Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В двадцати томах.
Т. 10. Проза 1807—1811 гг. Кн. 1.
М.: Языки славянской культуры, 2014.
ПОРТРЕТ
Истинное происшествие
править
Я шел по прекрасной долине Луарской; живописные местоположения пленяли меня — солнце садилось; наконец настала ночь; я увидел себя в уединенном, совсем незнакомом месте; взошла луна; глазам моим представилась тропинка — иду и прихожу в маленькую деревню, расположенную на берегу реки, среди сенистой березовой рощи. Я чувствовал усталость и голод, имел нужду в покое — вижу в стороне, почти над самою рекою, прекрасный и совсем еще новый домик, стучусь у дверей, их отворяют, вхожу в просторную, опрятную, хорошо убранную горницу. Меня встречает миловидная крестьянка, с веселым лицом, с живыми глазами, с свежим румянцем на щеках. Молодой мужчина, двадцати четырех иди двадцати пяти лет, сидел на скамейке и держал на коленях прекрасного ребенка, на которого смотрел с приятною улыбкою счастливого отца.
Я рассказал им, что со мною случилось — в минуту явился накрытый стол и приготовлен сельский ужин. Я начал разговаривать с молодым хозяином, который сидел подле меня и подавал мне с добродушною приветливостью каждое блюдо. Он отвечал на мои вопросы умно и с простосердечием, ныне весьма редким даже и в деревнях. Осматривая комнату, заметил я, к великому своему удивлению, на стене портрет очень хорошей живописи, изображающий пожилого человека, в мундире и с крестом святого Людовика в петлице1.
— Признаюсь, — сказал я молодому крестьянину, — этой мебели я не подумал бы искать в твоем доме!
— Если говорить правду, милостивый государь, то ей в самом деле здесь не место.
— Чей этот портрет?
— Господина Моранжа, доброго человека и храброго солдата. Он жил в полумиле от нашей деревни. Его уже нет на свете! Но лучше бы было, когда бы такие благодетельные люди, как господин Моранж, не умирали вечно! Кому же и жить на свете!
— По какому случаю достался тебе этот портрет?
— Я расскажу вам этот случай, если прикажете; это может занять вас во время ужина. Я был на двенадцатом году оставлен сиротою, без куска хлеба. Отец мой, бедный столяр, едва-едва кормил и себя, и меня скудною работою. Дня через два по смерти его пошел я в замок господина Моранжа просить милостыню. Он увидел меня. Сжалился над моею участью, отдал меня учиться ремеслу моего отца и сам платил за меня деньги. Каждое воскресенье ходил я к господину Моранжу и никогда не возвращался от него с пустыми руками. Господин Моранж был чрезвычайно ко мне милостив. «Виктор! — говорил он мне, — будь честный человек; работай прилежно; я сделаю тебя счастливым!»
Сами подумать можете, милостивый государь, что я не пропускал этих слов мимо ушей и учился очень прилежно. Мне минуло шестнадцать лет; в один день господин Моранж призвал меня к себе и, подавая мне кошелек, сказал: «Виктор! Я доволен тобою; все тебя хвалят и называют честным. Продолжай идти прямою дорогою: она, конечно, приведет тебя к счастью. Вот тебе несколько денег — этого будет довольно для путешествия по Франции, для тебя необходимого, если желаешь усовершенствоваться в своем искусстве. Прости, мой друг! Возвратись ко мне честным человеком; будь уверен, что одни только честные люди могут быть счастливы на этом свете».
Я взял деньги, простился с моим благодетелем и на другой же день отправился в дорогу: четыре года шатался я по городам, работал неусыпно, стараясь усовершенствовать себя в своем ремесле. В двадцать лет пришла на меня тоска по родине, и я возвратился в свою деревню, столь же почти бедный, как и прежде, но зато богатый искусством, опытностью, прилежанием.
