ВЛ. ЖАБОТИНСКІЙ
правитьФЕЛЬЕТОНЫ
правитьПОЛЯКИ И ЕВРЕИ
правитьТелеграмма гласитъ: «Ограниченія правъ евреевъ въ городскомъ самоуправленіи въ Польшѣ приняты 11-ю голосами противъ 10-ти, причемъ поляки воздержались отъ участія въ баллотировкѣ». Въ думской комиссіи, разсматривающей законопроектъ о введеніи городового положенія въ Польшѣ, участвуютъ два польскихъ депутата: Грабскій и Монтвиллъ. Если бы эти двое голосовали-за равноправіе евреевъ, оно прошло бы въ комиссіи большинствомъ 12 голосовъ противъ 11. Польскіе депутаты заранѣе подсчитали это соотношеніе — и отошли въ сторону, чтобы не мѣшать «москалямъ» въ расправѣ надъ польскимъ еврействомъ…
Въ Варшавѣ есть одинъ истинно-польскій «израэлитъ» д-ръ Нуссбаумъ. Еврейскіе ассимиляторы въ Польшѣ примыкаютъ, обыкновенно, или къ прогрессивно-демократической партіи, или къ соціалистамъ. Г. Нуссбаума эти партіи не удовлетворяютъ въ смыслѣ ихъ polskości: онъ предпочелъ имъ, съ мѣста въ карьеръ, народово-демократическій лагерь. На этомъ поприщъ онъ теперь и подвизается. И вотъ недавно, когда въ «Рѣчи» появилась негодующая статья по поводу рѣшенія одной вліятельной польской организаціи голосовать за ограниченіе еврейскихъ правъ въ мѣстномъ самоуправленіи, г. Нуссбаумъ выступилъ съ открытымъ письмомъ противъ «Рѣчи». Письмо это было построено на двухъ мотивахъ: во-первыхъ, не мѣшайтесь вы, москали, въ нашу внутреннюю борьбу; во-вторыхъ, если «Рѣчь» такъ твердо стоитъ за еврейскія права, то у нея достаточно хлопотъ по этому дѣлу въ остальной Россіи, и незачѣмъ искать ихъ въ Польшѣ.
О первомъ мотивѣ будетъ рѣчь дальше, а теперь о второмъ. Этотъ доводъ часто приходится слышать: — Отчего вы всѣ такъ сердиты на польскій антисемитизмъ: и такъ молчаливо проходите мимо союзническаго и оффиціальнаго антисемитизма? Не потому ли, что поляки сами слабы, сами угнетены, и на нихъ легче сорвать досаду? — Было бы нетрудно отвѣтить на этотъ упрекъ отводомъ, доказавъ документально, что мои единомышленники не проходятъ молчаливо ни мимо союзническаго, ни мимо казеннаго антисемитизма. Но въ данномъ случаѣ гораздо лучше будетъ прямо поднять перчатку и сказать: да, это правда, мы считаемъ необходимымъ въ этотъ моментъ направить всѣ силы на борьбу именно съ польскимъ антисемитизмомъ, и на это есть у насъ большія и серьезныя принципіальныя причины.
Первая изъ нихъ та, что въ Польшѣ антисемитское движеніе носитъ особенный характеръ. Съ антисемитами въ остальной Россіи, какъ ни велика ихъ фактическая власть, нельзя считаться идейно. Можно протестовать, негодовать, изыскивать способы борьбы и отпора, но сражаться противъ этихъ элементовъ идейнымъ оружіемъ нѣтъ никакого смысла. — Совершенно другое дѣло въ Польшѣ. Тамъ активная юдофобія идетъ изъ самой гущи мѣстнаго интеллигентнаго общества; крестовый походъ противъ жаргона ведется съ наибольшей горячностью именно «прогрессивными демократами»; во главѣ послѣдней антисемитской атаки становится извѣстный писатель Андрей Нѣмоевскій, непримиримый поборникъ и застрѣльщикъ польскаго свободомыслія; да и самъ Дмовскій далеко не реакціонеръ, и руководимое имъ коло во второй Думѣ горячо настаивало на своемъ правѣ числиться «лѣвѣе к.-д.». Тутъ есть съ кѣмъ спорить, не унижая себя.
