Плутарховы сравнительные жизнеописания славных мужей (Плутарх; Дестунис)/Серторий и Эвмен/Эвмен

Плутарховы сравнительные жизнеописания славных мужей — Эвмен
автор Плутарх, пер. Спиридон Юрьевич Дестунис

Оригинал: древнегреческий. — Перевод созд.: II век, опубл: XIX век. Источник: Сравнительные жизнеописания / Плутарх; [пер. с древнегреческого]. — М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2006. — 1504 с. — (Гиганты мысли). // ISBN 5-699-19111-9

Эвмен

По свидетельству историка Дуриса кардиец^[1] Эвмен был сыном человека, который в Херсонесе по бедности своей содержал себя извозом. При всем том Эвмен получил образование, приличное благородному человеку, как в словесности, так и в телесных упражнениях. Он был еще очень молод, когда Филипп, находясь в Кардии без занятия, смотрел на подвиги юношей и на борьбу детей. Эвмен отличался среди них, показавшись Филиппу разумным и храбрым, понравился ему, и Филипп взял его с собой, но кажется мне правдоподобнее свидетельство тех, кто уверяет, что Филипп возвысил Эвмена более всего потому, что был связан с отцом его узами дружбы и гостеприимства^[2].

По смерти Филиппа Эвмен как умом своим, так и верностью не уступал никому из тех, кто находился при Александре. Он имел звание верховного писца, но пользовался уважением Александра наравне с друзьями его и любимцами. Он был послан им в Индию военачальником и получил под свое управление область Пердикки, когда тот по смерти Гефестиона занял его место. По этой причине, когда по кончине Александра Неоптолем, начальник щитоносцев, говорил, что он шел со щитом и копьем, и Эвмен следовал с палочкой для письма и табличкой, то македоняне смеялись; они знали, что Эвмен, сверх других почестей, полученных от Александра, удостоился и родства с ним через бракосочетание. Барсина, дочь Артабаза, была первой женщиной, которую Александр познал в Азии; она родила ему сына Геракла. Сестры ее, Апама и Артонида, выданы были, первая за Птолемея, а другая за Эвмена, в то время, когда Александр женил друзей своих на персиянках.

При всем том нередко он попадал в немилость у Александра и находился в опасности; тому причиной был Гефестион. Некогда Гефестион отвел флейтисту Эвию дом, который наперед заняли служители для Эвмена. Эвмен, увлеченный гневом, пришел к Александру в сопровождении Ментора^[3] и кричал, что гораздо выгоднее играть на флейте и быть актером и что надлежит бросить из рук оружие. Александр негодовал на Гефестиона за такой поступок и делал ему упреки, но, вскоре переменившись, сердился на Эвмена, почитая поступок его более дерзким против себя, нежели откровенным в отношении к Гефестиону. Впоследствии отправляя Неарха с флотом во Внешнее море^[4], Александр просил у друзей своих денег, которых в казне у него не было. От Эвмена потребовал он триста талантов. Эвмен дал ему только сто, уверяя при том, что и это количество с трудом мог собрать через своих поверенных. Александр не объявил ему своего неудовольствия, не принял их, а велел служителям тайно пустить огонь в шатер Эвмена; он хотел в то время, как стали бы выносить деньги, изобличить во лжи на самом деле Эвмена. Шатер был совершенно сожжен; Александр раскаялся и жалел, что сгорели бумаги; впрочем, найдено слитого от огня золота и серебра более нежели на тысячу талантов. Он не взял ничего; писал сатрапам и полководцам о доставлении списков со всех сгоревших бумаг, а Эвмену велел принимать оные. В другой раз произошел между Эвменом и Гефестионом жаркий спор из-за какого-то подарка; они ругали друг друга с грубостью, но Эвмен тем не навлек на себя неудовольствия Александра. Вскоре после того Гефестион умер^[5]. Государь был погружен в глубокую печаль; он обходился сурово и гневно с теми, кто при жизни завидовал Гефестиону и радовался смерти его. Более всех подозревал он Эвмена и часто говорил о раздоре его с Гефестионом, напоминал о ругательствах, на него произнесенных. Эвмен, будучи хитер и гибок, решился спасти себя тем, из-за чего был в опасности погибнуть. Он прибегнул к любви и ревности Александра к Гефестиону; изыскивал почести, которыми надлежало украсить умершего, и с большим усердием и щедростью приносил деньги на сооружение гробницы его.

По смерти Александра пехота отделилась от друзей, или этеров его^[6]. Эвмен духом предан был последним, но на словах показывал себя равно приверженным к тем и другим, как человек посторонний и иностранный, которому не следовало вмешиваться в распри македонян. Когда все полководцы удалились из Вавилона, то он оставался в городе, старался успокоить пехоту и сделал ее склонной к примирению. Наконец полководцы съехались и, по успокоении прежних беспокойств, разделили между собою сатрапии и полководства. Эвмен получил Каппадокию, Пафлагонию и земли вдоль Понта Эвксинского до Трапезунта^[7]. Тогда эта страна не была во власти македонян, но царствовал над нею Ариарат. Надлежало Леоннату и Антигону привести туда Эвмена с многочисленным войском и объявить его сатрапом оной.

Но Антигон не уважил того, о чем Пердикка писал ему, ибо Антигон мечтал уже о великих делах и презирал других полководцев. Леоннат сошел во Фригию, приняв на себя этот поход из любви к Эвмену. Гекатей, кардийский тиранн, имел с ним свидание и просил его оказать помощь Антипатру и осаждаемым в Ламии македонянам^[8]. Леоннат, решившись переехать в Европу, звал Эвмена с собою и хотел примирить его с Гекатеем; между ними существовала наследственная вражда, происшедшая от несогласия в политических делах. Эвмен много раз обвинял явно Гекатея в тираннстве перед Александром, которого просил возвратить вольность кардийцам. По этой причине он отказывался быть в походе против греков под предлогом, что он боится Антипатра, который, угождая Гекатею и ненавидя его самого издавна, мог бы его умертвить. Леоннат, доверяя ему, не скрыл от него самых тайных своих предначертаний; под предлогом оказать помощь Антипатру имел он намерение, переправившись в Европу, завладеть Македонией. Он показал Эвмену письма Клеопатры^[9], которая призывала его в Пеллу и обещала выйти за него замуж. Эвмен, боясь ли Антипатра или думая, что Леоннат, человек безрассудный, исполненный дерзости и легкомыслия, устремится к своей погибели, удалился от него ночью с обозом своим; у него было триста человек конницы, двести вооруженных служителей и золота на пять тысяч талантов, считая оные серебром. Он убежал к Пердикке, открыл ему намерение Леонната, приобрел его доверие и сделался членом совета его.