Господин Моранж взялся доставлять мне работу; я никогда не бывал без дела; жил весело, мало заботился о завтрашнем дне, пользовался настоящим — словом сказать, участь моя была самая счастливая. Но надолго ли? Нет! Известно, что в жизни человеческой не обойдешься без горя — наконец и я узнал, что такое крушиться и плакать! Говорю это не для того, чтобы жаловаться на Господа Бога — Он все располагает к лучшему, и самое несчастье мое послужило мне же к добру. Я полюбил Жанетту — Жанетту, мою жену, которую видите. Она была прекрасна, как день… такова же точно, как и теперь, но по несчастью, отец ее имел много денег, а я не имел ничего; у отца ее были богатые пажити, многочисленное стадо и множество виноградников — у меня была одна бедная хижина, мое ремесло и прилежность; я не думал о своей бедности, потому что Жанетта любила меня, как богатого; мы видались часто и говорили друг с другом о нашей взаимной любви — о, в это время не променял бы я своей участи ни на какие золотые горы! Но вот беда: однажды Лоран, Жанеттин отец, заметил, что я поцеловал его дочь. Он бросился на меня, как исступленный.
— Что ты делаешь? — воскликнул он, сверкая глазами.
— Целую Жанетту!
— Как, мошенник, ты смеешь!..
— Почему же не сметь, когда Жанетте этого хочется?
— Но кто поселил тебе в голову, что я позволю такому шалуну, как ты, ласкаться к моей дочери?
— Почему ж не позволить? Я ласкаюсь к ней для того, чтобы на ней жениться!
— Жениться? Так точно, для тебя и берегут ее — ты догадлив! Смотри, пожалуй! Этот негодяй ищет себе невесты богатой! Но есть ли у тебя хоть маленький клочок земли, повеса?..
Я хотел отвечать, но Лоран замахнулся на меня палкою, я ускользнул от удара и убежал домой.
Сидя один в своей лачуге, я начал размышлять о том, что со мною случилось — наконец, уверил себя, что напрасно любил Жанетту и к ней ласкался, но что же мне было делать? Я чувствовал свою вину и не имел силы ее исправить. Любить Жанетту и дышать — было для меня одно и то же. Страшная грусть рвала мое сердце; голова моя мутилась; я бросил работу и топор. И долото валились из рук моих; скоро в моем кошельке не осталось почти ни лиарда денег, а в хижине моей ни куска хлеба.
Я был в отчаянии — судите сами. Вдруг пришло мне на мысль идти к господину Моранжу и ему открыть свое горе. Он такой добрый, он так ко мне милостив, он мне поможет — так думал я, подходя к дому моего благотворителя. Мне сказывают, что он опасно болен. Вообразите сами, в каком печальном состоянии пошел я назад, в бедную мою хижину — я долго сидел на дороге, плакал и молил Бога помиловать благодетеля нищих; но Бог не услышал моей молитвы: на другой день опять прихожу в замок; мне сказывают, что господин Моранж скончался ночью. Как описать вам мое отчаяние! С ним лишился я последней своей надежды.
Дней через десять я узнаю, что наследники моего благодетеля приехали в замок, и что все вещи, ему принадлежавшие, будут проданы с публичного торгу. Я любопытен был видеть эту продажу, побежал в замок — сердце мое стеснилось, когда я увидел, с каким равнодушием родные племянники доброго господина Моранжа отдавали в чужие руки любимые вещи своего дяди, который осыпал их благодеяниями, который оставил им богатое наследство. Все в доме приведено было в страшный беспорядок; он казался настоящею площадью: покупщики приходили, уходили, торговались, звенели деньгами — ах! Можно ли было вообразить, чтоб в этом доме, где прежде жил добрый, богобоязненный человек, в который нельзя было войти, не чувствуя в душе почтения и любви к хозяину — так было в нем все тихо, опрятно, порядочно — чтоб в этом доме могли происходить такие бесчинства!