Вторая причина та, что польскій антисемитизмъ (какъ и финнскій) для евреевъ оскорбительнѣе и, въ идейномъ смыслѣ, вреднѣе всякаго другого — именно потому, что субъектомъ его является нація, сама жалующаяся на угнетеніе. Поляки сами взываютъ къ справедливости, сами оперируютъ ею, какъ главнымъ своимъ моральнымъ орудіемъ, сами связываютъ свою эмансипацію съ ея торжествомъ. И если при этомъ они отказываютъ въ справедливости евреямъ, то вѣдь это значитъ провозгласить предъ цѣлымъ міромъ, что про евреевъ не только человѣческій, но и божескій законъ не писанъ. Евреи всюду угнетены хуже поляковъ, они тоже вѣрятъ въ конечное торжество правды, и, если не дано имъ стоять въ ряду счастливыхъ народовъ, они хотятъ, по крайней мѣрѣ, числиться въ категоріи тѣхъ, которые дожидаются тріумфа справедливости, записаны въ ея очередь, имѣютъ право на долю ея даровъ. Антисемитизмъ поляковъ вычеркиваетъ евреевъ и изъ этой категоріи, выталкиваетъ и изъ этой очереди, прокламируетъ новое, величайшее изъ ограниченій: что и справедливость не для нихъ!
Вотъ почему нельзя молчать. Можно, отчаявшись, стиснуть зубы и молча страдать подъ гнетомъ министерскихъ циркуляровъ и черносотенныхъ резинъ, но пропустить безъ отпора — и позволю себѣ сказать, жестокаго отпора — это послѣднее надругательство, надругательство угнетеннаго, было бы со стороны евреевъ равносильно отреченію да отъ права на будущее. На это они не пойдутъ, и отвѣтятъ полякамъ болью за боль.
На-дняхъ я прочелъ въ одной газетѣ утѣшительное сообщеніе, что. конечно, не весь польскій народъ юдофобствуетъ, а лишь извѣстная его часть и т. д. Ахъ, уважаемый коллега, вы, можетъ быть, и правы, но давно надоѣло это утѣшеніе, ибо грошъ ему цѣна. Евреевъ всегда увѣряютъ, что «лучшіе» за нихъ, и только «худшіе» противъ нихъ; но бѣда та, что «худшіе» всегда оказываются въ подавляющемъ большинствѣ. Что намъ до ихъ качества? Жить и считаться приходится не съ качествомъ, а съ количествомъ. Если бы и оказалось правдой, что въ Польшѣ есть какіе-то (пока еще не разысканные) общественные элементы, готовые заступиться за евреевъ, то что изъ того, когда они сами безсильны? Гдѣ Вліяніе этихъ элементовъ, гдѣ ихъ мощь, отчего они такъ безслѣдно провалились на всѣхъ выборахъ, отчего никто во всей Польшѣ (кромѣ евреевъ) даже не выдвинулъ ихъ кандидатуръ? Или прикажете утѣшиться тѣмъ, что «пролетаріатъ за насъ», онъ «не допуститъ»? Да, ради Бога, перестанемъ разъ навсегда втирать очка другъ другу обѣщаніемъ пролетарской подмоги. Сила пролетаріата въ далекомъ будущемъ; покамѣстъ онъ еще самъ себѣ помочь не въ состояніи, не то что рѣшать запутаннѣйшія проблемы исторіи…
Выбросимъ, наконецъ, за окно этотъ старый хламъ платоническихъ утѣшеній и взглянемъ правдѣ въ глаза. Когда говорятъ, что «цѣлый народъ» охваченъ такимъ-то настроеніемъ, это не значитъ, конечно, что нѣтъ исключеній: это значитъ, что настроеніемъ захвачены руководящіе, вліятельные круги, и только съ ними и можно считаться, ибо они въ данную минуту представляютъ народъ, «политическую націю». мы теперь и видимъ къ Польшѣ.