Вскоре после того приведен он был в Каппадокию с войском, которым предводительствовал сам Пердикка. Ариарат был взят в плен; вся область его покорена и Эвмен сделан над ней сатрапом. Он предал друзьям своим города, сделал их начальниками крепостей, поставил судьями и правителями тех, кого хотел, ибо Пердикка не входил нимало в его распоряжения. Эвмен отправился в путь вместе с ним, оказывая ему преданность и не желая от царей удаляться^[10].

Пердикка надеялся привести в исполнение свои предначертания собственными силами^[11], но, имея нужду в верном и деятельном страже в тех землях, которые он оставлял позади себя, выслал Эвмена из Киликии под тем предлогом, чтобы он был в своей сатрапии; в самом же деле для того, чтобы удерживать в повиновении смежную с Каппадокией Армению, которая была возмущена Неоптолемом. Эвмен старался кроткими словами успокоить сего полководца, хотя испорченного высокомерием и упоенного пустой гордостью. Найдя македонскую фалангу исполненной медленности и наглости, Эвмен начал составлять конницу, которую бы мог противоположить фаланге. Он освобождал от налогов и податей тамошних жителей, способных к верховой езде, а своим приближенным, которым более доверял, раздавал покупных лошадей, оказывал почести, осыпал подарками, старался возбудить в душе их честолюбие, а тела укрепить телодвижением и упражнениями. Этим произвел он то, что одни из македонян были приведены в удивление, другие одушевились бодростью, видя, что Эвмен в короткое время собрал не менее шести тысяч трехсот человек конницы.

Когда Кратер и Антипатр, победив греков, переправлялись в Азию, дабы ниспровергнуть власть Пердикка, и когда было получено известие, что они хотели вступить в Каппадокию, то Пердикка пошел сам против Птолемея, а Эвмена назначил верховным вождем сил, находившихся в Армении и Каппадокии; он писал Алкету^[12] и Неоптолему, приказывая им повиноваться во всем Эвмену, которому дал власть действовать так, как за благо рассудит. Алкет отказался явно от похода под тем предлогом, что бывшие под начальством его македоняне стыдились вести войну с Антипатром, а Кратера, по своей к нему приверженности, готовы были принять как своего полководца. Неоптолем строил козни Эвмену, но предательство его обнаружилось. Будучи призываем к Эвмену, он не повиновался его приказаниям, но готовился к сражению.

Тогда-то в первый раз Эвмен пожал плоды своей предусмотрительности и своих приготовлений. Пехота его была уже разбита, но он победил Неоптолема конницей, взял его обоз, напал всеми силами на фалангу, которая рассеялась; преследуя пехоту, принудил ее сложить оружие, клясться ему в верности и следовать за ним в поход.

Неоптолем, собрав после поражения несколько воинов, убежал к Кратеру и Антипатру. Эти полководцы отправили к Эвмену посланников и предлагали ему перейти на их сторону с тем, чтобы он пользовался уступленными ему сатрапиями, обещаясь притом дать ему еще войско и область от себя, если он из неприятеля сделается Антипатру приятелем и если не объявит себя врагом Кратеру, которому прежде был другом. Эвмен ответствовал, что он, будучи издавна неприятелем Антипатру, не сделается его другом ныне, когда видит, что он с друзьями поступает, как с неприятелями; что, впрочем, он готов примирить Кратера с Пердиккой и согласить их на равных и справедливых условиях, что если кто из них первый начнет несправедливую войну, то он будет помогать обижаемому, пока в нем будет дыхание; и что, наконец, скорее предаст он тело и жизнь, нежели изменит верности.

Антипатр и приятели его, узнав о намерении Эвмена, рассуждали спокойно о делах своих. Неоптолем, после поражения присоединившись к ним, объявил о битве и просил о помощи их обоих, в особенности же Кратера; он уверял его, что македоняне были чрезвычайно к нему привержены и что если только увидят его кавсию^[13] и услышат голос, то побегут к нему с оружием. В самом деле, велика была слава Кратера в войске; по смерти Александра многие желали иметь его верховным предводителем, вспоминая, что он за македонян много раз навлекал на себя гнев Александра, ибо он противился наклонности царя к персидской пышности и защищал отечественные обычаи, уже пренебрегаемые, по причине надменности и неги, которым Александр себя предавал. Кратер послал тогда Антипатра в Киликию, а сам с большей частью сил своих пошел с Неоптолемом на Эвмена^[14]. Он надеялся, что нападет на него неожиданно и что после недавно одержанной победы застанет войско его в беспорядке и нападет на оное среди пиршества.

В том, что Эвмен предусмотрел его нападение и был в готовности принять его, была видна военачальническая бдительность, но не чрезвычайное искусство, а то, что он не только от неприятелей скрыл то, чего не следовало им знать, но еще обратил на Кратера воинов своих тогда, когда они не знали, с кем сражаются, и утаил от них неприятельского полководца, сие есть дело, единственно этому полководцу принадлежащее. Он распустил слух среди своих, что Неоптолем и Пигрет вновь нападут на него с конницей, состоящей из каппадокийцев и пафлагонцев. Между тем, намереваясь подняться с войском ночью, он заснул и увидел странный сон. Ему казалось, что видит двух Александров, которые готовились друг с другом сразиться, что каждый предводительствовал одной фалангой, что к одному пришла на помощь Афина, а к другому Деметра, что дано было жаркое сражение, в котором побежден тот, кому покровительствовала Афина; и что Деметра, нарвав колосьев, сплела победителю венок. Он заключил, что сие видение было в его пользу, ибо он сражался за плодоносную землю, покрытую тогда обильным и прекрасно околосившимся хлебом. Она была вся обработана и засеяна и представляла вид, приличный мирному времени; поля цвели во всем своем блеске. Бодрость его еще более умножилась, когда он узнал, что паролем у неприятелей было: «Афина и Александр». Он объявил тогда, что его паролем будет «Деметра и Александр», и велел всем увенчивать главы и украшать оружия свои колосьями; несколько раз намеревался объявить другим военачальникам, с кем надлежало им сразиться, не хотел уже скрывать тайны, не хотел оставлять их в неведении, но утвердился в прежнем намерении и среди опасности поручил себя своим мыслям.

