Я уехал из России в декабре месяце, по желанию моих верных товарищей-рабочих, членов организационного комитета.
Подчиняясь их воле, я нелегально, тайком, крадучись, в третий раз оставлял в тяжелом раздумье, с грустью в сердце дорогую для меня родину. Мне так хотелось броситься в роковой, быть может, для меня водоворот жизни для блага народа.
Хорошо ознакомившись на месте с русской действительностью, узнавши соотношение борющихся сил и настроение крестьянских и рабочих масс, я прозревшими глазами духа взглянул за пределы настоящего в грядущее, и у меня сжалось сердце при виде представившейся моему духовному взору картины хаоса с широкими кровавыми полосами. Я сознал свою ошибку в тактике ведения борьбы за хлеб, за желанную свободу. Я сознал, что, если кровавое воскресение 22-го (9-го) января было громадным, решительным толчком русскому освободительному движению, то моя пропаганда, после январских скорбных дней, идеи вооруженного восстания с единичным и массовым террором с целью добиться осуществления демократической республики в России скорее была под влиянием возмущенных чувств гнева и мести за неповинную кровь народных мучеников-героев, чем под влиянием истины и разума, сообразующегося с положением и ходом вещей. Я сознал, что пропаганда идеи немедленного вооруженного восстания для данного момента в России есть обоюдоострый меч, который может скорее пронзить сердце России, чем дать настоящую победу пролетариату. Пролетариат еще далеко не подготовлен ни технически, ни внутренне — сознанием к вооруженному восстанию с максимальной для себя пользой. В низах же его, вследствие часто повторяющихся стачек и безрезультатных кровавых восстаний, замечается брожение, даже враждебное революционному движению в крайней его степени. Это настроение пока еще мало выливается наружу, до поры до времени. Но не сегодня-завтра голод, холод и безработица могут это настроение вынести на свет.
Крестьянские массы, хотя и волнуются, вследствие безземелья и бесправного своего положения, еще в общем держатся за идею царизма. Если они и настроены враждебно против помещиков и чиновников, то они также начинают сильно озлобляться против революционеров, по их преобладающему мнению, безбожников и смутьянов, стремящихся погубить великую Россию. Не нужно здесь выпускать из виду, что пропаганда идеи немедленного вооруженного восстания и частичное фактическое его осуществление пробудили, под страхом надвигающегося темного духа анархии, общественные силы, стоящие за правовой порядок, и в настоящее время, как грибы после дождя, начинают сорганизовываться контрреволюционные, монархические и либеральные союзы. Войско же еще верно в большинстве присяге, так что солдатские пули и пулеметы не скоро, пожалуй, еще перестанут действовать против восставших за демократическую республику. Все это меня убеждает, что пролетариат своим неуместным вооруженным восстанием в данное время может привести к страшно убийственной гражданской войне, которая зальет братской кровью улицы, города и поля моей родины, разорит вконец страну, надолго ослабит пролетариат и, главное, вызовет реакцию и, пожалуй, военную диктатуру. Одним словом, вооруженное восстание в России в данное время есть тактическое безумие. Вот почему я, будучи в Петербурге в ноябре, в кругу своих товарищей высказался против всеобщей стачки и против решительного вооруженного натиска пролетариата на царизм. Вот почему я счел своим нравственным долгом, мужественно сознавая свои прежние тактические ошибки, выступить смело и открыто и в ближайшем будущем с новыми словами: "Стой, пролетариат, и осторожнее — засада. Ни шагу вперед. Резким шагом вперед не вызывай темного и озлобленного реакционного чудовища… Избегай крови… Жалей ее… И так ее достаточно пролито… Смотри, не повтори ошибки 1871 года коммунаров — героев французского пролетариата… Шагом назад не задерживай освободительного святого движения. Укрепляй лучше теперь завоеванные позиции, душой и телом всецело отдавшись организационно-созидательной работе. Собирайся с силами, требуй пока от правительства выполнения программы, намеченной манифестом 17-го октября, и немедленного созыва Думы с самым широким участием народа и рабочих"…
Конечно, сейчас у меня не особенно весело на душе. И, если в России в данный момент жарко от дымящейся крови человеческой, а на южном берегу тепло от светлых лучей солнечных, то в душе у меня температура не низкая и даже не средняя — в ней кипение… Во всяком случае, я полон решимости и энергии действовать согласно своему внутреннему убеждению и не боюсь прослыть изменником народному благу. Пусть за меня само дело свидетельствует. Все же инсинуации, которые начнут, без сомнения, распространяться относительно меня лицемерами-недоброжелателями, заранее заявляю — буду презирать, как презирал и до 22-го (9-го) января.
Георгий Гапон.