Я хотел уже уйти — вдруг слышу, кричат: «Портрет! Четыре франка!2 Пять ливров!3» Оглядываюсь. Боже мой! Они продают портрет своего дяди, своего благодетеля — слезы полились ручьями из глаз моих. Я беден, говорил я самому себе, мое последнее богатство шесть франков; но этот портрет… портрет моего покровителя… могу ли видеть его в чужих руках?.. Кричу: «Шесть франков!» И портрет мой. В восторге снимаю его со стены; не могу воздержаться, чтобы не поцеловать тех рук, которые так часто подавали мне помощь; тех глаз, которых милостивые взоры так часто меня ободряли и радовали! Бегу домой — дорогою чувствую, что портрет необыкновенно тяжел — хочу повесить его на гвоздь — роняю — рама треснула — заднее полотно разорвалось — выскочил сверток — беру его — что же? Нахожу двадцать пять двойных луидоров!4 Рассматриваю внимательно портрет — сзади его натянуто другое полотно, которое приподнимаю, вообразите мое удивление! Нахожу тысячу луидоров в таких же свертках, как и первые…
«Какое счастье, — восклицал я, прыгая от радости, — я теперь богат! Жанетта моя! Какое счастье!.. Добрый, почтенный господин Моранж! Он хочет благодетельствовать бедным и по смерти. Как этот портрет на него похож! Точно он! Его глаза! Его веселое лицо… Но, Виктор, подумал я, твои ли это деньги? Ты купил портрет — это правда! Но был ли бы он тебе отдан за шесть франков, когда бы знали, что в нем спрятана тысяча луидоров? Нет! Нет, возвратим его наследникам господина Моранжа. Бедная Жанетте! Никогда не бывать тебе моею женою!..»
В эту минуту вижу на полу бумажку — поднимаю ее — читаю: «Характер наследников моих мне известен — они продадут портрет своего благодетеля! Они бы продали и самого меня, когда бы это было им возможно. Если предсказание мое исполнится, то луидоры, спрятанные в портрете, должны принадлежать тому, кто его купит. Желаю, чтобы они достались в добрые руки. Лудовик де Моранж».
Я заплакал от радости, прочитавши эту записку — эти деньги мои! Жанетта моя! Боже мой, как я счастлив! На другой день, ранехонько поутру, бегу к Лорану.
— Зачем пожаловал? — спросил у меня старик, нахмурив брови и косясь на меня глазами.
— За делом! Хочу сказать тебе два слова, отец Лоран!
— Напрасный труд! О каком деле нам говорить с тобою?
— Безделица! У тебя есть маленькая аренда?
— Маленькая! Что называешь ты маленькою арендою? Бедняк, у которого нет лиарда…5
— Ты еще не считал моих денег!
— Ты сам, я думаю, никогда не знаешь их счету.
— Может быть! Но это не помешает тебе продать мне свою аренду; я могу заплатить за нее так же, как и другой!
— Словами!
— Нет! Чистыми, полновесными луидорами, отец Лоран!
— Согласен, прошу только не отпираться; я уступлю ее дешево.
— Сколько тебе надобно?
— Безделица: двенадцать тысяч франков!
— По рукам!
— Не хочешь ли пойти к нотариусу? — спросил Лоран, смотря на меня с насмешкою.
— Пойдем хоть сию минуту!
Старику вздумалось надо мною позабавиться — он взял меня за руку и потащил к нотариусу нашей деревни. «Господин нотариус! — сказал он, — представляю вам богатого помещика, которому угодно купить у меня аренду и заплатить за нее чистыми деньгами: напишите, пожалуйста, купчую». Купчая через полчаса написана.
Нотариус читает ее вслух; мы подписываем — сперва Лоран, потом я. Старик смотрит на меня, как исступленный.
— Виктор! — говорит нотариус, — недовольно того, чтоб подписать свое имя, надобно платить.
— И всю сумму сполна! — прибавил Лоран, готовый лопнуть со смеху.
— Правду сказать, ты взял с меня дорого!
— Платить! Платить! Всю сумму сполна!