Эвмен не поставил против Кратера ни одного македонянина, но дал приказание двум отрядам иностранной конницы, состоящим под начальством Фарнабаза, сына Артабаза, и Феникса с Тенедоса, как скоро неприятель покажется, устремиться на него поспешно и вступить в бой, не давая ему времени отступить и не приемля от него ни слов, ни вестника. Он страшился, чтобы македоняне, узнав Кратера, не перешли на его сторону. Из отборнейших трехсот конных составил он отряд и стал на правом крыле с намерением напасть на Неоптолема.

Когда войско Эвмена прошло лежавший в средине холм, когда явилось неприятелю и устремилось сильно и быстро к нападению, то Кратер, изумленный этим, осыпал укоризнами Неоптолема, почитая себя обманутым касательно предполагаемой перемены македонян. Он увещевал военачальников сражаться мужественно и пошел навстречу неприятелю. Первая сшибка была самая сильная; копья вмиг сокрушились, и сражение продолжалось уже мечами. Кратер не посрамил Александра; многих поверг на землю, многократно отражал противостоявших ему неприятелей, но наконец получил удар от одного фракийца, подъехавшего к нему сбоку, и упал с лошади. Многие проехали мимо, не зная его, но Горгий, один из военачальников Эвмена, узнал его, слез с лошади и приставил к нему стражу. Кратер был в опасном положении и кончил жизнь в мучениях.

Между тем Неоптолем и Эвмен сошлись. Ненавидя издавна друг друга и кипя яростью, они два раза учинили нападение, не узнав один другого, но в третий раз узнали, устремились и с криком обнажили кинжалы. Лошади их сшиблись с великой силой, подобно двум кораблям, устремленным друг на друга. Полководцы опустили повода, схватились руками, срывали друг с друга шлемы, сдирали с плеч брони. Между тем как они терзали друг друга, лошади их в одно время из-под них вырвались; они упали на землю и, лежа друг на друге, обхватились и боролись. Неоптолем встал с земли прежде Эвмена; последний подрезал ему тогда подколенок и сам успел встать на ноги. Неоптолем, не могши стоять на ногах и опершись на одно колено, храбро защищался снизу, но не мог нанести смертельного удара противнику. Получив удар в горло, он пал и на земле простерся, но когда Эвмен в ярости своей и по древней к нему ненависти срывал с него доспехи и ругал его, то Неоптолем, держа еще меч, поразил его неприметно под броней, где она несколько касается паха. Удар больше устрашил Эвмена, ежели причинил ему вреда, ибо по слабости противника рана была легкая. Он снял с мертвого доспехи, но был ранен в бедра и в руки и находился сам в худом положении. Несмотря на то, он посажен был на лошадь и поскакал к другому крылу, думая, что неприятели еще выдерживают сражение. Он получил известие о смерти Кратера, прискакал к нему, нашел его еще дышащим и понимающим, сошел с лошади и, проливая слезы, простер к нему руку. Он проклинал Неоптолема, жалел об участи Кратера и о предстоявшей ему необходимости или быть виновником смерти близкого друга, или принять за него смерть.

Эвмен одержал эту победу через десять дней после первой. Слава его чрезвычайно возросла, ибо он обязан был этим успехом как прозорливости своей, так и храбрости. Ему завидовали, его ненавидели не только противники, но и самые союзники; им неприятно было, что пришелец и иностранец, действуя оружиями и руками македонян, умертвил первого и знаменитейшего среди них мужа. Когда бы Пердикка дожил до известия о смерти Кратера, то никто другой не сделался бы первенствующим среди македонян, но по умерщвлении Пердикки в египетском мятеже^[15] известие об этой победе получено было в стане двумя днями после. Македоняне в гневе определили смерть Эвмену. Антигон и Антипатр избраны были полководцами в войне против него.

Эвмен нашел у подножия Иды царские конные табуны, взял, сколько ему нужно было, лошадей и послал к надзирателям расписку. Антипатр, говорят, засмеялся, узнав о том, и сказал, что удивляется предусмотрительности Эвмена, который надеялся дать им или потребовать от них отчет в царских вещах. Эвмен хотел дать сражение при Сардах на Лидийских равнинах, превосходя противников своих конницей, и в то же время желал показать Клеопатре силу свою, но по ее просьбе (она боялась навлечь на себя обвинение от Антипатра) выступил он в Верхнюю Фригию и провел зиму в Келенах^[16]. Здесь Алкет, Полемон и Доким^[17], побуждаемые честолюбием, спорили с ним о верховном начальстве; и Эвмен сказал им: «Сбылось по пословице — „О погибели своей ни слова!“».

Обещав выдать воинам жалованье через три дня, Эвмен продавал им поместья и крепости, лежащие в этой области, в которых было много невольников и скота. Купивший их начальник, если предводитель отряда наемного войска, получал от Эвмена орудия и машины, приступал и осаждал оные. Воины делили между собою добычу, смотря по должному каждому из них жалованью. Этим поступком Эвмен опять приобрел любовь воинов, и как некогда найдены были в стане брошенные неприятельскими полководцами письма, в которых обещали сто талантов и разные почести тому, кто убьет Эвмена, то македоняне, будучи этим раздражены, определили, чтобы тысяча человек из командиров всегда его окружали и охраняли по очереди и в самой ночи. Командиры эти повиновались новому назначению и принимали с удовольствием от него те дары, какие от царей получают их приближенные. Эвмен имел право давать им пурпуровые шляпы и хламиды: это были почетнейшие дары, даваемые македонянам их царями.

