.
Как оный вечный огнь при алтаре весталок,[1]
Так втайне вечный яд, дар лютый адских сил, 5 В груди несчастного неугасимо тлеет.
На нём чужой успех, как ноша, тяготеет;
Счастливца свежий лавр — колючий терн ему;
Всегда он ближнего довольством недоволен
И, вольный мученик, чужим здоровьем болен. 10 Где жертв не обрекла господству своему
Слепая зависть, дочь надменности ничтожной?
Известности боясь, змеёю осторожной
Ползёт, роняя вслед яд гнусной клеветы.
В шатрах, в дому царей, в уборной красоты 15 Свирепствует во тьме коварная зараза;
Но в мирной муз семье, средь всадников Пегаса
Господствует она свирепей во сто крат;
В Элизий[2] скромных дев внесён мятежный ад.
Будь музы сёстры, так! но авторы не братья; 20 Им с Каином равно на лбу печать проклятья
У многих врезала ревнивая вражда.
Достойным похвала — ничтожеству обида.
«Скучаю слушать я, как он хвалим всегда!» —
Вопрошенный, сказал гонитель Аристида,[3] 25 Не зная, как судить, ничтожные бранят
И, понижая всех, возвыситься хотят.
От Кяхты[4] до Афин, от Лужников[5] до Рима
Вражда к достоинству была непримирима.
Она в позор желез от почестей двора 30 Свергает Миниха,[6] сподвижника Петра,
И, обольщая ум Екатерины пылкой,
Радищева она казнит почётной ссылкой.
На Велисария[7] дерзает меч простерть,
И старцу-мудрецу в тюрьме подносит смерть.[8] 35 Внемлите, как теперь пугливые невежды[9]
Поносят клеветой высоких душ надежды.
На светлом поприще гражданского ума
Для них лежит ещё предубеждений тьма,
Враги того, что есть, и новых бед пророки 40 Успехам наших дней старинных лет пороки
Дерзают предпочесть в безумной слепоте
И правдой жертвовать обманчивой тщете.
В превратном их уме свобода — своевольство!
Глас откровенности — бесстыдное крамольство! 45 Свет знаний — пламенник кровавый мятежа!
Паренью мысли есть извечная межа,
И, к ней невежество приставя стражей хищной,
Хотят сковать и то, что разрешил Всевышний.
«Заброшен я в пыли, как старый календарь, — 50 Его наперерыв читают чернь и царь;
Разнообразен он в роскошестве таланта —
Я сухостью сожжён бесплодного педанта.
Чем отомщу ему? Орудьем клеветы!» —
Сказал подённый враль и тискать стал листы. 55 Но может ли вредить ревнивый пустомеля?
Пусть каждый следует примеру Фонтенеля.[10]
«Взгляни на сей сундук, — он другу говорил,
Которого враньём ругатель очернил. —
Он полон на меня сатир и небылицы, 60 Но в них я ни одной не развернул страницы».
Зачем искать чужих примеров? — скажешь ты,
Нас учит Карамзин презренью клеветы.
На вызов крикунов — со степени изящной
Сходил ли он в ряды, где битвой рукопашной 65 Пред праздною толпой, как жадные бойцы,
Свой унижают сан прекрасного жрецы?
Нет! Презря слабых душ корыстные управы,
Он мелкой личностью не затмевает славы;
Пусть скукой и враньём торгующий зоил, 70 Бессильный поражать плод зрелый зрелых сил,
Что день, под остриё кладет тупого жала
Досугов молодых счастливые начала;
Пусть сей оценщик слов и в азбуке знаток
Теребит труд ума с профессорских досок, 75 Как поседевшая в углах архивы пыльной
Мышь хартии[11] грызёт со злостью щепетильной.
На славу опершись, не занятый молвой,
Он с площадным врагом не входит в низкий бой;
На рубеже веков наш с предками посредник, 80 Заветов опыта потомкам проповедник,
О суточных вралях ему ли помышлять?
Их жалкий жребий — чернь за деньги забавлять,
Его — в потомстве жить, взывая к жизни древность.
Ты прав. Ещё пойму соперничества ревность: 85 Корнелию[12] бы мог завидовать Расин,
Жуковский Байрону, Фонвизину Княжнин.
В безбрежных областях надоблачной державы
Орёл не поделит с другим участка славы,
На солнце хочет он один отважно зреть; 90 Иль смерть, иль воздуха господство бессовместно,
И при сопернике ему под небом тесно.
У льва кровавый тигр оспоривает снедь.
Но кто, скажите мне, видал, чтоб черепаха
Кидалась тяжело с неловкого размаха 95 И силилась орлу путь к солнцу заслонить?
Нам должно бы умней тупых животных быть,
А каждый день при нас задорные пигмеи,
В союзе с глупостью, сообразя затеи,
Богатырей ума зовут на бой чернил, 100 Нахальством ополчась за недостатком сил.
Ошибки замечай: ошибки людям сродны;
Но в поучении пусть голос благородный
И благородство чувств показывает нам.