— Двенадцать тысяч франков вдруг! Нельзя ли отсрочить на несколько дней?
— Ни на час; мне надобны чистые деньги.
— Так и быть! Плачу! Но прежде требую, чтобы господин нотариус приготовил другой небольшой контракт, по которому Лоран обязался бы выдать за меня Жанетту, тотчас по уплате всей суммы.
— Согласен! Я не боюсь остаться внакладе.
Я вынул из кармана двенадцать тысяч франков и бросил их с гордым видом на стол. Кто же оставался смешным? Конечно, они. Лоран и нотариус смотрели на меня во все глаза, не зная, спят ли они, или видят наяву луидоры. Я рассказал им свое приключение и прочел вслух записку господина Моранжа.
— Ах, любезный Виктор! — сказал мне тогда нотариус, — я ваш покорный слуга: радуюсь от всего сердца вашему счастью! Вы знаете, что я всегда уважал вашего покойного батюшку, почтенного столяра…
— Господин Виктор! — воскликнул отец Лоран, кланяясь мне почти в пояс, — вы имеете великие достоинства! Я всегда думал, смотря на вас: в этом молодом человеке будет путь! Не справедливо ли мое предсказание? Надеюсь, что… конечно… в самом деле…
Свадебный контракт написан и подписан в одну минуту, и дней через пять женился я на Жанетте! Скоро во всем околотке начали говорить о моем приключении; все искренне поздравляли меня с неожиданным счастьем, потому что все, несмотря на мою бедность, меня любили. Одни наследники господина Моранжа морщили брови: они вздумали было пойти со мною в суд, надеясь отнять у меня деньги, и утверждали, что продали мне один только портрет, но я представил судьям записку моего благодетеля, и выигрыш остался на моей стороне. Племянники его осуждены были заплатить мне все убытки и сверх того осрамили себя своею неблагодарностью перед целым светом. Вот уже два года, как я женат на моей Жанетте, но они показались мне двумя днями. Живем весело; всего у нас много; старик Лоран нами доволен; он божится теперь, что отдал бы за меня дочь свою и тогда, когда бы я не имел и франка денег; мы уступили ему аренду, а сами построили для себя этот домик; торгуем очень счастливо; я сверх того не оставляю и старого своего ремесла, которое приносит мне теперь очень хороший доход, потому что имею средство содержать многих работников.
Я нарочно повесил портрет господина Моранжа в этой горнице: хочу, чтобы всякий его видел, им любовался и вместе со мною благословлял имя того человека, который целую жизнь полезен был другим и столько людей оставил по себе богомольцами! Дети мои научатся любить и почитать святую память нашего благотворителя. Посмотрите на него: не правда ли, что это лицо невольно остается у всякого в сердце? Какой веселый вид! Какой светлый, милостивый взгляд! Как он на нас смотрит! Скажешь, что он и в портрете радуется нашим счастьем или с удовольствием принимает благословения нашего сердца!
Добрый Виктор не в силах был удержать своего восхищения — он взлез на скамейку, снял портрет со стены, долго его рассматривал, наконец, поцеловал со слезами: «Ах, милостивый государь, как жаль, что этого человека нет уже на свете! Что если бы вы могли его видеть и слышать! Вы полюбили бы его, как отца. Боже мой! У меня сердце таяло от удовольствия и любви, когда он со мною говорил, когда он брал меня за руку, когда смотрел на меня своими нежными, ясными глазами! Не знаю… но я готов был всегда плакать, когда слышал приятный голос его или смотрел на его почтенные седые волосы! Царство небесное тебе, добрый, благодетельный человек!» Виктор еще раз поцеловал портрет и повесил его потом опять на стену.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьАвтограф неизвестен.
Впервые: ВЕ. 1808. Ч. 42. № 22. Ноябрь. С. 95—108 — в рубрике «Литература и смесь».
В прижизненных изданиях отсутствует.
Печатается по первой публикации.