Благополучие возвышает чувства и самых низких от природы людей. В них открывается тогда величие и важность, ибо бывают видимы на возвышенном и блистательно месте. Но тот, кто действительно тверд и велик духом, тогда более являет себя, когда поднимает главу из среды бед и несчастий. Таковым показал себя Эвмен! В Каппадокии при Оркиниях, по причине предательства^[18], будучи разбит и преследуем Антигоном, он, отступая, не позволил изменнику перебежать к неприятелю, но поймал и повесил его. В самом отступлении поворотил назад, шел дорогой, противной той, по которой шли преследовавшие его, прошел стороной мимо них неприметно и прибыл к тому месту, где дано было сражение. Он остановился тут, собрал мертвые тела, выломал двери в окрестных селениях и ими сжег порознь тела чиновников и простых воинов, насыпал курганы и потом удалился. Антигон, возвратившись к тому же месту после него, не мог не удивляться смелости его и постоянству.

После этого Эвмену попался обоз Антигона; он мог взять весьма легко великое число людей, вольных и рабов, и богатство, собранное таким расхищением и войнами, но боялся, чтобы его воины, обременившись богатой добычей, не сделались тяжелее к отступлению и слабее в перенесении трудов похода, а через то не потеряли бы времени, на которое полагался, в надежде принудить Антипатра отстать от преследования. Поскольку же весьма было трудно удержать македонян, когда деньги были почти в их руках, то велел им отдохнуть, покормить лошадей своих и потом обратиться на неприятеля. Между тем послал тайно человека к Менандру, начальнику неприятельского обоза, советуя ему как бывшему знакомому и другу быть осторожным, немедленно отступить с нижних мест, подверженных нападению, к ближайшему подгорью, которое было неприступно для конницы и не могло быть обойдено. Менандр, поняв опасность, в какой он находился, тотчас удалился. Между тем Эвмен посылал соглядатаев и давал приказание воинам вооружаться и взнуздывать лошадей, дабы напасть на неприятеля. Соглядатаи возвратились с известием, что Менандр удалился в неприступные места и что нельзя его поймать. Эвмен, притворясь, что раздосадован, тотчас отвел свое войско. Менандр известил Антигона о происшествии, и когда македоняне хвалили Эвмена и начали быть к нему благосклоннее за то, что он пощадил их детей и жен и позволил им удалиться, хотя во власти его было взять их в плен и обесчестить, то Антигон сказал: «Друзья мои! Не о вас заботясь, он позволил им уйти; он боялся, чтобы в бегстве своем не наложил оков на себя самого».

Эвмен, блуждая по разным местам и избегая Антигона, уговорил большую часть воинов своих удалиться, заботясь об их безопасности или не желая влачить их за собой, ибо их было слишком мало, чтобы с ними сразиться, и слишком много, чтобы с ними скрываться. Он убежал в Норы^[19], местечко, лежащее между Каппадокией и Ликаонией, оставив только при себе пятьсот человек конницы и двести тяжелой пехоты. Всех тех из приятелей своих, которые, не терпя суровости места и нужды, просили его об увольнении, Эвмен обнял и дружески отослал от себя. Антигон приблизился к Норам и прежде, нежели начал осаду, предложил Эвмену о свидании. Эвмен отвечал, что у Антигона много друзей и полководцев, которые могут заступить место после него, а у тех, за кого он сражается, не остается после него никого. Он требовал, чтобы Антигон прислал к нему заложников, если хочет с ним иметь свидание. Антигон советовал ему говорить с ним как с человеком выше себя. «Я никого не считаю выше себя, пока я владею этим мечом», — отвечал Эвмен. Когда же Антигон послал своего племянника Птолемея в Норы, как требовал Эвмен, то он вышел для свидания с Антигоном. Они дружески обнялись, приветствовали друг друга, как старинные знакомые, имевшие долгое время тесные между собою связи. Долго они разговаривали. Эвмен не о безопасности своей, не о примирении заботился; он требовал, чтобы утверждены были ему сатрапии и возвращены данные награды, к изумлению всех присутствовавших, которые удивлялись духу и смелости его. Многие из македонян стекались, желая видеть, каков был Эвмен, ибо ни о каком полководце после смерти Кратера не говорили в войске столько, сколько об Эвмене. Антигон, заботясь об его безопасности и боясь, чтобы не употребили с Эвменом насилия, сперва запрещал к нему приближаться, кричал, бросал каменья на тех, кто приступал к ним, наконец, обнял Эвмена обеими руками и, удерживая народ телохранителями, с трудом вывел его в безопасносное место.

Потом Антигон обвел стеной Норы, оставил осадное войско и удалился. Эвмен выдерживал осаду в занимаемом им месте; у него было много хлеба, воды и соли, а больше ничего. Но он, чем только мог, старался сделать приятной жизнь тех, кто при нем находился. Он звал всех к своему столу по очереди и услаждал беседу забавными разговорами и ласковым обхождением. Он был приятен лицом и нимало не походил на человека военного, огрубевшего среди звука оружия. Напротив того, был пригож, молод и так строен, что все его члены были между собой в совершенной соразмерности, точно у статуи, выполненной по всем правилам искусства. Он не был красноречив, но разговор его был прелестен и занимателен, как можно заключить по его письмам.

Более всего беспокоила воинов его теснота места. Они были принуждены жить в малых домиках и ходить по месту, которое не имело в окружности более двух стадиев. Они принимали пищу, не делая телесного движения; подавали корм лошадям своим, стоявшим в бездействии. Намереваясь не только освободить их от скуки, в которой увядали они от бездействия, но и некоторым образом сделать их способными к бегству при благоприятном случае, Эвмен назначил им местом прогулки самый большой дом в местечке, длиной в четырнадцать локтей, приказывая им мало-помалу усиливать свое движение. Он велел обвязывать у каждой лошади шею длинным к потолку прицепленным ремнем, на котором приподнимали ее посредством блоков, так что лошадь упиралась на землю задними ногами, а передними чуть касалась оной. Между тем как лошадь была таким образом приподнята, конюхи криком и ударом раздражали ее; отчего она, исполненная ярости и жара, вспрыгивала и ударяла задними ногами; передними же и поднятыми, стараясь достать землю, ударяла ее, напрягала свои силы, обливаясь потом, и издавала стенание. Этим упражнением лошади приучаемы были к быстроте и получали новые силы. Их кормили при том ячменем очищенным, дабы скорее и лучше варился он в желудке.