Было бы несправедливостью зачислить кого-либо изъ моихъ единомышленниковъ въ вульгарные попонофобы; въ особенности протестовалъ бы противъ такой аттестаціи пишущій эти строки. Смѣю назвать себя горячимъ поклонникомъ польскаго народнаго характера, польской культурности, польской литературы; сознаю и уважаю высокій трагизмъ польской исторіи, роль «Винкельрида среди націй», сыгранную Польшей въ эпоху великой французской революціи. Больше скажу: мы всецѣло понимаемъ и болѣзненную для поляковъ сторону теперешней польско-еврейской вражды. Ясно помню то впечатлѣніе тяжелаго удара, какое произвелъ на Виленскихъ поляковъ исходъ тамошнихъ выборовъ въ первую Думу. У нихъ были исторически-культурныя притязанія на старую Вильну, они считали ее въ сферѣ своего вліянія, они видѣли въ ней арену своего соперничества съ русской культурой — и вдругъ оказалось, что городъ численно въ рукахъ не у поляковъ и не у русскихъ, а у третьей группы, и депутатомъ отъ Вильны прошелъ Шмарья Хаимовичъ Левинъ, членъ сіонистскаго комитета и проповѣдникъ мѣстной синагоги Тагарасъ-Койдешь. Помню, какъ глубоко огорчены были тогда виленскіе поляки, и, не сочувствуя, понимаю это разочарованіе. Тѣмъ болѣе понятно то, что происходитъ теперь въ Польшѣ. Это уже не борьба за Литву, гдѣ поляки, въ концѣ концовъ, даже въ Гродненской губерніи составляютъ всего 10 проц. населенія. Польское общество ошеломлено появленіемъ новой силы внутри самой Польши. Евреи составляютъ до 15 проц. населенія Ц. Польскаго; при этомъ, такъ какъ они сосредоточены главнымъ образомъ въ городахъ, ихъ отношеніе къ городскому населенію колеблется между 20 % и 85 %, а въ среднемъ недалеко отъ 40 проц. При этомъ въ цѣломъ рядѣ важныхъ городовъ они составляютъ абсолютное, въ другихъ (даже въ Лодзи) относительное большинство. Имъ принадлежитъ до 40 % городской земельной собственности. Это все не со вчерашняго дня, приблизительно то же отношеніе было и въ 1857 г., но прежде какъ-то не принято было въ Польшѣ считаться съ еврействомъ, какъ съ политическимъ факторомъ. Принималось за достовѣрное, что евреи только временно евреи и сами ни о чемъ другомъ не мечтаютъ, какъ только о превращеніи въ поляковъ. Тонкій слой ассимиляторовъ, единственный посредникъ между польскимъ обществомъ и еврейской массой, поддерживалъ въ полякахъ эту увѣренность. Но мало-по-малу эта картина рѣзко измѣнилась. Оказалось, что ассимиляторы давно совершенно отрѣзаны отъ еврейской массы, и вліяніе на нее перешло къ элементамъ, выдвинувшимъ лозунгъ самостоятельной еврейской политики. Передъ глазами польскаго общества возникъ цѣлый рядъ симптомовъ этого новаго настроенія. Прежде всего — варшавская жаргонная пресса, общій тиражъ которой побѣдоносно соперничаетъ съ тиражемъ польской. Поляки увидѣли въ этомъ, и совершенно справедливо, первый шагъ къ культурному самоудовлетворенію помимо польскихъ источниковъ. Многому научили поляковъ и выборы въ Госуд. Думу: они увидѣли, что еврейское населеніе (даже ассимиляторы), не подчиняясь настроеніямъ, господствующимъ въ польской средѣ, намѣчаетъ для себя собственные политическіе пути. Собственно исходнымъ пунктомъ теперешняго антагонизма надо считать выборы въ первую Думу. Черезъ годъ послѣ того состоялись парламентскіе выборы въ Галиціи, обнаружившіе, на фонѣ всеобщаго голосованія, ту же тенденцію, но съ еще большей яркостью: 30 тысячъ еврейскихъ голосовъ были поданы за еврейскихъ націоналистовъ. Это произвело впечатлѣніе и въ Царствѣ Польскомъ. И вотъ, сначала Дмовскій, а за нимъ теперь Нѣмоевскій вынуждены были заявить ассимиляторамъ: вы оказались банкротами, миѳъ о «полякахъ моисеева закона» такъ и остался миѳомъ, привести къ намъ еврейскую массу вы не въ состояніи, и эта масса недвусмысленно провозглашаетъ нѣчто для насъ неожиданное и неслыханное: будто въ Польшѣ отнынѣ двѣ націи!