Датируется: не позднее первой декады ноября 1808 г.
Источник перевода: Sarrazin A. de. Le Portrait de Famille. Anecdote [Фамильный портрет. Анекдот] // Sarrazin A. de. Contes nouveaux et nouvelles. Paris, 1813. T. 1. P. 98—121. Атрибуция: Симанков. Издание, по которому выполнен перевод, не установлено.
Перевод новеллы Адриана Сарразена, (1775—1852), французского писателя, автора сборника восточных сказок «Caravan sérail», «Contes moraux et nouvelles», a также «Bardouc ou le Pâtre du mont Taurus». Подлинник имеет жанровое определение «анекдот», в публикации на страницах ВЕ это — «истинное происшествие», жанровая разновидность рассказа, обнаруживающая интерес Жуковского к изображению жизни обыкновенного человека, к разработке принципов психологической прозы с острым сюжетным действием, основанном на цепи случайностей, и со стихией комического повествования. Перевод довольно близок к подлиннику, но Жуковский дает героям другие имена: Лудовик де Моранж вместо Шарля де Моранжа, Виктор вместо Жульена, Жанетта вместо Колетты, Лоран вместо Себастьяна.
Есть некоторые отличия в деталях. Приведем характерные примеры. В рассказе о сцене у нотариуса герой восклицает: «Я вынул из кармана двенадцать тысяч франков и бросил их с гордым видом на стол. Кто же оставался смешным? Конечно, они. Лоран и нотариус смотрели на меня во все глаза, не зная, спят ли они или видят наяву луидоры» — ср. у Сарразена: Alors, je tire de ma poche les douze mille francs en beaux doubles louis que j'étale fièrement sur la table. Qui fut étonné? Sébas-tiens et le notaire restent un instant la bouche béante. Или в сцене распродажи вещей де Моранжа его наследниками: «Дней через десять я узнаю, что наследники моего благодетеля приехали в замок, и что все вещи, ему принадлежавшие, будут проданы с публичного торгу. Я любопытен был видеть эту продажу, побежал в замок — сердце мое стеснилось, когда я увидел, с каким равнодушием родные племянники доброго господина Моранжа отдавали в чужие руки любимые вещи своего дяди, который осыпал их благодеяниями, который оставил им богатое наследство». — Ср.: Au bout de quinze jours j’apprends que les héritiers sont arrives au château, et qu’on fait une vente de tous les meubles qui lui ont appartenu. La curiosité me conduit, comme tant d’autres, à cette vente. Je vois tous les meubles de mon bienfaiteur passer dans des mains étrangères, et des larmes coulent de mes yeux, tandis que la nièce et le niveu de M. de Morange regardent ce spectacle avec la plus froide insensibilité.
B BE (1817, № 6) был напечатан перевод M. Каченовского «Фамильный портрет». Б. В. Томашевский указывал на сюжетное родство, существующее между этим переводом Каченовского и «Портретом» Н. В. Гоголя. Однако, как справедливо замечает В. И. Симанков, «принимая во внимание существование предшествующего перевода Жуковского, естественнее будет допустить, что Гоголь познакомился с указанной новеллой Сарразена не по переводу Каченовского, но по переводу Жуковского (если таковое знакомство вообще было)». См.: Симанков. С. 124.
1 …изображающий пожилого человека, в мундире и с крестом святого Людовика в петлице… — Орден святого Людовика IX, короля Франции (1214—1270), был учрежден во Франции в 1693 г. для награждения офицеров.
2 ...четыре франка! — Франк — французская монета.
3 …пять ливров! — Ливр — денежная единица во Франции до введения в 1799 г. франка.
4 …двадцать пять двойных луидоров! — Луидор — старинная золотая монета Франции, выпущенная при Людовике XIII; двойной луидор — золотая монета Людовика XVI, выпущенная в 1789 г.
5 …не осталось почти ни лиарда денег… — Лиард — средневековая французская монета XIV—XVIII вв.