Осада была еще продолжительна^[20], как Антигон получил известие, что Антипатр умер в Македонии, что все было в тревоге и что Кассандр с Полисперхонтом были в ссоре^[21]. Мечтая уже не о малых делах и объемля мыслями своими всю державу, он хотел иметь Эвмена другом и сподвижником в своих предприятиях. Он послал к нему Иеронима^[22], хотел с ним примириться и предложил клятву. Эвмен, исправив ее, требовал, чтобы осаждавшие его македоняне решили, которая клятва справедливее. Антигон, в начале клятвы упомянув только для вида о царях, всю клятву обращал к себе самому, но Эвмен после царей поставил в клятве имя Олимпиады; потом клялся быть приверженным не только Антигону, но и Олимпиаде и царям, и иметь с ними одних друзей и врагов. Македоняне нашли его предложения более справедливыми; они заставили Эвмена произнести клятву, сняли осаду и писали Антигону, чтобы и он со своей стороны поклялся Эвмену.

Между тем Эвмен возвращал бывших у него в Норах в залоге каппадокийцев и в замену получил лошадей, возовой скот и шатры от тех, кто их принимал; собрал рассеянных и блуждавших по всей стране, после проигранного сражения, воинов, так что у него в скором времени было не многим менее тысячи человек конницы, с которыми вышел он из Норы и убежал, боясь по справедливости Антигона. В самом деле этот полководец не только велел вновь осаждать и стеречь Эвмена, но и простер свой гнев на македонян за то, что они приняли исправленную Эвменом клятву.

Эвмен, предаваясь бегству, получил из Македонии письма от тех, кто страшился возвышения Антигона. Олимпиада предлагала Эвмену под свою защиту и воспитать сына Александра, которому строили козни. Полисперхонт и царь Филипп повелевали Эвмену вести войну против Антигона, предводительствуя бывшими в Каппадокии силами; они позволяли ему взять пятьсот талантов из числа тех, которые хранились в Квиндах^[23], для исправления собственных дел своих и употреблять из них на войну столько, сколько хотел. Они дали о том знать Антигону и Тевтаму, предводителям аргираспидов^[24]. Получив письма, они на словах приняли Эвмена дружелюбно^[25], но были исполнены к нему зависти и по честолюбию своему не хотели быть вторыми после него. Эвмен потушил зависть их тем, что не брал назначенных денег, показывая, что не имеет в них нужды. Зная, что эти полководцы не были способны начальствовать и не хотели повиноваться, по причине честолюбия и любоначалия своего, он прибегнул к силе суеверия. Он сказал им, что Александр явился ему во сне, показал ему шатер, убранный по-царски, в котором стоял престол, и сказал ему, что сам тут будет присутствовать в то время, когда они будут сидеть вместе и заниматься делами, что будет содействовать им во всех делах и советах, если будут начинать с него. Этими словами он легко убедил Антигона и Тевтама, ибо они не хотели идти к нему, равномерно и Эвмен не хотел, чтобы его видели идущим к дверям других. Они поставили шатер царский и престол, посвященный имени Александра, и сходились в оном для совещания о важнейших делах.

Продолжая путь свой к верхним областям^[26], встретил он вместе с другими полководцами Певкеста, который был его другом и который к нему присоединился. Многочисленность войска и блеск приготовления внушили македонянам бодрость, но эти полководцы, по смерти Александра, необузданные властью, преданные неге, принесли с собою тираннские чувства, возбужденные надменностью, свойственной варварам; они были один к другому враждебны, не имели между собою согласия. Они наперерыв льстили македонянам, издерживали деньги на пиршества и жертвоприношения и в короткое время сделали стан обиталищем распутства и невоздержания и воинов превратили в демократическую чернь, которые льстят и угождают при выборах начальников, как бывает в республиках. Эвмен, видя, что они презирали друг друга, а его боялись и искали удобного случая умертвить, притворился, что имел нужду в деньгах. Он занял их очень много^[27], особенно у тех, кто ненавидел его более других, дабы они, доверяя ему и заботясь о своих деньгах, воздержались от всякого на жизнь его покушения. И так случилось, что чужое богатство было хранителем его жизни, и тогда, когда многие дают деньги, чтобы спасти себя, он один приобретал себе безопасность тем, что у других занимал их.

Между тем македоняне, не имея занятий и будучи развращаемы подарками, оказывали внимание только тем, кто окружал себя толпой последователей и искал военачальства. Когда же Антигон с великими силами расположился станом близ них, и дела сами за себя говорили достаточно красноречиво, — тогда понадобился истинный полководец, и тут не только простые воины обратились к Эвмену, но даже все те, кто только в мирное время и в роскоши казался великим мужем, уступили ему; каждый из них покорялся и спокойно занимал место, ему назначенное. Когда Антигон предпринял перейти реку Паситигр^[28], то все те, кто стерег переправы, этого не заметили. Один Эвмен противостал ему, дал сражение, многих неприятелей умертвил, завалил ими реку, а в плен взял четыре тысячи. Во время приключившейся с ним болезни македоняне явно обнаружили мысли свои как о нем, так и о других; они были уверены, что другие полководцы могли угощать их и давать великолепные празднества, но он один был способен начальствовать и вести войну. Певкест угостил воинов пышным обедом в Персиде, роздал каждому по барану для принесения жертвы и думал после того, что он весьма велик среди них. По прошествии немногих дней войско двинулось на неприятеля. Эвмен после опасной болезни был носим на носилках в стороне от войска, дабы ему покойнее было по причине бессонницы. Войско прошло некоторое пространство, как вдруг увидело неприятеля, который перешел высоты и опустился на равнину. Как скоро с высот блеснули пред солнцем позлащенные оружия стройно идущего войска; как скоро македоняне увидели башни на слонах и пурпуровые покрывала, которыми их украшали, когда вели к сражению, то передние ряды их остановились, кричали, призывали Эвмена; они говорили, что не пойдут вперед, если Эвмен не будет предводительствовать ими. Они поставили оружия свои в землю, увещевали друг друга остановиться, а предводителям своим советовали пребывать в спокойствии, без Эвмена не сражаться и не ввергаться в опасность. Эвмен, услышав это, велел поспешно нести себя к ним, поднял с обеих сторон занавесы носилок и простирал к ним руку с веселым лицом. Воины, увидев его, приветствовали македонским наречием, подняли свои щиты, ударили об оные сариссами, издавали радостные клики и вызывали неприятеля к битве, ибо их полководец был уже при них.