Повторяю, намъ вполнѣ понятно, какъ тяжело на первыхъ порахъ такое открытіе, особенно потому, что горечь въ данномъ случаѣ осложняется болѣзненной національной чувствительностью поляковъ. Но, въ сущности и въ корнѣ своемъ, это — лишь варіація того чувства, которое овладѣло европейскимъ феодаломъ, когда онъ увидѣлъ, что на сцену выступилъ новый соискатель власти — буржуазія. Это чувство вообще свойственно всѣмъ власть имущимъ или на нее претендующимъ, когда неожиданно является новый претендентъ. Это чувство само по себѣ не лишено красоты и трагизма, и можно очень красиво описать, какъ это больно и горько, когда въ старое заповѣдное дворянское гнѣздо, въ вишневый садъ, вторгается чумазый разночинецъ. Но когда изъ поэзіи это чувство переносится въ политику, получается просто гадость. Больно было и нѣмцамъ Австріи видѣть, какъ въ имперіи, созданной ихъ руками, рушится единовластіе нѣмецкой культуры, такой возвышенной, такой богатой, и на ея мѣстѣ водружается мужицкая чешская рѣчь. И самимъ полякамъ не впервой переживать разочарованія этого рода. Полвѣка тому назадъ польскіе политики въ Галиціи еще увѣряли, что русинъ въ дѣйствительности не существуетъ, а ихъ просто изобрѣлъ намѣстникъ графъ Стадіонъ въ пику полякамъ; и, дѣйствительно, для многихъ поляковъ тогда притязаніе русинъ на самостоятельное національное значеніе было Неожиданностью. Но съ такими неожиданностями и разочарованіями приходится рано или поздно примириться, какъ примиряются, въ концѣ концовъ, чиновники съ необходимостью народнаго представительства, аристократы съ неизбѣжностью всеобщаго избирательнаго права. Только это — если стоять на почвѣ политической порядочности — только это и остается полякамъ: примириться. Противъ факта ничего нельзя подѣлать: да, въ Польшѣ двѣ націи, и города Польши, т. е. очаги и вмѣстилища мѣстной Культуры, принадлежатъ обѣимъ націямъ поровну. Одни будутъ этимъ огорчены, зато другіе обрадованы: однимъ покажется, что это новый чумазый лѣзетъ въ вишневый садъ, зато другіе увидятъ въ этомъ торжество принциповъ демократіи, равноцѣнности человѣческихъ породъ. Каждый ощущаетъ по своему, но дѣло не въ чувствахъ, а въ фактѣ. Польша есть страна поляковъ и евреевъ. Это фактъ, и фактомъ останется.
Ничего нельзя имѣть противъ того, что польскіе націоналисты скорбятъ по поводу этого факта. Скорбь естественна, и можно было бы надѣяться, что, перестроивъ отношенія сожительства на новыхъ началахъ, народности нашли бы сносный modus vivendi. Но совершенно другимъ должно быть наше отношеніе къ тому бунту противъ факта, который теперь съ разныхъ сторонъ поднятъ въ Польшѣ, и особенно къ той неразборчивости въ средствахъ, какая при этомъ проявляется. Во время выборовъ печатались летучіе листки: «Rodacy! Если отъ Варшавы пройдетъ еврей, поклянемся ничего не покупать у евреевъ!» Отъ Варшавы прошли юдофобы, но тѣмъ не менѣе проповѣдь экономическаго бойкота евреевъ безчинствуетъ по всему краю, разоряя сотни еврейскихъ семействъ. Г. Нѣмоевскій идетъ дальше и прямо грозитъ погромомъ. Народовые демократы идутъ еще дальше. Погромъ — это, все-таки, самопомощь, — а польское коло, отбросивъ церемоніи, зоветъ на помощь самого москаля, въ лицѣ реакціоннаго большинства Гос. Думы. Одна надежда на васъ, отцы родные, октябристы и союзники, поддержите да не выдайте: не давайте евреямъ избирательнаго равноправія въ польскихъ городахъ. Помогите, братья-славяне Бобринскій и Пуришкевичъ, согнуть польскаго еврея тоже въ бараній рогъ…
Это уже не чувство, которое можно уважать: это уже борьба, борьба, не стѣсняющаяся скверныхъ средствъ, борьба съ помощью угрозъ, подвоховъ и подножекъ. И евреевъ эта борьба ставить предъ необходимостью перенести вопросъ о польско-еврейскихъ отношеніяхъ на другую почву и показать, что они еще тоже не сгнили.