Ты хочешь исправлять, но будь исправен сам. 105 Уважен будешь ты, когда других уважишь.[13]
Когда ж и правду ты языком злости скажешь,
То правды светлый луч, как в зеркале кривом,
Потускнет под твоим завистливым пером.
Случалось и глупцу отыскивать пороки, 110 Но взвесить труд ума лишь может ум высокий,
Насмешки резкие — сатиры личной зло:
Цветами увивал их стрелы Боало.
В ком нравиться есть дар, тот пусть один злословит,
Пчела и жалит нас, и сладкий мед готовит; 115 Но из вреда вредить комар досадный рад.
Докучного ушам, презренного на взгляд,
Его без жалости охотно давит каждый.
Слепцы! К чему ведёт тоска завистной жажды,
Какой богатый плод приносит вам раздор? 120 Таланту блеск двойной, а вам двойной позор,
Успех есть общая достоинств принадлежность;
К нему вожатые — дар свыше и прилежность.
Врагов не клеветой, искусством победи;
Затми их светлый лавр, и лавр твой впереди: 125 Соревнованья жар источник дел высоких,
Но ревность — яд ума и страсть сердец жестоких.
Лишь древо здравое дать может здравый плод,
Лишь пламень чистый в нас таланта огнь зажжёт.
Счастлив, кто мог сказать: «Друзей я в славе нажил, 130 Врагов своих не знал, соперников уважил.
Искусства нас в одно семейство сопрягли,
На ровный жребий благ и бедствий обрекли.
Причастен славе их, они моей причастны:
Их днями ясными мои дни были ясны». 135 Так рядом щедрая земля из влажных недр
Растит и гордый дуб и сановитый кедр.[14]
Их чела в облаках, стопы их с адом смежны;
Природа с каждым днём крепит союз надежный,
И, сросшийся в один, их корень вековый 140 Смеётся наглости бунтующих стихий.
Столетья зрят они, друг другом огражденны,
Тогда как в их тени, шипя, змеи презренны,
Междоусобных ссор питая гнусный яд,
Нечистой кровию подошвы их багрят.
1820
Примечания
Первая публикация: «Сын отечества», 1821, часть 67, № II, с. 77—81 с ценз. купюрами ст. 29—32, 43—48 (заменены отточием). — Печ. с восполнением купюр по автографу и авториз. копии; оба источника под загл. «К Михаилу Трофимовичу Каченовскому», причем автограф с пометами и правкой (ст. 39, 46, 54 и 108) Д. Н. Блудова (правка учтена при публикации в СО); указ. авториз. копия — без учета правки Блудова. Авториз. копия в РСб-1855(I), с печ. текста, с пометой Вяземского против отточия, после ст. 42: «Не знаю, где и отыскать не пропущенные ценсурою стихи». Об отсутствии их в списках поэт писал 1 апреля 1868 г. С. Д. Полторацкому («Новь». 1885, № 9. С. 93). Впервые купюры восполнены в Изд-1935.
Каченовский Михаил Трофимович (1775—1842) — историк, журналист, профессор Московского университета. Выступление Вяземского было вызвано грубыми нападками Каченовского на Н. М. Карамзина: в статье «К господам издателям «Украинского Вестника» («Вестник Европы». 1818, № 13. С. 39—51) он издевательски охарактеризовал «Записку о достопамятностях Москвы», а в статье «От киевского жителя к его другу» критиковал «Историю…» («Вестник Европы». 1818, № 18. С. 122—127). Начало и конец послания — вольный перевод третьей части (под загл. «О зависти») трактата Вольтера «Рассуждение в стихах о человеке» (1738). См. подробнее: Стефанович В. Н. «Достойным похвала — ничтожеству обида…» // «Русская речь». 1972, № 6. С. 28—34.
Впервые о замысле стихотворения Вяземский упоминает в письме А. И. Тургеневу от 31 августа 1818 г.: «У меня была мысль написать ему (Каченовскому)… послание о зависти, но черт знает, сижу как рак на песке» («Остафьевский архив». Т. 1. С. 119). Судя по письму Вяземского к Дмитриеву, поэт вернулся к доработке стихотворения лишь в апреле 1820 г. («Русский архив». 1866. № 11/12. Стб. 1701). 4 декабря 1820 г., отправляя А. И. Тургеневу законченное стихотворение, Вяземский писал: «Посылаю известное и дописанное «Послание» к негодяю… Приношу на жертву все стихи, которые ценсура не проглотит: пускай выставятся точки» («Остафьевский архив». Т. 2. С. 113—114). Изъятие ст. 31—32 произвел сам Тургенев, чем вызвал недовольство Вяземского (Там же. С. 126, 130, 131—132), так как стихотворение потеряло политическое звучание и стало носить характер «эпистолы на личность».