Антигон, который был извещен пленными, что Эвмен болен и что носят его на носилках по причине его слабости, почитал делом весьма нетрудным в болезни его разбить других полководцев, почему и спешил вступить с ними в дело. Когда неприятели стали в боевой порядок, и Антигон, приблизившись, увидел их распоряжение и устройство, то изумился и несколько времени стоял в одном положении. Потом увидев носилки, несомые с одного крыла на другое, он рассмеялся громко, по своему обыкновению, и сказал своим приближенным: «Знать, эти-то носилки и выстроились против нас!» Немедленно отвел он свое войско и занял стан^[29].

Македоняне, отдохнув немного, вновь начали быть управляемы лестью; оказывая презрение своим начальникам, они разделили почти всю Габиену себе на зимние жилища, так что передовые от задних отстояли почти на тысячу стадиев^[30]. Антигон, узнав о том, принял намерение обратиться на них внезапно, дорогой безводной и трудной, но короткой и гористой, надеясь, что если успеет напасть на них, рассеянных в зимних жилищах, то полководцы нескоро успеют собрать войско. Итак, он вступил в землю ненаселенную; сильные ветры и великий холод препятствовали движению его войска, которому надлежало переносить великие трудности. Воины были принуждены разводить многие огни, и это не сокрылось от неприятелей. Варвары, обитавшие на горах, обращенных к ненаселенной стороне, были приведены в удивление множеством огней и послали вестников на дромадерах объявить о том Певкесту. При этом известии Певкест был вне себя от страха; видя, что и другие были также объяты ужасом, предался бегству, увлекая и воинов, которые попадались ему на дороге. Эвмен старался успокоить беспокойство и уменьшить страх, обещая им остановить быстроту неприятеля так, что он будет тремя днями позже, нежели как его ожидали. Ему удалось уверить их; он рассылал вестников с приказанием войску собираться поспешно из зимних жилищ своих, между тем сам с другими полководцами, выступив в поле, занял место открытое и видимое издали тем, которые шли со стороны степи. Он размерил оное, велел разводить многие огни в некотором расстоянии одни от других, как будто бы они были расположены станом. После того как это было исполнено и неприятели увидели с гористой стороны огни, то Антигон впал в уныние, думая, что неприятели давно заметили его движение и выступили к нему навстречу. Дабы войско его, утружденное и обессиленное походом, не было принуждено вступить в сражение с воинами, готовыми его принять и проведшими покойно зиму, оставил он кратчайшую дорогу, по которой были города и селения, давая время ему отдыхать. Не находя нигде препятствия, какое бывает, когда неприятельское войско противодействует, и узнав от окрестных жителей, что хотя они не видали тут никакого войска, но все места наполнены остатками огней, Антигон понял тогда, что он обманут Эвменом и в гневе своем шел вперед, спеша дать ему открытое сражение.

Между тем большая часть войска уже была собрана к Эвмену; воины удивлялись его прозорливости и хотели, чтобы он один ими предводительствовал. Антиген и Тевтам, начальники аргираспидов, завидовали ему и в досаде своей злоумышляли на жизнь его. Они собрали большую часть сатрапов и полководцев и рассуждали между собою, как и когда умертвить Эвмена. Все согласились в том, чтобы употребить его в сражении, а после того тотчас убить. Эвдам, начальник над слонами, и Федим объявили тайно Эвмену о злоумышлении не из благоприятства или усердия, а потому, что боялись лишиться денег, которые отдали ему взаймы. Эвмен поблагодарил их и, придя в свой шатер, объявил о том своим приятелям, говоря, что он находится среди скопища лютых зверей; потом написал завещание. Он разодрал и истребил все бумаги, дабы по смерти его содержащиеся в них секретные сведения не дали повод для обвинений и доносов на тех, кто ему о чем-либо писал.

Приведя таким образом все в порядок, он размышлял, вручить ли победу неприятелю или, убежав через Мидию и Армению, вступить в Каппадокию. Он ни на что не решился в присутствии друзей своих, но, долго колеблясь различными мыслями в столь горестном положении, выстроил войско. Он увещевал греков и варваров, а фаланга и аргираспиды, ободряя его самого, говорили ему, что неприятель не выдержит их нападения. Это были старейшие воины Филиппа и Александра, искуснейшие подвижники в брани, до того времени непобежденные и никогда не уступавшие неприятелю. Многим из них было по семидесяти лет, но не было ни одного моложе шестидесяти. По этой причине они, наступая на воинов Антигона, кричали им: «Негодяи! Вы поднимаете оружие на отцов своих!» Они устремились с гневом на них и вдруг расстроили всю фалангу; никто не выдержал их нападения; большая часть погибла в ручном бою.

Здесь Антигон совершенно разбит был, но конницей одерживал верх над противниками, ибо Певкест сражался весьма слабо. Антигон отнял у него весь обоз, действуя среди опасности с великим благоразумием и пользуясь выгодами местоположения. То была равнина весьма обширная, не совсем гладкая и твердая, песчаная, исполненная сухой земляной соли, которая, будучи истоптана и взрыта движением такого множества коней и людей, подняла во время сражения подобную извести пыль, которая сгущала воздух и омрачала взоры. Поэтому Антигон с легкостью завладел тайно обозом неприятельским.