Г. Нуссбаумъ находитъ, что «Рѣчь» не смѣетъ вмѣшиваться во внутреннія дѣла Польши. Мнѣніе это очень характерно для той психологіи, яркимъ образцомъ которой является этотъ распространенный въ Польшѣ типъ вѣрнаго панскаго Мошки, готоваго ко всяческимъ услугамъ. Во весь ростъ обрисовалъ его когда-то Шевченко, четырьмя строчками:
Передъ паномъ Хвёдоромъ
Ходить Мошко ходоромъ —
И задкомъ, и передкомъ
Передъ паномъ Хведиркомъ…
Повторяю, для психолога это выступленіе вѣрнаго Мошки — кладъ. Но политически предъявленный имъ отводъ — нелѣпость. Теперь всюду признано, что судьба національныхъ меньшинствъ не можетъ быть всецѣло предоставлена произволу мѣстнаго большинства: права меньшинства должны гарантироваться и охраняться самимъ государствомъ, и если государство еще не доросло до этой высоты, то долгъ охраны меньшинствъ падаетъ на всероссійское общественное мнѣніе. Въ эпоху второй Думы, когда коло внесло законопроектъ объ автономіи края, гдѣ ничего не говорилось о всеобщемъ избирательномъ правѣ, прогрессисты въ Варшавѣ, помню, печатно настаивали, чтобы Дума сама вставила принципъ всеобщаго голосованія, ибо-де на польскій сеймъ нельзя положиться — тамъ будутъ верховодитъ народовцы, а они способны на всякіе сюрпризы въ этомъ отношеніи. Т. е., иными словами, тогда прогрессисты звали москаля на помощь противъ народовцевъ. Теперь народовцы зовутъ москаля на помощь противъ евреевъ. Словомъ, польскія партій сами далеко не такъ щепетильны по части «чужого вмѣшательства» и, когда имъ это выгодно, апеллируютъ въ Петербургъ — не только къ общественному мнѣнію, но и къ властямъ предержащимъ. Остается и евреямъ апеллировать — конечно, не къ властямъ, а къ другой силѣ, съ которой полякамъ слѣдуетъ очень и очень серьезно считаться: къ передовому общественному мнѣнію Россіи и Европы.
Я выше употребилъ слово «жестокій отпоръ». Здѣсь его надо повторить и подчеркнуть. Конечно, я далекъ — очень далекъ! — отъ переоцѣнки еврейскихъ силъ. Но зато въ Польшѣ, кажется, никогда не отучатся отъ опасной привычки переоцѣнивать польскія силы. Полвѣка тому назадъ австрійскій писатель Фишгофъ далъ польскимъ политикамъ краткую характеристику, которая, кажется, недалека отъ истины: «Это — величайшіе сангвиники Европы; имъ всегда кажется, что и Европа, и они сами вотъ-вотъ наканунѣ великихъ событій». Это, повидимому, у нѣкоторыхъ неизлѣчимо. Вотъ и теперь г. Дмовскій печатно заявилъ, что нечего обращать вниманіе на голоса русской передовой печати. Г-ну Дмовскому, очевидно, кажется, что онъ уже «наканунѣ», и что можно уже плюнуть въ колодезь. Это большая ошибка, и какъ бы не пришлось горько за нее каяться. Русская Польша далеко еще не «наканунѣ» своего свѣтлаго дня, и не будетъ ей свѣтлаго дня, пока не разсвѣтетъ одновременно и равномѣрно надъ всей Россіей, пока не останется побѣда за тѣми, въ чей колодезь совѣтуетъ плевать г. Дмовскій. Ой, не торопитесь, панове, не плюйте въ колодцы, ни въ россійскіе, ни въ европейскіе! Еще тысячу разъ вы испытаете на собственныхъ горемычныхъ плечахъ, что единственная ваша поддержка и опора — въ общественномъ мнѣніи, что только оно, въ концѣ концовъ, способно принести вамъ лучшіе дни, и что лучше вамъ перенести еще три разгрома, чѣмъ потерять эту позицію — этотъ-ореолъ благороднаго мученичества въ глазахъ передового міра. Ибо, если ее потеряете — потеряете высшее и важнѣйшее: надежду!