«Послание» наделало много шуму в литературной среде. 20 января 1821 г. Н. М. Карамзин писал Вяземскому: «Пишу… почти в сердце на вас за эпистолу к Каченовскому, хотя в ней и много прекрасных стихов. Вы знаете мой образ мыслей, весьма искренний. Я не имею нужды ни в защите, ни в мести, и если не врагам, то друзьям своим говорю от души: «Оставьте меня в покое» («Старина и новизна». 1897. кн. 1. С. 109). И. И. Дмитриев, напротив, в письме Вяземскому от 3 февраля 1821 г. приветствовал появление стихотворения («Старина и новизна». 1898, кн. 2. С. 144—145). Восторженно откликнулся на послание. В. Л. Пушкин. «Прекрасно! — писал он Вяземскому 19 января 1821 г. — Ты раздавил змею Каченовского и написал образцовое послание в стихах…» (Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1983, Т. 11. С. 231).
«Прекрасным», «почти несравненным» назвал послание Д. Н. Блудов («Остафьевский архив». Т. 2. С. 127). Негативные оценки этого стихотворения и послания «К В. А. Жуковскому» см. в письмах М. Н. Загоскина от 16 апреля 1821 г. к М. Е. Лобанову («Исторический вестник». 1880, № 8. С. 689—690) и Н. И. Гнедичу («Отчет имп. Публичной библиотеки на 1895 год». Спб., 1898, прилож. С. 42).
Каченовский перепечатал стихотворение под загл. «Послание ко мне от кн. Вяземского.» («Вестник Европы». 1821, № 2), снабдив его издевательскими примеч. В частности, примеч. к ст. 1 гласило: «Брагодарность издателям «С. О.»! Поставив запятую и знак восклицательный, они отвели ругательство от меня и подозрение… от г-на Вяземского, которого выспренний гений, презирающий правила и грамматики и синтаксиса, легко мог просмотреть ничтожные знаки препинания» (пунктуация ст. 1 «Послания» позволяет воспринимать Каченовского как единомышленника, к которому автор обращаемся с осуждением «завистливого зоила»). Перепечатка стихотворения Качеиовским положила начало кампании против Вяземского на страницах «Вестника Европы»: в № 5 этого же года здесь было опубликовано «Письмо к редактору» Ф. И. Яковлева, который обвинял Вяземского в литературном плагиате (в статье указывалось на близость «Послания» к рассуждению «О зависти» Вольтера), а в № 9 Каченовский напечатал стихотворение С. Т. Аксакова, направленное против Вяземского, под загл. «Послание к Птелинскому-Ульминскому» (фамилия образована от греч. и лат. перевода слова «вяз»). Откликаясь на эту литературную травлю, А. С. Пушкин писал Вяземскому 2 января 1822 г.: «Бранюсь с тобою за… послание к Каченовскому; как мог ты сойти в арену вместе с этим хилым кулачным бойцом — ты сбил его с ног, но он облил бесславный твой венок кровью, желчью и сивухой… Как с ним связываться — довольно было с него легкого хлыста, а не сатирической твоей палицы». Оценку современниками полемики вокруг послания см. в «Записках» К. А. Полевого (Спб., 1888. С. 106108). В последние годы жизни сам поэт определил послание, как «несколько неприличное и заносчивое» (ПСС-2. С. XI).
↑Алтарь весталок. В Древнем Риме весталки (жрицы богини Весты) поддерживали в храме священный огонь.
↑Гонитель Аристида. Следуя древним историкам (Плутарху, Корнелию Непоту), Вяземский трактует борьбу двух партий (демократической и аристократической) в древних Афинах, как личную вражду их вождей: архонта Аристида (540—467 до н. э.), прозванного «справедливым», и тщеславного полководца Фемистокла (ок. 525 — ок. 467 до н. э.), который добился изгнания Аристида из Афин.
↑Кяхта — город в Бурятии. По предположению Ю. М. Лотмана, упоминание этого города содержит намёк на судьбу А. Н. Радищева, написавшего в ссылке статью об экономическом значении Кяхты (Лотман Ю. М. П. А. Вяземский и движение декабристов //«Ученые записки ТГУ». Тарту. 1960. Вып. 98. С. 66).
↑Миних Бурхард Кристоф (1683—1767) — русский фельдмаршал, сосланный Елизаветой в Пелым по подозрению в заговоре.
↑''Велисарий (Велизарий) (ок. 504—565) — византийский полководец, подвергшийся опале императора Юстиниана, что породило легенду о его ослеплении (ср. упоминание Велизария как жертвы тирании в письме Вяземского А. И. Тургеневу от 6 февраля 1820 г. — «Остафьевский архив» Т. 2. С. 15).
↑Старцу-мудрецу в тюрьме подносит смерть. Речь идёт о Сократе, который был осуждён на смертную казнь (принял яд) по обвинению в оскорблении богов и развращении нравов.
↑Прекрасное выражение Ломоносова. — Прим. авт.Пугливые невежды — цитата из первой главы поэмы Ломоносова «Пётр Великий» (1756—1761); это «счастливое выражение» Вяземский отметил и в записной книжке (ЗК. С. 30).