По прекращении битвы Тевтам немедленно послал просить обратно обоза. Антигон обещал аргираспидам возвратить обоз и со всеми поступить снисходительно, если только они выдадут ему Эвмена. Тогда аргираспиды решились на поступок жестокий и бесчеловечный: предать Эвмена живого неприятелю. Сперва они приближались к нему, не подавая никакого подозрения, и стерегли его; между тем одни из них оплакивали обоз, другие просили Эвмена, одержавшего победу, не беспокоиться о том; иные же обвиняли в потере обоза других полководцев. Потом вдруг напали на него, вырвали нож и связали ему руки назад поясом. Когда послан был от Антигона Никанор, дабы его взять, Эвмен, будучи водим среди македонян, требовал позволения говорить, не потому, чтобы он хотел просить их о пощаде, но для объявления им того, что считал для них полезным. Последовало молчание; Эвмен стал на возвышенное место и, простирая к ним связанные руки, говорил следующее: «О вы, презреннейшие из македонян! Какой трофей желал бы Антигон воздвигнуть вам, как не тот, который вы сами себе воздвигаете, выдавая пленником ему полководца своего? Не бесчестно ли для вас и то, что вы, побеждая, признаете себя побежденными по отнятии у вас одного только обоза, как будто бы победа состоит в деньгах, а не в оружиях? Но вы и полководца посылаете на выкуп за обоз! Я, будучи непобедим, победив неприятеля, влекусь в плен, погубляемый союзниками! Заклинаю вас Зевсом, предстателем ратных сил, заклинаю богами, покровителями клятв, умертвите меня здесь сами! И там убитый, все вами же погублен буду. Антигон не будет за то на вас жаловаться. Он имеет нужду в мертвом, а не в живом Эвмене. Если не хотите осквернить рук ваших, то развяжите одну из моих; она послужит мне к совершению своего дела. Если вы не вверяете мне меча, то бросьте меня связанного диким зверям. После этого я освобожу вас от всякой ответственности, как бы вы были воины самые праведные и безвинные в отношении к своему полководцу».

Между тем как Эвмен говорил это, войско было объято горестью; все плакали. Одни аргираспиды кричали, чтобы его вели и не слушали его пустословия, что нет в том беды, если погибнет этот опасный херсонесец, многократно вооружавший македонян против македонян; и что непристойно будет, когда отборнейшие воины Александра и Филиппа, после таких трудов, в старых летах своих лишатся приобретенной награды и будут получать от других пищу, между тем как жены их спят уже третий день с неприятелями. С этими словами они повлекли его поспешно. Антигон, увидев многочисленную толпу, устрашился (ибо в стане не осталось ни одного человека) и послал десять отборнейших слонов и многих копьеносцев из парфян и мидян, чтобы рассеять ее. Он не захотел видеть Эвмена по причине прежде бывшей с ним дружбы и связи. Когда те, кому Эвмен был предан, спросили Антигона: «Как его стеречь?» То он отвечал: «Как слона!» Но вскоре сжалился, велел снять с него тяжкие оковы и приставить к нему служителя, для мазания его маслом. Сверх того он позволил друзьям его, кто хотел, проводить с ним время и приносить ему все нужное. Несколько дней Антигон рассуждал сам с собой, как с Эвменом поступить. Он был склонен слушаться слов и увещаний критянина Неарха и сына своего Деметрия, которые желали спасти Эвмена, но все другие тому противились и подавали мнение умертвить его. Говорят, что Эвмен спросил стерегущего его Ономарха, для чего Антигон, имея во власти своей неприятеля и противника своего, ни предает его тотчас смерти, ни освобождает его великодушно? Ономарх, с обидой для Эвмена, отвечал ему, что не ныне, а в сражении надлежало бы ему быть равнодушным к смерти. «Я и тогда был таков, — возразил Эвмен, — спроси тех, кто со мной сражался; я не нашел никого храбрее и сильнее себя». «Но теперь, — отвечал Ономарх, — ты нашел того, кто сильнее тебя; для чего же ты не дожидаешься спокойно его решения?»

Когда Антигон решился умертвить Эвмена, то не велел давать ему пищи. Эвмен два дня или три дня приближался, таким образом, к концу своему. Неожиданно дано было приказание выступить в поход и в то же время посланы люди, которые его умертвили. Мертвое тело предал Антигон друзьям его с приказанием сжечь, а прах его, собрав, положить в серебряную урну, чтобы вручить его жене и детям.

Так умер Эвмен! Божество не позволило другому наказать предавших его полководцев и воинов. Сам Антигон, ненавидя аргираспидов как людей свирепых и беззаконных, предал их Сибиртию, который управлял Арахосией^[31], с приказанием стараться всячески их истребить и уничтожить, так, чтобы никто из них не ушел в Македонию и не увидел Греческого моря.