На эту почву отнынѣ переносится вопросъ о польско-еврейскихъ отношеніяхъ. Ужъ не взаправду ли повѣрили польскіе лидеры, что ихъ дѣло въ шляпѣ, что Польшѣ отнынѣ безразличенъ голосъ общественнаго мнѣнія? Или не стоитъ на очереди въ Познани экспропріація польскихъ земель, въ Россіи выдѣленіе Холмщины? Или въ самомъ дѣлѣ въ Варшавѣ хотятъ добиться, чтобы какъ разъ въ этотъ моментъ польское имя стало притчей во языцѣхъ, синонимомъ насильничества, нетерпимости и гнета, и чтобы тысячеголосое эхо, въ отвѣтъ на стоны изъ Познани и Холма, грянуло: Подѣломъ?
Выше я оговорился, что апелляція со стороны евреевъ мыслима только по адресу общественнаго мнѣнія, а не по адресу властей передержащихъ. Это, при теперешней конъюнктурѣ, ясно само собою. Но, если не измѣнится нынѣшній курсъ польскаго общества, кто знаетъ, чѣмъ еще это все можетъ кончиться. Конечно, смѣшно было бы давать польскому еврейству издали какіе-нибудь совѣты и еще смѣшнѣе брать на себя, сидя вдали, неприсвоенную роль истолкователя его намѣреній. Но, наблюдая со стороны, нельзя не видѣть, что польскіе шовинисты ведутъ опасную игру, создавая себѣ въ краѣ такого вліятельнаго врага, ставя половину городского населенія Польши, населенія исконнаго, умнаго, энергичнаго, предпріимчиваго, экономически вліятельнаго — въ безвыходное положеніе, когда неоткуда ждать помощи, кромѣ какъ извнѣ. Русскій націонализмъ не всегда будетъ олицетворяться черною сотней, съ ея грубыми топорными пріемами порабощенія. Еще можетъ народиться новое поколѣніе русскихъ политиковъ, болѣе тонкое и хитрое, вооруженное не кулакомъ, а смекалкой и расчетомъ, и люди этого поколѣнія могутъ еще обратить серьезное вниманіе на то, что въ Польшѣ есть полтора милліона обиженныхъ и раздраженныхъ людей, на которыхъ, при умѣломъ использованіи, можно опереться въ интересахъ государственной централизаціи. Такъ давно дѣйствуютъ мадьяры съ евреями Трансильваніи — да и въ Польшѣ многіе, хотя больше молчаливо, уже предвидятъ возможность такой комбинаціи. Подумываютъ о ней, какъ видно изъ послѣднихъ фактовъ, уже и нѣкоторые думскіе русификаторы. Я лично хочу надѣяться, что польское еврейство, если даже представятся искушеніе, на такую комбинацію не пойдетъ. Но слаба человѣческая натура предъ искушеніемъ, и разумнѣе, гораздо разумнѣе поступаетъ тотъ, кто не провоцируетъ отпора и не создаетъ себѣ враговъ подъ бокомъ и въ собственномъ домѣ.
Хорошее дѣло — миръ между народами, и слѣдовало бы публицистамъ проповѣдывать миръ, а не борьбу. Но это хорошо до тѣхъ поръ, пока нѣтъ на сценѣ явнаго желанія сѣсть ближнему верхомъ на шею. Мода возить сосѣда на своей шеѣ, глотать затрещины, ходить ходоромъ передъ паномъ Хведоромъ — тоже прошла. Сѣющіе вѣтеръ пожнутъ бурю.
1910.