---

1. …кардиец… — Кардия — город во Фракии.
2. …Филипп возвысил Эвмена более всего потому, что был связан с отцом его узами дружбы и гостеприимства. — Корнелий Непот говорит, что Эвмен исполнял при Филиппе должность первого писца семь лет. Он замечает, что у римлян это звание не было в уважении, но у греков считалось почтенным: первый писец участвовал во всех тайных совещаниях.
3. …в сопровождении Ментора… — Этот Ментор есть брат родосца Мемнона, одного из лучших полководцев Дария.
4. … отправляя Неарха с флотом во Внешнее море… — Неарха отправили с флотом исследовать побережья Индии и Персии.
5. Вскоре после того Гефестион умер. — Гефестион, любимец Александра, умер в 1 году 114 олимпиады, за 322 года до Р. Х. На его похороны было истрачено 12 тысяч талантов.
6. По смерти Александра пехота отделилась от друзей, или этеров его. — Этеры (гетайры), иначе «друзья» — царская дружина, конный отряд телохранителей македонского царя. Поводом к раздору, о котором говорит Плутарх, стало избрание преемника Александру. Командир македонской пехоты Мелеагр требовал избрать новым царем Арридея, слабоумного сводного брата Александра. Гетайры, от имени которых говорил Пердикка, настаивали на избрании царем еще не родившегося сына Александра от персиянки Роксаны. Неарх предлагал в цари сына Александра от наложницы Барсины — незаконнорожденного. После долгих споров согласились на компромисс — царями провозглашались Арридей (под именем Филиппа) и Александр, сын Роксаны; регентом при царях назначили Пердикку — на том основании, что якобы именно ему умирающий царь передал свой перстень со словами: «Достойнейшему». Антигон получил Фригию, земли на Геллеспонте — Леоннат, Фракию — Лисимах, Египет — Птолемей, Вавилонию — Селевк, Сирию — Лаомедонт, а Эвмен получил в управление еще не завоеванные Пафлагонию и Каппадокию. Управление Грецией доверили Антипатру и Кратеру; первого назначили стратегом-автократором (то есть верховным главнокомандующим), а второго — простатом (гражданским управителем). Пердикке как регенту подчинялись все войска в Азии.
7. …до Трапезунта. — Трапезунт — город на границе Колхиды.
8. …просил его оказать помощь Антипатру и осаждаемым в Ламии македонянам. — После смерти Александра Великого греки попытались свергнуть иго македонян. Афинский полководец Леосфен победил Антипатра и запер его в фессалийском городе Ламия. Леоннат освободил Антипатра, но был разбит греками и погиб в сражении. Антипатр же с помощью Кратера вновь принудил греков к повиновению.
9. Он показал Эвмену письма Клеопатры… — Клеопатра, сестра Александра Великого, выдана замуж за Александра, царя Эпира. На ее брачном торжестве был убит Филипп Македонский. Клеопатра была умерщвлена по приказанию Антигона, не желавшего ее нового брака с Птоломеем.
10. …и не желая от царей удаляться. — Речь об Арридее-Филиппе и сыне Александра Великого Александре.
11. Пердикка надеялся привести в исполнение свои предначертания собственными силами… — Пердикка собирался напасть на Птолемея, который заключил союз с Антипатром и Кратером, и отнять у него Египет; но, опасаясь Антипатра и Кратера, которые могли переправиться из Македонии с войском, оставил Эвмена для защиты Азии.
12. …он писал Алкету… — Алкет — брат Пердикки.
13. …увидят его кавсию… — Кавсия — род кожаной шляпы, которая защищала от дождя и от солнца.
14. …а сам с большей частью сил своих пошел с Неоптолемом на Эвмена. — Войско Кратера состояло из 20 тыс. пехоты, большей частью македонян, и 2 тыс. конницы. У Эвмена было столько же пехоты из разных народов и 5 тыс. конницы.
15. …по умерщвлении Пердикки в египетском мятеже… — Регент Пердикка обратился против Птолемея, чтобы силой привести того в повиновение. При переправе через Нил, в которой он потерял множество своих воинов, македоняне до того ожесточились против него, что взбунтовались и умертвили Пердикку. Войско возвратилось в Азию, а верховная власть досталась Антипатру.
16. …и провел зиму в Келенах. — Келены — город во Фригии.
17. …Алкет, Полемон и Доким… — Этих троих вместе с Эвменом осудили на смерть. После падения Эвмена они попали в руки Антигону и были казнены.
18. …по причине предательства… — Эвмену изменяли два раза: в первый раз некий Пердикка с 3500 человек оставил его, но пойман был Финиксом, полководцем Эвмена. В сражении, о котором идет речь, Аполлонид перешел к Антигону со всей конницей.
19. Он убежал в Норы… — Норы (Нара) — крепость во Фригии на каменной скале. С Эвменом осталось шестьсот человек.
20. Осада была еще продолжительна… — Диодор говорит, что осада продолжалась целый год.
21. … и что Кассандр с Полисперхонтом были в ссоре. — Антипатр перед смертью назначил Полисперхонта, старейшего из Александровых полководцев, правителем и царским опекуном, а своего сына Кассандра сделал хилиархом и подчинил Полиперхонту. Но Кассандр не желал подчиняться, строил козни против Полиперхонта, и в итоге это привело к кровопролитной войне.
22. Он послал к нему Иеронима… — Иероним Кардийский — друг и соотечественник Эвмена, автор «Истории диадохов» и «Истории эпигонов».
23. …которые хранились в Квиндах… — Квинда (Кинда) — крепость в восточной части Киликии.
24. …предводителям аргираспидов. — Аргираспиды — «серебряные щиты», отряд ветеранов в войске Александра численностью три тысячи человек.
25. …они на словах приняли Эвмена дружелюбно… — Эвмен соединился с аргираспидами в 3 году 115 олимпиады.
26. Продолжая путь свой к верхним областям… — Эвмен пошел из Киликии в Финикию, а затем, испугавшись приближения Антигона, двинулся в глубь материка, к Сузам, где к нему присоединились сатрапы верхних провинций — Бактрии и Парфии — с 18 700 человек пехоты и 4600 конных.
27. Он занял их очень много… — Диодор говорит, что он занял 400 талантов.
28. …предпринял перейти реку Паситигр… — Паситигр — река в Мидии, впадающая в Персидский залив.
29. Немедленно отвел он свое войско и занял стан. — Войска разошлись и остановились в трех стадиях одно от другого. Антигон отправил послов к македонянам, находившимся в войске Эвмена, предлагая им перейти на его сторону. Македоняне отвергли эти предложения. Эвмен похвалил их верность и рассказал басню о льве, который влюбился в одну девицу и, дабы заполучить возлюбленную, согласился, чтобы ему вырвали зубы и остригли когти, после чего был с презрением отослан прочь. То же хочет сделать Антигон, продолжал Эвмен. Спустя несколько дней, узнав от перебежчиков, что Антигон готовится идти в область Габиену, чтобы пополнить припасы, Эвмен решил его опередить. Обманутый Антигон пустился в погоню с конницей, нагнал Эвмена и заставил задержаться. После стычки Антигон отступил на зимние квартиры в Мидию, а Эвмен остался в Габиене.
30. …так что передовые от задних отстояли почти на тысячу стадиев. — Диодор полагает 37 дней дороги.
31. Сам Антигон, ненавидя аргираспидов как людей свирепых и беззаконных, предал их Сибиртию, который управлял Арахосией… — Командира аргираспидов Антигена заживо сожгли. Позднее по приказу Антигона были казнены еще 300 человек. Арахосия — область в Парфии.